Дни проходили медленно, полные безделья, но Лисице казалось, что прошла лишь минута с тех пор, как они бежали из тюрьмы – так захватила его страсть. Уивер вначале подтрунивал над ним, поддразнивая, что красотка заворожила его и превратила в болвана, но с каждым днем он становился все язвительней и враждебней, точно зависть и неудовлетворение съедали его изнутри. Камила по-прежнему избегала его ласк и ухаживаний, и даже Роксана стала говорить об англичанине с легкой опаской. Иной раз, когда Честер пил вина больше, чем стоило, он порывался винить ее во всех грехах и призывал Йохана уезжать поскорей из этого проклятого места, чтобы отряхнуть прах этого города со ступней своей памяти, как он велеречиво выражался.
На пятый день, когда Уивер вновь завел разговор о побеге, одновременно жалуясь на жестокосердие местных женщин, Роксана, спустившаяся на кухню позавтракать с ними, особенно часто поглядывала на него. Ласковые взгляды только сердили англичанина, потому что он уже понимал, что в лучшем случае их можно счесть дружескими, и он все больше расстраивался, все меньше стесняясь в выражениях.
- Есть одна дама, которая очень и очень по вам скучает, господин Уивер, - наконец сказала Роксана после очередного выпада. – Если вам настолько невмоготу без женского участия, я могла бы пригласить ее сюда…
Она аккуратно ковыряла серебряной ложечкой вчерашнее желе, не поднимая глаз. Йохан с удивлением взглянул на нее, но лицо баронессы было безмятежно.
- Пф! – Уивер самолюбиво дернул плечом. – Что толку от этого приглашения, если я заперт здесь и обречен скрываться в подвале, как только кто-то явится без спросу?
- О, здесь совсем иной случай, - томно протянула Роксана. – Эта девица о вас очень заботилась, пока вы были в тюрьме, и ее симпатия не знает границ.
- Я с ней знаком? – Честер высоко поднял бровь.
- Разумеется. Это моя конфидентка, юная София фон Виссен. Она переживает, что мы прекратили коротать наши вечера, и отчаянно напрашивается в гости. Разумеется, ваше появление здесь будет для нее сюрпризом, но сюрпризом приятным.
- Я бы не полагался на ее молчание, - заметил Йохан. Идея Роксаны вызвала в нем внутренний протест: пусть будет любая женщина, но только не София!
- Некоторые вещи она хранит свято, - отозвалась Роксана. – Кроме того, она так влюблена, что, подобно Муцию Сцеволе, скорей положит правую руку на жаровню, чем выдаст вас… И признается в падении собственной чести.
Она беззаботно взглянула на Йохана, и он дрогнул, хоть и сомневался в том, что София сможет смолчать.
- Я помню эту крошку, - Уивер почесал подбородок. – Но не могу же я предстать перед ней со свиной щетиной на голове?
- Возьмите парик моего слуги, - любезно предложила баронесса. «Он же не носит парика», чуть не вырвалось у Йохана, но он опять промолчал, вспомнив рассказы Роксаны о Герхарде Грау.
- Если вы приведете ее, я буду вашим должником, - клятвенно заверил баронессу Уивер. – Любовь должна торжествовать, не так ли? Ваше здоровье, добрейшая из женщин! Камила, подлей-ка мне вина.
По лицу служанки было похоже, что она скорей стукнет его кувшином по голове, но она безропотно наполнила его бокал до краев.
- Не куксись, моя голубка, - посоветовал ей Честер. – Если б ты не была столь сурова, я бы сейчас пил за тебя.
- Оставьте мою служанку в покое, господин Уивер. Я постараюсь привести девицу фон Виссен сегодня вечером, так что не сожгите от волнения дом и не выдайте себя.
- Я терпелив и холоден, баронесса, - Честер залпом выпил вина. – До вечера я таким и останусь.
