Граница

Глава 29

В день накануне Рождества София прислала к нему слугу с приглашением прокатиться верхом. Баронесса фон Виссен изменилась за последние месяцы, стала серьезней и лишилась изрядной доли болтливости, словно общение с Роксаной Катоне научило ее держать язык за зубами. Теперь София во многом подражала старшей подруге – она повторяла ее жесты, ее слова, одевалась в платья того же покроя, и так же многозначительно молчала в ответ на неудобные вопросы, насмешливо приподнимая бровь. Сегодня она была особенно мила, почти ненакрашенная, разрумянившаяся от утреннего морозца, нарядная и чистенькая, в черной амазонке, кюлотах и старой треуголке господина фон Бока, которая наползала ей на глаза.

- Я соскучилась по вам, господин барон, - первым делом без обиняков заявила она, и Йохан обрадовался.

Они тронули лошадей, оставив слуг позади. Тропу ночью припорошило снегом, и он приятно хрустел под копытами, точно свежая капуста на зубах. София не торопилась начинать разговор, но Йохан видел, что она обеспокоена.

- Жалко, что вы не спасли господина Уивера, - неожиданно сказала она. – Дядя говорит, что после Рождества начнут строить виселицу для казни. Он был таким милым… До сих пор не хочу верить в его вину.

- Вы очень смелы, - отозвался Йохан, и София с любопытством взглянула на него.

- Почему?

- Думаете не так, как принято в обществе. И не боитесь говорить об этом.

- Нет-нет, - возразила она, но похвала ей польстила, и София покраснела от удовольствия. – Я большая трусиха. И откровенно говорю только с теми, кому доверяю и кем восхищаюсь, – с вами и с баронессой Катоне. Я теряюсь, если мне возражают, и начинаю думать, что я не права. Если бы не вы, я бы стала здесь пустой глупышкой. Но вы показали мне, что можно быть тем, кем хочешь. И приносить добро любыми способами.

- Думаю, - медленно сказал Йохан, - я не лучший пример для подражания. Особенно для такой знатной девушки, как вы.

- Поверьте, со стороны видно лучше! Но я ведь пригласила вас не только потому, что соскучилась, - она тревожно отвела взгляд. – Я хочу отплатить вам за мое спасение.

Йохан промолчал, и София продолжила:

- Мне кажется, вам стоит уехать.

- Почему?

Баронесса замялась с ответом.

- Ходят разные слухи, - неохотно отозвалась она. – Про вас и баронессу. Про ваше инкогнито.

- В слухах нет ничего страшного.

- Я боюсь, найдутся те, кто в них поверит.

София крепче зажала хлыстик в руке и умоляюще взглянула на Йохана. Ее широко раскрытые светлые глаза искали на его лице понимания.

- Я могу помочь вам встретиться с баронессой за пределами этого городка, - сказала она себе под нос. – Писать вам, куда она направилась. Если вас останавливает ваша любовь, я помогу вам.

Впереди шапка снега бесшумно сползла с дерева и упала на тропу. Гнедой заволновался, и Йохан потрепал его по гриве. Неосторожные слова о баронессе Катоне, которыми когда-то Лисица отговорился от вопросов Софии, теперь возвращались к нему, и он чувствовал себя в заколдованном круге. Он хотел обладать баронессой, но к этому примешивалось иное чувство, которому не было названия. И жалость, и осторожность, и неприязнь. Слухи наверняка распускал Вяземский, князь, который подает вино слугам! Не будь Анны-Марии, Йохан бы заставил его подавиться грязным лукавством, которым Андрей Павлович умело пользовался.

- Вы очень самоотвержены, София, раз решились предупредить меня, - ответил Йохан. – Еще неделю назад я бы отмахнулся от ваших слов. Но теперь… Вероятно, я действительно уеду.

Баронесса фон Виссен тут же огорчилась, словно сама была не рада собственному совету, и даже ее курносый нос понурился.

- Я могу рассказать, кто точит на вас зуб… - начала было она, но Йохан приложил палец к губам.

- Не стоит. Иначе вы заставите меня остаться.

Она вздохнула.

- Вы ужасный человек! – в сердцах заявила София, но она ничуть не сердилась. – Без вас здесь будет совсем не с кем поговорить. Но мы же еще встретимся? - ее голос стал почти умоляющим - Скажем, если вы задержитесь в Вене на год-другой?

- Все может быть.

