Граница

Глава 45

К концу недолгого пути Йохан окончательно выбился из сил, и они замедлили ход настолько, что осман мог бы убить Роксану раз десять, если бы пожелал. Уивер предлагал Лисице повернуть назад, но тот неизменно отказывался резким кивком головы. Когда Камила им отворила, она уставилась в лицо Йохану и перекрестилась.

- Где Роксана? – спросил он первым делом. Честер воспользовался ее замешательством, чтобы обнять служанку за талию и отвести от дверей. На всякий случай он ласково придерживал ее руки, если у той будет желание схватиться за пистолет.

- Баронесса наверху, - Камила попробовала вырваться из объятий Честера и наступила ему на ногу каблучком туфли.

- Но она никого не принимает, - подхватил ее слова Цепной Пес из комнат. – Отпусти мою служанку и убирайтесь прочь оба! Пока я не расколотил ваши пустые головы тростью.

- Здесь весьма тесно для трости, - галантно заметил англичанин. – Да и Камиле я нравлюсь. Правда, голубка?

- У меня есть пистолет, - угрбмо сообшил Герхард. Он показался Йохану еще более высохшим и старым со времени последней встречи, словно провалялся в лихорадке вместе с ним. – И я с огромным удовольствием сделаю в тебе дырку. Надеюсь, вы явились, чтобы отдать то, что мне принадлежит по праву.

Йохан прислонился к стене. Он совсем забыл о письмах, и драгоценные документы остались валяться на столе, чтобы достаться любому вороватому слуге, который будет не прочь поживиться шкатулкой.

- Я отдам их тебе, если ты уберешься из этих краев, - сказал он слабо. – А сейчас я хочу видеть Роксану.

Герхард проворно ткнул тростью Уивера в бок под ребра, и тот со стоном согнулся и схватился за больное место, выпустив служанку. Камила шмыгнула за спину Герхарду.

- Почему же я тебя все-таки не убил при первой встрече? – задумчиво спросил он. Пистолет уже смотрел Йохану в живот. – Или не высек до полусмерти за наглость при второй? Ты дважды не сгнил в тюрьме, избежал казни, не сдох от болезни, достал очередные поддельные документы... Не слишком ли много везения для одного драного лиса? Я уже сказал твоему слуге, чтобы ты и не мечтал жениться на Роксане. Она не про твою честь!

Камила еле заметно взмахнула ладонью, пристально глядя на Йохана, но он не понял, что она хотела сказать, и служанка исчезла, взбежав по лестнице. Ее каблучки тревожно простучали по ступеням.

- И ты еще смеешь мне приказывать – мне! – продолжил Герхард спокойно. – Клянусь, на этот раз я не буду так мягок в исполнении твоего приговора. Тебя спасет одно: отдай мне письма и убирайся из этого города сам! За пределы Империи! За пределы Европы, к дикарям, которые привыкли петь на твоем языке!

- Я никуда не уйду, - возразил Йохан. Он встревожился: Диджле был здесь. – Я должен удостовериться… с Роксаной все в порядке?

- С ней всегда все в порядке, когда она рядом со мной. Где письма?

- С собой у меня их нет.

Щелкнул взводимый замок пистолета, и Честер с воплем бросился на Цепного Пса, сбивая его руку. Герхард проворно отскочил и ударил англичанина тростью по голове. Уивер взвыл от боли, когда гладкое дерево скользнуло по уху, попытался отобрать пистолет, но промахнулся. Йохан боднул Цепного Пса под дых, однако тот с легкостью избежал нападения, и Лисице крепко пришлось по спине рукоятью пистолета. Он растянулся на полу, в силах лишь кое-как поднять голову.

- Клянусь, я убью вас обоих, - процедил Герхард сквозь зубы.

- Тогда убей и меня! – Роксана появилась на лестнице, чтобы спуститься с нее бегом. Послышался треск ткани, она зацепилась юбкой за перила, но не заметила этого. – Я выйду за него замуж, Герхард!

