Граница

Глава 31

Через час крепко связанный Герхард с кляпом во рту спокойно лежал в углу, рядом с бессознательным князем. Он внимательно следил за тем, как шепчутся Йохан и Честер, и когда Уивер подошел к двери и опять в нее забарабанил, прикрыл глаза.

- Эй! – Честер прижался к двери и крикнул в щель. – Слушайте! Мы тоже хотим выпить и отметить Рождество! У Фризендорфа есть кой-какие ценности, которые можно обменять на вино…

Он оглянулся на Йохана, и тот одобрительно кивнул.

- А если еще вдруг принесете рождественского жареного каплуна… - Честер подавился слюной. – Клянусь, я завещаю вам остатки своего богатства и раздам его прямо на виселице!

- Да ты, черт возьми, щедр, как король, - отозвался кто-то из солдат. Голос у него заметно плыл. – Что там у вас осталось, что мы еще не забрали?

- Серебряные пряжки, - одними губами заметил Йохан. Пряжки были не его, а Вяземского, но он ничуть не мучился угрызениями совести.

- Серебро на туфлях, - крикнул Уивер. – Неужели вы не христиане? Мы выпьем за ваше здоровье и хорошую службу.

Солдаты обменялись возгласами, и через несколько минут послышались заплетающиеся шаги. Несмотря на то, что они были пьяны, у них хватило ума идти вдвоем, но ключ в замок они вставляли долго, и так же долго его поворачивали.

- Рождество – святой праздник, - бормотал один из них, пока его товарищ ругался на непокорный замок. – Колыбелька с сеном, да три волхва с дарами. Будем и мы волхвами, а? Только третьего нет. Где его достать? Может, сходить разбудить кого-нибудь наверху?

Солдат опять выругался.

- К черту, - грубо ответил он с резким горским акцентом. – Я делиться ни с кем ни собираюсь. И так денег мало. Тебе тоже ни к Богу, ни к дьяволу богатство не пригодится.

- В Божий день чертыхаться грешно, - наставительно заметил ему товарищ. – И не тебе судить, что мне нужно, а что нет.

- Поучи меня еще, мокроштанник!

Послышался звук удара, и Йохан вытер вспотевшие ладони о кюлоты. Из-за ссоры стражники забыли о ключе, и терпеть эту пытку ожиданием было невозможно. Уивер опять обернулся к нему. В темноте было хорошо видно лишь белки его глаз.

- Мой слуга принесет вам и золота, - спокойно сказал Йохан. – Думаю, мы уговоримся за что и когда… позже.

Он нарочно выделил последнее слово, чтобы алчный стражник почуял приманку наживы.

- Чертовы дворяне, - с чувством сказал тот, и ключ наконец повернулся. Второй с хлюпаньем втянул в нос воздух. – И что вам дома не сиделось? Давай сюда пряжки.

Узкая светлая щель появилась между дверью и стеной.

- Сейчас, сейчас, - посулил Уивер. – Сниму только…

- К черту, давай с ними! Принесем больше вина.

Солдат приоткрыл дверь шире. Йохан схватил одну из княжеских туфель и резко толкнул дверь от себя. От неожиданности один из стражников упал навзничь, замычав от боли, но тот, кто ругался на чем свет стоит, ловко отпрыгнул назад, прямо под факел, хватаясь за эфес оружия. Лисица кинул ему в лицо туфлю, и тот зарычал, когда серебряная пряжка распорола ему щеку под глазом.

- Ах ты… - солдат добавил несколько нелестных ругательств и обнажил оружие. Увы, он не был так пьян, чтобы не удержать его в руках, и Йохан почувствовал себя беззащитным, словно вновь повторялась дневная стычка с князем-фальшивомонетчиком. Но отступать теперь было некуда, равно как и незачем было сдаваться.

- Тревога! – заголосил лежащий на спине, и Уивер насмешливо подхватил:

- Пожар! У меня украли бритву! Мое вино!