Йохан знал, что загадывать глупо. А уж где он будет через год – того не знал никто, кроме Создателя. Возможно, уже в России, или же где-нибудь на просторах Европы. София расцвела, точно он пообещал жениться на ней, и пришпорила коня, весело гикнув. Она вырвалась вперед, и ветер сдул с ее головы треуголку, бросив шляпу прямо Йохану в руки. Тот поймал ее, но вместо того, чтобы вернуть законной владелице, повернул гнедого в другую сторону. Бешеная скачка длилась недолго, пока баронесса фон Виссен не загнала его в тупик, на холм, где поднимались новые кладбищенские ворота. Здесь она со смехом отобрала у Йохана шляпу, нарочито хмурясь, но ее округлое милое лицо сияло от удовольствия.

- Мы ужасно непристойно себя ведем, - заявила София. Она пыталась подавить улыбку, но не могла.

- Отчего же? – Йохану было приятно на нее смотреть, и он не отводил взгляда от ее растрепавшейся гладкой прически.

- Там горе, а мы тут смеемся, - совсем по-детски заявила она. – Слышите? Священник читает заупокойную речь. Только это ваш, лютеранский.

Когда недовольные слуги, наконец, нагнали их, Йохан дал Диджле пять крейцеров и велел отдать их родственникам умершего. Осман спешился, низко поклонился и исчез за воротами; вернулся он до странности смущенным, и Йохану удалось выпытать, что дочь покойника упала Диджле в ноги, а потом крепко расцеловала за нежданную подмогу.

- Хорошо, что вы не дали больше, господин, - заметил осман. Его глаза расширились, как будто он вновь и вновь вспоминал происшедшую картину. – Иначе она бы меня не выпустила живым.

София опять фыркнула в перчатку, и Йохану неожиданно стало легко, словно эта девочка сняла с него груз сомнений и печали. Никогда ему больше не проехаться рядом с ней, и Диджле не будет трусить позади на своей крепкой кобылке; никогда не гулять в этих местах; но и шантажистов, и разбойников не появится в этой жизни. «Все к лучшему», - сказал он сам себе. Впереди была долгая дорога, но теперь она не пугала. Йохан приподнялся в седле и стряхнул на Софию снег с ветки. Баронесса вскрикнула, когда снег попал ей за шиворот камзола, а потом захихикала и долго искала случая отомстить Йохану за его вероломство.

Прощание вышло коротким. София и не подозревала, что уже завтра они не увидятся, и вовсю фантазировала о балах, которые должны были начаться через несколько дней, о рождественском представлении и о том, как Йохану улучить миг и встретиться с баронессой. Она взяла с него слово, что он заедет к ним завтра поздравить с праздником, а после возьмет ее с собой поглядеть на фейерверк в замке. София так увлеклась мечтаниями, что Йохан не стал ее расстраивать.

После расставания Йохан велел Диджле купить у лоточника горячих лепешек и заглянуть к кабатчику, чтобы раздобыть вина в дорогу. Осман покривился, услышав о вине, но возражать не стал. Несколько бутылок надо было отдать священнику за венчание, и, бормоча на родном языке проклятия нечестивому народу, Диджле отправился за припасами.

Вернулся он на удивление скоро. Йохан не успел прочесть и половины императорского указа, приклеенного к стене, когда из-за угла показался осман, прижимавший к груди ароматный сверток. Бутылок при нем не было, и Йохан нахмурился. Похоже, магометанин не смог пересилить себя, и растерянный взгляд Диджле казался тому подтверждением.

- И где же божественное питье, мой наивный брат?

Диджле отвел глаза.

- Я не купил его, господин.

Со вздохом Йохан закутался в теплый плащ плотней, и надежно привязанный гнедой поднял голову, кося на хозяина карим глазом. Он переступил с ноги на ногу, в надежде скорей отправиться домой, и Йохан почесал ему нос.

- Ладно. Займусь этим сам.

- Не надо, - тихо сказал осман. В голосе у него прозвучала непривычная нотка суровости, и Йохан почуял неладное.

- Почему?

- Я ведь предупреждал, - с осуждением сказал Диджле. Лицо у него было отрешенное, как у человека, которому завязывают глаза перед казнью. – Ты должен был подумать раньше, брат. И я тоже.

Он уронил сверток на размокший снег, чтобы сделать охранный жест, и кобылка Диджле потянулась к нему, взволнованно переступив ногами, когда почуяла вкусный запах печеного теста.

- Что случилось? – тихо спросил Йохан.

Диджле присел, чтобы подобрать лепешки. Йохан не видел его лица и потому вздрогнул, когда осман заговорил.

- Твою женщину убили. Вчера вечером.

