Граница

Глава 32

Дверь легко распахнулась, и Йохан замер на пороге. Баронесса Катоне изящно сидела в кресле, за бюро, и бездумно листала книгу. Три свечи озаряли ее нежное лицо, но одета Роксана была не по-домашнему, а в бальное платье с широким панье, словно недавно вернулась домой. Она точно не замечала Йохана, и пока он стоял, не решаясь войти, прозвучал медовый голос Роксаны:

- Заходи же, глупый Лис, и рассказывай. Мне интересно знать, отчего ты ворвался посреди ночи в мой дом.

Она глядела на него в зеркало, и Йохан поймал ее взгляд. Роксана не опустила глаз, только чуть улыбнулась.

- Твой слуга прислал меня.

- Герхард? Он, верно, выжил из ума.

- Не совсем. Так или иначе, он попал в тюрьму.

- Герхард? – она высоко подняла брови, но, кажется, ничуть не удивилась.

- Именно. Вместе со мной.

- Что же вы сделали? Ограбили вдвоем прохожих?

- Мы… повздорили. Он решил сдать меня страже.

- А потом ты говоришь, что он прислал тебя сюда!

- Но это истинно так.

Роксана насмешливо покачала головой и зевнула, прикрыв ладонью рот.

- Мы бежали из тюрьмы. К тебе, - настойчиво повторил он.

- Такого ты еще не выдумывал… - она поманила его к себе, и Йохан подошел, будто зачарованный. – Садись сюда, - приказала баронесса, указав на пол рядом с собой, и Лисица послушался. Под складками платья он чувствовал тепло ее тела, и неожиданная близость пьянила. Роксана не отодвинулась, разрешая ему дотронуться до ее лодыжки, и велела:

- Налей мне вина. Оно стоит рядом с тобой.

Она протянула ему бокал, и их пальцы на короткий миг соприкоснулись. Йохан обернулся, разыскивая бутылку, и кое-как вытащил пробку зубами, чтобы не беспокоить раненую руку. Баронесса внимательно за ним наблюдала, и Лисица не мог понять выражения ее лица. Он передал ей бокал, и на этот раз прикосновение было длинней, словно баронесса не желала его прерывать.

- Итак, по твоим словам, Герхард послал тебя сюда, - заговорила Роксана, когда отняла руку. – Зачем?

- Он хочет, чтобы я что-то для него сделал.

- А. Герхард хочет загрести жар чужими руками, - ее лицо переменилось, на нем мелькнула тревога.

- Тебе это не нравится?

- Мне? Что ж, если в дом залезла драная лисица, - она пощекотала его руку носком туфельки, - наверное, это мало кому понравится. Я не ждала вас и не приготовила гостевых постелей, но вряд ли лисы к этому приучены, верно? Они могут довольствоваться мягким уголком, на которое навалено сено, объедком куриного крылышка, ошейником с крепкой цепью… Так?

- Нет, не так.

- А как? – с любопытством спросила Роксана.

Йохан посмотрел на нее снизу вверх. На ее гладком лице застыло выражение довольства, смешанного с интересом, и темные глаза ярко и влажно блестели в огне свечей.

- Драную лисицу можно отмыть, и она обернется кем-нибудь иным.

- Пф! – воскликнула она и пригубила вино. – Можно подумать, здесь лисья богадельня. Хотя в таком виде я, конечно, не могу тебя пустить на свои чистые простыни. Глупый лис, - неожиданно печально добавила Роксана и легонько пнула его носком домашней туфли в спину, - ты сам не знаешь, во что ввязался.

- Расскажи же.

- Сегодня я слишком устала для долгих разговоров, - отрезала баронесса. - Это преступление – требовать от женщины, чтобы она после бала принимала у себя беглых бродяг. Так и быть, вы здесь останетесь, но вначале я собираюсь отстирать тебя от грязи и крови.

Она потянулась к колокольчику и позвонила. Пока Камила поднималась по лестнице, Роксана погладила Йохана по щеке и с показным отвращением понюхала кончики пальцев. Она была так очаровательна и так непредсказуема, что Лисица перестал даже гадать, что случится дальше.

- Приготовь ванну, воду, мыло, бритву и что-нибудь из чистого исподнего господина Грау, Камила, - велела Роксана, когда служанка появилась в дверях. В руке у девицы снова блестел пистолет. Камила сделала книксен, не выразив ни малейшего удивления, и через несколько минут крикнула, что все готово.