Послышался тяжелый стук, и стражник умолк. Йохан не успел повести и глазом в ту сторону, и левое плечо обожгла сильная боль. Вместо того, чтобы отпрянуть назад, он бросился к солдату и обнял его за пояс, как потерянного брата, пытаясь повалить на пол. Короткой сабли горец из рук не выпустил и, в ярости оскалив зубы, сильно ударил Лисицу эфесом по голове. Неожиданно солдат заорал от боли, а потом запах спирта из его рта перебил сильный запах испражнений, и поганое ведро врезалось ему в лицо, обрызгав Йохана своим вонючим содержимым. Смуглое лицо горца посерело, и он сполз по стене, увлекая за собой Лисицу.

- Ну что, бежим? – шепотом поинтересовался Уивер. Он держал ведро перед собой, как щит, и Йохана неудержимо потянуло захохотать, хотя ничего смешного он не видел.

- Рано, - коротко и тихо ответил Лисица. Он чувствовал, как теплая кровь течет у него по руке, затекает меж пальцев; счастье, что солдат не смог замахнуться как следует, иначе бы он остался без руки. – Сюда кто-то идет. Этих – в камеру.

Они заволокли стражников к себе вместе с оружием и туфлей; заодно Йохан предусмотрительно вынул из замка ключ. Снаружи действительно послышались шаги: кто-то деловито шел по коридору. Йохан разделся до пояса и первым делом сделал из своей рубашки кляп для стражников, если те не мертвы и все-таки придут в себя. Незнакомец остановился над местом драки, и слышалось только его дыхание. Пока Йохан раздевал солдат, оставив им только исподнее, кроме рубашек, Уивер снял из угла камеры большой клок старой паутины и скатал его в плотную колбаску. Он сделал знак Йохану подойти и, поплевав на паутину, прилепил ее прямо на рану.

- Что здесь произошло? – неожиданно спросил из-за двери пришедший. – Эй, вы! Вы что-нибудь слышали?

- Господа стражники не поделили девицу, - угодливо заметил Лисица, пока натягивал на себя светлый мундир. Вещи были ему маловаты. – Они дрались как львы!

- Никогда не слышал, чтобы львы испражнялись во время драки, - проворчал стражник. – Куда они пошли?

- Не могу знать, - ответил Лисица. – Кажется, они говорили что-то о выпить.

Солдат пробормотал себе под нос ругательство. Он еще немного постоял над местом драки, и Йохан задержал дыхание, молясь про себя, чтобы тот поскорее убрался прочь. Он выдохнул, когда послышалось шарканье.

- Теперь-то мы бежим? – как только шаги затихли, Уивер вновь вернулся к наболевшему вопросу. Солдатский жилет и мундир болтались на нем, как на вешалке, а сапоги чуть жали, и он то и дело морщил длинный нос.

- Пожалуй.

Йохан надел на себя перевязь, и одной рукой замотал бородищу англичанина черным солдатским шарфом. Уивер недовольно сморщил нос от запаха чужой грязной шеи, хотя сам пах не лучше, но возражать не стал.

- Если мы кого-нибудь встретим, молчи. Говорить буду я.

Герхард шумно выдохнул, и Лисица вздрогнул, совсем забыв, что Цепной Пес тоже здесь. Йохан взглянул на четыре тела, валявшихся вповалку, не сказав ни слова, и они вышли из камеры. Они с трудом заперли дверь – замок взаправду стоило давно смазать, - и Лисица первым делом шепнул англичанину, что им нужны шляпы, чтобы не вызывать подозрений. Уивер послушно кивнул. На свету в шарфе он напоминал разбойника с большой дороги, замотавшего себе лицо, чтобы не быть узнанным. Он напялил на грязную голову белый солдатский парик со следами мышиного дерьма, и от этого взгляд у англичанина казался еще более диким, чем прежде.

Кое-как Йохан утерся своим париком, стирая остатки мочи с лица, а затем сунул его в карман мундира.