Йохану не удалось улучить мгновение и остаться с Роксаной наедине, до ее отъезда; баронесса точно избегала его, прикрываясь многочисленными сборами и делами. Уивер разглагольствовал о грядущей встрече, уверенный в своей неотразимости, и Лисица подтрунивал над ним, спрашивая, кто же здесь влюблен. Англичанин отмахивался, намекая на то, что отсутствие женщины подорвало его организм, и после свидания он будет полон сил бежать хоть на край света и вламываться даже в королевский замок, а что до любви, так он влюблен только в саму любовь.
Роксана сдержала слово, и звонкий голосок Софии раздался внизу. Камила увела ее служанку на кухню пропустить стопочку вишневого ликера и посплетничать о последних новостях, пока обе знатные дамы прошли наверх. София фон Виссен ворковала о произошедшем дне, и Йохан так и видел перед собой ее восторженное лицо, пока невольно слушал громкий разговор из спальни Роксаны. Похоже, девица даже не подозревала о грядущей встрече и совсем не тревожилась о будущем. Они остановились в коридоре и зашептались, но сколько Лисица не прислушивался, он не мог разобрать ни единого слова. Через какое-то время послышался звук дружеского поцелуя, и отворилась дверь соседней комнаты, где ждал Честер.
Раскрасневшаяся Роксана нырнула в свою спальню, где Йохан ждал ее, и точно маленькая девочка бросилась ему в объятия. Почти сразу за стеной послышались характерные звуки быстрых ласк и соития, и Лисица почувствовал, как Роксана расслабилась в его руках, растеклась, как воск. Она лучилась довольством, но он никак не мог понять отчего. На вопросы о Софии и ее чувствах баронесса отвечала загадочной улыбкой и капризно морщила нос, потому что не желала говорить о посторонней женщине в своей постели.
Уивер вышел из ее комнаты лишь через несколько часов, и его сменила Роксана, которая отправилась помочь Софии одеться и привести себя в порядок. Англичанин наконец-то был спокоен, но теперь у него чесался язык рассказывать о девице и ее умениях. Слушать об этом Йохану не хотелось, и Уиверу пришлось удовольствоваться лишь хвастовством, что на прощание она пообещала встретиться с ним еще раз, и вряд ли эта крошка теперь сможет нормально ходить в ближайшие дни.
- Если бы ты был не ты, - заметил Йохан, - я бы дал кулаком в лицо за такие слова.
- Если она нравится тебе, - возразил Честер, - то я, в отличие от тебя, не жадный. А девка – всегда девка, в какие тряпки ее не ряди и какими титулами не награждай. Эта очень милая, как раз то, что я хотел. Но раз ты так суров, давай-ка лучше подумаем о деле. Я, признаться, засиделся тут и закостенел. Знаешь, - неожиданно ностальгически добавил он, - она напомнила мне славные дни, когда я ходил на проповеди в Мендхемском аббатстве.
- На проповеди?
- Да. Мы молились Венере и Приапу с красивыми замужними девицами из высшего и не очень света. Мне было тогда девятнадцать лет, и я жалею лишь об одном, что отец давал мне не так много денег, чтобы я мог бывать там так часто, как хотелось. Мы были вольнодумцами и бунтарями, вели разговоры о поэзии и политике, читали запрещенные книги и любили друг друга.
Уивер вздохнул, и Лисица приподнял бровь. Он слышал о тайных обществах Вены и пару раз присутствовал на них – не как гость, но как телохранитель. На его памяти ничем интересным или особенным эти общества не отличались: одни эпатировали друг друга тем, что нарочито одевались в лохмотья, другие говорили о себе, как о любителях искусства, третьи безобразничали на улицах, срывая юбки с женщин, но смысл был один – всем этим людям нечем было заняться. Чтобы прогнать скуку, они купались в наслаждениях, все более изощренных и изысканных, но чем изысканней они становились, тем скучней становились разговоры, и все меньше радости мелькало в глазах сообщников.
- Сдается мне, через год-другой тебе бы приелось подобное времяпровождение, - заметил Йохан. – Редкое общество дилетантов достойно, чтобы им дорожили.
- Как знать, - Честер пожал плечами. – На свое несчастье, я влюбился в одну актриску… по горло? – он вопросительно взглянул на Йохана.
- По уши.