- Не неси чушь, - Цепной Пес отвлекся на нее лишь на миг, но и этого мига хватило Уиверу, чтобы броситься на него. Герхард согнулся, ловя ртом воздух, и Роксана гневно топнула ногой.

- Не трогай его! – велела она, подступив к Уиверу почти вплотную, и Цепной Пес неразборчиво хрюкнул. – Это подло с вашей стороны, господин Уивер!

Почти тотчас же баронесса потеряла к ним интерес и присела к Лисице, подоткнув платье, и ласково взяла его за голову, не испугавшись перепачкаться ни в дегте, ни в пудре. По лицу у нее некрасиво катились слезы, оставляя темные следы на щеках.

- Роксана, - холодно сказал Герхард, выпрямившись, и в его голосе послышался лишь жесткий приказ, - иди наверх. Немедленно.

Губы у нее запрыгали, и горячая слеза упала на щеку Лисице. Через платье он чувствовал тепло ее тела и невольно порадовался ее присутствию, ее защите, ее прикосновениям. Баронесса упрямо мотнула головой, и из высокой прически вывалился темный локон.

- Может быть, поговорим, как джентльмены, мистер Пес? – напряженно поинтересовался Уивер, потирая ухо и плечо. Впервые за долгое время Йохан услышал, что он беспокоится. – Клянусь вам, ни я, ни мой друг не замышляют ничего плохого. Его ведут добрые намерения! Давайте выпьем вина и потолкуем о ваших делах – видите, я даже согласен забыть о вашем предательстве…

- Заткнись, - прервал его Цепной Пес. – С тобой я еще разберусь. Роксана, у тебя есть последний шанс.

- Я никуда не пойду, - тихо сказала Роксана бесцветным голосом и вцепилась в Йохана так, что он застонал. – Хватит, Герхард. Я устала.

Лицо Цепного Пса осталось бесстрастным. Он поднял пистолет и без колебаний прицелился в Йохана. Баронесса зажмурилась; она храбро прижалась к Лисице. Родной запах окутал его, и темные, ненапудренные волосы попали ему в глаза и рот.

- Я люблю тебя, глупый Лис, - шепнула она.

- Не надо, Кёпек-ага! – донесся сверху голос Диджле, но Лисица уже не видел османа. – Я ошибался. Твоя женщина не ведьма. Не убивай их, будь милостив во имя Аллаха!

Герхард молчал, но стрелять он тоже не торопился.

- Клянусь Господом, какая же ты дура, Роксана, - сказал он через тысячу лет, и баронесса подавилась рыданиями, вздрагивая всем телом. Послышался щелчок пистолетного замка; и шестым чувством Йохан понял, что Цепной Пес не выстрелит. Уивер громко вздохнул над ними, и Герхард ушел; с его исчезновением будто рассеялся дурной туман.

Роксана все не могла отпустить Йохана и успокоиться. Она повторяла, что любит его, и никому не отдаст – пусть даже все слова о женитьбе пустой звук; плакала она вовсе не так, как плачут знатные дамы - смиренно, кротко; нет, лицо у нее сморщилось, и голос готов был сорваться на всхлип.

- Я завшивел, - выдавил из себя Лисица, когда смог заговорить. – Я не хотел бы… в твоих волосах.

- У меня есть анисовое масло, - сквозь слезы сказала она. – Им можно смазывать прическу… и… и… Господи, какая же я действительно дура!

С ее помощью Йохан встал на ноги. Служанка баронессы хмуро глядела на них, точно не одобряла поведения своей госпожи, а за ее спиной стоял Диджле, не решаясь подойти ближе.

- Поди-ка сюда, - поманил его Йохан. – Я не буду тебя бить.

Осман исподлобья посмотрел на него, но послушался.

- Я был не прав, брат, - сознался он и хотел было говорить дальше, но Лисица остановил его резким жестом.

- Поговорим позже. Сделай милость, сбегай домой… На столе – шкатулка. Принеси ее сюда, только быстро.

