Из Тени (Dragon Age)

Глава 21. Горькая пилюля

К тому, кто встал на путь слома многовековых устоев, кто вошёл в хроники с клеймом террориста и виновником всех тех жертв, которых породила четырёхлетняя война магов и храмовников, и кого Церковь провозгласила личным врагом Создателя, этот самый Создатель был особенно милосерден. Андерс готовился умереть тогда, на площади, в Киркволле. Он не убегал, позволил другу решить свою судьбу, и понял бы любое его решение. На всю жизнь маг запомнит тот миг, когда перед глазами разгорался огонь мятежа, через некоторое время захвативший город, а позже — весь Тедас, битва в Казематах только предстоит, а он сидел на лавке, ожидая вердикта. Хоук стоял где-то за спиной, сопел. Но думал он недолго. И когда, казалось бы, холодный кинжал должен пронзить смутьяна, на его плечо легла только рука командира.

«И зачем, гад, скрыл? Сомневался, что я бы тебе не помог?», — это единственное, что Гаррет тогда спросил. Его не интересовали причины столь радикального способа утереть Церкви нос, как и нравственный вопрос убийства святых лиц — рождённый в семье отступника, он не раз сам мечтал увидеть лицемерную Церковь в огне. С чего бы его должна была растрогать смерть жриц, когда их псы — храмовники — в застенках Круга искалечили жизни десяткам тысяч магов?

Андерс тогда улыбнулся. Именно из-за возможной помощи он и скрыл свой замысел. Этот террористический акт он считал только своей обязанностью и ответственностью, и незачем калечить жизнь ещё и другу. Увы, отгородить его от последствий так и не вышло. Хоук спас его от самосуда, магов от беспощадного уничтожения «милосердной» Церковью и город от обезумевшей Мередит (оправдавших её Искателей совсем не смутила стоящая и поныне лириумная статуя в Казематах как доказательство её грехопадения), но всё равно был вынужден ударяться в бега.

В Вольной Марке Андерс пробыл недолго. Когда волнения в Киркволле были подавлены ввалившимися солдатами Церкви и храмовниками, а команда с участниками самых непримиримых мировоззрений распалась с уходом их командира, мятежный целитель принялся помогать теперь уже бывшим магам Круга, неприспособленным к жизни вне его. Но долго среди сородичей по магическому таланту он не пробыл: от виновника хаоса и террориста отшатывались даже свои. Были и покушения на убийство одержимого.

Вскоре, последовав примеру друга, бывший Серый Страж собрал пожитки и направился на поиски нового убежища. Тогда-то и вспомнилась его давняя юношеская мечта — побывать там, где маги важная и даже элитная часть общества, — в Тевинтере. Наверное, сейчас беглец из Круга со стажем даже не вспомнит, какими путями он добирался до северных земель, куда не раскинулись загребущие лапы Белой Жрицы, и каким ветром его занесло в Вентус, но точно скажет, что ветер был попутным. Важнейший портовый город Империи открывал прекрасные возможности для отступления: если будет конфликт с Тевинтером — напросится на торговый корабль и вернётся на юг, если его всё-таки найдут каратели Церкви или другие фанатики, ищущие возмездия, — заберётся на тевинтерский корабль и уплывёт вглубь страны или даже до самого Минратоса.

Как же сам Вентус принял гонимого из всех уголков церковного Тедаса мага? Поначалу — с подозрением. В связи с начавшейся междоусобицей появление южных магов на территориях, свободных от войны, не было чем-то особенным, однако на Андерса всё равно косились. Не выглядел он невинным «ребёнком» Круга, в глазах отражалась непростая, тяжёлая жизнь, так что некоторые задавались вопросом, а не тот самый ли это взрывной целитель.

Андерс, перебравшись на новое место, продолжил заниматься тем, что умел лучше всего, — целительством. Если вначале это его чуть не выдало, то потом сделало своим, практически коренным жителем. Вентус для Империи имеет стратегическое значение — совсем недалеко пролив Вентосус, который отделяет континент от спорного острова Сегерон. Корабли с ранеными солдатами на борту прямиком из зоны боевых действий совсем не редкие гости в порту города. Лекари ценятся в любое время, а в военное — уж тем более. Своих фронтовых магов как всегда не хватает, вот армия и ищет помощи у гражданских. В эти помощники и записался Андерс, благодаря обширному опыту не боясь браться за даже самые запущенные случаи. Разумеется, в чудотворцы он не записывался, просто лечение тех же ран у тевинтерских лекарей стало бы излишней тратой на рядового солдата, вот офицеры и обращались к беженцам, готовым работать за медяки. Только вот главное отличие бывшего Стража от своих соотечественников заключалось в том, что те самые «запущенные» больные с неплохим процентом выживали и выздоравливали, следовательно, вскоре и платить ему только медяками стало неприлично.

Пара лет изнурительной работы, и у мужчины были на счету уже десятки спасённых солдат и несколько офицеров не последних чинов. В итоге его репутация хорошего лекаря стала непоколебимой, а кошель — тяжелее, поскольку среди последних нередко встречались выходцы из богатых семей, и они очень дорого оценили свою вытащенную из смертного одра жизнь, не поскупившись на щедрую благодарность.

Когда же военные действия завершились очередным шатким перемирием враждующих сторон, и Вентус мог хоть на недолго свободно выдохнуть, тогда уже никто в городе не решался сунуть свой нос в дела поразительно смышлёного беглеца. Все только злорадно усмехались, мол, на юге точно живут одни идиоты, раз умудряются упускать столь ценные кадры. Сам же Андерс из безденежного беженца перебрался в статус горожанина, скопив монеты даже для приобретения своего дома. Скромного на фоне каменных дворцов магистров в богатых районах города, но огромного для него, бывшего жителя каморки в Клоаке. От мыслей, что Искатели точно бы удавились от злобы, узнав, что их враг номер один живёт лучше, чем когда-либо, Андерс не усмехался и не злорадствовал, а только искренне недоумевал от поворотов судьбы. Идя на теракт, он здраво понимал гнусность своего поступка, готовился взять ответственность, умереть, а вот как вышло: у него есть возможность пожить спокойно, так, как он когда-то мечтал, разрабатывая очередной побег из Круга.

Жизнь стала настолько спокойной, что произошедшую долгожданную встречу старых друзей можно было назвать самой настоящей встряской. А что это, если не встряска, когда посреди ночи в твой дом вваливаются три личности странного внешнего вида, среди которых ты узнаешь своего знакомого, но вместо хорошего приветствия здороваешься с его кулаком? Да, Андерс, желая хоть как-то помочь другу, ему единственному доверил информацию о своём нынешнем местонахождении и даже предложил перебраться сюда же. Но, во-первых, он был уверен, что упёртый Хоук даже не задумается о предложении, а, во-вторых, если когда-нибудь и окажется на пороге его дома, то уж точно не при таких обстоятельствах. Единственное, к чему у мага не было вопросов, — к удару. Хоук точно имел на это полное право.

У Андерса было много вопросов к своему другу касательно его самого, двух неизвестных и общей картины произошедшего, поскольку вторженцы совсем не выглядели, будто прибыли в тропически тёплый Тевинтер в отпуск. Но мужчина был вынужден ждать, поскольку хоть в критическом состоянии находился только один из них, но и остальные маги валились с ног от усталости и пережитого. Не прошло и часа после их ночного визита, а перед целителем оказалось уже трое истощённых тел.

Откровения и шок ждали Андерса на следующий день, когда пришедший в себя Хоук первым делом рассказал о своём заключении на кунарийском корабле и побеге с него, пока упуская больших подробностей. Бывший Страж, конечно же, удивился. Совсем не при таких обстоятельствах он представлял их встречу.

Кунари настолько осмелели, что крадут магов даже на территории южных государств?!

И когда общая картина произошедшего была обрисована, Гаррет сразу же набросился на друга с требованием любой ценой спасти мага, которого они притащили и которого сам лекарь принял за Стража. Андерс не возражал, поскольку неизвестному старому Серому Стражу ничего и так не угрожало (потеря сознания от магического истощения — это несмертельный диагноз), но всё равно задавался вопросом, с чего бы Хоуку, его вредному другу, так радеть за этого незнакомца?

Сегодня два друга расположились в небольшой комнате, которая для хозяина дома была и спальней, и кабинетом, и комнатой отдыха. Пусть Андерс и сменил каморку на дом, но привычка отделять большую часть пространства для лекарских целей, а самому ютиться в отгороженном шалаше у него осталась. Как и привычка держать всё самое важное вместе, близко к себе. Поэтому-то вопрос о перепланировке личного пространства был отложен в долгий ящик.