Он отпихнул кобылу и поднялся, отряхивая сверток от грязи. Йохан глядел на него, будто не мог отвести глаз, но перед его внутренним взором появлялся вовсе не осман. Пустота, отвержение, сожаление – три этих чувства поднимались изнутри, как три предвестника горя.

- А я говорил тебе, - с упреком заговорил Диджле; глаза у него заблестели, но голос остался тверд, - забирай ее, женись сразу. Ты ввел ее во грех, и умерла она неправедно, как грешница.

- Заткнись.

Осман оторопел, и его темное лицо посерело.

- Но ведь я прав, - по-мальчишечьи упрямо заявил он и сжал кулаки. – Ты виноват, что не защитил ее, и теперь должен искупить этот грех.

- Заткнись и иди домой.

- Но ты…

- Я не буду повторять в третий раз, - Йохан взял с седла плетку. – Клянусь всеми святыми, я никогда тебя не порол, но еще одно твое слово…

Диджле храбро открыл рот, чтобы возразить, и тихо его закрыл. Он отвернулся к своей кобыле, и та изловчилась откусить сразу половину лепешки вместе с мокрой бумагой, и Диджле с проклятиями отнял у нее еду. Гнедой недовольно заржал и зафыркал, обиженный пренебрежением, он тоже хотел полакомиться чем-нибудь вкусненьким. За углом послышалось журчание – кто-то зашел за стену справить нужду, и теперь облегченно вздыхал. Йохан сжал в руках рукоять плети; жизнь продолжалась, несмотря ни на что, и это было несправедливо. Чертов осман прав. Это его вина в том, что он не сберег Анну-Марию, и единственное, что он мог сделать, только найти ее убийцу.

- Оставь лошадей где-нибудь тут, иди домой и жди меня, - повторил Йохан.

Диджле хмуро наклонил голову. На его лице отразились сомнения, но он не проронил ни слова, крепко затаив обиду на названного брата.

Они отвязали лошадей, и Диджле взял их под уздцы, чтобы отвести в конюшню при гостевом доме. Он чувствовал себя беспомощным, когда глядел на названного брата, ведь тот не хотел прислушаться к гласу разума и вознести молитвы своему богу, чтобы тот направил его к истинным деяниям. Обида, что названный брат отверг его и его помощь, была сильна, и тем сильнее она становилась, когда Диджле вспоминал кроткую девицу, что приняла его, как гостя, и уважительно расспрашивала о делах и самочувствии; названный брат не желал никакой помощи, и это ранило едва ли не сильней.

- Жаль, что ты не истинной веры, брат, - единственное, что он осмелился сказать на прощание.

- Ни одна вера не возвращает время назад, - непонятно ответил Йохан и сделал Диджле жест убираться быстрей. Плетку он засунул за ремень, и она потешно торчала из-под плаща.

Через два часа Йохан был уже пьян. Добропорядочные посетители кофейни с подозрением и страхом глядели на угрюмого барона фон Фризендорфа, засевшего в углу и не снявшего даже треуголки. Время от времени он повышал голос, когда требовал от хозяина вина и водки, и перекрывал обычный веселый гул голосов, да пару раз шуганул особо любопытных, осмелившихся подойти и полюбопытствовать, что случилось. Хозяин опасливо слушался, но уже втихаря сговорился с солдатами, чтобы утихомирить барона, если тот соберется буянить. Деньги Фризендорф велел записывать на его счет, и оттого хозяин волновался еще больше: не все знатные люди любили потом вспоминать свои долги. Вспомнить хотя бы деда-кабатчика, который осмелился заикнуться о старых счетах, а герцог приказал ему отрезать ухо за дерзость! Оно до сих пор хранилось среди семейных реликвий, высохшее и сморщенное, как заморская фига, прибитое к дощечке с памятной надписью о 1727 годе. Времена сейчас, конечно, были уже не те, но верить господам все равно не стоило.

- Кофе и пирожных, как обычно, - процедил знакомый голос над ухом, и сердце у хозяина от неожиданности подскочило к горлу. Он не заметил, как из толпы появился слуга баронессы Катоне. Лицо у Герхарда Грау было непроницаемым, и он стряхнул со светлых висков снег прямо на стойку.

- Да, господин.

Хозяин подобострастно склонил голову, вытер раскрасневшиеся щеки шейным платком и сделал знак слуге бежать сюда. Баронесса никогда не брала в долг и расплачивалась только золотом и серебром, да и слуга ее слыл человеком, с которым лучше не связываться. Оба обстоятельства заставляли хозяина поторопиться, чтобы господину Грау не пришлось долго ждать.