- Идем же, грязный лис, - позвала Роксана. – Смоем грязь, побреем тебя, зальем лучшими духами, чтобы перебить твою вонь.

- Ты собираешься делать это сама? – не утерпел спросить Йохан.

Бокал вернулся на стол, и баронесса вытерла губы кружевным платком, прежде чем встать.

- Ты так любопытен и так недогадлив, - с укоризной сказала она. – Камиле и так придется не спать сегодня, в святую рождественскую ночь.

Йохан тоже поднялся.

- Ты самая удивительная женщина, которую мне довелось встречать, - искренне сказал он, и Роксана хлопнула его по щеке платочком.

- А из тебя плохой льстец, даже если ты говоришь правду, мой драный рождественский лис.

Лисица не мог отвести от нее взгляда. Баронесса была изменчива, как погода в мае, и такой ему еще не доводилось ее видеть. Она была и покорна, и неуступчива, ласкова и холодна, манила и отталкивала одновременно. Ему казалось, что побег из тюрьмы случился лишь ради нее, ради этого мгновения близости, когда она была так желанна и так далека. Роксана поманила его за собой, и точно в мороке он пошел за ней вниз.

Камила растопила очаг в маленькой купальне, где стояла деревянная ванна, до половины наполненная темной, теплой водой, и баронесса велела Йохану раздеваться и залезать в нее. Когда он помедлил, она со вздохом расстегнула ему пуговицы на мундире и на солдатских кюлотах, и ему ничего не оставалось, кроме как снять их. Сапоги и чулки Роксана отправила за дверь, чтобы не воняли, и пока Лисица опускался в ванну, чувствуя блаженное тепло, она скинула платье и панье, оставшись в рубахе и корсете. Не обратив внимания на желание Йохана, который попытался ее обнять, баронесса расплела ему косу и взбила в ванной пышную пену, будто невзначай дотрагиваясь до него. Пытка стала невыносимой, когда она начала мылить ему голову, и круглая, теплая грудь касалась его щеки. Роксана прекрасно видела его желание, и точно в насмешку приказала ему встать, с особой тщательностью пройдясь губкой в его паху. Движения ее были нежны, но она нарочно прерывала ласку, когда Йохан был готов загореться от страсти. Он забыл обо всем: о Герхарде с его таинственными делами, о покинутом на произвол судьбы османе, об англичанине, чьи шутки иной раз пробивались из-за закрытой двери. Он забыл об Анне-Марии и своем горе; так незаметно Роксана заняла все его мысли.

Она полила его водой из ковша, смывая мыло, и почти всунула в руки большое полотенце.

- Вытирайся и переодевайся, хитрый лис, - велела баронесса. – Я велю постелить тебе в одной из гостевых комнат.

Йохан выбрался из ванны с помутневшей от грязи и мыла водой и сделал шаг к Роксане, но она погрозила ему пальцем.

- Даже и не мечтай. Ты слишком мокр.

С этими словами она подхватила платье с забрызганного каменного пола и скрылась за дверью. Йохан вполголоса выругался.

Он кое-как вытерся насухо, стараясь не отходить далеко от огня. Поясницу чуть холодило ветерком из-под дверной щели, и Лисица поспешил одеться в чистое, пахнущее родниковой водой исподнее Герхарда.

Дверь приоткрылась, впустив чуть холода, и Йохан с надеждой вскинул голову, но это была не Роксана, а ее служанка. В отличие от госпожи она держалась бесстрастно, и в ее взгляде, казалось, не было даже любопытства.

- Я провожу вас, - сказала она. Камила еле сдержала зевок, и, глядя на нее, Лисица вдруг понял, что тоже очень устал.

Баронесса не обманула, и служанка провела его на второй этаж, в одну из безликих, но чистеньких комнат, где уже была расстелена двуспальная кровать. Йохан хмыкнул при ее виде, но спросил о другом:

- Не лучше ли было привести нас сюда вместе с господином Уивером, чтобы тебе не пришлось бегать вверх-вниз?

Камила удивленно обернулась к нему и, помедлив, покачала головой:

- Ему постелено в другом месте, - уклончиво сказала она.

