Граница

Глава 37

Письма лежали в тайнике под полом, в коробке, завернутой в промасленную кожу, и теперь пахли затхлым деревом. Лисице пришлось бы долго искать их, и он вознес хвалу Фортуне; все-таки она была на его стороне. Пленник много разглагольствовал, после того, как отошел от оцепенения: по его словам, все пользовались его добрым нравом, и он стал жертвой непреодолимых обстоятельств, а Шварц похитил его самого, чтобы забрать все сбережения, и погубил множество невинных душ. Он так заискивал перед Йоханом, что Лисица не мог поверить, будто этот же человек еще не столь давно держался гордо и галантно и брезгливо, через губу, отдавал приказы, но, когда Пройссен примерился похитить нож, Уивер вовремя это заметил и схватил его за руки.

- Я просто хотел подать его вам, - льстиво заметил негодяй. – Очень приятно встретить спасителей, после этого ужасного человека! Вы не представляете, насколько он страшен! У него многие в долгах, и он знает все секреты гарнизона, и пользовался этим без стеснения, когда планировал грабежи! Да-да, это он лишал жизни невинных путников. На подхвате у него была целая шайка из влахов и беглых каторжников, которых время от времени сюда ссылают.

- Заткнись, - посоветовал ему Йохан и завернул коробочку в платок. – Я не собираюсь тебя спасать. А откровения советую приберечь для капитана.

Пройссен послушно замолчал, глядя на Йохана с обожанием. На его лице отразилось явственное облегчение; он понял, что останется в живых. Лисице захотелось умыть руки и лицо; лесть напоминала патоку – липкую и неприятную, если в ней испачкаться.

- Может, свяжем его? – Уивер спрятал нож за пояс. – Не нравится мне, что он ходит за нами хвостом.

- Да, свяжите меня! – горячо поддержал его Пройссен, и Йохан хмуро посмотрел на него. Подлец наверняка просчитывал, как ему остаться в живых и оправдаться перед сильными мира сего. Пусть он был во многом глуп, но вертелся, как рыбка на крючке, не желая погибать.

- Да пошел он к дьяволу! Нам пора уходить и нет времени с ним возиться, - Лисице хотелось побыстрей расквитаться с Цепным Псом, и он беспокоился о самом главном – как выбраться из дома незамеченными.

Уивер помедлил, но возражать не стал. Он высоко поднял брови и сделал жест, что снимает с себя всякую ответственность; Йохан, бережно прижимая к груди письма, пошел вниз первым.

На середине лестницы они услышали шум и треск внизу, и резкий запах дыма и горящего дерева окутал их. Лисица остановился как вкопанный, и тут же сверху послышался звон разбитого стекла и истошный крик Пройссена:

- Разбойники в доме! Зовите солдат!

Йохан скатился вниз по лестнице – из кухни валил черный дым, и тревожный треск огня, пожирающего вещи, уже окреп и усиливался. По неосторожности или нарочно влах и горбунья подожгли дом - оставалось только гадать. Снаружи уже слышались голоса и крики «Пожар»: кто-то спешил с багром, кто-то с водой; дом окружали со всех сторон. Недолго думая, Йохан сделал жест Уиверу надвинуть шляпу пониже, прикрыл себе лицо коробкой и распахнул дверь парадного хода. Он тотчас же попал в руки добросердечных кумушек, которые с причитаниями облепили его, жадно выспрашивая о пожаре. Лисица тряс головой, словно лишился дара речи. Уивера приняли с таким же сочувствием, и один из мужчин немедленно вручил ему багор, чтобы помогал растаскивать крючьями горящие доски и вещи.

- Ловите их! – истошный голос горбуньи наверняка было слышно даже в замке, и Лисица подобрал юбки раненой рукой и бросился бежать, расталкивая оторопевших добровольцев. Честер размахнулся крюком, освобождая себе дорогу, и пустился следом за другом.

Бежать по грязи было трудно, и впереди показался конный патруль, которому не составило бы труда поймать беглецов. Йохан махнул коробкой в сторону ближайшего двора, и Уивер послушно повернул, чуть не поскользнувшись в грязи. «На этот раз нам не уйти», - трезвая мысль промелькнула в голове у Лисицы, но скорости он не сбавил.

Кое-как они перелезли через изгородь, помогая себе багром, миновали мрачный голый сад, где в лужах все еще стоял нерастаявший лед, и впереди уже показалась изгородь, когда Лисица увидел смуглую женщину в алой зимней накидке на песчаной дорожке. Она с испугом наблюдала за перепачканными беглецами, подхватила на руки белокурого ребенка, игравшего у ее ног, и прижала его к сердцу.