Диджле поклонился, не задавая лишних вопросов, и исчез за дверью. Молчавший до сих пор Уивер принял Йохана из рук Роксаны, но баронесса никак не желала отпускать его.

- Тебя надо бы уложить, - сказал Честер. – У тебя жар, дружище Фризендорф. Как мы пойдем назад?

- Никуда вы не пойдете, - отрезала Роксана. – Йохан останется здесь. Я позабочусь о нем… Как смогу.

- Кто бы так позаботился обо мне! – с наигранным сожалением воскликнул Уивер. Фальшь пропала из его слов и вновь появилось беспокойство, как только он заговорил дальше. - А как же господин «Убью-вас-всех»?

- Теперь не стоит о нем беспокоиться, - ее покрасневшие глаза опасно заблестели, предвещая новый поток рыданий, и Роксана прерывисто вздохнула, сжимая в кулачке ткань вышитого платка, но вместо того, чтобы промокнуть следы своих слез, она встала на цыпочки и бережно вытерла пудру и грязь с лица Лисицы. Йохан взял ее за локоть, показывая, что с ним все хорошо – ему было стыдно за временное недомогание и слабость, выказанные перед ней, - и она замерла, вскинув на него взгляд выразительных темных глаз. Все невысказанные слова, что Йохан говорил про себя для нее, пока сидел в тюрьме, повисли в воздухе почти осязаемо, и неприступная когда-то, загадочная баронесса неожиданно покраснела и смутилась, точно неопытная девчонка.

Хрупкий миг нарушил возглас Герхарда, который подзывал к себе Камилу, и служанка с дозволения Роксаны ушла к нему. Честер проводил ее задумчивым взглядом и с тяжелым вздохом почти поволок Лисицу наверх.

Роксана не обманула, и ее хлопоты были приятны Йохану. По приказу Честера она послала Камилу в аптеку за аква витэ для компрессов и смешала ее с испанским анисовым маслом; не побрезговав, она сама расчесала Йохана частым гребнем, вычесывая насекомых, а затем, не жалея ухоженных пальцев, втерла ему в голову полученную вонючую смесь, которая причудливо мешалась с дегтем. Баронесса была ласкова и не желала покидать Йохана ни на минуту, даже когда явился запыхавшийся Диджле с письмами и с поклоном положил их к ногам Лисицы.

Честер ушел вниз перекусить; даже отсюда было слышно, как он насмешливо умоляет жестокосердную служанку перевязать ему плечо и ухо, ссылаясь на то, что без должного ухода подхватит заразу, зачахнет и умрет. Голоса Камилы слышно не было, она звенела тарелками и грохотала кастрюлями, и от этих домашних, уютных звуков на душе у Йохана стало легко.

- Отдай эти письма Герхарду, - сказал он Роксане. – Здесь все, что вручил Пройссен.

- Не думаю, что он примет меня, - почти беззаботно сказала баронесса, но ее взгляд был тревожен. – Вряд ли он захочет когда-либо меня видеть… Он даже не дал о себе знать; Камила говорит, что он собирается в путь и велел ей собирать вещи.

- Тогда помоги мне встать.

Она ожила, спохватилась, и тревога сошла с ее лица, пока Роксана насмешливо пеняла Лисице, что по лестнице он спустится разве что кубарем. Тираду свою баронесса закончила тем, что она, так уж и быть, отнесет Цепному Псу письма сама, но Йохан видел, что она не хотела и боялась встречи с ним, как дочь боится гнева отца.

- Тебе все равно придется говорить с ним, - заметил он. – Почему бы не сделать этого сейчас?

Роксана презрительно фыркнула и мазнула сногсшибательно-душистой пятерней ему по носу. Лисица отвернулся, щурясь; в глазах защипало от резкого запаха. Диджле укоризненно глядел на их возню, сидя по-турецки у дверей. Баронесса все-таки взяла письма, и Йохан слышал, как она медленно, будто нехотя спускалась по лестнице, замирая на каждой ступени.