- А-а, - с пониманием сказал Лисица, и девица неожиданно залилась краской, но промолчала и предпочла оставить его одного, пожелав спокойной ночи.

Уснул он сразу, как только коснулся лицом подушки, но сны в ту ночь навещали его мутные, глупые: тут был и обыск османа, и очередной побег из тюрьмы, и виселица. Люди во снах менялись, превращались в животных, как оборотни из сказок: Мароци стал волком, Шварц – хорьком, Андрей Павлович – лаской, Уивер – попугаем, и это было правильно, вполне по законам той страны снов, куда унесло Йохана. Перед рассветом ему приснилось, как хитрая лисичка обнимает и ласкает его, и то ли во сне, то ли наяву он увидел перед собой Роксану, но на этот раз она его не томила, а сделала все, как он хотел. «Я люблю тебя», - сказал в дреме Йохан, после того, как опустел, и она с усмешкой покачала головой, хотя на ее лице было написано удовольствие. Исчезла баронесса так же незаметно, как и пришла, и унесла с собой сновидения.

Проснулся Йохан только после обеда, когда зимнее солнце уже почти скрылось за горами. Тело одновременно и ломило, и было хорошо, потому что ушла боль, и горечь потери невольно забылась. Нет, она все еще была с ним, но стала тусклой, как плохо начищенная бронза, и что было хуже всего – Лисица не мог даже убедить себя, что это неправедно.

За дверью стояли его начищенные сапоги, а на ручке висели кюлоты, чулки, рубаха и жилет. Судя по обилию темного и серого, одежда принадлежала Цепному Псу, и Йохан острил сам с собой, пока одевался, подшучивая над тем, что еще неделю назад ни тот, ни другой не представляли, как повернется судьба, и кому придется примерять чужую одежду.

Внизу лысый, как камень, слуга жарил над огнем курицу, поворачивая вертел. Он мурлыкал себе под нос развеселый мотивчик, и когда поднял голову и поднял руку в знак приветствия, Лисица узнал в нем Уивера.

- Ну и спать же ты, Фризендорф! – воскликнул тот. – Я думал, ты не встанешь до ужина. Баронесса пожертвовала нам прекрасного молодого петушка, обед у нас будет локти оближешь, или как там говорят?

- Пальчики, - поправил его Йохан, рассматривая его лысину. Уивер перехватил его взгляд, выставил ногу вперед и жестом заправского макарони поправил несуществующий парик.

- Как тебе мой новый образ? – поинтересовался он. – Милая крошка оказалась безжалостным цирюльником. Уверен, и кровь она пускает с таким же хладнокровием, как и бреет. Зато теперь меня не кусают вши, и, знаешь, я вовсе по ним не скучаю!

- Милая крошка?.. – со значением переспросил Лисица.

- Неприступная, как крепость, - кисло ответил Уивер. – Благонравная, как сто тысяч святых-девственниц. С твоей стороны было подло в одиночку развлекаться с любовницей у меня на глазах.

- На глазах?!

- Ладно, на ушах. Я был за стеной и все слышал.

Йохан сел за стол. Значит, ему не приснился визит баронессы. Надо же, а он думал…

- Не лезь в нашу постель, - посоветовал он англичанину. – И если я еще раз услышу про «в одиночку», то могу и забыть, что мы связаны побегом.

- Выдашь меня властям?

- Сломаю тебе твой длинный нос.

- Влюбленные всегда сходят с ума, - вздохнул Уивер. – Что ж, ладно, попробую взять осадой неприступную крепость. Ты вряд ли представляешь себе, Фризендорф, каково несколько месяцев не видеть женщины и не спать с ней!

- Не представляю, - сухо ответил Йохан.

- То-то и оно, - Уивер опять вздохнул. – То-то и оно.

Курица благоухала, натертая солью, перцем и сухими травами. Поджаристая корочка с тихим треском лопнула в трех местах, и в огонь с шипением брызгал прозрачный сок. Несчастная птица вскоре оказалась на столе, бесстыдно выпячивая жареную грудь к потолку, и Уивер ловко разделал ее на несколько частей. Он достал уже начатый каравай хлеба, который Камила явно припрятала, и нарезал его грубыми, крошащимися ломтями.

- Одно можно сказать точно, - глубокомысленно заметил Уивер, зажав в масленых пальцах куриную ножку. – Твоя любовница на еду скупиться не будет. Твое здоровье, Фризендорф! Как твоя рука?