- Милостивая госпожа! – на последнем дыхании выпалил Йохан; в глазах темнело так, что он хватался за англичанина. – Спрячьте нас! Мы не… Солдаты… За нами.

- Мой друг хочет сказать, что за нами гонятся солдаты. Но мы не сделали ничего плохого, - галантно вмешался Уивер, опираясь на багор; он невольно подражал многочисленным античным статуям, подбоченившись и вскинув голову. Смуглянка отступила на шаг и прижала дитя к себе крепче – ее удивленный взгляд ясно говорил о несходстве облика и речей незнакомца. Голоса погони уже слышались за деревьями.

- И мы будем очень любезны, если вы нам поможете, потому что мы невиновны, - скороговоркой добавил Честер.

- Солдаты! – в ее голосе слышался сильный влашский акцент, и она гневно сощурила темные глаза. Ребенок с любопытством глядел на оловянную пуговицу, повисшую на толстой нитке, и потянулся пухлыми пальчиками к мундиру Уивера. – Я помогу вам. Прячьтесь в беседке, живей!

Уивер успел поклониться, прежде чем бросить багор, подхватить Лисицу за шиворот и потащить за собой в беседку, прятавшуюся между облетевшими вязами и кустами шиповника, на котором еще кое-где торчали сморщенные, почерневшие от мороза плоды. На лавке лежал мохнатый ковер, пахнувший дымом очага. Уивер стащил его и постелил на стол, стоявший посередине. Он легонько ткнул Йохана в спину, и Лисица на четвереньках покорно полез в ненадежное укрытие; Честер последовал за ним.

Сидеть на промерзших досках было холодно, и Йохан кое-как уселся по-турецки, прикрыв глаза. Он слушал топот преследователей, невольно вздрагивая всем телом всякий раз, как шаги звучали совсем рядом. Уивер подполз к нему ближе.

- Где они? – крикнул кто-то. – Куда побежали?

- Не знаю, - хладнокровно ответила спасительница. – Они бежали быстро. Подойдите ближе – отсюда хорошо видно сад. Может быть, вы заметите, как они лезут через забор. Нет-нет, здесь вид получше. Нет, только не сюда, Лидия-Кристина вас боится. Не топчите. Весной тут цветет шафран. Капитан будет очень недоволен.

Она водила их по кругу, невзирая на ропот преследователей, и Йохан крепко сжал плечо Уивера.

- Кто она, Фризендорф? – шепотом спросил англичанин. – Я не видел этой женщины в городе… Верно, она приехала уже после того, как я попал в тюрьму?

Лисица шикнул на него, призывая к молчанию, но не выдержал сам, когда погоня с радостными криками обнаружила багор:

- Могу только догадываться, - неохотно ответил он. - Мы с тобой сидим в беседке капитана, а это его любовница, та самая ведьма-цыганка по слухам. Не пойму, отчего она помогла нам…

Уивер многозначительно хмыкнул.

- Не устояла перед моим очарованием? – это был не вопрос, но скорее утверждение.

- Сомневаюсь…

Погоня ушла, и голоса затихли, однако любовница капитана не торопилась к ним возвращаться. Уивер трижды порывался приподнять ковер и выглянуть, но Йохан останавливал его, охлаждая пыл предположением, что рядом может оказаться отставший охотник.

- Выходите, - наконец прозвучал ее голос. – Здесь никого больше нет, они затоптали ваши следы. С минуты на минуту придет нянька Лидии-Кристины; она принесет нам кофе и приведет Фифи. Собака выдаст вас.

- Как нам выбраться тайком? – спросил у нее Йохан, когда выбрался из-под стола. Вставать во весь рост он не собирался, пока они не окажутся в безопасном месте.

- Сейчас вам отсюда не выйти. У Каспара… Капитана фон Рейне сегодня гости. Вы можете дождаться ночи в домике садовника. На ваше счастье его не будет несколько дней.

Слухи не лгали: любовница капитана была мила и красива, насколько могут быть красивыми дети вечных бродяг и крепостных рабов. Печать ее цыганского происхождения ясно можно было разглядеть и в темной коже, и в длинных черных волосах, заплетенных в две косы против местных обычаев, и в больших глазах, и в подпухших нижних веках, и в обветренных коричневатых губах. Она была красива почти как Роксана, но насколько они были разными! Женщина смутилась от пристального взгляда Лисицы и прикрылась платком.

