Граница

Глава 22

Диджле разбудил Йохана перед рассветом, чтобы успеть позавтракать до прихода неугомонного англичанина. Осман не выспался и потому глядел мрачней обычного, больше молчал и неодобрительно помогал собираться в дорогу.

Взошло солнце, но господин Уивер как в воду канул. Йохан ответил на пару приглашений, зашил порванный вчера чулок, проверил ежедневный урок Диджле, который тот старательно готовил в перерывах между работой, и, в конце концов, когда безделье ожидания начало тяготить, велел осману сходить к господину Уиверу и разбудить его, если англичанин все-таки желает куда-нибудь пойти сегодня. Диджле поклонился и отправился выполнять поручение, однако вернулся через полчаса совершенно сбитым с толку.

- И где он? – поинтересовался Йохан, капнув на очередной конверт сургучом, растопленным на свече.

- Он не вернулся, - наконец ответил Диджле. – Его нет у себя. Слуги говорят, не видели его со вчерашнего утра. Дверь заперта. Там тихо.

- Замечательно, - Йохан с силой оставил на сургуче оттиск собственной печати и откинулся на спинку стула, скрестив руки. - Должно быть встретил хорошенькую девицу и позабыл обо всем.

Йохан пожалел о том, что уговорился с таким безответственным человеком. Подумать только, вчера ему показалось, будто с англичанином можно иметь дело!

Диджле пожал плечами.

- Дело в том… - нерешительно сказал он. – Ваш должник пропал вместе с мистером Уивером.

В комнате наступила тишина, и только муха жужжала и билась о стекло.

- Что? – после долгой паузы переспросил Йохан, как будто Диджле заговорил на тарабарском языке. – Как пропал?

Он встал из-за стола, погасив пальцами свечу, и подошел к окну. Из головы вылетели все мысли, кроме одной: последние полгода прошли зря. Лелеемые тайные замыслы и планы оказались тщетными, и если Пройссен сбежал, то придется искать его заново.

- Может быть, они вместе решили отметить выздоровление Пройссена? – Йохан цеплялся за любую разгадку, хоть сразу и безоговорочно поверил Диджле. – Уехали в соседний город за развлечениями?

- Говорят, в его доме нашли только мертвого слугу. Такого на Военной Границе еще не случалось, - Диджле важно повторил чьи-то слова и поднял указательный палец к небу, хотя названный брат стоял к нему спиной.

- Мертвого слугу… - повторил Йохан. Он заложил руки за спину и покачался на носках. Невольно вспомнился Цепной Пес и его негаданный визит в дом Пройссена. Что если это он похитил их, подобно разбойнику? Хотя верней считать, что похищен только мерзавец-должник Пройссен; англичанину почти наверняка была уготована иная участь. Йохан поморщился. Думать о том, что назойливого господина Уивера найдут мертвым в канаве, было неприятно. Кажется, он все-таки привязался к нему, несмотря на его болтливость.

- Мы поедем обедать к господину фон Бокку. Сегодня. Сейчас, - неожиданно сказал Йохан и повернулся к Диджле. Длинный язычок Софии фон Виссен сегодня нужен ему, как никогда раньше.

Диджле казалось, что по местным обычаям нельзя ходить в гости так рано, но возражать он благоразумно не стал и помог названному брату одеться.

У господина фон Бокка, похоже, никто так и не ложился со вчерашнего дня, и нежданного гостя пригласили в кабинет выпить кофе. К удивлению Йохана, здесь уже сидел Иероним Шварц, тихий, незаметный и почтительный; он еле заметно подмигнул, когда Йохан вошел: карий глаз захлопнулся и вновь открылся. Софии нигде не было, и господин фон Бокк неохотно пояснил, что разрешил племяннице переночевать у баронессы Катоне: та пригласила Софию поиграть вечером в триктрак и помузицировать. «Баронесса Катоне – большая любительница музыки, как вы, должно быть, знаете. Говорили, что она училась у венского капельмейстера, - любезно пояснил Шварц. – Какой удар для нее! В этих краях давно такого не случалось».

- Разумеется, - поддержал его Йохан. – Даже странно - ведь местных разбойников повесили, и их гнездо разорено.

Галантная улыбка примерзла к губам Шварца, но он быстро взял себя в руки.

- Закон и порядок – основа нашего общества, - заметил он кротко. – И, к счастью, под началом нашего мудрого капитана фон Рейне даже в этих глухих местах удается их соблюдать. Конечно, этому мешают темные люди – влахи, сербы. Все беспорядки от них! Но все же…

- Вы еще мало понимаете в жизни, юноша, - проворчал господин фон Бокк, нависнув над чашкой с кофе. Белый парик чуть съехал ему на брови, и вид у хозяина стал угрожающим. – Капитан тоже еще мальчишка.

Йохан удивленно приподнял бровь. Капитану было уже под сорок. Если он мальчишка, то кем господин фон Бокк считает его? Младенцем?