- Пусть по уши. Они не так далеко от горла. Так вот, я влюбился в нее, как балбес, как ты, мой друг, и бросил всех своих старых друзей.
- А потом? – Лисица пропустил мимо ушей очередную подколку.
- А потом я уехал в Индию воевать, - мрачно добавил Уивер.
- По собственной воле?
- А то! Попробовал бы кто-нибудь меня отправить туда против моего желания! До сих пор не могу забыть лицо отца, когда я ему показал контракт от вербовщика компании. На корабле я был фельдшером, кажется, так он здесь зовется, а уже после войны получил патент доктора. Если честно, больше по дружбе, чем за заслуги. Нет, конечно, меня чуть не убили местные магометане, как моих товарищей в Патне, но мне повезло ускользнуть из рук набоба вместе с другом. Друг был отличный, такой же зануда, как и ты, Фризендорф! Мы собирались проехать с ним всю Персию и Порту, чтобы вернуться домой по суше. Но после его смерти уже все было не так и не то.
Йохан поднял брови, и Честер пояснил:
- Его укусила змея. Настоящая беда в Бенгале! Мой слуга в Индии держал ручного мангуста, чтобы отваживать змей, но дал ему кличку «господин», и иногда я не мог понять, кого из нас он зовет… - он помолчал, улыбаясь воспоминаниям, а затем неожиданно спросил: - Так что насчет плана выбраться?
- Пока ничего. У нас нет денег.
- Может быть, твоя возлюбленная одолжит нам на дорогу? Когда вернется твой унылый Цепной Пес, – кстати, я удивляюсь, что он до сих пор в тюрьме, - как знать, чего он от тебя потребует. Одного взгляда на его рожу мне хватило, чтобы понять: ничего хорошего от него не дождешься.
Здесь Уивер был прав. На своей спине Лисица узнал макиавеллиевское коварство Герхарда. Верить Цепному Псу было так же безопасно, как заглядывать в медвежье логово и кричать медведю в ухо.
- Я сам удивлен, что его так долго держат, - медленно проговорил Йохан. – Надеюсь, что какие-то из его делишек всплыли. Нет, сейчас мы никуда не поедем. У нас нет ни легенды, ни вещей, а дороги занесло снегом. Я думаю, у нас будет возможность скрыться, как только мы достанем Герхарду то, что он хочет. Вряд ли он натравит на нас солдат сразу.
Уивер шумно выдохнул.
- Может быть, тогда выберемся и наведем ужас на мирных обывателей? Я бы очень хотел припомнить лейтенанту мою спину!
- Предлагаешь нарядиться в простыню и выть под окнами казармы? Куриной кровью написать на стене его дома «Мене, мене, текел, упарсин»? Поймать его во время обхода, стянуть штаны, выпороть и вымазать в смоле? Твой спине не станет от этого легче.
- Какой ты зануда, Фризендорф! – Уивер захохотал. – Мне нравится каждый из твоих планов! По крайней мере, это не даст нам заплесневеть в ожидании! Я уже чувствую, как мои мышцы дрябнут, а кожа морщится без солнечного света.
- Зато выдаст баронессу Катоне, если нас поймают.
- Зачем же сразу думать о плохом? Мы могли бы здорово повеселиться. Хотя да, я ведь забыл, что ты влюблен в хитрую красавицу, которая вертит тобой как хочет.
- Ерунда, - вяло отозвался Лисица. Он сам не понимал до конца, что чувствует к Роксане. На обычную влюбленность это чувство отнюдь не походило – совсем не так он относился к Анне-Марии и другим девицам, что нравились ему в свое время. Но покоя оно не приносило, наоборот: чем ближе они были, тем больше хотелось быть вместе. Ноющая боль пустоты без Роксаны, как бы ни звали эту женщину, темная пустота будущего без нее шли по пятам, отравляя каждый миг, когда ее не было рядом.
- Смотри, она еще посмеется над тобой, - предостерег его Честер. Он стянул парик с лысой головы и лениво стер им пот. – Любить нужно без обязательств.
- Поживем – увидим.