Откинувшись в кресле и попивая чай, лекарь отдыхал после утреннего приёма и восстанавливал силы, но на друга всё равно не переставал смотреть с осуждением. В кружке Хоука тоже был напиток, только хмельный, хотя какой именно, Андерс не брался угадывать — одному только Создателю, наверное, известно, что за пиво было в бочонке, которое он приволок. Но самого Гаррета сомнительность происхождения напитка ничуть не смущала.

Не прошло и пары дней с его появления в этом доме, как неугомонный маг выскочил за дверь и скрылся в известной только ему стороне. Незнание карты города его ничуть не останавливало. Впрочем, карта могла бы пригодиться Гаррету только в поисках порта, когда же оный был найден, то заблудиться среди южных кораблей уже было невозможно. Так и не переодевшись после заплыва, он удачно затерялся среди матросов.

Свои прогулки Хоук оправдывал желанием разведать обстановку в городе, послушать сплетни, чтобы понять на каком уровне идёт поиск неизвестных, прирезавших команду кунарийской шхуны. «Ага, а бочонок из песка выкопал», — в ответ на оправдание пробурчал Андерс. За несколько лет лекарь не хуже остальной команды изучил нрав Защитника, а поэтому без сомнений мог сказать, что слившись с суетой порта, а заодно заглянув в местный «Висельник», вспыльчивый Гаррет успел ввязаться в спор и в драку. Если учитывать, что видимые последствия драки заключались только в содранных костяшках рук, а с собой он приволок бочонок, то наверняка спор завершился в его пользу.

Пусть, в отличие от старых времён, ничего залечивать не пришлось, а для самого Хоука добротная драка стала необходимым способом справиться с последствиями пережитого заточения, выпустить пар, но Андерс всё равно не одобрял такое поведение друга, вот поэтому сейчас и хмурился. Как целитель он хотел начать читать очередную нотацию о том, что после таких приключений неугомонному Защитнику надо сидеть, отдыхать да попивать целебный отварчик, а не искать новых приключений, но сегодня он промолчал. Знал прекрасно мятежный маг, что друг его всё равно не послушает. Единственное, что мог сделать Андерс, это понадеяться, что Хоук ограничится на посещении портовых таверн, а не решится на какое-то безумие, сродни тому, когда раньше он с ненормальным белобрысым эльфом пьяными слонялись по ночной Клоаке в поисках работорговцев.

Хотя… до этого ныне вроде не должно дойти. Жизнь беглеца поубавила боевой задор Гаррета. Андерс, как и Варрик, тоже заметил изменения в друге.

— Что скажешь о хромом? Улучшения есть? — спросил Хоук, нарушив тишину комнаты.

— Состояние не изменилось, силы его восстанавливаются. Но когда он придёт в себя, не могу сказать, особенно, учитывая, что ты про него наговорил, — ответил Андерс, с ухмылкой вспоминая рассказ друга об их побеге и роли таинственного мага в нём. Не раз хотелось мужчине уйти в отрицание и обвинить рассказчика во лжи, да только знал он прекрасно, что шутить Хоук не умеет.

— Плохо. Кто знает, сколько эта дура-девчонка будет помалкивать и не создавать нам проблем, — фыркнул Гаррет, не добрым словом помянув Кальпернию.

Пусть они пришли к соглашению: она не выпускает магистра из виду, а он запирает её в комнате, чтобы она не смогла покинуть дом, — но Хоук, за последние годы став ещё большим параноиком, не мог не думать, что магесса в любой момент готова сделать какую-нибудь гадость и сообщить венатори о местонахождении цели их поисков. Вот Гаррет, взяв на себя роль последней преграды перед пленением фанатиками, надеялся, что бы хромой маг поскорее пришёл в себя, восстановился и сам начал заботиться о сохранении своей свободы, если он ею так дорожит.

— Давно ли ты стал держать рядом врагов? — почти что с интересом профессионального психолога спросил Андерс, до сих пор обнаруживая изменения, которые произошли с его другом с последней их встречи в Киркволле.

— Безумец мне не простит её убийство, — ответил Гаррет и даже сам скривился от своих слов и этого вынужденного «милосердия». — Она сильный маг. Вот он, помешанный на всём магическом, с ней и возится. Даже в море полез её спасать. Хотя я так надеялся, что она потонет.

— Ты теперь и чужое мнение учитываешь? — усмехнулся целитель.

Хорошо Андерс знал своего друга, а поэтому сразу раскусил, что скрывается за напущенной грубостью Защитника. О неизвестном маге он говорит с уважением, смиренно признавая его полное превосходство. В подобном ключе за свою жизнь Гаррет говорил только о Малькольме — своём отце. Так что подобное «признание» от одного из самых вредных магов заставляло Андерса ещё больше заинтересоваться своим старшим соратником по ордену. Что-то уж слишком странный ореол тайны вертится вокруг таинственного Стража.

— До тех пор, пока я не верну ему долг за спасение жизни.

«Долг» из уст мужчины не звучал пустой формальностью или громким словом, которым нередко любят раскидываться. Это не тот «долг» другу, который, выручив, дал монеты взаймы. Это не тот «долг», когда ты стучишь по плечу напарника, обещая выпивку за свой счёт, за то, что он принял на щит пропущенный тобою удар врага.

Это был именно долг спасения жизни. И заслуги магистра никак не приуменьшишь, поскольку они были обречены и без его помощи у них не было бы даже малейшего шанса сбежать. Хорошо бы это понимала и, уже дважды ему обязанная, но остававшаяся неблагодарной, бесчестная северянка, а не стремилась исполнить приказ полоумного куска лириума.

Теперь усмехнулся уже Защитник. Он отчётливо видел, что у Андерса были ещё вопросы. Чувствует, революционер недоделанный, что мимо него гуляет в секрете очень даже любопытный, невероятный факт о хромом маге. Интуиция у него хорошо развита, без неё он бы так удачно не бегал от храмовников, потом от Стражей, а затем и от Церкви. Да только Андерс, поддерживая репутацию хорошего лекаря, не мог себе позволить, словно сплетник на рынке, потакать своему любопытству. Этика не позволяет целителю знать больше, чем нужно для лечения, если пациент сам не пожелает излить душу. А тут секреты не только одного человека, а целых организаций. Так объяснил Страж то, что в его доме находятся представители двух противостоящих друг другу сил и оба молчат, а их общий секрет и интерес завязан на одном и том же человеке. Тут уже вопрос не только этики, а и собственной безопасности: попытка влезть в секреты таких уровней пагубно влияет на самочувствие.

Вот и Хоук хотел оставить тайны Инквизиции за её стенами. Мир не обязан знать обо всём происходящем, потому что мировая паника уж точно не способствует победе над Корифеем. Однако от друга он не хотел скрывать правду, хотя бы чтобы Андерс понял, почему так важно для мира, чтобы истощённый маг выжил. И не просто беспечно отмахивался, мол, да выживет он, от обычного сна после такого истощения ещё никто не помирал, а всерьёз взялся за работу с полным пониманием ситуации.

— Помнишь наш рассказ о порождении тьмы в Виммарских горах?

— Это, которого вы, были уверены, убили, но который вполне себе выжил, возомнил из себя древнего тевинтерского магистра и теперь своими речами о былом величии Империи навёл смуту в тевинтерском обществе, разделив на помнящих природу скверны и идиотов? — вопрос Андерса был риторическим, благодаря нему он описал Хоуку ситуацию в Тевинтере, а заодно последним изречением показал свою однозначную позицию в данном вопросе.

Да будь этот Старший хоть Создателем или великим спасителем всех магов! Скверна неспособна к созиданию, только — к уничтожению. Андерсу, заставшему Мор и являющемуся Стражем, об этом напоминать не надо.

И судя по всему он не уверовал в слова скверны-переростка об его причастности к первым порождениям тьмы. Но Хоук решил разрушить все надежды целителя на то, что девятый век не настолько обезумел и действительно не притащил сквозь века гостя из прошлого. О, нет, обезумел и притащил, да не одного, а двоих.

— Он «тот самый». Это точно.

— Инквизиция в архивах отрыла доказательства?

— И это тоже. А ещё есть Безумец — он второй магистр.