Хозяин самолично отвесил лучших кофейных зерен, отмахиваясь от недовольных посетителей, пока слуга упаковывал пирожные для баронессы в нарядный сверток. Господин Грау, приподняв левую бровь, пристально рассматривал посетителей. Он уже вынул монеты из кошелька и задумчиво катал их между пальцами, как заправский бродячий жонглер.

- Господин барон требует еще вина. Он совсем сказился… - шепнула пробегавшая мимо с пустым подносом служанка. Она сделала страшные глаза, словно то ли хотела предупредить о грядущих неприятностях, то ли призывала не терять времени и вытянуть у барона фон Фризендорфа оставшиеся деньги, и скрылась в кухне.

Герхард Грау уронил монеты на стол и звонко прихлопнул их ладонью, заставив хозяина вновь вздрогнуть.

- Пожалуй, я выпью кофе здесь, - спокойно сказал слуга баронессы. Хозяин оторопело заморгал, но на всякий случай кивнул. Он с удивлением глядел, как Герхард осторожно пробирается через заставленный зал прямиком к барону Фризендорфу. Слуга баронессы наклонился к его плечу; швед поднял на него мутный взгляд и нехорошо усмехнулся. На всякий случай хозяин перекрестился и вознес короткую молитву, чтобы его заведение миновала драка.

- Чем обязан визиту столь важной особы? – насмешливо проговорил Йохан. Язык у него еще не заплетался, хотя вино он уже проливал. Он не удивился появлению Цепного Пса. Это было занятным продолжением дня.

- Наконец-то ты выглядишь, как тебе подобает, - процедил Герхард. Он сел рядом.

- Любезность Цепного пса не знает границ… - Йохан заглянул в полупустую кружку и отпил из нее. Под столом звякнули бутылки.

- Помалкивай, мальчишка. Ты чересчур осмелел.

- Пожалуй, господин Цепной Пес, - охотно согласился Йохан. Герхард недовольно сощурился. – Но грабитель и убийца всегда останется грабителем и убийцей. Не так ли?

Последний вопрос он задал служанке, поставившей перед слугой баронессы кофе, и девица, которая не прислушивалась к их разговору, растерянно заморгала. Она неуверенно взглянула на Йохана, потом на Герхарда и на всякий случай сделала книксен.

- Еще вина, красавица, - велел ей Йохан. – И побыстрей, пока я не протрезвел. Не хочу трезветь, - любезно пояснил он Герхарду.

Тот осторожно снял серебряной ложечкой сливки с корицей и попробовал их на вкус. Лицо его оставалось по-прежнему недовольным, словно вместо кофе ему подсунули протухшей воды.

- Пить надо в кабаке, - заметил Герхард, когда служанка отошла. – Зачем показывать приличным людям свое гнилое нутро. Заторопился на виселицу?

- Я не о себе говорил, - Йохан допил залпом вино и сморщился. – Эй, хозяин! Закуски сюда! Оглох, что ли?

- О ком же?

Ответа Герхард дождался не сразу. Только после того, как семенящий хозяин принес лежалого козьего сыру, источавшего амбре, как ворох старых чулок, и еще две бутылки вина, Йохан наконец соблаговолил сказать:

- О тебе. Кто еще занимается темными делишками? В каком овраге ты хоронишь тела убитых, а? Хорошо выходит сбывать награбленное?

- Ты просто пьян, - с отвращением сказал Герхард.

Оловянная кружка упала на пол, и Йохан скрылся под столом, не выпуская темной бутыли из рук. Он поставил помятую кружку на стол и налил себе еще вина. Треуголки на нем уже не было, но Йохан этого не заметил.

- Увы, нет, - он покачал головой. – Твое здоровье! Не встречайся с виселицей, как можно дольше. Мне жалко баронессу. Она и не подозревает, что за змей пригрелся в ее доме.

- Что ты несешь? Моя госпожа радуется, что избавилась от твоего назойливого внимания.

- Это она права… - Йохан неожиданно закручинился. – Лучше держаться от меня подальше.

- Любовница бросила?

- Я хотел бы, чтоб так случилось – после паузы ответил он. Герхард невозмутимо прихлебывал кофе. – Но нет. Вот ты, Цепной Пес. Как бы ты поступил, если бы не знал, кто нанес тебе смертельную обиду?

Слуга баронессы внимательно посмотрел на него поверх чашки, а затем осторожно поставил ее на стол. Он пожевал губами, а затем коротко ответил, с легкой, еле слышной вопросительной интонацией:

- Убил бы подозреваемого.

