Граница

Глава 36

Она вернулась через час: дерганая и напуганная, как кошка, которой случайно придавили хвост. Теперь в ней не было того гонору и неверия, словно за это время тяжелые мысли раздавили ее. Лисица молча взглянул на нее, чувствуя ту же тоску, что преследовала его, когда он думал об Анне-Марии. Здесь он тоже был предателем и должен был стать им дважды.

- Скажи мне, что делать, - потребовала горбунья одновременно просительно и нахально, и возникшая было симпатия сдулась и съежилась; Йохан вспомнил, как она говорила о других людях: недобро и со злобой. Девица встала рядом с ним, не желая садиться.

- Можешь ли ты предсказать мне будущее точно? – губы у нее были обветрены и обкусаны, и Йохан задержал на них взгляд.

- Я могу все, - твердо ответил он. – Но не здесь. Мне нужна солома из твоего матраса, лоскут юбки и миска, из которой ты ела на этой неделе.

Горбунья прикрыла глаза, а затем кивнула.

- Я проведу тебя к себе,- отчаянно сказала она, и внутри Лисицы поднялось ликование. – Сейчас, пока хозяина нет.

Йохан кивнул, не сводя с нее глаз из-под накидки.

- Верный выбор, девочка, - пропел он. – Всегда лучше уберечься, чем лезть на рожон.

Она криво усмехнулась и отошла в сторону, пока Лисица благодарил девчонку и сулил ей в скором времени большое счастье. Уивер оставил всех служанок и вырос за спиной друга, точно верный охранник. Горбунья подозрительно глядела на него, сцепив руки под передником, но возразить не пыталась. Ей явно не нравился старый говорливый солдат из Данцига, однако она боялась отпугнуть ведьму и не получить обещанного.

Они перешли подтаявшую дорогу, уже щедро усыпанную навозом, и ловко, точно козочка, горбунья перепрыгивала через препятствия. На высокую гадалку и ее спутника оглядывались зеваки, потому девица торопила идти быстрей, чтобы не давать лишних поводов для пересудов.

Дверь в дом Шварца отворилась с усилием, и горбунья помедлила на пороге, прислушиваясь к звукам изнутри.

- Не вздумайте сделать что-нибудь, - предупредила она подозрительно. – Стоит мне закричать, и тут же явится стража. Это дом секретаря!

- Здесь должно случиться что-то плохое, - Йохан огляделся, как только они зашли внутрь. По нарядному виду Шварца он полагал, что и дом у него будет наподобие его платья; но ни картин, ни статуй, ни уютных мелочей здесь не водилось. У стены, где стояли стулья с выцветшей обивкой, лежали клоки свалявшейся пыли, а лампу наверху – круглую, деревянную, с кованым подсвечником, по влашскому образцу, - засидели мухи.

«Мы не знаем, есть ли здесь еще люди», - одними губами сказал Уивер, поравнявшись с Лисицей. Йохан покачал головой – пусть все идет как идет. В кончиках пальцев закололо от волнения. Если здесь никого нет, то можно послать англичанина наверх, искать письма. Можно было бы, в том случае, если б тот знал, что именно нужно найти. Лисица обругал себя последними словами, что не доверился другу вовремя.

- Почему ты так тяжело дышишь? – неожиданно спросила горбунья. Она обернулась, и Уивер едва успел убрать руки за спину. Жестами он спрашивал у Йохана, как скрутить ее, пока подвернулось удачное мгновение.

«Жду часа, чтобы съесть тебя, как говорил волк во французской сказке».

- Нехороший дух в этом доме, - неохотно ответил Лисица, и горбунья медленно кивнула, будто поверила, но не до конца.

Они прошли на кухню, где над углями побулькивал большой котел. Крышка на нем звонко отбивала ритм в такт неслышной мелодии, выпуская наружу пар, и горбунья споро приоткрыла ее, склонившись над огнем и придерживая юбки. Лисица глядел на ее узкую кривую спину, кое-как затянутую в корсет – одного толчка хватило бы, чтобы девица упала в очаг, но от этих мыслей стало тошно.

- Садись, - тихо сказал он. – И дай мне руку.

Она опять стала недоверчивой, это злое создание, обиженное судьбой. Горбунья присела на самый край лавки и положила руку на стол. Йохан крепко взял ее за запястье, чтобы не вырвалась, и кивнул Уиверу.

- Советую тебе не кричать, и все будет хорошо, - сказал Лисица обычным голосом и увидел, как резко расширились ее зрачки, точно чернота залила радужки глаз.

- Да, советую тебе не кричать, - поддержал его Честер. Он высвободил из колоды в углу маленький топорик для рубки мяса и теперь примерял его к руке.

- Тебя повесят, - спокойно сказала горбунья, но ненависть в ее взгляде обжигала, а губы прыгали от волнения. – И ты вновь встретишься со своей шлюхой, и обвенчаешься с ней в аду.