Вот зря Гаррет не предупредил друга, что кружку с чаем нужно было отодвинуть подальше, перед тем, как начал «разрушать все надежды», а уж тем более не пить из неё. Услышанные слова комом встали в горле вместе с чаем, из-за чего маг подавился и теперь отчаянно откашливался на потеху собеседнику. Способности магистра в своё время Хоука ошарашили, и поэтому сейчас ему было очень даже приятно видеть, что кто-то попал в такую же ситуацию. Навевает, знаете ли, чувство превосходства.

Когда риск лишиться жизни из-за чая исчез, сознание Андерса вернулось к тому, что его и шокировало, поэтому он тут же удивлёнными глазами уставился на собеседника. Первым делом хотелось воскликнуть, что шутка не удалась, да только быстрее пришло осознание, что перед ним не Варрик сидит, который порой слишком уж увлекается своими байками, а Хоук, действительно неумевший шутить. Следом хотелось воскликнуть: «Невозможно!». Пусть Андерс порождения тьмы из Виммарских гор лично не видел, но наслушался о нём достаточно от набравшихся впечатлениями друзей. В Тедасе практически единогласно было принято считать, что природа древних тевинтерских магистров изуродована до неузнаваемости. Они первые порождения тьмы, грешные существа, монстры — кто угодно, но уж точно не люди. Вынырнувший из глубин эпох Корифей такую точку зрения лишь укрепил. Привыкший к такому образу Андерс никак не мог увидеть «того самого» в маге, которого к нему притащили. Он самый обычный человек, уж Андерсу как мастеру созидательной магии это определить труда не составило. Тело не разлагается, как у вурдалака, а красный лириум ниоткуда не растёт, как у красных храмовников. Да от него разит скверной, и выглядит он больным, но как раз для мужчины это и не было удивительным. Андерс сразу назвал его старым Серым Стражем, чей срок подошёл к концу и Зов дал о себе знать. Только вместо того, чтобы последовать традиции и спуститься на Глубинные Тропы для своего последнего сражения, он решил дожить свой век на поверхности.

А теперь Андерсу говорят, что он о родном мире знает ещё меньше, чем казалось.

Но кричать о невозможности мужчина себе не позволил. За свою жизнь он увидел слишком много этой невозможности, и поэтому в конце концов Андерс только прикрыл лицо руками и с тяжёлым вздохом решил всё ещё раз обдумать.

В принципе, если принять услышанное, многое встаёт на свои места. Таинственный маг работает с Тенью, как легендарные сомниари. А ведь сновидцы в нынешнее время огромная редкость: один в несколько поколений. Он знает устройство блокаторов, раз умеет их не только ломать, но и обходить, обманывать, а ведь ныне знаний о них практически не сохранилось. Знать бы, как они хотя бы выглядят, а уж какое там «обходить». И ещё он имеет просто колоссальный магический чистый резерв без использования лириумных зелий или специальных усиливающих амулетов. Андерс из-за окончательного объединения своей сущности со Справедливостью считал, что свою связь с Тенью одной из самых сильных, но тут появляется маг, на фоне которого он выглядит, как сопляк Круга, впервые призвавший стихийное заклинание.

Именно все это превосходство становится вполне объяснимо, если прекратить уходить в отрицание услышанного. И с приходом такого вывода к Андерсу пришло и принятие. Мир точно сходит с ума.

— Ты слишком спокоен для того, кто притащил сюда жреца.

— Он не жрец.

— Но ты же сам сказал…

— Древний магистр — да, но не жрец. Учёный, наверное, которого припахали помогать с ритуалом.

— Это он тебе сказал? — хмыкнул Андерс, опять сомневаясь в услышанном, поскольку все известные источники всегда говорили только о семи магистрах-жрецах.

— Да это и так понятно. Болтает только о магии — ничего другого его и не интересует. Одного одержимого напоминает, такой же нудный, — на последних словах Гаррет усмехнулся, а Андерс фыркнул, поняв, что говорят о нём.

— Это в прошлом…

— А что магов уже перестали угнетать?

— Нет. Но с меня достаточно. Тогда, в Киркволле, ты подарил мне жизнь, и я хочу прожить её без борьбы.

Хоук прекрасно понял желание друга и не думал его осуждать. За то, что совершил Андерс, за взрыв церкви Защитник никогда его не осуждал. Очевидно же, что проблему с рабским положением магов можно было решить только таким радикальным образом, лицемерная Церковь по-хорошему не понимает.

Война магов и храмовников привела к огромным жертвам невинных? И что? А сколько невинных погибло во время Священного Похода на Долы? А во время восстания Андрасте? А во время применения Право Уничтожения? Один только храмовник в третьей эре убил больше тысячи магов! Почему же об этом священная Церковь не вспоминает?!

Убедившись, что друг свыкся с тем, кто же на самом деле сейчас был в его пациентах, и не хочет, схватив вилы, мчаться линчевать «выродка Тьмы», Хоук не остановился на одном откровении и решил рассказать, откуда второй магистр вообще взялся. Пересказал слова Варрика, который участвовал в том походе до Бреши.

Рассказал и о том, каким образом магистр появился на Конклаве.

— Стоит ли мне говорить, что это невозможно? Никто не может выжить в Тени. Корифей превратился в порождение тьмы, едва туда ступив, — за время рассказа голова слушателя стала настолько тяжёлой от творившегося в разуме слома всех известных ему законов Тени, что пришлось опирать её на руку.

— Варрик собственными глазами видел, как Безумца выкинуло из разрыва.

Андерс тяжело вздохнул, уже даже не зная, как свыкаться с услышанным.

— Наверное, впервые я проклинаю своё любопытство, — еле слышно пробурчал он.

— Зато теперь, зная всё, ты наконец-то всерьёз возьмёшься за его лечение. Твоё «ему и так ничего не угрожает» меня не устраивало. И если потребуется ещё какая-нибудь помощь — окажешь, — даже пугающе строго произнёс Гаррет, ставя перед другом условия за выплату старого долга.

— Зачем? Разве ты не собираешься его передать Инквизиции, если он единственный, кто может закрыть Брешь, и запираешь девчонку, чтобы она не передала сведения своим? — спросил Андерс, не понимая смысл второго озвученного условия.

С ответом Гаррет помедлил. Да, Безумец был нужен для закрытия Бреши, поэтому его необходимо передать Инквизиции. Ради этого же Хоук и принял участие миссии по поиску беглеца. Но сейчас мужчина сомневался. Какие гарантии, что Инквизиция не усмирит магистра, когда тот закроет Брешь? Да никаких. И Хоук не хотел быть причастным, пусть и косвенно, к усмирению мага, спасшего его жизнь.

— Нет. Я не могу позволить отправить его на усмирение. Спасать мир, жертвуя долгом, не собираюсь. Наспасался уже. Если надо — пусть сами его и ищут.

— Говорят, что маги вступили в Инквизицию на добровольной основе. Думаешь, Совет будет рисковать их доверием ради усмирения одного?

— Не забывай — Совет почти полностью состоит из церковных, а эти сволочи могут только усмирять, если видят мага, которого не могут контролировать. Искатель ему лично говорила, что руку с меткой отрежут, а его усмирят за ненадобность. Поэтому он от них и скрывается.

От таких слов глаза Андерса тут же вспыхнули яростью. За «ненадобность»? В руках Инквизиции мог оказаться «тот самый» тевинтерский магистр! Он ценен своей силой в нынешней войне! Он мог бы столько всего рассказать о времени, в котором жил, помочь историкам создать правдивую истории Тевинтера, колыбели всех нынешних государств! Раз он учёный и знает очень много о магии, он мог столько всяких знаний передать нынешним магам, возможно даже вернуть систему обучения Древней Империи! Но церковники считают важным только метку?! А он всего лишь «ненадобность»?! Да как они смеют?!

От возродившейся злобы на Церковь и лицемерие некоторых не-магов Андерсу уже было неважно, что они говорили о первом порождении тьмы, существе, выжившем в смертельном окружении Тени. Теперь целитель полностью разделял решение друга и без всякого там выполнения долга готов был оказать любую помощь гостю из прошлого.

Да хоть трижды Брешь поглотит этот чёртов мир, но они не смеют жертвовать своим сородичем ради того, чтобы Церковь в очередной раз грелась на лаврах спасителя!

Пока герой их спасения из лап кунарийских быков спал, казалось, мертвецким сном, Кальперния просидела рядом, запертая с ним в одной комнате. К лекарю-беглецу она не находила повод придраться: необходимую помощь упавшему от истощения в обморок человеку он обеспечил на высшем уровне. А больше хромому магу ничего и не угрожало, ему оставалось лишь спать и набираться сил.