Свеча погасла, но Диджле не пошевелился, чтобы зажечь ее вновь. Они молчали в наступивших сумерках, и, когда Йохана невольно начало клонить в сон, осман заговорил.

- Прости меня за злые слова, брат, если можешь. Я был неправ.

- Я на тебя и не сердился, - после паузы ответил Йохан.

Диджле вздохнул, и его темная фигура сгорбилась.

- Все в этих краях неясно, - пожаловался он в очередной раз. – Я увидел, что распутница умеет любить. Старик застрелил бы тебя, если б не она. Но он любит ее и не смог.

- Любит? – Йохан никогда не думал об этом.

Осман, кажется, кивнул.

- Иначе бы он не пожалел ее.

Они опять замолчали, размышляя, каждый о своем.

- Если б у меня были деньги, я б завел дом и женился, - опять заговорил Диджле. – А теперь думаю. Жена моя не станет правоверной изнутри. Я могу заставить принять ее веру Пророка. Но нет муллы, чтобы растолковал ей истину; нет имама – совершить обряд. Дома мать моя сшила бы ей красные одежды, вышила бы золотом. Отец устроил бы пир. Материнская рука подняла бы накидку с ее лица. Благословила бы нас. А здесь? Здесь жена моя будет несчастна. Друзья отвернутся от нее. И я, бедняк, который не может выжить без твоей помощи и твоих денег. Я искал здесь спасения. Но теперь разбит, как лодка, вынесенная на берег. Когда ты уедешь, я вернусь назад. Дома война – наверное, сразу не казнят.

- Твоя мать желала, чтобы ты спасся, и, может быть, заплатила жизнью за то, что помогла тебе бежать. Войне наверняка вскоре придет конец – переговоры с русскими длятся почти год! – о слухах, что воевать придется и здесь, Лисица умолчал; да и, Бог весть, слухи эти были древней развалин Рима. – Не лучше ли стать христианином?

Диджле опустил голову еще ниже.

- Как я могу оставить истинную веру? – с сомнением спросил он. – Мои предки умирали с молитвой Аллаху на устах.

- Времена меняются, - Йохану не хотелось вести богословские споры, в которых он был не силен. – Знаешь, я отдам тебе все свои деньги. Их хватит, чтобы завести хозяйство. И заодно оженим тебя на той, о которой ты мечтаешь ночами. Я видел твою книгу стихов.

- Они порочны и развратны, - возразил Диджле, хотя по голосу было слышно, что он ошеломлен. – Но как же ты, брат?

- Мне деньги найти легче, чем чужаку-осману. А если ты еще и выскажешь желание перейти в католичество, думаю, тебя будут носить на руках.

В темноте послышался стук о деревянный пол: осман встал на колени и уперся лбом в доски.

- Стою ли я твоей заботы, брат? – хрипло спросил он.

- Когда ты заботишься обо мне, почему-то не спрашиваешь себя о том же.

Осман долго переваривал слова Лисицы и наконец сказал:

- Я сохранил твое кольцо, которое дала тебе Анна-Мария, - он подполз к Йохану, и тот чуть не застонал от разочарования: кольцо несчастья опять вернулось к нему. – Береги свою женщину на этот раз. И женись на ней, чтобы не порочить ее имя.

Пальцами Лисица нащупал железное колечко – то самое, исцарапанное, теплое от ладони османа. Как еще нужно загладить свою вину, чтобы оно исчезло навсегда из его жизни?

- Я женюсь на ней, и мы уедем на край света, - задумчиво сказал Йохан, потирая кольцо.

- Но я хочу выйти замуж в Вене, - голос Роксаны прозвучал в темноте, подобно яркой вспышке. – Теперь у меня нет никого, кроме глупого Лиса.

Диджле вскочил на ноги и неловко поклонился в пояс. Роксана прошла к столу и зажгла свечу; круг света точно сблизил их с Йоханом, и осман вопросительно взглянул на названного брата.

- Иди, - сказал Йохан. – Я думаю, служанка не откажет тебе в куске хлеба.