Йохан взял кусок хлеба и положил на него куриного мяса. Есть хотелось до боли в животе – вчера было вовсе не до еды.

- Нормально, - произнес он с набитым ртом. Рука действительно не беспокоила, хоть при неосторожном движении или касании начинала ныть и щипать.

- Я осмотрю тебя позже. Все равно нам нечем заняться в ближайшие дни. Кстати, каковы наши дельнейшие планы? Раз уж мы убежали, я предпочел бы убраться из Империи подальше. А поскольку денег у меня нет, то хорошо бы убраться в сторону Англии. В конце концов, я должен отплатить тебе за свою жизнь.

Йохан дожевал хлеб и стряхнул со рта крошки. Обычная курица казалась сегодня пищей богов, так она таяла на языке.

- Нам надо дождаться Герхарда Грау из тюрьмы, - неохотно ответил он. Мысль о Герхарде изрядно портила ему настроение. – Я кое-что должен для него сделать. А потом придется спасаться.

- Спасаться? – Уивер высоко поднял брови. – Это же просто слуга!

- Наверняка он попытается вернуть нас обратно на виселицу. Сдается мне, я ему сильно насолил.

- Так не лучше ли бежать прямо сейчас? Или дня через два, когда бдительность гренцеров спадет?

- Я не могу, - Йохан поднял глаза наверх, и Честер саркастически заулыбался, поймав направление его взгляда. – Я предпочитаю держать обещания.

- Конечно, - подхватил Уивер, - их всегда приятней ждать в постели у красотки!

- Да пошел ты, - беззлобно пожелал ему Йохан и бросил острую куриную косточку в глубокую миску.

Пока Роксана не вернулась из гостей, они коротали время за игрой в найденные у Герхарда карты, но беседа лилась непринужденно, словно оба беглеца были давними друзьями. Лисица неохотно, но откровенно рассказал о своем прошлом, и отчего он оказался здесь, и как связан с Пройссеном. Он не умолчал и об османе, о котором беспокоился, и о том, почему попал в тюрьму, скрыв лишь об Анне-Марии и о разбойничьем сокровище. Англичанин слушал его внимательно, хоть и не без изрядной доли скепсиса: по его мнению, Лисица сам заварил кашу, которую теперь пытался расхлебывать. Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, не поехал бы за тридевять земель за человеком, у которого отродясь не водилось ни денег, ни чести.

К появлению Роксаны Честер должен был Йохану пять желаний, а Йохан – Честеру только два. Баронесса посчитала выше своего достоинства заходить на кухню, где томились беглецы, но как только ее шаги прозвучали по коридору, Лисица бросил думать об игре и безуспешно прислушивался к ее голосу, гадая, что она чувствует после сегодняшней ночи. Он проиграл Уиверу еще два раза, но англичанин ничуть не обрадовался своей победе, заметив о том, что влюбленность похищает даже лучших из людей; судя по всему, его самого эта беда миновала. Когда отворилась кухонная дверь, Честер вытянулся и приосанился, но вошедшая Камила лишь мельком сделала беглецам книксен и поставила на огонь чайник.

Служанка достала две фарфоровые чашки с пастухом и пастушкой, серебряный кофейник, молочник и изящные ложечки. Она так тщательно расставляла их на подносе, что Уивер не удержался от похвалы ее умелым ручкам и клятвенно заверил, что они с Йоханом не привыкли к такой роскоши, и им можно подавать кофе попроще. Камила, чуть покрасневши, коротко ответила, что баронесса пригласила господина Фризендорфа выпить с ней кофе, а господин Уивер может сварить кофе себе сам. Англичанин пропел хвалу индийскому чаю, который, по его словам, нужно было якобы заваривать до темного цвета, но заметно разочаровался в словах служанки. Он подскочил со стула помогать ей, но доставлял больше хлопот, чем помощи, потому что то и дело пытался приобнять ее или коснуться груди, и то бледнеющая, то краснеющая Камила всеми силами старалась избежать нечаянных прикосновений. Йохан наблюдал за их игрой бесстрастно – он уже видел такое не раз, и сейчас его больше волновала Роксана.

Камила налила кофе в кофейник и взяла поднос в руки.