- Он похож на дохлого белого сурка, - невнятно пробубнил англичанин сквозь шарф и получил в награду яростный взгляд. – Что? Ты же сказал молчать, если мы кого-нибудь встретим.

- Просто заткнись, пока мы не вышли из Замка.

В полукруглой комнатке на столе батареей выстроились бутылки, и отблески от фонаря, в котором дрожала свечка, отражались в темном стекле. Уивер с радостным возгласом набросился на сверток, от которого пахло чесноком, и распотрошил его: внутри лежала горбушка серого хлеба, луковица и поджаристая темная колбаска. Он схватил подсумок, валявшийся на табурете и запихнул туда еду. Йохан взял ружье, стоявшее у стены, и протянул его англичанину, терпеливо дожидаясь, пока тот споро проверит содержимое бутылок и сунет приглянувшуюся к себе.

- Нет времени, - наконец не выдержал Лисица, тревожно прислушиваясь, не идет ли стражник, который искал товарищей. – Мы не на бал собираемся!

Уивер фыркнул сквозь шарф, но все-таки успокоился и схватил с крючка шляпу. Только после этого он соблаговолил принять ружье и привычным, ловким жестом закинул его себе на плечо. Похоже, англичанин все-таки не выдумывал и опыт службы у него был. Йохан нахлобучил треуголку пониже на глаза, чтобы скрыть лицо, бросил ключ от камеры в пустую кружку и взял фонарь.

Темный коридор кончался крутой лестницей наверх. Здесь было холодней, чем внизу, и почему-то больше пахло нечистотами.

- Раз, два, - донеслось спереди и послышался лязг подкованных каблуков. – Три-четыре. Тянуть носок от себя. Проклятый сапог… На плечо! Разворот! Раз, два… Нет, опять сбился.

В такт счету кто-то храпел, и как только марширующий остановился, спящий зачмокал губами, застонал и заворочался. Уивер громко хмыкнул, и солдат тут же бдительно окликнул их:

- Кто здесь?

- Это мы, - ответил Йохан, подделываясь под местный акцент. Он поднял фонарь повыше, но так, чтобы свет не падал на лица. Проход был закрыт решеткой, и за ней стоял стражник. Солдат скользнул взглядом по мундиру Йохана и насторожился.

- Ваша смена еще не приходила.

- Знаю, но у нас кончилось вино. Сегодня Рождество. Хочется забыть о паршивой службе хоть ненадолго.

- Геморрой обострился? – сочувственно спросил солдат.

- И он тоже. Говорить еще трудно. В этой сырятине разваливаешься на ходу.

Спящий шумно вздохнул.

- Ладно, идите, - махнул рукой солдат. – Отопру вам решетку, хоть не положено. Принесете за это вина, лады? Я слышал, сегодня его можно купить у графского камердинера – правда, фон Бабенберг еще не уснул. Сюда порой доносится музыка его личного оркестра… Он решил устроить сегодня праздник, и замковый двор забит слугами гостей.

Со вздохом он отпер решетку и сделал жест проходить. Лисица опустил фонарь и последовал за Уивером.

- Эй, - неожиданно окликнул их сзади солдат, и Йохан почувствовал, как англичанин насторожился. – Стой! Что у тебя на рукаве?

- Будешь смеяться, но этот оглоед, - Лисица ткнул фонарем в сторону Честера, - облил меня вином.

- А-а, - недоверчиво проговорил солдат. Он подозрительно вглядывался Йохану в лицо, но промолчал, и Лисица с удовольствием нырнул в темноту.

Они опять поднялись по лестнице, разминувшись с солдатами, и оказались на галерее, где уже кто-то наблевал в углу. Уивер сдернул с лица шарф и вздохнул полной грудью. На лице у него отразилось блаженство.

- Свежий воздух, черт возьми, - воскликнул он. – Фризендорф, я готов тебя носить на руках.