Роксана кивнула, подтверждая его слова.

- И подумай, - добавил он. – Не надо возвращаться назад. Тоска по прошлому уйдет, если будущее будет достойным.

Осман опять поклонился, ни знаком, ни взглядом не подав, как отнесся к речам Лисицы. Когда он вышел прочь, Йохан взял баронессу за руку и заставил присесть рядом.

- Должно быть, неумно эти слова звучат из моих уст, - со смешком сказал он. – Ты отдала письма?

Роксана опять кивнула.

- А что Герхард?

- Мельком посмотрел на них и отвернулся, - тихо ответила она. – Что ж, ему хорошо за них заплатят…

- Ты жалеешь, что вступилась за меня?

- Нет, - Роксана взглянула на их сплетенные пальцы. – Он бы убил тебя. Но все же он воспитывал меня с детства. Учил всему, что я знаю. Заботился, когда я болела. Он был мне ближе отца…

Йохан приподнялся на постели и обнял ее. Роксана обмякла в его руках, словно сдавалась без боя.

- А теперь он не смотрит на меня… - почти вздохом послышался ее голос. – Будто я перестала существовать. Стала призраком, как Эвридика в царстве Плутона.

Они долго сидели, не разжимая объятий, и Лисица понял, что баронесса опять плачет, но на этот раз неслышно.

- Мы поженимся, - грубовато сказал он. – И я тебя не оставлю.

- Я буду женой бродяги, - невесело сострила Роксана. – Буду торговать на площадях самодельными игрушками и плетеными лентами, пока мой хитрый муж облапошивает невинных крестьян. А потом мы будем бежать прочь от добрых католиков на краденом коне…

- Глупости. Ты будешь женой достойного человека.

- Вот уж не знаю! Где было твое достоинство, когда ты сел ко мне в карету?

Йохан усмехнулся.

- И ты забыла добавить, что я все еще воняю.

- Сильней, чем прежде, - охотно согласилась Роксана. – Но я хочу сказать тебе еще одну вещь… Сейчас, потому что потом не смогу. Не хватит духу повиниться.

- Что же?

- Я – грешница.

- Это я знаю, - Йохан потянулся к ней, чтобы поцеловать, но она приложила палец к его губам.

- Нет, не знаешь. Я о другом говорю, глупый Лис. Баронесса фон Виссен считала меня подругой, а я – из одной лишь ревности – отдала ее твоему англичанину. Теперь она уверилась в том, что любит его, и мучается от его пренебрежения. Видишь, как я могу поступать? Тебе стоит меня опасаться.

- Но ты же не сломала ей жизнь, - Лисица заглянул ей в глаза. – Но я не пойму, к кому ты ее приревновала.

- Она слишком часто с тобой целовалась, - как на духу выпалила Роксана, и Йохан чуть не рассмеялся: женщины делают трагедию из всего, что сочтут интересным.

- Глупости, - сказал он ласково. – Их отношения – их дело. А я не собираюсь ни на кого глядеть, пока ты рядом.

- Значит, когда меня рядом не будет, появится соперница? – негодующе спросила Роксана, но ее негодование было деланным. Она играючи оттолкнула Лисицу, и Йохан изобразил из себя тяжелораненого ее пренебрежением. Баронесса торжествующе засмеялась, но тут же стала покорной, как овечка.

Уже позже, ночью, когда весь дом уснул, и спящая Роксана ласково прильнула к нему, Йохана мучили раздумья о будущем. Он тихо встал с постели, чудом не разбудив Роксану, и она перевернулась на бок, крепко обхватив пуховую подушечку. Хотелось покурить, но табак в том доме водился только нюхательный, и Лисица спустился вниз, чтобы чуть-чуть упорядочить мысли. Из кухни доносился молодецкий храп Уивера, и Диджле время от времени стонал во сне, оттеняя басы англичанина.

Свечи не было, и Йохан по пути к окну наткнулся на столик, чудом не свалив его с тонких ножек. Что-то упало вниз и покатилось по полу с резким звуком игральной кости. Лисица замер, ожидая, что перебудит весь дом, но сон был слишком крепок.