Поддаваясь гордости, Кальпернии хотелось его отчитать за то, что он был так расточителен в трате своих последних сил, из-за чего оказался бессилен перед теми, от кого бегал. Девушка по праву хотела считать, что только благодаря ей он всё ещё на свободе, а не в лапах фанатиков Инквизиции.

Но она не посмела умничать, поскольку помнила, ради кого магистр потратил эти самые последние силы, которые должны были ему помочь сбежать от них обоих.

Побег и этот сложнейший для неё заплыв ныне, по ощущениям, прошли быстро, на эмоциях, воспринимались как чужая история, которая приключилась даже не с ними. Однако долгие часы, проведённые в тишине, позволили магессе обдумать случившееся. Всплыли все воспоминания, связанные с её страхом, которые разум старался скрыть ради своего собственного спокойствия и неповторения той паники. А потом она начала в полной мере осознавать, что гибель в пучине вод была не только нагнетанием паникующего разума, а самым вероятным исходом.

Но магистр спас её…

И именно эта мысль вызывала у Кальпернии смятение. Девушка привыкла полагаться только на себя, зная, что никому не нужна бывшая рабыня, это клеймо не смыть никакой силой, ни заслугами. Даже появление Старшего ничего не изменило. Да, он учитель, наставник, лидер и идол. Он первым увидел её потенциал, обучил, возвысил до уровня магистров, но рискнул бы он собой, всех их делом, ради неё, как он рисковал всем ради своего сородича? Кальперния никогда не задаст этот вопрос, потому что боится услышать ответ, понимая, что он будет единственным и отрицательным.

Однако хромой маг сделал то, что ей было ранее неизвестно: настоящий и сильнейший магистр рискнул жизнью ради спасения рабыни. Вот девушка и не знала, как правильно стоит поступить в этом случае. Искать подвоха, корысти в его действиях, магистры ведь ничего не делают без пользы для себя? Воистину по-магистерски высокомерно задрать голову, хмыкнуть и назвать дураком, ведь он сам решил рисковать, она о помощи не просила? Или сделать всё возможное, чтобы отблагодарить его?.. А может пока молча лелеять эту благодарность и молиться, чтобы её герой выздоровел, боясь потерять того единственного, кто ради неё рискнул…

От мыслей о том, что для магистра-то борьба за свою жизнь ещё не закончена, девушка тут же поспешила осмотреть мужчину, лежавшего рядом. Почудилось, что, пока она тут предавалась терзаниям, магу стало непоправимо хуже. Но к счастью, нет. Он всё так же спокойно дышал.

Когда смотреть на него и тем самым подчёркивать его беспомощность нужды не было, девчонка всё равно медлила и не отворачивалась, прикусила губу от ноющего в груди сердца, а потом её взгляд вообще застыл на белой бездвижной руке магистра. Несколько секунд девушка терялась от своего неожиданного желания, но потом всё-таки ему поддалась и обхватила руку мужчины своей.

Нельзя так делать. Уж одно то, что она находится в одной комнате с чужим мужчиной, подлежит осуждению в высшем обществе, а уж такое нарушение личного пространства вообще кощунство. Самовлюблённые магистры в первую очередь им дорожат. Без сомнений убьют бедняка на улице, который от отчаяния бросился магистру под ноги, схватился за полы его мантии, выпрашивая хотя бы медяк, — Кальпернии лично подобное приходилось видеть. Любой свидетель скажет, что она пользуется беспомощностью хромого мага, показывая тем самым своё полное неуважение к тому, кто спас её. Магесса это понимала, но руку так отпустить и не смогла. Сейчас девчонка не думала ни о приличиях, ни об обязанностях своего высокого статуса, ей хотелось только с замиранием сердца смотреть на сновидца, вылавливать каждый его вдох, ощущать относительную теплоту (и главное — не мертвецкий холод) руки, чтобы знать наверняка, что её герою ничего не угрожает и он просто спит, набирается сил.

Да, она магистр, и это звание она обязана отстаивать, как и честь того, кто поднял её так высоко. Да только почему-то, когда она начинает это звание отстаивать да ещё и перед Безумцем, всё всегда получается только хуже. Так почему бы сейчас, хотя бы для себя, не притворяться и не прятать за магистерской маской искреннее волнение о втором самом важном для неё человеке?

Заодно все эти размышления и подсознательное стремление каждого человека с особым трепетом хранить связи с самыми лояльными к нему личностями заставили женщину мысленно поклясться не подпустить к сновидцу лапы Инквизиции. Она не знала, где сейчас шляется Хоук, и понимала, что нельзя надеяться, что целитель будет хранить нейтралитет. Может быть, они уже связались с Инквизицией и теперь подгадывают удобный момент, чтобы избавиться от неё, а мага тут же передать церковникам. И допустить подобное, магесса не могла себе позволить, у неё неоплатный долг перед ним.

Это был именно долг спасения жизни. И заслуги магистра никак не приуменьшишь, поскольку они были обречены и без его помощи у них не было бы даже малейшего шанса сбежать. Хорошо бы это понимал и познавший всю гниль Церкви, но всё равно позволивший стать собачкой на её поводке, бесхребетный южанин, а не стремился исполнить приказ своих хозяев.

С другой стороны, правильнее было искать своих, просить помощи. В городе же должны были остаться их шпионы. Но Кальперния боялась попросту не успеть, она же здесь одна против уже двух потенциальных противников, поэтому ей оставалось лишь не сводить с истощённого мага взгляд, ждать и надеяться, что бы он поскорее проснулся и сам оказал сопротивление фанатикам.

Да, девушка понимала, что в очередной раз она не выполнит задание своего идола, ведь желает помочь мужчине с побегом, а не притащить его к своему сородичу. Вероятно, Старший останется ею недоволен, поскольку он возлагал такие надежды, а у Самсона будет лишний повод над ней поиздеваться. Но… пусть так. Пусть будет так. Пусть упрямый Безумец продолжает быть третьей стороной в этой войне, лишь бы он не достался Инквизиции.

Так прошло время. Много времени. Кальперния, забывая о личном отдыхе и еде, продолжала сидеть и вслушиваться в окружение, которое за пределами комнаты было не таким уж и тихим. Она вздрагивала каждый раз, когда за стеной раздавались шаги хозяина дома или на границе её слуха в очередной раз непонятно о чём басил Хоук. Девушка ждала подвоха, была уверена, что южанин обязательно пойдёт на подлость. Все эти ожидания и слежка в совокупности с усталостью могли довести её и до паранойи.

К счастью, однажды томное ожидание наконец подошло к концу. Кальперния сразу же забыла обо всём, что было за стенами этой комнаты, когда бездвижный уже несколько дней мужчина неожиданно вздрогнул, а безэмоциональное лицо скривилось в лёгкой гримасе боли. Кажется, маг начал возвращаться в реальность, но это возвращение ему давалось особенно неприятным. Вскоре участилось его дыхание, задрожали веки. Думалось, что он вот-вот откроет глаза, но этого не произошло. Около пяти минут хромой маг так и пролежал в состоянии между беспамятством и сознанием. Очевидно, эта попытка проснуться была лишь первой реакцией залечивающегося тела, о восстановлении сил даже и речи не шло, раз за эти минуты он не смог и глаза-то открыть. Но сознание его точно не спало, поскольку девушка заметила лёгкое магическое волнение. Наверное, не сумев достучаться до своего слишком уж слабого тела, Безумец обратился к Тени, постарался через неё оценить обстановку, в которой теперь находился.

Всё это время Кальперния же с замиранием сердца смотрела за долгожданным пробуждением своего героя, боялась пошевелиться, нарушить тишину и пропустить момент, если его состояние резко ухудшится. Из-за чего девушка упустила мысль о том, что ей бы стоило отсесть на приличную дистанцию и уж тем более убрать руку, пока своим самовольством не оскорбила магистра. Но вернулась она к этой мысли, когда уже стало слишком поздно.

За пять минут слабому магу стало лучше. Он не только понимал, что очнулся, но уже мог привычно (хоть пока и не полностью) взаимодействовать с реальностью. Когда маг в меру своих сил сжал её руку, аккуратно огладив пальцами ладонь, магичка вздрогнула и, наконец-то, осознала то, к чему должна была прийти ещё пять минут назад. Но, к счастью, она поняла, что сейчас одёргивать руку, отсаживаться и делать вид, будто бы ничего и не было уже поздно. И Кальперния затихла, позволив себе только наслаждаться моментом. Девушка заметила, что дыхание мужчины стало ровнее, спокойнее, значит, он узнал её даже не глядя, через Тень. Наверняка магистра утешило понимание, что после столь долгого пребывания вне реальности в момент пробуждения с ним рядом находился кто-то знакомый.