- Заткнись, - рассеянно сказал ему Йохан. Отсюда открывался вид на город, и в реке отражались немногочисленные городские огни. Солдат не обманул: во дворе стояло множество карет, и из замка доносилась приглушенная музыка, а большие окна пылали, как закат, и внутри, за занавесями, присобранными по французскому обычаю, мелькали тени. К стене изнутри было пристроено длинное здание с покатой крышей, и Йохан жестом показал Уиверу перебираться на нее. Кажется, это были казармы.

- Сдурел? – одними губами спросил Уивер. – Ты не спустишься с одной рукой. Ты уже и так похож с той стороны на редкоута.

- На кого?

- На английского солдата в красном мундире, - неохотно пояснил тот.

- Я не хочу больше плутать по этим переходам. Сдается мне, что с минуты на минуту наш побег обнаружат. Мы окажемся в мышеловке, не зная замка. Лучше сломать себе шею.

- Ладно, ты прав. Жаль только, я не успел попрощаться с Джорджем.

- С кем?!

- С моим ручным паучком. Я пел ему песни, и он мне подпевал в одинокие летние ночи… А теперь он, бедняга, еще и дома лишился.

- Сдается мне, что я спас сумасшедшего, - процедил сквозь зубы Йохан, поставил фонарь на край стены и перегнулся через нее.

- Да ладно! Вот если бы я дружил с клопами, тогда бы ты точно мог обозвать меня безумцем. Я просто звал каждого Яношем Мароци, по имени одного назойливого лейтенанта… Эй, подожди меня!

Удержаться на скользкой крыше было трудно, и Лисица плюхнулся на живот, медленно сползая по холодному дереву вниз. Пуговицы мундира противно скрежетали по льду, и снег набивался в рот, отчего Йохан то и дело отплевывался. Честер съехал быстрей, и у самого края обернулся, опершись рукой на крышу, но она неожиданно под ним проломилась, и он исчез в темном проеме. Оттуда послышался крик. Лисица выругался и кое-как подтянулся к дыре.

- Простите, простите, - послышался учтивый голос Уивера. – Можете считать, что это просто сон, добрый господин. Вот ваш ночной колпак. Всего хорошего. Вы мягки, как матрас из пуха гаги! Простите, это мое ружье. Его я заберу.

С уже знакомым треском крыша обвалилась и под Йоханом, и он с проклятьем полетел вниз. Он ждал боли при соприкосновении с полом, но вместо этого его объяла невероятная мягкость, и ножны сабли крепко дали по ногам.

- Да что ж это такое творится? – со слезами в голосе вскричал кто-то.

- Это Рождество, господин, - ответил Йохан, выбираясь из одеяла. У кровати смутно маячила сгорбленная фигура. – Вот вам подарок.

Он всунул несчастному в руки мятый парик, и, пока тот в недоумении глядел на него, они с Уивером бросились бежать к двери, из-под которой виднелся тусклый свет. Йохан выбил ее, и Честер, гулко топая, пробежал через ряд двухэтажных нар, и из некоторых постелей показались головы, точно потревоженные змеи.

- Османы? – спросонья спросил кто-то.

- Пожар на приеме у графа! – на одном дыхании выпалил Йохан, и солдаты загудели и повскакали с мест, натягивая одежду.

Они с Уивером спустились на первый этаж, и Честер распахнул входную дверь, дав по лбу солдату, входящему внутрь. Тот чертыхнулся, потирая шишку, но за спиной уже слышался топот, крики «Пожар!», и несчастный завертел головой, пытаясь разобраться в происходящем. Лисица не стал ждать, когда он придет себя, и они с англичанином метнулись к стене, чтобы под ее прикрытием добраться до ворот. На их счастье, в этот миг с замкового двора выезжала карета, и, не сговариваясь, они запрыгнули на запятки, скинув несчастных лакеев на брусчатку. Кучер ничего не заметил из-за шума высыпавших во двор солдат, и с гиканьем подхлестнул лошадей, чтобы те бежали резвей. Мелькнуло лицо лакея, раскрывшего рот в безмолвном крике, но тут же осталось позади.