Задетое бедро саднило, и Йохан распахнул окно, не без труда справившись с хитрой защелкой. Месяц поднимался над горами, и бледный свет его отражался на клубах дыма из кузни вдалеке: то ли кузнец еще не ложился спать, то ли уже давно встал. Жирная звезда сияла над самой горой.

- Славная ночь, - донеслось с улицы, и женский смешок подтвердил эти слова. Где-то треснул подзамерший лед в луже, и Лисица из озорства дыхнул, глядя, как из его рта вырывается облако пара.

- Ты решил проморозить весь дом? – Цепной Пес подошел неслышно, и Йохан вздрогнул. Может быть, Герхард и был здесь с самого начала, когда он только спустился. – Затвори окно.

Йохан помедлил, но послушался.

- И тебе доброй ночи, - ответил он, с сожалением вернувшись в духоту дома.

- Не могу ответить тем же, - желчно отозвался Цепной Пес. – Куда ты думаешь ехать?

- В Вену, - после некоторых колебаний отозвался Лисица. Герхард был способен устроить засаду на пути, но, тем не менее, в столицу отсюда вела лишь одна дорога.

- Грабителю и убийце с поддельными документами там самое место.

- Вряд ли моя здешняя слава так быстро всплывет.

- Мальчишка… - проворчал Герхард. Похоже, он был настроен дружелюбно, но на всякий случай Йохан не поворачивался к нему спиной. – Гляди, как бы не оказаться на виселице.

- Ты мне это уже пророчил.

- В конце концов, так оно и случится. Действительно вздумал жениться на Роксане?

- Да, - в голосе у Лисицы послышался вызов.

- Таких преданных балбесов, как ты, у нее были десятки, - с жалостью сказал Герхард. – Она привыкла к роскоши и богатству. Ты, как забавная зверушка, которая развлекает ее… До поры.

- И что?

- Она бросит тебя. Исчезнет, когда ты ей надоешь.

- Зачем ты мне это говоришь?

- Чтобы хоть раз в жизни ты подумал головой, а не чем обычно, - Цепной Пес зашуршал бумагой. – Возьми письмо. И передай Роксане… Впрочем, она знает, где меня искать, если что.

Искра от огнива вспыхнула в душной темноте, и Цепной Пес, щурясь от света, взглянул на Лисицу поверх загоревшейся свечи. Он был одет в дорожный камзол и плащ, вооружен и держал в руке треуголку, словно не ложился спать и собирался в путь.

- Я жалею, что не убил тебя еще, когда ты был подручным у мерзавца, - с искренним сожалением заметил он и повторил: - Возьми письмо.

Бумага лежала рядом со свечой, но Йохан медлил ее брать.

- В ночь ехать опасно, - сказал он.

Цепной Пес еле заметно дернул плечом, выказывая свое раздражение непрошеным советом.

- Роксана - дура, как и любая девица, не получившая должного воспитания, - заговорил он о другом, что волновало его больше грядущего пути. – Тебе не жить, если узнаю, что ты ее погубил.

С этими словами человек, что называл себя Герхардом Грау, надел шляпу на светлые волосы, перевязанные лентой, и вышел вон. Хлопнула входная дверь, и огонек свечи дрогнул от порыва ветра. Лисица прикрыл ее ладонью, чтобы видеть улицу, но Цепной Пес бесследно растворился во мраке.

Он сел на скрипнувший стул и потер лицо, морщась от боли в руках. Письмо напоминало свернувшуюся гадюку, готовую к нападению. Йохан развернул его и разгладил на столе, вглядываясь в ровные строчки, написанные человеком, которому часто приходилось держать гусиное перо в руках.

«Сим свидетельствую, что предъявитель сего письма, Йохан фон Фризендорф, известный также как Иоганн Фукс, - личность достойная и храбрая; человек, заслуживающий доверия в делах конфидентных и тайных, посему прошу оказать ему помощь в делах, ежели таковой он истребует.