— Несмотря на сомнительность нынешних обстоятельств… должен отметить, что рад наконец-то проснуться за пределами Ферелдена, — спустя ещё какое-то время Безумец наконец нарушил тишину, усмехнувшись.

Кальперния улыбнулась от возможности снова услышать голос своего героя. Заодно она не могла не отметить, что он опять взялся за своё: сил нет совсем, но это его не смогло заставить говорить кратко.

— Почему ты решил, что мы не на юге? — счастливая девчонка не особо-то задумывалась над своим вопросом, ей хотелось только услышать его вновь.

— В угрюмом Ферелдене никогда не было такого солнца, — ответил Безумец и в подтверждение своих слов постарался открыть глаза, но был вынужден тут же прищуриться, так как из-за неплотно закрытых занавесок луч солнца проникал в комнату и падал прямо на лицо мужчины. А отвернуться маг самостоятельно из-за слабости не мог.

Девушку, витающую в своих мыслях, словно током поразило, и только сейчас она увидела этот злосчастный луч солнца. Вскочив, Кальперния тут же поспешила исправить оплошность и поправить занавеску, но вместе с тем, она не переставала себя ругать. Опять не досмотрела, опозорилась перед магистром, даже уход не смогла организовать без промахов. Оттого магессе стало так стыдно перед мужчиной, что обернулась она неуверенно, стараясь не встретиться с ним взглядом. К счастью, её промах магистра сейчас волновал в последнюю очередь.

Безумец, как только яркое солнце перестало ему мешать, открыл глаза и начал осматривать комнату. Судя по вновь участившемуся дыханию, он заволновался. Узнал в комнате, по узорам наличников оконных притолок, черты знакомой тевинтерской архитектуры.

— Где мы? — следом за осознанием последовал и ожидаемый вопрос. Но будто боясь получить ответ, магистр притих.

— В Вентусе… В смысле — в Каринусе. Тебе, наверное, так привычнее, — поспешила Кальперния ответить. — После побега ты потерял сознание на берегу, поэтому Хоук притащил тебя к своему другу, как там его… — магесса постаралась вспомнить имя целителя, но, очевидно, безрезультатно. — В общем сейчас мы в его лечебнице.

Сильнее удивления на лице этого мага девушка точно никогда ещё не видела. От услышанного Безумец оживился, даже постарался приподняться, чтобы самому взглянуть в глаза магессе и убедиться либо в лживости её слов, либо всё-таки в правдивости. Но это у него не вышло, и магистру оставалось только лежать, смотреть в потолок и стараться ей поверить. Очевидно, поняв, что он находится в тевинтерском доме, а с ним в комнате сидит одна из командиров венатори, Безумец уже посчитал, что враг воспользовался его недееспособностью и притащил к себе. И он обречённо ожидал скорого появления обезумевшего Корифея, новая встреча с которым ничем хорошим для него не закончится. Тогда, в Убежище, свихнувшийся Жрец чуть не убил его, сновидца спасли только его собственные силы, зато сейчас этих сил не было.

Но, как оказалось, на магессу он зря наговаривал.

Наверное, мужчина ещё никогда не был так рад ошибиться.

Кальперния поняла причину такой реакции мага, но это её ничуть не оскорбило. Глупо обижаться на подобное, поскольку у Безумца действительно нет ни одной причины ей доверять.

— Знаешь, здесь небезопасно. Тебе нужно поскорее восстанавливаться и уходить. Кто знает, что этим южанам в голову взбредёт. Может, они уже строчат донесение своей любимой Инквизиции, — произнесла магичка, а сама вернулась на стул, на котором всё это время и просидела, но готовая была тут же отодвинуться, если магистр посчитает такое расстояние между ними слишком близким.

Не посчитал. Безумец никак не выразил, что он против такой неприличной близости. Хотя сложно назвать это расстояние «неприличным», учитывая, сколько дней они были вынуждены ютиться втроём в одной каморке и спать на одной пропылённой шкуре.

— Как видишь, не в том я состоянии, чтобы бегать, — усмехнулся мужчина в ответ и упёрто предпринял новую попытку хотя бы двинуться, но в очередной раз изнеможённое тело не подчинилось приказам неугомонного разума.

Кальперния вздохнула, мысленно согласившись. Сейчас о каком-либо «преодолении слабости» и речи быть не может. Как бы он сам ни хотел встать, не быть больше беззащитным, но истощённое тело ответило отказом. Ему нужен был отдых — и ничего другого.

— Вижу. Но хочу, чтобы ты знал, к чему нужно готовиться. Моё присутствие, думаю, недолго будет их сдерживать.

— А венатори на меня, значит, не претендуют? — хмыкнул он.

— Мы никогда не «претендовали». Старший только хочет защитить тебя от Инквизиции.

Магесса искренне верила в то, что говорила, ведь задания «схватить вора Якоря» Корифей никогда не давал, не желал смерти своему сородичу и даже небывало озверел, когда Самсон предложи свой план по насильственному захвату цели. Однако хромой маг слишком упрямый, раз хочет и дальше геройствовать в гордом одиночестве. «Откуда такое безрассудство в столь рассудительном человеке?» — удивлялась Кальперния, чем-то иным нежели «безрассудство» она не могла назвать его упрямство.

Вот и сегодня, когда, казалось бы, все обстоятельства сошлись, чтобы дать ей возможность его переубедить, но Безумец в очередной раз ответил отказом. Когда Кальперния глянула на мага, то увидела, что он лежал и просто хмуро посматривал на потолок. Казалось, что он её не слышал. Но девушка понимала, что всё он прекрасно слышал, но продолжает так неприлично отмалчиваться, потому что не желает разговаривать на эту тему. Так он делал и раньше, а поэтому магессе пришлось лишь вздохнуть и не надеяться развить сказанное. Ей упрямство настоящего магистра, помноженное на возраст, точно не переспорить.

Какое-то время они пробыли в тишине. Кальперния отвернулась и вновь погрузилась в ожидание. В ожидание чего на этот раз, если маг уже пришёл в себя? Она не знала, возможно, теперь в ожидание, когда же он восстановится и сможет сам позаботиться о своей свободе, что позволит ей уйти отсюда и наконец-то отдохнуть уже самой. А заодно сейчас девчонка ждала возможной просьбы, если мужчине что-то понадобится. Предлагать сама помощь или пялиться на него (поэтому и отвернулась) девушка не решилась. Не понаслышке бывшая рабыня знает, каким ударом по самомнению для магистра является слабость или болезнь. Эрастенес, к примеру, когда болел, подпускал к себе только минимальное количество слуг, потому что считал для себя позором предстать перед кем-то (даже перед собственным рабом) слабым.

Впрочем, зря она привязывает на Безумца очередной ярлык «настоящего магистра», ведь он слаб всегда, поломанные ноги ему ни красоты, ни статусности уж точно не прибавляют, но этот недостаток он не скрывает, а принял его и научился использовать в свою пользу.

— Сетий накажет тебя, если узнает, что твоё самодурство чуть не стало причиной твоей гибели? — спросил Безумец, очевидно, решив обсудить её поведение, которое чуть не привело к гибели.

— Наверное, нет. Он слишком занят, чтобы тратить время на мои промахи, — Кальперния ответила честно. Хотя поднятая тема «наказания» заставила её насторожиться.

— Жаль.

— Ж-жаль? — удивлённо воскликнула девушка и, вскинув голову, наткнулась на строгий и холодный взгляд магистра, говоривший о том, что он сейчас совсем не шутил.

— Именно. Наставник несёт ответственность за своего ученика. И твоё безалаберное поведение, в первую очередь, оскорбление его чести. Будь я на его месте, порки тебе бы не избежать.

С одной стороны, эти слова напугали девушку, потому что она была уверена, что у мужчины рука не дрогнет выполнить задуманное, но, с другой, мысли о наказании заставляли её искать защиту от нахлынувших воспоминаний в злости. Конечно же, бывшая рабыня на себе испытывала всю боль плети. Первое, что она в своей жизни помнила, как она ребёнком стояла на рынке рабов, вынужденная терпеть удары плетью, благодаря которым торговец заставлял свой «товар» стоять ровно и выглядеть более презентабельно для потенциальных покупателей. От воспоминаний своей, уже казалось, прошлой жизни, от постоянных унижений, одиночества и ежедневного страха закончить свою юную жизнь «свойством» в ритуале магистра Кальперния оскалилась, стараясь и эту слабость скрыть за злостью. В тот момент она подумала, что Безумец специально решил упомянуть именно рабский способ наказания, чтобы напомнить ей о её происхождении. Девушка ни за что бы не поверила, что даже самый строгий учитель и за самый страшный промах посмел бы высечь высокородного ученика. Ведь люди аристократичных кровей неприкосновенны…

— Хороший наставник не ставит привилегии ученика выше обязанности воспитать хорошего мага, — словно уловив мысли девчонки, произнёс Безумец.