Держаться одной рукой было трудно, слова замерзали на губах от ледяного ветра, и Лисица почувствовал, что еще немного, и он свалится на землю. Они переехали через мост, и когда кучер на повороте в город придержал лошадей, Йохан скомандовал Уиверу:

- Прыгай!

Он кулем упал на дорогу, ударившись раненым плечом. В глазах потемнело, и Лисица не сразу понял, что англичанин склонился над ним и трясет его.

- Мы это сделали, Фризендорф! Вставай же, ну! Куда нам идти? К твоему осману?

- Нет, только не туда, - промямлил Йохан. Ему невыносимо захотелось лечь. Дышать стало трудно.

- Куда же?

- К Роксане Катоне.

- К твоей любовнице?

Йохан невнятно промычал. Он опять вспомнил об Анне-Марии и кое-как встал, хватаясь за Честера, которого тоже качало, как былинку на ветру. Шляпа укатилась назад, и он поднял ее, отряхнув от снега.

Позади послышались крики, и беглецы замерли. Уивер крепко схватил Лисицу за руку, переменившись в лице, но это были всего лишь гуляки, не поделившие деньги на выпивку. Он достал из подсумка бутыль, потряс ее, откупорил и ткнул ею Йохану в зубы.

- Со мной все хорошо, - проговорил Йохан, отстраняя резко пахнущее спиртное. Водки ему хватило днем. – Не время пить.

- Как хочешь, - покладисто кивнул Уивер и с наслаждением понюхал горлышко бутылки, чтобы с сожалением убрать ее назад. Морозную пелену разорвал гулкий залп из пушки, и на вершине замка зажегся огонь.

- Это уже по нашу душу. Не думал, что они спохватятся так быстро.

Он потер переносицу. До дома баронессы отсюда было не так далеко, но дорога хорошо просматривалась, и встретить на ней людей не составляло труда. Этот город был слишком мал, чтобы скрыться бесследно, а снег мог выдать их.

- Куда идти? – нетерпеливо спросил англичанин. Он то и дело оглядывался, и Йохан указал ему на просвет между узкими домами. У входа тускло горел фонарь, отбрасывая круг света на дорогу, и мелкий снег таял в его тепле.

- Два сада, дорога, и мы на месте.

Уивер опять кивнул и почесал бороду. Йохан умолчал о том, что один из этих садов принадлежит капитану, и надо быть втрое осторожным, чтобы пройти сквозь него. К чему пугать товарища? Не дай Бог, от волнения он наделает глупостей или решит отомстить. Человек, который поет с пауками, способен на все.

Они неторопливо скрылись в тени дома, как раз вовремя, чтобы улизнуть от компании лавочников, распевавших рождественские гимны. Снег скрипел под сапогами, и этот звук казался Йохану оглушительным, словно он перекрывал и пьяное пение, и крики. Кое-как они перелезли через каменную изгородь, за которой Уивер провалился в канаву, заботливо присыпанную снегом, миновали ухоженный фруктовый сад, где на деревьях еще кое-как телепались пожухшие листья, и перемахнули через ограду железную, украшенную стилизованными заостренными копьями. Здесь начиналась вотчина капитана фон Рейне, и Йохан помнил, что его дом охраняла двойка гренцеров.

Им предстояло миновать сторожку садовника, где почему-то горел свет, и из трубы клубом валил темный дым. Йохан приложил палец к губам, призывая друга к молчанию. Громко забрехала соседская собака, почуяв чужаков, и в тот же час ее лай подхватили городские псы. Издалека послышался рожок, и за ним возглас патруля, что из Острога сбежали опасные преступники. Опасные преступники замерли на месте, прислушиваясь к суматохе, и Йохан показался себе загнанным лисом, когда в ближайшей церкви начали бить в колокол, но зазвучал не рождественский перезвон, а тот тревожный сигнал, который подают при известии о пожаре.