Йохан задумчиво уставился на него.

- Мне нравится ход твоих мыслей, - наконец ответил он, и в голове даже перестало шуметь.

- Отомстить обидчику – дело благое, - заметил Герхард Грау. Взгляд у него слегка потеплел.

- Паршиво, если я неправ, - сам себе сказал Йохан. – Но он – скользкая тварь.

- Как говорил один человек: Бог узнает своих.

- Может, выпьешь со мной вина, Цепной Пес?

Герхард усмехнулся.

- Пожалуй.

Он сложил пальцы на животе и откинулся на спинку стула, пока Йохан подзывал служанку. Герхард ни слова не вставил в их разговор: ни когда Йохан потребовал еще одну кружку для друга, ни когда речь зашла о штофе водки; он прислушивался к словам своего собутыльника, согласно кивая головой.

- Один дружеский совет, - наконец проронил он, когда девица принесла ему затертую кружку с медвежьей головой и с поклоном удалилась. – Не намекай о своих планах встречным и поперечным. Иначе ты сам попадешь на виселицу раньше, чем успеешь обернуться.

- Да все равно, - и Йохан присовокупил к своему равнодушию несколько крепких словечек. Он разлил вина по кружкам, макнув в одну из них кружево манжета. – Мне нечего терять. Выпьем?

- Выпьем. – Герхард недовольно взглянул на липкую винную цепочку из капель, которая протянулась за рукой Йохана.

- За твое здоровье, Цепной Пес.

- За успех, - коротко ответил Герхард, залпом выпил и бросил Йохану платок. – Вытрись.

Платка тот не поднял и махнул рукой, мол, какая разница? Герхард опять усмехнулся.

- Может быть, тебе нужна помощь? – вкрадчиво поинтересовался он.

- К твоим грязным рукам – грязь уже вряд ли пристанет, да. Однако, я не такой дурак, чтобы посвящать тебя в свои дела. Кто верит грабителю и убийце – тот безмозглая дубина.

- Тогда посоветую тебе не медлить, - на этот раз Герхард пропустил оскорбления мимо ушей. – Пока слухи не дошли до твоего врага или до солдат.

- Резонно, - согласился Йохан. – Пойду прямо сейчас.

Герхард согласно кивнул.

- Не сломай себе шею, лис, - заметил он и встал. – Прощай.

Слуга баронессы прошел к стойке, и хозяин передал ему сверток с пирожными. Йохан отодвинул в сторону вино: надо было протрезветь, прежде чем идти к Вяземскому. Он еще немного посидел, пытаясь собрать мысли воедино, затем засунул в карман тяжеленький штоф водки – потом, после всего, она пригодится: помянуть душу кроткую и душу грешную, - и поднялся. Его почти не шатало, пока он шел к выходу. За углом кофейни Йохана вывернуло наизнанку; рвота мерзко пахла винными парами и сгнившим виноградом, но после нее стало легче дышать, и в голове прояснилось. Он умыл лицо чистым снегом и после этого почувствовал, что готов идти за князем Вяземским хоть на край света.

Убивать его сразу Йохан передумал. Прежде нужно было узнать, чем помешала ему кроткая Анна-Мария? Не согласилась ответить на вопросы? Пригрозила рассказать обо всем капитану и его людям? Мокрый снег растаял в руке, и Йохан вытер ладонь о плащ.

Действительно ли князь виноват во всем? Тревожная мысль вильнула хвостом и исчезла. Некому больше было так мстить, кроме него.

Последние два дня Вяземский гостил у казначея и вряд ли уже отправился на рождественский ужин. У дома этого почтенного человека Йохан остановился и потер замерзшие без шляпы уши. Ему хотелось вытащить князя за шкирку на улицу и протащить по заледеневшей мостовой до речушки, а потом выкинуть на лед, под которым чернела вода. План был заманчивым, но, увы, почти невыполнимым. Оставалось лишь выманить князя наружу.

С треском Йохан оторвал блестящую пуговицу с рукава камзола, и пучеглазый слуга, коротавший время за плевками в лужу из окна, уставился на него. Йохан обернулся, краем глаза заметив, что за углом резво исчезла низенькая фигура, закутанная в плащ. Он нахмурился, но не придал этому никакого значения – казалось, что по голове можно было щелкнуть пальцем, и она зазвенит, так она была пуста.

- Эй ты! – позвал он слугу, и тот опасливо наклонил голову. – Князь Вяземский здесь?

Слуга опять наклонил голову.