В тот день они не повидались с Софией, но Честер точно околдовал ее после любовного происшествия, и девица приходила еще несколько раз – уже к нему, а не к подруге. После ее визита в глазах у Роксаны всякий раз отражалось удовлетворение, и она становилась нежней с Лисицей, уже не пытаясь жестоко поддразнивать его, однако в последний день баронесса была мрачна и печальна.
- Глупый, глупый лис, - сказала она во время вечернего кофе. – Как бы мне хотелось повернуть время назад и выкинуть тебя из кареты, когда ты только сел внутрь со своими вонючими сапогами!
- Я так тебе неприятен? – с улыбкой спросил Лисица.
- О, нет, и ты сам об этом знаешь. Завтра возвращается Герхард, - она тяжело вздохнула, точно Герхард был ее суровым отцом, который застал свою дочь с женихом на сеновале.
- Он ничего тебе не сделает.
- Ты ошибаешься, мой хитренький лис, - в ее голосе прозвучала печаль. - Он может наказать меня, но это не самое главное. Я боюсь, - она запнулась и судорожно вздохнула, - он замыслил тебя погубить. Тебе понадобится вся удача, чтобы выпутаться из его планов. Я не хочу видеть тебя на виселице.
- Мне это не впервой.
- Стоять у готовой петли?
Они обменялись взглядами. «Ты поможешь мне?» - беззвучно спрашивал Йохан, и читал в темных глазах Роксаны безнадежный ответ: «Я люблю тебя, но ничего не смогу сделать».
- Кто он тебе?
- Герхард? – она замялась, прежде чем ответить, будто взвешивала на невидимых весах правду и ложь. – Мой опекун. Мой хозяин. Он будет сердиться, ведь я нарочно затягивала выкуп за него.
- Чтобы быть со мной?
Она коротко кивнула и спрятала улыбку за чашкой кофе.
- Но не думай о себе много, глупый лис, - посоветовала Роксана, вернувшись в привычный образ. Она долила себе в чашку бренди и плеснула его Йохану, – Мне нужно было развеяться. Уж больно тоскливы дни Рождества, а ты скрасил мою тоску.
Баронесса потягивала кофе, изящным жестом придерживая чашку за ручку. Веки у нее чуть припухли, будто она плакала, а под глазами лежала тень. На Лисицу она больше не смотрела, и он вздрогнул, когда Роксана вновь заговорила.
- Что ты собираешься делать дальше, если сможешь спастись? Куда поедешь?
- Не знаю. Может быть, в Лондон.
Он не солгал. Лисица думал о будущем, но из сегодняшнего дня оно казалось мутным и тусклым, точно он смотрел на него сквозь старое, толстое, поплывшее потеками стекло. Этот город изменил его, вывернул его душу, стер бойкого на язык бродягу, который не гнушался любой методой добиться своего. Давным-давно один пьяница-философ в кабаке твердил ему, тыкая кружкой в лицо, что каждый необдуманный шаг ведет нас в пучину одиночества и отвержения, откуда выбраться трудно, как из топкого болота. В пример он приводил себя самого, сетуя, что не пожалеет любых денег, если Бог протянет ему руку и спасет от пьянства и лени. Когда он окончательно напился, Лисица сдал его на руки хозяину кабака, пояснив, что этот добрый человек так проникся благодарностью к его заведению, что месяц готов работать на него бесплатно, выполняя самую черную работу, и просит забрать его деньги и ценности на хранение. Философ кое-как подписал быстро составленную хозяином бумагу и заснул прямо на столе, положив голову на руки. Что с ним стало дальше, Лисица не знал, но тяжелая работа излечивала если не от лени, так от философии, к которой он относился скептично. Но сейчас что-то сдвинулось внутри него, и разговоры о бренности бытия не казались такими бессмысленными, как раньше.
- В Лондон… - повторила за ним Роксана. Она вздохнула и потерла висок.
Разговор между ними больше не складывался, и ночь прошла на удивление спокойно. Роксана была ласкова и кротка, как никогда раньше, и покорно исполняла всякое желание Йохана, прежде чем тот успевал шепнуть о нем.