- Вот это слава, - пробормотал Уивер. – Поневоле чувствуешь себя королем.

В сторожке стукнула дверь, и англичанин отпрянул в тень, заткнув себе рот шарфом. Йохан прижался к стене, заслышав звук ружейного замка, поставленного на взвод, и взялся за эфес сабли. На свое счастье, незнакомец не сделал и шагу с порога, лишь невыносимо долго всматривался и вслушивался в темноту, как будто шестым чувством знал, что беглецы здесь. Наконец он вернулся назад, и Честер опустил ружье, захваченное у солдат.

- Живо, живо, - на одном дыхании велел ему Йохан, и они во весь дух пустились бежать к изгороди. Последним усилием Лисица перелез через изгородь и, спотыкаясь, метнулся к господскому дому, который сняла баронесса. В кухонном окне виднелась зажженная свеча, освещавшая чистенькие шкафы с посудой и закопченный очаг с каплями жира на стене, и из дома невыносимо тянуло запахами: жареной курицей, свежим хлебом и абрикосовым вареньем. Йохан дробью простучал по двери черного хода условный стук, пока Уивер привалился к стене, хватая ртом воздух, и опять потянулись долгие минуты ожидания.

Они услышали легкие женские шаги, и Честер обрадованно вскинул голову. Он подмигнул Лисице, мол, не стоит волноваться, с девкой-то я общий язык найду, и выпятил грудь.

- Кто тут? – тихо спросил нежный девичий голос изнутри.

- Лисья охота, - как только эти слова Герхарда прозвучали вслух, Йохан почувствовал себя глупо. На месте служанки он бы недоуменно пожал плечами и не стал бы отворять каким-то проходимцам. Однако та сняла засов, и дверь перед ними открылась.

За ней стояла худенькая служанка Роксаны, чистенько одетая и прибранная. Взгляд у нее казался сонным и уставшим, однако прямо в живот Лисице смотрело дуло пистолета, и Йохан мог поклясться, что девица держала его привычно, как заправский стрелок.

- Заходите, - велела она и отступила на шаг. Пистолет в ее руке не дрогнул. – Закройте дверь. Это из-за вас подняли тревогу?

- Милая девица, - вступил в разговор Уивер. Он вошел первым, расправив плечи. Голос его стал мягким, обволакивающим, - твое доброе сердечко должно подсказать, что мы – невинные люди, которые нуждаются в крыше над головой. И в хорошем обеде. И в ласке. Не надо тыкать в нас оружием… Оно слишком тяжело для такой прелестной ручки.

- Камила, - Йохан с трудом вспомнил ее имя. – Я пришел с посланием от господина Грау. Мне нужно – немедленно! - поговорить с твоей госпожой.

- С ним что-то произошло?

- Он в тюрьме, - с заминкой ответил Лисица и поглядел на англичанина. – Мы тоже оттуда.

- Это я поняла.

- Тогда ты должна понимать, сколько страданий мне пришлось вынести, голубка, - пылко заверил ее Уивер. – Только женская ручка может исцелить мои раны, такая же нежная, как у тебя.

- Вы не ранены, в отличие от вашего друга, - Камила глядела на него исподлобья.

- Моя душа истерзана ложным подозрением. А моя спина? Я покажу тебе те страшные раны, которые остались после рук палача.

- Не сейчас. Госпожа отдыхает, барон Фризендорф, но я доложу о вас. Или Лисица? Как вы предпочитаете представиться?

- Как угодно, лишь бы она приняла меня.

- Тогда оставьте оружие здесь. Не вздумайте причинить вред кому-нибудь в этом доме.

Йохан без колебаний снял саблю и бросил ее на пол. Уивер прислонил ружье к стене, прочертив на дереве панели царапину.

- Неужели такая крошка может нам угрожать? – удивился он. – Твоей ручке больше пристал веер, а голосу – любовные клятвы.