— Хочешь сказать, что твой наставник ударил бы тебя за подобный промах? — всё ещё не веря в слова мужчины, фыркнула магесса. Образ сновидца, настоящего магистра, был именно неприкосновенен в её глазах.

— Наставником для меня был мой отец, и родство его никогда не останавливало от желания бить меня по рукам до крови, пока любое заклинание не будет исполнено безукоризненно. И да, он точно бы не остановился на одной только плети, чтобы выбить из меня даже мысль о возможном повторении свершённого самодурства, — говорил Безумец, а сам гулял по недавно всплывшим воспоминаниям, вспомнил и наказание за порванную эльфийскую книгу из семейной коллекции. Хотелось улыбаться, ведь для него теперь это только память из уже давно прошедшего детства, незабываемый опыт. Но тогда-то ему было очень и очень больно.

Злость исчезла, и Кальперния в очередной раз отругала себя за столь резкую реакцию на слова мага. Его знания и личный опыт огромны, к его словам стоит прислушиваться хотя бы из уважения. И в первую очередь, ей. Он ни разу не дал ей усомниться в собственной лояльности к ней, а она продолжает искать повод, чтобы оскорбиться.

Заодно девушка теперь могла быть уверена, что ещё тогда, на берегу озера Каленхад, угадала, что мага обучали методом кнута. Спокойный и рассудительный мужчина слишком уж неестественно периодически срывается из-за ошибок ученика.

— Мне, правда, жаль, что так получилось, — всё, что оставалось сказать девушке, извиняясь и за самодурство в ту ночь, и за сегодняшние сомнения в словах мужчины.

От тяжести мыслей и совершённых ошибок Кальперния вновь опустила голову и наконец-то, вспомнив о приличии, решила отодвинуть стул подальше. И самой надо было поругать себя осознанием глупости своих действий, и сновидцу перед глазами не маячить. В конце концов, он спас её, и имеет полное право, как ему угодно, отзываться о ней.

Но в тот момент руку девчонки накрывает белая рука мага, не даёт выполнить задуманное, что, конечно же, её удивило.

— Не успев разобраться с последствиями одной ошибки, ты спешишь допустить новую.

— Нет, я не…

— Сбегаешь, чтобы самостоятельно решить проблемы, вместо того, чтобы просить помощи.

Чувствуя прикосновение его приятной, хоть и прохладной руки, девушка заворожённо смотрела в глаза магистра, которые растеряли былую строгость и даже злость из-за разговора о её необдуманном поступке и сменились на такой же тёплый взгляд, который она видела тогда, на корабле… Он готов её выслушать, помочь…

— Я не могу… Магистр должен… — на этот раз повторять ту же ошибку, отмахивать и уходить от ответа девушка не стала, решила сознаться в том, что её беспокоит.

— Будем честны, ты не магистр.

Эти слова бывшая рабыня слышала слишком часто, чтобы спокойно на них реагировать, да буквально пять минут назад она чуть не разобиделась на мужчину, разглядев в его словах похожий намёк, однако сейчас Кальперния только стыдливо опустила голову. В тоне Безумца не было желания оскорбить или унизить её, он просто констатировал очевидный всем факт.

— И доказывать обратное — бессмысленно. Тебе не хватит выучки, которую Сетий, как я вижу, прививать и не собирался. Поэтому стоило бы сконцентрироваться на своём действительном превосходстве.

— И каком? Ты же понимаешь, что до встречи со Старшим я была всего лишь… невольником?

— А хотя бы этим. Рабы зачастую знают всю подноготную своих хозяев и того общества, которому он принадлежит. Не зная слабостей Магистериума, ты бы не пробыла там так долго. И не говори, что эти знания дал тебе Сетий, — он нынешний Тевинтер понимает не лучше меня, — объяснял Безумец. — Но главное твоё преимущество — твой дар. Я тебе уже говорил, на какой уровень ты можешь подняться, если займёшься его развитием.

Слова магистра, говорившие вроде и об очевидной, но такой далёкой для неё правде, задели девушку. Несколько минут Кальперния провела в размышлениях. Ныне она была терпимей к чужой правде, не стала высокомерно отворачиваться, лишь потому что услышанное не совпадало со словами её идола. Решила прислушаться к словам того, кто давно заслужил быть для неё не меньшим примером для подражания, чем Старший.

Безумец дал ей эти нужные минуты и совсем не возражал. Кажется, он не сомневался, что его слова будут восприняты так, как он и хотел. Почему? Видимо, был полностью уверен, что слова он подобрал правильные.

И вот, спустя те минуты, Кальперния пришла в себя и снова посмотрела на магистра, чью руку держала и поныне, только теперь в её взгляде больше не было волнений, что она не соответствует магистерским правилам.

— Я не смогу сама развить свой дар. Если я отработаю всё, чему ты меня научил ранее, то в следующий раз ты расскажешь что-нибудь ещё? — спросила магесса, а её глаза горели. Ей хотелось получить эти знания, узнать магию не просто как средство, как оружие, а как… искусство.

Видя этот блеск в глазах девушки, магистр про себя улыбнулся. Кажется, она начала понимать его взгляд на магию и разделять его, и Безумцу, конечно же, это нравилось.

— Значит, признаёшь моё наставничество?

От этого вопроса блеск в глазах девушки тут же потух, а сама она насторожилась, очевидно, вспомнив, что там сновидец обещал сделать на «месте её наставника». Не верить его запугиваниям повода не было.

— Если только не будет «порки»… — вновь честно созналась магесса в причине, взволновавшей её.

— Сейчас не будет. В твоём возрасте пора бы и самой осознавать свой проступок без воспитательных «стимулов». Но, имей в виду, повторное самодурство тебе с рук не сойдёт, — эти слова он говорил строго, даже пугающе, а потому напоследок решил смягчиться, чтобы совсем уж не спугнуть девчонку и не потерять столь талантливый потенциал. — Ну, разумеется, надеюсь, ты больше не вынудишь меня прыгать в воду и плыть.

Появившаяся наконец на губах магистра улыбка, которая говорила, что он не столь разозлён на неё, сколь считает ситуацию (точнее её развязку) забавной, позволила Кальпернии почувствовать настроение мага и улыбнуться самой.

Не поняла магичка, почему именно эта улыбка подтолкнула её к излишней вольности мыслей. Возможно, в том был повинен сам магистр, поощряющий слишком много допущений и вольностей в разговоре между двумя людьми, которых никак: ни из-за разницы в возрасте, ни статуса — нельзя назвать равными. Но поддаваясь этому странному настроению, Кальперния в один момент пересела на край кровати, а после потянулась к самому мужчине.

Если бы он только сказал хоть слово против, магесса осознала, какой неправильный поступок она совершила. В первую очередь, это неуважение к самому магистру. Да, это было всего лишь безвинное объятие, но с каких это пор общество поощряет женщин вешаться на шеи чужих мужчин? Ни с каких. Потому что подобное осуждаемо, приравнивается почти к распутству. Но сейчас магичке всё это было неважно.

И Безумец вместо того, что бы спустить девчонку с небес на землю, только подыгрывал ей.

Когда мужчина обнял её в ответ и безобидно потрепал по волосам, последний страх исчез, и Кальперния крепче обняла мага, с улыбкой утонув в этой вольности. Ей было так хорошо. Все волнения, пережитые за эти дни, были напрасны, её герой жив и обязательно выздоровеет.

Точно жив. Она чувствует биение живого сердца, слышит живое дыхание.

— Будь впредь осторожней, прошу, — пролепетала девчонка. Она понимала глупость этих слов, но эти слова и не требовали ответа. Они предназначались скорее для неё. Магессе хотелось верить, что важный для неё человек больше не окажется на краю гибели.

— Разумеется, венатори не хотят потерять артефакт со мной в придачу, — в ответ Безумец безобидно усмехнулся.