- Вот ключ, - сказала она и протянула его. Уивер с благодарностью принял нежданный подарок и, рассыпаясь в комплиментах, пихнул Йохана в бок.

- Почему вы помогаете нам? – спросил Лисица и смутил цыганку еще больше. – Ведь за нами гнались люди капитана.

- Я вижу, что вы действительно не разбойники, - неохотно ответила та. – И Каспар говорил, что лучше спасти одного виновного, чем осудить невинного.

Слова Вольтера в ее устах, произнесенные с таким благоговением, тронули Йохана, и он поклонился цыганке.

- Окажите нам еще одну услугу, - попросил он и протянул ей коробку с письмами. Уивер опять пихнул его в бок, но Лисица только отмахнулся от него. – Передайте это слуге барона фон Фризендорфа, осману по имени Диджле ибн-Усман. Если вы не найдете его в ближайшую неделю, и я не вернусь за ней, то можете отдать эту вещь капитану фон Рейне.

- Каспар хорошо говорил о бароне фон Фризендорфе, - кивнула цыганка. – Я сделаю, что вы просите. А теперь идите же!

Дневной свет медленно мерк, предвещая скорые сумерки. Стараясь не торопиться и не привлекать к себе лишнего внимания, беглецы добрались до сторожки и отперли дверь, разбухшую от сырости – похоже, здесь давно не топили очаг. Внутри было темно и кисло пахло затхлостью: землей, железом и прелой холстиной. Уивер запер дверь на засов, как только они оказались внутри, и только здесь, наконец, напустился на Йохана.

- Зачем ты отдал ей письма? Что мы теперь вернем старому грибу?

Лисица долго молчал, привалившись головой к стене, а потом опустился на лавку.

- Я не верю Герхарду. Диджле сохранит их, и они будут гарантом нашей жизни.

- Кем-кем? – переспросил Честер. – Погоди, я не понял, ты что, не собираешься отсюда уезжать? А как же виселица? И что делать мне, Фризендорф? Ладно, ты. Ты сошел с ума, когда встретил свою любовницу, но мне не хочется болтаться в петле!

- Тише. Мы еще не спаслись от погони, чтобы приманивать ее своей болтовней.

Честер хмыкнул и утер лицо краем рубахи, но все же понизил голос.

- Жрать хочется, - сказал он уже обычным голосом. – Я уже соскучился по неприступной служаночке баронессы. У нее потешная серьезная мордочка, но готовит она – объедение. Слушай, Фризендорф, если капитан относится к тебе хорошо, может быть, прийти к нему и сразу покаяться?

- От тюрьмы нас это точно не убережет.

- Жаль, - Честер зевнул. – Ладно, будь что будет. В конце концов, мы славно повеселились. Когда выходим?

- После полуночи. Часов до двух, - Йохан взглянул в незакрытое окно. Низкие облака точно потяжелели, и куст тревожно стучал ветвями по оконной раме.

- А. Тогда давай поспим, чтоб не мучиться от голода. Как твоя рука? – Уивер снял с себя мундир и скатал его в неудобную подушечку.

- Терпимо.

Уивер долго устраивался, вздыхая и печалясь на жесткий земляной пол и отсутствие покрывала. Лисица пожертвовал ему юбку, оставшись в подштанниках и длинной женской рубахе. Спать ему не хотелось; скорее, наступило то состояние, которое часто приходит после бессонных ночей, когда явь уходит будто за стекло. Тревожные мысли замерли, как насекомые, которых внезапно застала зима, и Йохан почти физически ощущал медленное течение времени. Облака совсем потемнели, и под мерный храп Честера перед глазами вставало прошлое. Что бы сказал отец, увидев его сейчас? Потомок честного рода шляется по Европе, выдавая себя за другого человека, позабыл своих предков, извалялся в грязи – пожалуй, воскресни отец, он бы проклял его и отказался бы от такого сына, который к тому же собрался жениться на дочери лавочника. Странное дело, сейчас Лисица не мог вспомнить лица Анны-Марии, точно она стала тенью, и вместо нее перед глазами вставал милый облик Роксаны. Он манил к себе и притягивал, и Честер был, пожалуй, не так уж не прав, когда посмеивался над его влюбленностью. Хотелось вновь оказаться рядом с ней и уже не расставаться, но это было невозможно – и он, и она знали это. Да и нужен ли он баронессе? Облака разошлись, и одна из первых звезд подмигивала, заглядывая в окно, пока Йохан не задремал, запрокинув голову.