- Замолчи, - свободной рукой Йохан стянул с головы платок и передал его Честеру. Тот повертел его в руках и шагнул к горбунье. – Мы ничего тебе не сделаем, если ты поможешь нам.

Она коротко рассмеялась, а затем неожиданно плюнула в лицо Йохану. Он отвернулся, не выпуская ее руки, и успел услышать, как предупредительно кричит Честер. Недавнюю рану точно обожгло кипятком, и теплая кровь опять потекла по плечу, а вместе с ней начало растекаться и онемение. Уивер схватил горбунью за талию и хорошенько встряхнул; она не кричала, но больно брыкалась, стараясь попасть по местам уязвимым.

Йохан обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть перед собой лицо главаря. Нож в его руках был в крови. Когда взгляды пересеклись, на лице влаха показалось безграничное удивление, и эта мгновенная задержка помогла Лисице выбить нож. Они сцепились один на один, и Йохан, отвыкший от тяжелой работы за последние полгода, почувствовал, насколько разбойник его сильней. Собственной спиной он свалил со стола посуду и крепко приложился головой о стену – перед глазами все закружилось, но из последних сил оттолкнул врага от себя, не выпуская его, чтобы тот не добрался до ножа. Они опять врезались в стену, на этот раз пострадала спина разбойника, и тот неожиданно вытянулся в струнку и обмяк, осев на пол. Лисицу он потянул за собой, крепко запустив пальцы в новую рану, отчего у Йохана посыпались искры из глаз и выступили слезы – боль была сильней ожога от раскаленного железа. Он потянулся к ножу, но влах оскалился и попробовал встать, повиснув всем весом на Йохане.

- Хватит! – голос Уивера изменился: теперь в нем не было и тени добродушия. – Клянусь, я сломаю шею этой девке, если ты не сдашься.

Горбунья тоненько захныкала, будто больной котенок. Разбойник и шантажист выругался, но отпустил Лисицу. Подняться он почему-то не мог, не мог и шевельнуть ногами; когда боль чуть-чуть утихла, Йохан заметил, как лицо влаха покраснело и исказилось, пока бывший главарь несуществующей шайки безуспешно пытался приподняться на локтях.

- Крюк, - обронил Честер, и Лисица послушно взглянул на железный крюк, торчавший из стены, чтобы вешать на него кочергу. – Он напоролся спиной на крюк и, похоже, сломал хребет. Повезло.

- Надо их связать, - сказал Йохан. Он вытер лицо ладонью, но пот не исчез, наоборот, точно стал гуще. Ладонь тоже была в крови, и он заметил, что Честер смотрит на него с сочувствием.

- Тебе повезло, щенок, - почти неслышно пробормотал разбойник. – Не надо было тебя жалеть тогда. Лучше бы ты сдох.

- Как и твоя шлюха! – горбунья уже ревела, и в Честере неожиданно проснулись галантные чувства. Он успокаивающе тряхнул скрученную девку еще раз, но она не останавливалась и твердила на разные лады слово «сдох», пока у нее не кончилось дыхание.

- Это Шварц заставил тебя вымогать деньги? – спросил у главаря Лисица. – Зачем? Зачем ему нужен был Пройссен?

Разбойник дернул углом рта и ничего не ответил, презрительно закрыв глаза. Он не проронил больше ни слова.

Они нашли веревку и кое-как связали пленников, на всякий случай, заодно заткнув им рты, на случай, если они будут кричать. Руки Лисица не чувствовал, она словно превратилась в одну большую рану, и когда Честер ее перевязывал, он шипел от боли.

- Терпи, - великодушно посоветовал ему Уивер. – Мы пришли сюда не со слугами драться.

Йохан поморщился. Он так и не рассказал англичанину всех своих приключений и теперь опять пожалел об этом.

- Моим предкам на войне приходилось хуже, - наконец сказал он. – Плохо, когда тебе оторвало ногу ядром, а тут всего лишь позорная рана…

Уивер хмыкнул и посоветовал быстрей отправиться наверх, в хозяйский кабинет. На его лице ясно виднелось облегчение – то ли он радовался успешной стычке, то ли тому, что никто не погиб. Лисица глядел на горбунью, - по щекам у той текли слезы, и своим невинным видом она так стала похожа на обиженного ребенка, что на сердце у Йохана заскребли кошки.

Ставни наверху были закрыты, и пришлось зажечь свечу, чтобы сориентироваться в анфиладе комнат. Кабинет хозяина оказался в самом конце, и Честер удивленно крякнул, когда увидел дневной свет, падающий из дверного проема. На всякий случай он перехватил нож покрепче, чтобы быть готовым к неожиданному нападению, но в комнате никого не оказалось – только ветер из полуоткрытого окна шевелил страницы забытой на бюро книги. Лисица поставил свечу на пол и привалился к стене – на лбу у него выступила испарина, но он старался крепиться. Кабинет Шварца тоже отличался аскетичностью и простотой, но видно было, что простота эта вынужденная. Светлые пятна на деревянных панелях ясно говорили, что когда-то здесь висели картины, а занавеси когда-то были сшиты из добротного бархата. За большим столом стоял шкаф с чучелом ящерицы; книги и бумаги были поставлены кое-как, словно хозяин не рассчитывал оставаться здесь надолго. Угол комнаты отделяла темная ширма из китайской бумаги, но за ней явно не таилось ничего ценного.