— Нет, — без сомнений произнесла Кальперния. В данный момент её совсем не волновали ни планы её организации, ни даже лидера. Перед ней человек, который не считает её пустым местом, кто поверил в неё, в её талант, кто выразил готовность её выслушать, помочь. И видя, что до сих пор она остаётся больше рабыней, а не свободным магистром, он всё равно не отвернулся от неё, помог поверить в собственные силы. К демонам венатори! К демонам и задание Старшего. Ей не хотелось терять того единственного, кто спас ей жизнь, рискуя собой. — Не хочу потерять нового наставника. Мёртвым он, знаешь ли, уже ничего не расскажет, — нашла объяснение девушка.

Магистр усмехнулся. Кальперния, даже не глядя в его хитрющие белые глаза, догадывалась, что он прекрасно знал, что сказала она совсем не то, о чём думала, но впервые её это не волновало. Рядом с этим человеком можно было не таиться, всё равно ей не хватит опыта, чтобы спрятаться от него за магистерской маской. Так было в замке Редклиф, так произошло и сейчас.

— Наверное, со стороны моё спасение вышло забавным, — вслух подумала магичка, вспомнив, как она преодолевала оставшийся путь до берега верхом на волке, мёртвой хваткой вцепившись в его жёсткую шкуру. Для любого свидетеля это зрелище точно вышло бы незабываемым.

— Другой возможности у меня не было.

— Я понимаю, — постаралась исправиться девушка, подумав, что сновидец принял её слова за придирку. — Просто никогда не думала, что волки умеют плавать, вот твоё решение и кажется… странным.

— У них на лапах, между пальцев, расположены небольшие перепонки. Именно благодаря этому волки могут, не проваливаясь, передвигаться по глубокому снегу. Эти же перепонки помогают им держаться на воде и быстрее плыть. Так что да, они умеют плавать, и более того делают это прекрасно, — рассказал маг о волчьих особенностях, которые узнал, наверное, как раз тогда, когда готовился к созданию этого тела.

Кальперния хихикнула. В этом и есть весь Безумец: из простого ответа умудрился устроить поучительный монолог.

Следующие дни прошли в том же относительном перемирии. Маги двух непримиримых организаций продолжали нарушать тишину лазарета гневными выкриками и нежеланием видеть друг друга, но они продолжали терпеть соседство, не смея покинуть дом. Разумеется, такое хозяйничество в собственном доме не нравилось Андерсу, но он снисходительно не обращал внимания на склоки, правильно посчитав, что лучше ему потратить все свои силы на лечение хромого мага, чтобы поскорее избавиться сразу от них троих, чем пытаться вразумить каждого по отдельности. Особенно, когда один из магов был упрямый Хоук.

Заодно всем им оставалось радоваться, что в лечебницу до сих пор не ворвалась городская стража. Собирая сплетни в портовом районе, Гаррет узнал, что неизвестных беглецов вроде как и искали, но раз до сих пор не нагрянули к ним, значит, искали не там. Вероятно, зная, что в тюремной камере перевозился командир венатори, тевинтерцы посчитали, что побег эта организация и устроила, высадив на шхуну мобильный десант на маленькой лодке. Наверное, это сподвигло их искать пленников у предполагаемых шпионов террористов, а уж точно не у лекаря-беженца.

Сегодня, во время ежедневного обхода, в комнату, полностью отданную важному пациенту, Андерс зашёл с насторожённостью, которая стала его сопровождать с тех пор, как Хоук выдал тайну хромого мага. Боялся ли мужчина того, кого к нему притащили? В принципе, нет: не было повода, поскольку глаза продолжали видеть обыкновенного человека, а не легендарное первое порождение тьмы. Ну, не похож он на того, кого стоило бояться, хотя и сам Безумец не давал для этого повода. Андерс бы даже назвал его самым примерным гостем из этой компашки беглецов. Даже когда начал приходить в себя, не создавал никаких проблем, не рвался встать и доказать всем, какой он сильный и независимый (а по его опыту так делал не только Гаррет, но и другие, особенно неспокойные, подопечные, считающие себя умнее квалифицированного врачевателя), а проводил всё время за чтением книг, которые нашлись в доме.

Чего тогда, спрашивается, Андерс не мог чувствовать себя полноценным хозяином дома? И сам не понимал. Он испытывал странный трепет. То ли от всё ещё теплящегося страха перед неизвестностью. То ли от чувства недосягаемости древнего тевинтерца, который и старше (на все тринадцать веков старше), и благороднее по происхождению (ближайший потомок первых магистров — самых величественных магов в людской истории), и сильнее по магическому таланту (да любые попытки мага нынешней эпохи показать своё «магичество» на фоне способностей обученного сомниари просто смехотворны), и имеет просто бесценные своей уникальностью (потому что бездарные потомки не смогли сберечь труды древних магистров) знания. То ли, наоборот, дело было в ожидаемом любопытстве — да какой дурак бы отказался послушать человека, своими глазами видевшего древний мир, тот самый, который для местных являлся потерянной из-за бездарности некоторых исторических личностей державой, а для остального Тедаса — Империей Зла!

Правда и сам Безумец не имел желания тешить любопытство очередного «заинтересованного». В первую очередь, для него-то это был разговор не о чём-то «древнем и далёком», а о родном доме, ставшем так неожиданно, всего-то несколько месяцев назад, навсегда для него потерянным. А во вторую, целителю он не настолько доверял, чтобы непринуждённо вести с ним беседы. Хотя и враждебно настроен к новому знакомому не был, поскольку человека, который и поднял Круги на восстание, нужно хотя бы уважать. Даже если остаток своей жизни Андерс проведёт в покое, то сопорати всё равно отомстят ему: впишут его в историю под именем самого опасного террориста и врага за всю историю церковного Тедаса.

На вошедшего в комнату мага Безумец глянул только раз, убедился, что в его руках нет опасных вещей, а в глазах — опасных намерений, а потом вновь вернулся к книге. Андерс привык к такой реакции и совсем не оскорбился. Наоборот, такое поведение его вполне устраивало, поскольку хромой маг не мешал работать и не лез (как это порой бывает) с советами, считая, что он лучше лекаря знает, как нужно лечить.

Но Андерс знал, что это равнодушие напущено. На травяные отвары, которые его заставляли пить, магистр с недоверием косился. Но его знания в траволечении, очевидно, ничтожно малы, а потому послушно пил, всё равно не имея возможности как-то проверить состав. Зато когда Андерс переходил к лечению с помощью магии, он отчётливо чувствовал изменения в Тени, присутствие посторонней силы. Очевидно, Безумец внимательно следил за его аурой. И здесь уже его не обмануть, поскольку лечебное заклинание от вредящего он различил бы сразу. Впрочем, бывший Страж и не собирался его обманывать.

Вот и сегодня Безумец скривился, когда ему была протянута кружка с очередным настоем. Андерс даже не сдержался и усмехнулся, потому что у мужчины каждый раз было такое лицо, будто бы это будет последний глоток в его жизни. Но он всё равно выпивал, потому что и сам чувствовал, что, что бы тут ни было намешано, оно действовало, лечило буквально перегоревший до износа организм.

Не получив возражений, Андерс избавился от гнетущей его неуверенности и уже смелее приступил к осмотру пациента. Осмотрел его через призму заклинаний созидательной школы, убедился, что с магией у сновидца всё в порядке (даже лучше — огромный резерв восполняется удивительно быстро), только того же самого нельзя было сказать о нём самом. Откинув одеяло больного по пояс, целитель ожидаемо наткнулся на слишком уж худую грудь мужчины. Его белая кожа точно повторяла рельеф каждого кости: ребра, ключицы. Ну точно мертвец мертвецом. От тычка костяшек пальцев в ребро Безумец вздрогнул от неприятного ощущения и боли, а Андерс же нахмурился.

— Думаю, скоро я могу тебя уже отпустить, твоя магия приходит в норму. Но вот ты сам… стоит ли мне говорить, что такая истощённость опасна? Изведёшь себя голоданием, и однажды точно уже никуда не встанешь, — профессионально строго и беспристрастно отчитывал Андерс.

Безумец его слушал внимательно, но говорить что-то в ответ не стал. И раньше-то в своём мире он не особо следил за собой — запасётся в длительный поход солониной и сухарями, и больше ему ничего и не требовалось. Впрочем, раньше мужчина таким и не был. Мертвецкая худоба — проблема для него исключительно нынешних дней. Но тут уж ничего не поделаешь. Ну не даёт ему новый мир времени на отдых и на восстановление. Где ему взять хотя бы полгода на отдых, когда даже сейчас, после болезни, он должен поскорее встать на ноги и поспешить уйти?