- А язык у тебя есть?

Кивок.

- Тогда я заплачу тебе, если ты позовешь его на улицу. Скажи, что у меня есть для него важные сведения. Вопрос жизни и смерти, - шутка так понравилась Йохану, что он сам усмехнулся. – Он стоит две сотни кругленьких и блестящих гульденов.

Пучеглазый с подозрением взглянул на Йохана.

- И два из них потом будут твоими, если он выйдет. А еще эта пуговица, - он показал ее слуге издалека и кинул ему в руки. Тот ловко поймал ее в ладони. – Только это срочно! Скажи ему, я буду ждать его за углом, но не называй моего имени.

- Да, господин барон, - скрипуче отозвался слуга. Он рассмотрел пуговицу со всех сторон, зачем-то попробовал на зуб и остался доволен – ее можно было продать с выгодой для себя. Он поклонился, плотно запер обе рамы и исчез, оставив Йохана в одиночестве. Прятаться за угол Лисица не стал и вместо того прижался к стене у двери, наконец-то сообразив, что у него нет никакого оружия, кроме плетки. Он вытащил и взвесил ее в руке – толку от нее было немного.

За дверью послышался шорох, и Вяземский резко вышел, как был, без плаща и без шляпы, но накрашенный и принаряженный, при шпаге, которую, видимо, схватил в последнее мгновение у выхода. Он подозрительно огляделся и вздрогнул, когда Йохан дотронулся до его спины рукоятью плетки и прошипел:

- Не оглядывайся, не кричи и не делай резких движений, иначе я выстрелю.

- Вы сошли с ума, Фризендорф? – процедил Андрей Павлович сквозь зубы, но послушно застыл. – Захотелось на виселицу вне срока?

- Только после вас, дорогой вымогатель.

- Бред, - отрезал Вяземский, пытаясь вывернуть шею, чтобы рассмотреть пистолет. Йохан предусмотрительно накрыл плетку краем плаща. – Что вы от меня хотите?

- Заткнись и шагай вперед.

- С вами? Никогда! Я позову стражу.

Йохан многозначительно усмехнулся, и Андрей Павлович благоразумно умолк, гордо выпятив подбородок. Маленькими шажками князь пошел вперед, беспокойно скашивая взгляд на своего пленителя, но кротость его оказалась обманчивой. Стоило только Йохану отвести глаза в сторону, чтобы осмотреть окрестности, и Вяземский резко развернулся, присел и нанес колющий удар шпагой. Лезвие скользнуло по плащу, рассекая верхний слой ткани, но Лисица успел увернуться, выронив плетку на снег.

- Давно пора вас проучить! – процедил Андрей Павлович. Он поддел носком туфли плеть и отшвырнул ее прочь, подняв фонтанчик снежных брызг. Князь прекрасно видел, что его противник безоружен, но опускать шпагу мешкал.

- Хороший был плащ, - заметил Йохан. Вяземский саркастически поднял бровь, но в следующий миг ткань полетела ему в лицо, и он с усмешкой отскочил назад.

- Сделаю из тебя… решето! - заявил Андрей Павлович с новым выпадом, но Йохана опять спасла ловкость. - Сгниешь в тюрьме! Чертов наемник!

Князь играл с ним в кошки-мышки, нарочито тесня его к стене дома, откуда Лисице некуда было деваться. Последний удар шпаги был нацелен в горло, но Йохан поскользнулся на собственном плаще и в очередной раз счастливо избежал увечий, больно ударившись спиной о землю. Тяжеленький штоф водки наполовину вывалился из внутреннего кармана камзола, и Йохан схватился за него, будто утопающий за соломинку. Князь усмехнулся, заметив его движение, и поставил ногу ему на грудь.

- Одно движение, - предупредил Вяземский, изящным движением мизинца дотрагиваясь до кончика шпаги, - и я вас заколю. Как счастлив будет граф заполучить в руки еще одного разбойника!

Он поднял глаза и левую руку в театральном молитвенном жесте, и Йохан со всей силы швырнул ему в лицо бутылку. Князь не успел даже пикнуть, как штоф с глухим стуком ударил его в лоб плоской стороной. Пробка гулко вылетела наружу; прозрачная водка обильно полила и Вяземского, и Лисицу. Шпага выпала у Андрея Павловича из рук, а следом и он сам рухнул на землю, накрыв своим телом злополучную бутыль. Роскошный парик слетел с его головы, обнажив коротко стриженую темную голову.