Камила поставила пистолет на предохранитель и спрятала его за пояс юбки. Девица побледнела еще больше и, казалось, ее можно было скрутить в два счета, но в каждом движении служанки сквозила такая уверенность, что она невольно казалась выше ростом.

- Идите сюда. Садитесь за стол, господин Фризендорф. А вы, господин Уивер, начерпайте воды из ведра и поставьте ее на огонь. Вас нужно обмыть, подстричь и побрить.

Она бесстрашно повернулась к ним спиной и отошла к очагу. Уивер сбросил с себя подсумок и поспешил за ней, схватив первый попавшийся черпак.

- Красавица моя, я бы с радостью пришел бы к тебе уже красивым и ухоженным, но в тюрьме нет достойного цирюльника, - заверил он. – Если ты дашь мне бритву и мыло, я предстану перед тобой во всей красе!

- Нет.

- Неужели тебе жалко бритвы и мыла?

- Я побрею вас сама.

- Бог услышал мои молитвы и благословил меня заботой прекраснейшей из девушек!

Пока они обменивались комплиментами и Уивер набирал воду, Йохан сел за стол и разложил на нем колбаску, луковицу и хлеб. Еда не лезла в рот, и не было даже сил удивляться, отчего. Что скажет баронесса Катоне? Будет ли она покорной или строптивой, как обычно? Запах чеснока показался отталкивающим, и он отодвинул колбаску подальше.

Камила подхватила оружие с полу и тревожно взглянула на них, точно амазонка, которую застали врасплох.

- Я сейчас вернусь, - пообещала она. – Ведите себя тихо.

Девица задвинула засов и скрылась в темном проеме, который вел в чистую половину дома.

- Прелестная крошка, - заметил Уивер, заглянул в котелок, где вода и не вздумала даже закипеть, и сел рядом с Йоханом, вытянув ноги. – Чур, она моя на сегодняшнюю ночь!

- Забирай, - отозвался тот.

- Слушай, я не понял. Почему она назвала тебя Лисицей? - Уивер взял злополучную колбаску в пальцы и откусил сразу половину.

- Долгая история. Я расскажу тебе потом. От этого и пошли все беды…

- А-а, - промычал англичанин с набитым ртом. Он полуприкрыл глаза от наслаждения, пока жевал, а потом заметил. – Какое все-таки блаженство – еда, теплый дом. Еще бы вычесать вшей и лечь в мягкую постель с девицей, и ничего для счастья больше не надо. Смотри, снег пошел сильней!

- Это хорошо. Следы заметет.

Они замолчали, пока Уивер ел. Снег действительно повалил густо, и за окном стало белым-бело; даже звук церковного колокола теперь слышался слабо. Кухня была небольшой, но очень уютной – в резных сундуках наверняка хранились припасы, все горшки и тарелки были тщательно вымыты и спрятаны за стекло, будто это был дорогой фарфоровый сервиз, а стол выглядел так, будто за ним никто и никогда не трапезничал и не готовил – ни щербинки от ножа, ни въевшейся грязи. Йохан думал о Роксане. Неужели баронесса действительно оказалась лишь исполнительницей чужой воли? Жить в чужих домах, ехать на край света только по воле Цепного Пса, не привязываясь ни к чему, - судьба едва ли не хуже его собственной. Вода в котелке забурлила и зашипела, выплескиваясь на раскаленные камни очага, и Честер, не дожевав луковицу, вскочил, чтобы снять котелок с огня. Не ошпарившись, он поставил его на железную подставку и привычно разбавил прохладной водой из ведра.

- Тебе надо зашить рану, Фризендорф, - заметил англичанин. – Давненько я этим не занимался. Пожалуй, еще с Индии. Пусть только вернется малютка, и я попрошу у нее иглу и нить.

- Я уже и забыл о ране.

- Не строй из себя героя, мистер! Даже если и так, то она о тебе не забыла. Мне не хочется искать посреди зимы мушиные личинки, чтобы высасывали гной и мертвечину из твой раны, равно как не особо хочется отрезать тебе руку, если туда попала грязь. Так что, будь добр, не ерепенься!