Эмиссар Его Императорского Величества –

Барон Крещенцио Коллальто ди Гаргаццонне».

Под тщательно выведенным именем стояла сургучная печать с отпечатком перстня, и Лисица не удивился, когда увидел на нем изображение щита, разделенного на четыре части, за которым стоял рычащий пес.

На лестнице послышались шаги, и Йохан прикрыл письмо рукой. В комнату заглянула сонная Роксана, встревоженная и растрепанная.

- Ах, ты здесь, - с облегчением сказала она и зашла внутрь. Баронесса не позаботилась одеться как следует и придерживала платье на груди; оно то и дело сползало, открывая покатое гладкое плечо. – Я замерзла без тебя и проснулась.

Она обняла Лисицу за шею и прижалась щекой, пахнувшей молоком, к его щеке, уже не заботясь о платье.

- Мне послышались голоса отсюда, и я решила спуститься. Ай! У тебя холодные пальцы, мой милый, не трогай меня. А это что? – Роксана заметила письмо и чуть отстранилась.

- Последний подарок от Герхарда. Он решил осчастливить меня своим покровительством, если, конечно, он действительно барон ди Гаргацонне…

- Даже не сомневайся, мой добрый лис, - Роксана наклонилась ниже и заглянула внутрь письма, щуря припухшие со сна глаза. – У него в предках фельдмаршалы и политики, хотя сам он родился и жил в глуши, среди гор и лесов.

- Не ожидал от него такой любезности…

- Герхард очень милый, - невпопад заметила Роксана, и Йохан посмотрел на нее с удивлением: вряд ли она знала, что цитирует слова Софии фон Виссен. – Когда-то я очень его любила… Он заменил мне мать и отца. Правда, не выносит, когда перед ним рассыпаются в благодарностях, и всегда меня ругал за чрезмерную почтительность. Значит, он перестал на меня сердиться и утром будет со мной говорить.

- Вряд ли.

- Почему? – она широко раскрыла блестящие глаза.

- Кажется, он уехал.

- Вот как? – лицо Роксаны переменилось, и теперь, при живом свете огня, оно стало печальным. Она выпрямилась, обняла себя за локти, и платье с готовностью упало с ее плеч, бесстыдно обнажая грудь, полускрытую тонкую рубахой. – Не думала, что когда-нибудь этот час настанет. И он не попрощался по своему обычаю. Ах, мой славный лис…

Йохан встал рядом с ней, и баронесса уткнулась ему в рубашку – такая хитрая, такая неуловимая, такая беззащитная.

- Ну, - неловко сказал он. – Что поделать…

- Ты умеешь утешить, - фыркнула она глухо, но не зло.

- Вскоре и мы уедем. В этих краях остались лишь два незавершенных дела…

- Каких же? – со слабым любопытством поинтересовалась Роксана.

- Хочу спасти из тюрьмы невинного и устроить судьбу Диджле.

- Невинным ты полагаешь князя Вяземского? – уже с большим интересом спросила она. – Он так же невинен, как я девственница!

- Знаю. Но я засадил его в тюрьму за то, что он не делал, и теперь меня мучает совесть.

- Ах, совесть… - протянула Роксана и вздохнула. – А что же с Диджле? Найдешь ему работу?

- Хочу его оженить.

- Это намерение нравится мне куда как больше! Но сейчас я хочу подумать о нашей свадьбе, а еще больше - вернуться в теплую постель, пока она не остыла, и помечтать о брачной ночи.

- Только помечтать?

Роксана не ответила и поцеловала Йохана в губы, умело уворачиваясь от его попыток задержать поцелуй. Она засмеялась, когда он схватил ее за платье и расшитый шелк остался в его руках. Словно ночной мотылек, она легким движением пальцев погасила огонек свечи; подобно нимфе, ускользающей от охотника, оказалась у двери и здесь замерла в ожидании возлюбленного.

Темнота скрыла их ласки, и рассвет застал любовников мирно спящими в постели.