Кое-как Йохан поднялся на четвереньки и первым делом перекрестился, благодаря Господа за спасение. Свидетелей нечестной дуэли, кажется, не было, и это значило одно – надо было волочь Вяземского в надежное место для дальнейшей беседы. Он с трудом поднял бесчувственного князя и обнял, как старого друга, за плечи. Андрей Павлович оказался неожиданно тяжелым и норовил выскользнуть из рук – нести его таким образом было невозможным. Йохан бросил его на землю, чтобы подобрать шпагу и плеть, а потом взвалил тело себе на спину, как нищие носят калек. Лисица сделал несколько шагов. Ноги заплетались под высокородной ношей, но Йохан упрямо чертыхнулся и пошел вперед. Носки княжеских туфель цеплялись за брусчатку, как только они вышли на улицу, и первый же попавшийся слуга в плаще цыплячьего цвета разинул рот, глядя на них.

- Есть выпить? – грубо спросил его Йохан, погрозив шпагой, и слуга тут же исчез, чтобы глазеть на них с безопасного расстояния.

Дорога до угла показалась неоправданно долгой, и Лисица решил, что Вяземского можно допросить и на речном льду под кустами ивы: есть чем побрызгать ему в лицо, чтобы пришел в себя. Но не успел он повернуть к ближней из речушек, протекавших через город, как сзади послышался цокот копыт, и знакомый голос скомандовал:

- Стой!

Йохан вполголоса выругался, но остановился.

- А в чем дело? – нахально спросил он. – Разве мы с моим другом не можем пропустить по стопке водки? Это карается законом?

- Развернуться! – рявкнул сзади Мароци, но все-таки сбавил тон, когда Йохан повернулся к нему лицом. Лейтенанта сопровождала тройка вооруженных гренцеров-влахов, и один из них уже старательно целился из кавалерийского карабина Лисице в грудь.

- Надеюсь, вы не опоздали, лейтенант, - Герхарда Грау Йохан заметил не сразу. Тот держался чуть поодаль и мял в руках треуголку, глядя на Мароци с необыкновенной почтительностью и восхищением. – Уверен, вам достанется награда, если несчастный еще жив.

В лицо Йохану ударил холодный ветер, и он сморгнул, щурясь от мелкого снега. Проклятый Цепной Пес! Но как у него получилось пройти по его следу? Мароци благосклонно покосился на Герхарда Грау, и тот опустил взгляд, как и подобает слуге.

- А-а, любезный Герхард! - весело заявил Йохан. Княжеское тело давило на плечи и сбивало дыхание. – Тогда я не удивлен. Этот человек, лейтенант, - галантно заметил он, стараясь найти слова, что ударят Цепного Пса больней всего, - не может мне простить, что я застал его, пока он шарил по карманам моего камзола. Конечно, он простолюдин и решил отомстить, как мог, используя вас.

- Он врет, господин лейтенант, - кровь бросилась Герхарду в лицо, но говорил он по-прежнему почтительно и спокойно. Краснел он быстро, точно окунулся в ведро с кипятком, - Этот человек – грабитель и убийца с поддельными документами!

- В той же мере, как и слуга баронессы – взломщик и вор, - парировал Йохан. Они мерялись с Цепным Псом взглядами, и никто не хотел отводить глаза первым.

Мароци сделал нетерпеливый жест молчать.

- Куда вы несете тело? – спросил он.

- Это не тело. Это мой лучший друг. Он так упился, что не может идти.

- И час назад барон Фризендорф грозился при мне убить своего… лучшего друга, - вполголоса добавил Герхард.

Лейтенант дал команду одному из гренцеров спешиться. Тот спрыгнул вниз и отдал повод от лошади товарищу.

- Не вздумайте бежать, барон, - предупредил Мароци. – Положите князя. Мой человек осмотрит его.

Йохан с облегчением послушался, сбросив Вяземского с плеч, точно куль с мукой. Щегольская одежда князя перепачкалась и растрепалась; глаза закатились так, что под длинными ресницами виднелась тонкая полоска белков. Гренцер, подозрительно поглядывая на Йохана, наклонился к Андрею Павловичу, стянул перчатку и провел над его ртом ладонью. Он прислушивался к дыханию князя так долго, что Йохан совсем озяб и спрятал руки подмышки.

- Кажется, жив, - неуверенно ответил солдат. – От него разит водкой. На лбу – огромная шишка.

- Похлопай его по щекам, - велел Мароци, и сердце у Йохана тоскливо сжалось. – Пусть приходит в себя.