- Идите за мной, господин барон, - попросила она почтительно. Честер воспользовался мгновением, когда у нее были заняты руки, и провел пальцами по ее шее под чепчиком. Служанка застыла, напрягшись, но все-таки не опрокинула на него поднос. На лице у нее была написана такая мука, что Йохан неожиданно сказал, будто отнесет баронессе кофе сам, несмотря на перевязанную руку.

Роксана уже успела переодеться в домашнее свободное платье и теперь распускала черные локоны, уложенные в сложную прическу. Волосы у нее были красивые, мягкие, они отливали золотистым блеском при свете свечей и солнца, и, в отличие от многих дам, баронесса расчесывала их каждый день перед сном, пренебрегая устоявшимися в обществе привычками. Она высоко вскинула брови, когда увидела в дверях Лисицу с подносом, и с мягкой, обманчивой улыбкой заговорила:

- О, у меня появилась новая служанка! Я чувствую себя Омфалой, которая купила на рабском рынке Алкида – у меня язык не поворачивается назвать его Гераклом, пока он прял и ткал среди женщин. Поставь кофе на столик и садись рядом со мной. Дать тебе связать чулки, хитрый лис? Ты знаешь толк в уловках и хитрых узлах, может быть, ты знаешь толк и в узлах обычных?

- Это нетрудно, - отозвался Йохан. Сердце сжималось, когда она улыбалась, и все казалось в ней прекрасным: даже щербинка между передними зубами, усталые веки и покрасневшие белки глаз, легкий пушок над верхней губой; хотелось спрятать милый образ в душе, чтобы не выпускать никогда. Неважно, что Роксана пыталась ужалить его злыми словами; она не думала и десятой доли того, о чем шутила будто бы невзначай. – Вязать я немного умею.

- Что странно для барона, - тихо сказала Роксана. В глазах ее не было улыбки.

Она расставила чашки и разлила кофе, не обронив ни капли. Каждое ее движение было обманчиво медленно, словно баронесса предлагала полюбоваться красотой узких запястий и плавными жестами. Время от времени она поглядывала на него особым, томным взглядом, и когда их пальцы соприкасались, Лисица чувствовал почти физическую боль: ему хотелось вновь ей обладать, но обладать так, чтобы вся ее душа принадлежала ему безраздельно.

- Как легко тебя заманить в ловушку, мой храбрый герой в облике служанки, - нарочито медленно Роксана достала из-за лифа маленькую темную бутылочку и плеснула из нее темной жидкости в свой кофе. По комнате поплыл крепкий запах бренди. – Уверена, при тебе сейчас можно говорить любые секреты, и ты не услышишь ни одного лишнего слова.

- Я весь во внимании, - возразил Йохан, хотя баронесса была права.

- Надеюсь, - отозвалась Роксана. – И все же обратись из сатира назад в человека. Тебе стоит меня послушать. Может быть, я пожалею о своих словах назавтра, - со внезапным пылом сказала она и сделала глоток из бутылочного горлышка, прежде чем закупорить ее и отставить прочь. – Может быть, но все же скажу. Ты - глупый лис.

- Я уже слышал это из твоих уст.

Она невесело рассмеялась.

- Это лишь присказка. Я вспоминаю, - Роксана склонилась над чашкой и взяла ее в руки, но тут же поставила назад, обжегшись, - как ты ворвался ко мне, после того, как испортил мое платье, и принялся убеждать, что Герхард – негодяй, грабитель и убийца. Неужели ты серьезно полагал, что я об этом не знаю и меня надо спасать из его грязных рук?

- То есть, он - негодяй, грабитель и убийца?

- Глупенький, - она подцепила щипчиками кусочек сахара. – Некоторые действительно считают его таковым. Но он действует в интересах заказчика. Он… - Роксана прикусила нижнюю губу. – Назовем его эмиссаром. Многие из его дел связаны с политикой. И, на свое несчастье, ты сломал ему все планы.

Сахар плюхнулся Йохану в кофе и поплыл по черной гуще, темнея и тая.

- Мы задержались здесь дольше, чем собирались, из-за исчезновения Пройссена. Ты спугнул его.

- Я? – Йохан хотел спросить ее, неужели она жалеет об этой задержке, но язык не повернулся.