Уивер сел на низенькую софу, с любопытством оглядывая комнату, и лицо у него стало хитро-задумчивым, как у мальчишки, задумавшего каверзу. Лисица кое-как добрался до стола и сел за него. В голове шумело – подобные стычки случались чересчур часто, чтобы радоваться крепкому здоровью. Ящики стола заперты не были, и он вывалил содержимое себе на колени, перебирая бумаги. По большей части это были копии приказов о передвижении войск и местных беспорядках – места назначения и пути передвижения войск были подчеркнуты. Среди бумаг попадались и судебные: некоторые из них почему-то - в двух экземплярах, чуть-чуть отличавшихся формулировками и приговором, словно господин судья был не в духе и переделывал вердикт на ходу, чтобы решить на месте, что именно ему надо.

- Похоже на подделку, - заметил Честер, когда Лисица поделился с ним своим открытием. Уивер с наслаждением вырезал на стене пресловутое «Мене мене текел упарсин», заявив, что в кои-то веки с радостью вспоминает вечера в деревне у своего деда. Тот без молитвы, обращенной к Богу, не мог даже рыгнуть, и заставлял детей учить наизусть библию короля Иакова и все псалмы.

- Вполне вероятно, - хмуро заметил Йохан. – Похоже, он и есть настоящий глава разбойников.

- Этот тощий тип? – Честер усмехнулся. – Он показался мне слишком осторожным, даже чтобы согнать назойливую муху! Засадить невинного в тюрьму – другая песня.

- Но никто другой не мог провернуть такое хитрое дело.

Лисица торопился, как мог; кто знает, сколько у них было времени до возвращения Шварца? От бумаг поднялась пыль и заслезились глаза, и за ширмой кто-то оглушительно чихнул, отчего Честер вздрогнул. Йохан замер с письмом в руках. Они переглянулись, и Уивер шагнул к ширме.

Он выволок из-за нее невысокого, бедно одетого человека. Сопротивляться тот не пытался, бессильно опустив руки, и Лисица с удивлением узнал Пройссена, лишившегося всего своего лоска.

- Я ни в чем не виноват, - заявил бывший наниматель. Голос у него проседал от ужаса. – Меня посадили сюда силой. Похитили. Угрожали жизни!

- Меня чуть не казнили за твое убийство, - рявкнул Уивер и встряхнул его за шиворот. Коричневое сукно затрещало. – А ты жив! И сидишь в горячем местечке!

Пройссен уставился на него, выцветая на глазах. Он явно не узнавал Честера под слоем краски и грязи.

- Это все Шварц, - быстро заявил он, как только вновь смог заговорить. – Это все его планы. Я не хотел…

Йохан сжал очередное письмо в здоровой руке, и пожелтевшая бумага хрустнула.

- Хватит отговорок, - тихо сказал он, и Пройссен упал на колени, запутавшись в рукавах полуснятого камзола, что остался в ладони Честера. Он уставился на Лисицу, и ужас на его лице стал отчетливей, как у Авессалома, сына Давидова, запутавшегося волосами в ветвях. – Я долго шел за тобой, и ты наконец-то ответишь за все, что сделал.

- Я знаю, где лежит золото, - пробормотал Пройссен. – Я отдам его тебе. Тебе хватит, чтобы жить и не тужить.

- Жизнь не выкупить никаким золотом.

- Я расскажу все, что знаю о делах Шварца!

- Ты тянешь время.

Лисица взглянул на упавший нож, и Пройссен проследил за его взглядом, забеспокоившись еще сильней.

- Что тебе надо от меня, если не золота? – с мольбой спросил он, уткнувшись лбом в доски пола.

О, если б Йохан сам знал ответ на этот вопрос! Раньше он думал о том, как заставить Пройссена поплатиться за все, любым способом, и это было подобно хитрой игре ума – поймать злобного зверя и загнать в ловушку, чтобы сотворить справедливость. Но теперь, когда перед ним на коленях стоял не человек, но обломок человека, дрожавший от страха, Лисица испытывал только брезгливость. Раскаяния от Пройссена ждать было глупо, но едва ли кто-то мог наказать его хуже, чем он сам наказал себя, прячась от людей, как крыса, запутавшись во лжи.

- Письма баронессы Рекке, - наконец ответил Йохан.

- Письма… - Пройссен неожиданно внимательно посмотрел на него, словно хотел понять, что знает его бывший наемник. – Конечно, я отдам их. Я отдам все.

- И жизнь? – внезапно сострил Честер. Пленник взглянул на него, и у него побелели даже губы. – А то мне даже обидно, что мой приговор не подкреплен никакими доказательствами. Кстати, ты обещал мне хорошего вина.

Пройссен потерял дар речи.