Йохан хмыкнул. Пожалуй, в словах Честера была правота, и он послушно скинул чужой мундир, пропахший потом и порохом. Рубаха пропиталась кровью, и Уивер деловито оборвал окровавленный рукав и выдернул клок паутины, который теперь больше напоминал бесформенную кровавую ветошь. Лисица подавился возгласом боли, когда он с неприятным, еле слышным треском отошел от живого мяса, и кровь потекла с новой силой.

- Госпожа примет вас… - служанка появилась незаметно и осеклась, когда увидела, что творилось в ее кухне.

- Принеси мне иглу и нить, - властно велел ей Уивер. – И побольше ненужных тряпок.

- И опилок, и ножницы, - тихонько добавила она, и Честер обернулся к ней, удивленно вскинув брови.

- Да, если есть, - подтвердил он. – Откуда ты знаешь, голубка?

- Я прислуживала доктору, - неохотно ответила Камила. Она отстегнула от пояса игольницу на цепочке и протянула ее Честеру. Их руки соприкоснулись, и служанка неожиданно покраснела. Англичанин накалил иглу над огнем и вдел в нее суровую нить из клубка, пока девица засыпала стол и пол, куда попала кровь, опилками.

- На, - Уивер протянул Йохану тугой жгут из его же рубахи, - зажми в зубах, чтобы не орать. Будет неприятно, но терпимо.

Лисица послушался, чувствуя на языке неприятную шершавость льняной ткани. Влажной тканью Уивер стер свежую кровь вокруг раны и промокнул ее самое, затем поднял вверх иглу и произнес:

- С Богом! Я не буду вышивать на тебе узоров, как любят делать некоторые костоправы в вашей стране, хотя тебе бы пошло перед свиданием с баронессой.

Йохан недовольно промычал сквозь тряпку, но тут же крепко сжал зубы, когда Честер начал работу. Глаза невольно заслезились, как только боль пронзила рану и удвоилась, но Лисица молчал и только изредка сжимал край табурета здоровой рукой, когда терпеть было уже невмоготу. Англичанин знал свое дело, и не прошло и пяти минут, как он закончил манипуляции.

- Тебе повезло, - сказал он, - удар не пришелся ниже. Рука могла бы отняться. Пошевели-ка пальцами? Чувствуешь, как я прикасаюсь к твоей ладони?

Лисица вынул кляп, на котором отпечатались следы зубов.

- И как я должен тебе отвечать, если ты заткнул мне рот? – спросил он. – Да, все хорошо. Благодарю тебя.

- Нет, это я тебя благодарю, - серьезно ответил Уивер. Он обрезал нить, - Я выну ее через недельку-две, когда мясо срастется. Пока не напрягай руку сильно. Хорошо бы туда положить давленых улиток. Это помогает.

- Выпейте, - Камила, по обыкновению, подошла незаметно и протянула Йохану кружку с вином на салфетке. – Боль сейчас пройдет.

- А мне, моя красавица? – с беспокойством поинтересовался Уивер.

- Вы же не ранены.

- Я претерпел много мук! И ты ранила меня в самое сердце!

- Завтра.

- Жестокосердная!

Йохан с благодарностью принял из девичьих рук кружку. Вино оказалось теплым, терпким и сладким, с легким ароматом корицы, и мягкой волной провалилось в желудок. Он залпом выпил все содержимое и поднялся, подхватив со стола мундир. Да, баронесса Катоне порадуется его оборванному виду! Зашитая рана ныла и щипала, и Йохан чувствовал себя боевым конем, которому попал под хвост репей, так хотелось бежать и что-то делать.

Камила увернулась из объятий Уивера и провела Лисицу на второй этаж, где оставила его перед дверью комнаты баронессы. Вопреки обычаю, она не стала стучать и вводить его внутрь; служанка исчезла в темноте, не сказав ни слова.