- Да. Перед его исчезновением ходил слух, что ты приехал по его душу. Вначале я думала, что ты – один из возможных конкурентов, и придется очаровывать тебя, чтобы выведать твои секреты. К счастью, Герхард с самого начала считал тебя нахальным дураком…

- Я очень польщен, - вставил Йохан, но Роксана приложила палец к его губам.

- Он считал тебя нахальным дураком и потому не стал выводить из игры сразу. Сдается мне, он очень об этом жалеет.

- Но что ему нужно от Пройссена?

- Кое-какие письма, которые тот получил обманом. А когда они попали к нему в руки, предпочел сбежать, заодно прихватив чужие деньги. Тогда Герхард устроил на него облаву, решив действовать силой. Однако оказалось, что Пройссена не было в карете, и никто из его охраны не знал об этом. Почти все эти люди, да примет их Господь в лоне своем, погибли, - равнодушно обронила Роксана, - кроме одного, который чудом спасся. Герхард не сумел его догнать, а потом пришли вести от доверенных людей, и стало не до него.

- М-м-м, - отозвался Йохан. Язык чесался признаться, кто он такой, но он силой подавил в себе это желание. – А как ты стала его невестой?

- Очень просто. Мы знали, куда он поедет, и распустили здесь заранее слухи о богатой баронессе, которая жаждет выйти замуж.

- Но зачем?

- Чтобы попасть в его дом, милый Лис! – она мазнула его по носу страусиным пером, которое, видимо, было этим вечером в ее прическе. – Вначале Герхард попробовал влезть туда сам, и тогда бы о свадьбе не было бы речи, будь его попытка удачна. Но у него ничего не вышло, и мы оба знаем, кто в этом виноват. Ты так рьяно намекал мне…

- Но ты ничего ему не сказала.

- Нет, - она насмешливо посмотрела на Йохана. - Мне не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось, хоть ты и был изрядно невыносим.

- То есть ты бы стала женой негодяя?

- Баронесса Катоне стала бы, - мягко поправила Роксана. - А я бы добралась до документов, и в одну прекрасную ночь баронесса бы исчезла. Но ты сломал мне марьяжные планы и взбесил Герхарда еще больше.

- То есть, баронессы Катоне не существует?

- Как и барона Фризендорфа, милый…

Йохан взял ее за руку. Она была прохладной, нежной; пальцы женщины, не знавшей тяжелой работы. Кем она была на самом деле, гадать было невозможно. Тысяча лиц, сотня имен – все могло подходить ей, и неожиданная ревность к ее прошлому окатила Лисицу с ног до головы. Мучительное в своей беспомощности чувство жгло изнутри, и это было непривычно, не испытано ранее. Роксана не нуждалась в деньгах, если судить по дорогой посуде, нарядам и кушаньям, принимала похвалу и ласку, как должное, но в ее взгляде таилась смутная жажда, как у человека, что завидел родник в лесу после долгих скитаний.

- Барон Фризендорф есть на самом деле.

- Сейчас это неважно…

- Но как тебя зовут на самом деле?

Она не ответила и потянулась поцеловать его в губы.

К утру нетронутый кофе остыл, и Роксана, чуть приподнявшись с постели, велела Лисице вылить его: в очаг или ночной горшок. Она сняла с лица Йохана мушку в виде кораблика, который переплыл с ее груди во время любовных ласк, и сладко зевнула. На рассвете баронесса была особо мила, несмотря на несмытую с лица краску. Лисица никак не мог уйти от нее, словно она околдовала его, и они разговаривали о пустяках, пока Камила не постучала в дверь и не принесла завтрак.

- Как я жалею об этих рождественских днях, - вырвалось у Роксаны, когда они прощались у дверей ее комнаты. Босая, простоволосая, она ежилась от утреннего холода, переступая с ноги на ногу, но не отпускала Йохана, точно разлука обещала растянуться на многие годы.

- Почему же?

- Мне нужно ехать в гости и слушать сплетни глупых людей. Делать вид, что я веселюсь и радуюсь. Я не могу даже сказаться заболевшей, ведь дамы с удовольствием приедут меня навещать, и тогда вам с господином Уивером придется прятаться в подвал. Время тянется так медленно, когда ждешь.

Она звонко поцеловала его и спряталась за дверью, будто боялась, что передумает, услышав его ответ. Йохан медленно пошел вниз, не думая ни о чем.