- Он думает, здесь можно вести дела как в столице, - пояснил фон Бокк. Лицо у него покраснело от духоты, и он чуть распустил тесный шейный платок. – А это Военная Граница! Здесь все иначе. Помню, когда я только сюда приехал, еще до войны, холостым и полным надежд…

Хозяин пустился в воспоминания, и Йохан поймал на себе взгляд Иеронима Шварца. Тот все еще улыбался, но в глазах у него застыло предупреждение: «Я помню, кто ты. Не вздумай делать глупостей, а то пожалеешь». Слуга неслышно поставил закуски на стол и так же тихо удалился.

София вернулась только после полудня; когда она вошла в дом, Йохан услышал ее слова на лестнице, что она не желает ни с кем разговаривать и у нее болит голова, но как только София узнала, что здесь барон фон Фризендорф, она вихрем ворвалась в кабинет, прервав своим появлением дядин рассказ на полуслове.

- Милый дядюшка! Господа! - на одном дыхании выпалила она, низко приседая в книксене. Полная служанка, тяжело дыша, вошла за ней и остановилась у двери, поклонившись господам. – Простите, что так нахально врываюсь к вам, но верю, что вы не осудите меня!

И Шварц, и Йохан одновременно встали, уступая баронессе место, но та, чтобы не ссорить кавалеров, присела на свободный стул у двери, шелестя юбками, и сложила руки на коленях.

- Что произошло, София? – фон Бокк еще не до конца вернулся из путешествия по лугам своей памяти и даже не нахмурился.

- Господина Уивера только что нашли, - выпалила та и опустила глаза к носкам своих туфель. Йохан напрягся; ему показалось, что на глазах баронессы выступили слезы.

- Да? Вот и ладненько. И где же они были с господином Пройссеном? И почему убит его слуга?

- Не знаю, дядюшка, - София опасно всхлипнула и закрыла лицо ладонями. – Господина Уивера нашли одного, пьяного и в крови. Он сейчас в замке, ждет допроса.

- Ну-ну, - ласково забормотал господин фон Бокк, забеспокоившись. – Ну-ну. Твоему нежному сердечку опасно думать о таких страшных вещах.

- Англичанин сразу показался мне подозрительным, - задумчиво заметил Шварц. – Такой нахальный, падкий на удовольствия. Если вспомнить работу господина Линнея – он ведь ваш земляк, барон? – так вот, если вспомнить знаменитую работу Линнея, господин Уивер напоминал мне монструозного человека, если не хомо сильвестрис трогдодитес. Его лицо… А привычки! У вас ведь были с ним разногласия, верно?

- По-моему, он ничем не отличается от меня или вас, чтобы причислять его к троглодитам, - отрезал Йохан, и София с восхищением взглянула на него сквозь пальцы. Ему не понравилось, как охотно Шварц уверился в виновности англичанина: скорее всего, это было очередной игрой, которую тот вел. Иероним Шварц охотно извинился и посетовал на поспешность своих суждений, и господин фон Бокк объявил его истинным дворянином, который знает, когда нужно говорить, а когда помолчать.

Они отобедали вчерашней дичью с овощами, и за столом госпожа фон Бокк устало закатывала глаза, как только разговор заходил о крестьянах, политике или господине Уивере. София то и дело поглядывала на Йохана, словно хотела ему в чем-то признаться, но была так тиха и кротка, что даже ее вздернутый носик растерял свой задор, и почти ничего не ела. Впрочем, хорошим аппетитом мог похвастаться только господин фон Бокк; по истинно немецкому обычаю он прикончил все четыре перемены блюд, основательно попробовав каждое из них. После обеда ему пришлось расстегнуть жилет, который перестал сходиться на животе, и откинуться на спинку стула, сыто отдуваясь. О продолжении разговора не могло быть и речи, и господин фон Бокк в сопровождении слуги отправился полежать пару часов в саду. Шварц хотел было составить компанию Йохану, но за ним прислали из ратуши, и с явной неохотой он покинул гостеприимный дом фон Бокков.

Йохан отправился в библиотеку господина фон Бокка, но читать ему не хотелось – хозяин питал слабость к философским эссе и поучительным историям, которые, впрочем, пылились за стеклом, как и тонкие затертые сборники поэзии, привезенные Софией, напоминавшие сиротский приют в окружении важных монахов. Еще в прошлый раз Йохан заметил, что отсюда открывается превосходный вид – из одного окна были видны горы и лес, из второго, выходившего на другую сторону, можно было полюбоваться потемневшим от времени замком, где держали Уивера. Фугрештмаркт был маленьким городком, даже если сравнивать с Херманнштадтом, где они с Диджле меняли свой облик, и впервые за долгое время Йохан почувствовал себя на краю света, где одного шага достаточно, чтобы ступить за край европейских обычаев и оказаться в темноте чужих представлений и правил. Почему здесь, где почти каждый знал соседа в лицо, собралось столько приезжих и людей, которые враждуют с законом? Можно было подумать, что где-то здесь в горах лежит волшебный камень, который притягивает зло. Разбойники, подлецы, негодяи – и сам Йохан, беглец из родной страны, не лучше них. Он задумчиво взял одну из книг, что лежали на столике у окна и перелистал ее – это была пьеса «Почтовая карета, или Благородные Страсти» господина фон Айренхоффа. На глаза ему попался рисунок, где множество турок в ужасе шарахались от огромной статуи, и Йохан покачал головой. Турки, слуги, кофе, почтовые кареты, капитан фон Эдельзее, служанка Лизетт, графы и бароны, баронская дочь Леоноре и ее жених граф фон Райтбан – везде одно и то же, словно жизнь складывалась из книг и была записана раньше, чем случилась.