- Оставьте моего друга в покое, лейтенант! – возмутился Йохан и сделал шаг к солдату. Гренцер с карабином громко хмыкнул, и Йохану пришлось остановиться. – Человек только забылся блаженным сном, испив чудесного напитка, подобного вареву лотофагов, а вы собираетесь жестоко выдернуть его в суровый мир.

- Господин барон так беспокоится, будто отравил князя и ждет, что яд подействует, - тихо вставил Герхард.

- Неправда!

- Здесь кое-что есть, мой лейтенант, - вставил чернявый солдат, склонившийся над Вяземским. Он говорил медленно и неразборчиво, словно рот у него был набит кашей. – Посмотрите.

Шейный платок Андрея Павловича перекосился, и из-под завязок рубахи блеснул стальной медальон странной формы, похожий на две гирьки.

- Оберег? – брезгливо поинтересовался Мароци, не делая попыток подъехать ближе.

- Монетный штемпель, - пояснил солдат. – Вот резки обеих сторон монет. Похоже на гульден.

Йохан, собиравшийся возразить, закрыл рот. Подобного он не ожидал.

- Какие интересные друзья у господина барона, - тихо заметил Герхард. – Фальшивомонетчики… Вы еще сомневаетесь, господин лейтенант, в том, что они не поделили награбленное, и барон собрался порешить сообщника?

- По-моему, ты, любезный, пьян, - огрызнулся Йохан. – Тебя видели; ты лазил в чужие дома.

Мароци нахмурился, но не успел ничего ответить, как Герхард добавил:

- Уверен, что, как и князь, вероятно, не князь, так и вы – прохиндей с чужими документами. Почему мне мнится, что я видел вас оборванцем с дикарским гнездом из кос на голове?

- Барону не обязательно предъявлять документы, - возразил Йохан. – А уж что тебе мерещится, я не знаю.

Лейтенант не сводил с него глаз.

- С косами, говоришь, - процедил он, сжимая пальцы на плети. Узнавание на его лице перешло в отвращение. – Что ж ты не сдох-то в глуши? Всех – в Замок! Отберите у этого негодяя шпагу. Будем разбираться в тюрьме, кто тут самозванец, кто - фальшивомонетчик, а кто – грабитель!

Герхард возмущенно выпустил воздух сквозь зубы, но возражать не стал. Промолчал и Йохан. Он неожиданно устал и окончательно протрезвел.

- Отдайте оружие, - велел Мароци. – Этому молодцу связать руки, - он кивнул на Герхарда. Тот еле заметно поморщился, но остался стоять на месте.

- А барону, мой лейтенант? – осмелился спросить влах, после того, как Йохан протянул ему шпагу.

- А барон… - Янош Мароци нехорошо и весело смерил Йохана взглядом. – Барон и дальше понесет своего друга, князя, раз не может с ним расстаться.

- Вы зря смеетесь, - негромко сказал Йохан. Шпагу чернявый солдат перекинул товарищу и умело затягивал руки Герхарду. Веревка крепко впилась в запястья, но Цепной Пес не моргнул и глазом. – Есть такое слово – инкогнито.

- Заткнись, - кончик плетки с туго завязанным узелком просвистел в воздухе. Резкая боль цепко впилась в щеку Йохана, так, что он зашипел и отвернулся. – Расскажи мне еще, что ты сам император. Поднимай эту падаль и пошел вперед!

Из ранки потекла кровь, но Йохан не стал ее стирать. Он вновь взвалил тело князя на плечи, на этот раз уже не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Немногочисленные в этот предрождественский день свидетели толпились поодаль, отпуская шуточки о заключенных. Янош Мароци приосанился, завидев симпатичных девиц, но они рассыпались смехом, прежде чем почтительно поклониться. Лейтенант сделал вид, что принял смех за искреннее восхищение, но настроение у него, похоже, испортилось.

Такие же зеваки будут провожать Анну-Марию в последний путь.

На душе у Йохана опять стало пусто. Сейчас, когда добрая девица умерла, он знал, что не хотел бы связывать с ней жизнь, но все же как она была хороша и как не заслуживала смерти! Сегодня ночью священник и его служка будут ждать, когда откроются тяжелые двери церкви и тайком войдут жених с невестой, страшащиеся открыться родителям. Толстые свечи пахнущие ладаном, купленные для венчания, будут плавиться на алтаре, падать крупными каплями на старое дерево, покрытое тысячью таких капель, да так и сгорят, как время, которое Йохан и Анна-Мария знали друг друга. Подтаявший снег чавкал под сапогами, и горластые галки кружились над замком. Нет насмешки больше, чем таскать на спине человека, которого собрался убить.