Лисицу проволокли через дорогу и бросили лицом вниз в траву, сопроводив на прощанье хорошим пинком в бок. Земля приятно холодила кожу, и если не двигаться и не дышать, то можно было вообразить, что ничего не болит. Назойливый комар зажужжал над ухом, и Лисица еле-еле повернул голову, чтобы сдуть его прочь. Уже светало, и откуда-то поднимался холод, такой, что время от времени начинала бить дрожь. Отлежавшись, Лисица с трудом приподнялся на четвереньки и сел. Его мутило, и во рту стоял вкус крови. Надо же, попался на крючок, как зеленый юнец! Если бы он не заметил внимательного взгляда одного из не игравших, направленного за его спину, и того, что он в третий раз поправил шейный платок, как раз тогда, когда Лисица пытался блефовать при плохих картах, он бы и не подумал, что сел за один стол с мошенниками. Правда, эти господа, похоже, занимались и чем-то более серьезным, а вот зачем им несчастный осман – оставалось только догадываться. Про себя Лисица поклялся, что освободит его. Не столько ради самого Диджле, сколько ради того, чтобы эти прохиндеи поняли, с кем связались, и пожалели бы об этом.
Рядом, за кустами, протекала еще одна речушка, которыми этот город был, кажется, напичкан, как куропатка абрикосами на столе у знатного дворянина, и Лисица медленно подполз к ней. Он с наслаждением опустил саднящие руки в воду, и бойкие мелкие рыбки ринулись от него прочь. После умывания стало легче, и Лисица шумно вздохнул. Ничего, и не такое бывало. Чего зря печалиться? Осталась почти вся одежда, кроме камзола, да простой серебряный крест, который каким-то чудом не потерялся за восемь лет странствий.
Он встал, хватаясь за ветки ивы, и неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Из-за куста на него с ужасом смотрела худенькая чистенькая девица, прижимавшая к груди сверток с грязным бельем. Карие глаза казались огромными, как у олененка, то ли от удивления, то ли от страха.
- Явление ангела у реки, - говорить было трудно, и голос звучал гнусаво, но рот Лисица открыть все же смог. Он и не надеялся, что девица понимает по-немецки, но та вдруг покраснела и потупилась.
- Я ничего тебе не сделаю, - заверил Лисица. Ему вдруг померещилось, что девушка бросится наутек.
- У вас кровь на лице, - голос у нее был чуть глуховат, но по-немецки она говорила хорошо, хоть и с сильным акцентом. Бежать она, кажется, не собиралась, только крепче обняла сверток.
- Да? – Лисица провел ладонью по подбородку. – А, это… Ерунда. Наткнулся ночью.
- На разбойников?
- А ты проницательна.
Девица все еще смущалась, но страх из ее взгляда пропал.
- Вам нужно промыть ссадины.
- Я бы и рад, да руки-ноги пока с трудом поднимаются.
- Можно к нам пойти, - поспешно предложила она. – Здесь недалеко. Там сможете передохнуть.
- Только болван бы отказался от столь щедрого предложения! А если еще такая красавица, как ты, прикоснется своими ручками к моим ранам, то заживут они лучше, чем от прославленного берлинского бальзама. Как тебя зовут?
- Анна-Мария, - девушка опять уставилась в землю, и Лисица заметил, какие у нее длинные ресницы. – Вы слишком много говорите для вашего избитого вида.
- А я Иоганн. От одного твоего присутствия мне уже полегчало.
Она не ответила, хотя лесть явно пришлась ей по сердцу, и сделала знак следовать за ней. Солнце, краем показавшееся из-за угрюмых далеких гор, светило ярко, и утренняя звезда медленно гасла на востоке. Дом с кабаком, где остался Диджле, не подавал никаких признаков жизни, хотя на улицах уже попадались первые прохожие, и Лисица неожиданно почувствовал, что за вчерашний день и сегодняшнюю ночь чуток привязался к наивному осману, который пришел сюда вряд ли от хорошей жизни. Может быть, оттого, что и сам когда-то был таким. Давным-давно, восемь лет назад.