- Я восхищена началом, где Лизетт болтает со слугой, - внезапно выпалила за его спиной София, и Йохан захлопнул книгу. – Оно живое, словно стоишь за дверью и слушаешь их разговор! Я видела эту пьесу в театре, но больше люблю воображать, чем смотреть на актеров. А вы заметили, господин барон, мы все время встречаемся в библиотеке?

Йохан обернулся. София прикрыла за собой дверь и сделала большие глаза.

- Тетя задремала, и я выбралась навестить вас, - уже шепотом сказала она. – Вы же что-то хотели мне сказать, да? Я это сразу поняла, господин барон… Иоганн… Или все же Йоханнес?

- Вы удивительно проницательны, баронесса.

Мелкими шажками София прошла к столу и села в кресло, поправив платье. Она доверчиво наклонила голову на бок, глядя на Йохана снизу вверх.

- И о чем же?

- Как прошел ваш вчерашний вечер.

София удивленно взглянула на него, а потом заулыбалась, наверняка решив, что он спрашивает, снедаемый любовью к баронессе.

- Я могла бы догадаться, мой милый барон! Мы не делали ничего предосудительного, - она пожала плечами. – Немного поиграли по нотам, потом без них. Заставили слугу спеть нам несколько старых песен… Герхард такой потешный!

- Слуга баронессы Катоне? - Йохан ждал чего угодно, но непосредственность баронессы удивила его донельзя. Цепной Пес, на его взгляд, был потешен, как дикий волк, запертый в клетке и грызущий ее прутья, брызгая слюной.

- Да-да! Очень приятный человек и так заботлив к баронессе, будто она его родная дочь. Правда, вас он почему-то терпеть не может. Я поняла, что из-за прошлого… И из-за расстроенной свадьбы… - она осеклась, и во взгляде ее мелькнул испуг. София прикусила губу.

- Вы что-то вспомнили?

- Да… - она неожиданно напомнила Йохану сжавшегося зверька. – Вашу решительность. Вы спасли нас с Вольфхартом, взяли его в слуги, не побоялись явиться в ином обличье...

- И? – Йохан не понимал, к чему она клонит.

- Может быть, это вы похитили господина Пройссена, - тихо закончила София и сжала кулачки. – Я не выдам вас, если так. Но это неправильно, если за него пострадает ваш друг.

- Мой друг?

Какие мысли бродили в этой милой юной головенке! Баронесса фон Виссен вовсе не была глупа, как бы порой не казалось иначе, но женское начало заставляло ее полагать, что великие дела в мире творят из-за любви, и у каждого мужчины есть своя прекрасная Елена, ради которой он готов развязать очередную Троянскую войну. Йохан невесело засмеялся. Чего доброго, он действительно окажется первым подозреваемым!

- Я говорю про господина Уивера, - София нахохлилась.

- Мы не друзья с ним.

Йохан поставил второе кресло рядом с Софией. Он сел и доверительно взял девичью руку, и София не отняла ее. На запястье билась тонкая голубенькая жилка – сама жизнь, и Йохан провел по ней пальцами.

- Я не трогал господина Пройссена, - просто сказал он. - И собирался сегодня с господином Уивером наблюдать за птицами. Поверьте, я далек от того, чтобы решать беды столь варварским методом, когда страдают невинные. Скажу вам честно, я подозреваю Герхарда Грау в этом преступлении. Он ведет себя отнюдь не как верный и послушный слуга. То, что я знаю, заставляет предполагать худшее.

София прерывисто вздохнула.

- Он не простой слуга, - тихо заметила она. – Он из обедневшего рода, как я поняла, и был вынужден пойти в услужение. Но он показался мне благородным и милым человеком, немного замкнутым и суровым… Но все бывшие солдаты таковы.

Внизу хлопнула дверь, и София поспешно отняла руку. Румянец пробился сквозь тонкий слой белил, и она потупила взгляд. Йохан близко наклонился к ней, и кудряшка над ухом щекотнула ему нос.

Целовались они долго и жарко, пока господин фон Бокк не вернулся с прогулки. София, раскрасневшаяся от неожиданной близости, теперь глядела на Йохана совсем иначе. Она была хороша, но, увы, так далека и незнакома, несмотря на то, что ничего не скрывала в своей душе.