— Можешь так не выслуживаться. Заплатить тебе всё равно нечем: местной валютой я не располагаю, — хмыкнул тогда магистр.

— Ты уже всё оплатил спасением нашего общего неугомонного знакомого. Так что лечение и реабилитация ничего тебе стоить не будет. Но пожертвования в адрес лечебницы всегда приветствуются. Подойдут любые монеты, страна чеканки не важна, — улыбнулся Андерс.

— В Тевинтере принимают ферелденские монеты? — удивился магистр и даже переспросил

— Да. Схема гномского триплета принята во всём мире, — добродушно объяснил Андерс очевидный людям нынешнего мира факт.

Подумать только, умудриться перевести все государства на единственную свою валюту! От умелости гномских торговцев Безумец даже усмехнулся. Хоть что-то не поменялось с веками.

А тем временем Андерс, завершив осмотр и не получив больше возражений, присел на стул и хотел было приступить к очередному сеансу лечебной магии, однако тут он вспомнил о возражении, которое у него появилось к хромому магу.

— Мог бы ты прекратить делать то… что бы ты сейчас ни делал? Это затрудняет мне работу, — произнёс целитель, хотя точнее и не мог сформулировать, как именно магистр меняет его связь с Тенью.

— Мои действия никак не мешают и не ослабляют тебя, — Безумец даже не стал отрицать обвинения, но и прекращать контролировать магию лекаря не собирался.

— Но я же чувствую искажения…

— Не от моих действий, а от моего присутствия. У тебя необычная связь с Тенью, ты чувствуешь силу моей ауры. Точнее не ты, а остатки прежде живого духа, которым и свойственно чувствовать следы от магов в Тени, — по-учительски объяснял Безумец.

То, как поменялся тон мужчины, стоило тому заговорить о магии, Андерс не мог не заметить и теперь понял, откуда у Хоука взялось предположение об его учёности.

— Дух? — решил воспользоваться случаем и спросил Страж. Ему стало интересно послушать, что ещё учёный Древнего Тевинтера может рассказать о нём. А то, что у хромого мага есть, что сказать, Андерс уже не сомневался, поскольку об его былой одержимости не мог узнать ни один храмовник, если Справедливость не показывал себя, а тут один маг без каких-либо видимых признаков разглядел постороннего.

— В твоей ауре присутствует остаточная эманация от духа, которым ты судя по всему был добровольно одержим.

Изучая следы былого присутствия в магии собеседника существа из Тени, Безумец невольно поймал себя мысли, что это всё кажется ему очень знакомым. Откуда? Вспомнил — раньше ему был очень хорошо знаком один маленький дух сострадания. Однажды на блуждающего в Тени молодого мага, почувствовав его искалеченное чувством вины и горем сознание, наткнулся дух и посчитал своим предназначением ему помочь. Сделать это, заставить забыть против воли самого сновидца он не мог, но его ничто не останавливало. С лёгкой улыбкой на губах Безумец вспоминал, как из раза в раз слышал про «отпустить боль» и столько же раз отвечал, что настырный дух ничего не добьётся и шёл бы он лучше помогать целителям, тем более находиться рядом с магом энтропии, кем и является мужчина, для любого духа смертельно опасно. Но Сострадание не ушёл. Эти сказочные существа сказочно упрямы и порой до собственного уничтожения будут стараться добиться того, в чём увидели свои добродетель и предназначение. «Что же с тобой стало? — теперь задавался вопросом хромой маг, — пережил ли все эти тринадцать веков?». Если пережил, то, наверное, точно поумнел и не полез бы больше в недремлющий мир к опасным магам школы духа или энтропии. Только пережил ли? Пришёл ли он в день ритуала? Ведь тогда жрецами было совершено самое большое жертвоприношение в истории Тевинтера, что не могло не оставить след в Тени. И это ещё, не считая сотворённой там магии, изуродовавшей само мироздание, мировых законов. Если дух там и был, то никаким образом он бы не пережил творившийся хаос, сбежал бы (как бегут ныне все духи от Бреши), если бы не успел — погиб, или сошёл с ума от боли и страха тысяч умирающих эльфов, став демоном…

— Да, мы вместе хотели освободить магов от угнетения. Но после взрыва церкви Справедливость исчез.

— Не исчез, а убит. Он был подавлен твоей силой, расщеплён ею. Вполне ожидаемый исход для существа, оказавшегося не в своей среде. В Империи подобное не практиковалось, в разное время даже называлось еретичеством, поскольку существовало убеждение, что в Тени можно было обращаться только к Богам, а между духами и демонами не существует разницы. Известная практика существовала у южный варваров — аламарри. Но, насколько я знаю, они старались не держать долго духов в недремлющем мире, поскольку они не переносят наш мир, и либо ослабевают и уничтожаются силой мага, либо обезумеют и становятся демонами, а маг — настоящим одержимым. И второе случается с большей вероятностью. Тебе же, как видишь, повезло, но что именно тебе дало это слияние, сказать не смогу.

«Да ты и так уже всего наговорил!» — мысленно присвистнул Андерс от услышанного. Магистр оправдал все его ожидания. То, что он сейчас сказал, не знает никто в нынешнем мире, если только те самые аламарри, ну или дикие племена, от них произошедшие.

И это его-то Искатели называют «ненадобностью»?! Андерс аж задохнулся от возмущения.

— По моим наблюдениям, дух подавлял скверну в моей крови. И до сих пор я не слышал Зова. Возможно, даже получится прожить подольше.

Безумца заинтересовали его слова. По собственным выводам, к которым он пришёл после встречи с Алистером, мужчина решил, что и целитель из того же таинственного ордена, так как он вновь почувствовал рядом человека, заражённого скверной, и при этом он не выглядел больным, как Феликс.

— Что ты имел в виду под «пожить подольше»? Разве у Стражей не иммунитет к скверне? — вот что больше всего удивило сновидца, ведь тот же Алистер, который прожил со скверной в крови как минимум десять лет, выглядел живее некоторых живых.

— Иммунитет временный. Как мне говорили, около двух-трёх десятков лет скверна не даёт о себе знать.

— А потом начинается обращение в вурдалака?

— Да. Тогда-то Страж, по традиции, и отправляется в свой последний поход на Глубинные Тропы. И ты, кстати, выглядишь, как Страж, чей строк подошёл к концу, но который решил дожить свои дни по-человечески, — судя по тону, с каким говорил Андерс, сам он не желал следовать описанной им традиции, когда его время наступит.

— Кто из ваших мог бы опровергнуть мою причастность к Стражам? — тут же ухватился Безумец за мысль об ещё одном прикрытии для себя.

Андерс, имея ещё больший опыт жизни беглеца, догадался, к чему был этот вопрос, но решил не утаивать. Всё-таки Хоук просил оказать и другую помощь, не относящуюся к лечебной деятельности.

— Да, в принципе, никто. Люди, заражённые скверной, — это или Стражи, или вурдалаки. На второго ты ещё не похож. А если тебя решит допросить сам местный Страж-Командор, всегда можно оправдаться провалами в памяти, со «старикам» это случается. Ну, или своим бегством из ордена и нежеланием быть к нему причастным. Это не редкость, ведь Право Призыва никому выбора не даёт, а будущее у Стражей, сам видишь, не светлое.

— Теперь понимаю, почему такая секретность, — заметил Безумец, получив подтверждение своему старому предположению о том, что орден, который столько веков борется с Мором и о котором и поныне почти ничего неизвестно, точно не может быть сборищем обычных вояк.

— Секрет Посвящения и вытекания из него нашей устойчивой к скверне, но недолгой жизни — всего лишь один из множества. Уверен, Первый Страж в Вейсхаупте над тайнами трясётся, как дракон над выводком, и носа во внешний мир не кажет. Не зря говорят, что андерским только бы политикой заниматься, а не орденом командовать, — хмыкнул Андерс и был прав.

Случился Пятый Мор, а где мобилизация Стражей? А нет её — вон есть два новобранца, пускай и воюют. В Ферелдене послеморовые волнения порождений тьмы? Вот вам одного Стража из Орлея — успехов. В сверхсекретной тюрьме что-то творится? Ай, да и ладно, авось Защитник, как и его папаша, на огонёк заскочит, во всём и разберётся. Ферелденские и орлейские Стражи пропали, ходят слухи, что они участвовали в теракте на Конклаве? Ой, ну подумаешь, ребятки решили поразвлечься, я что наказывать их побегу? Первый Страж я всё-таки или нет?

— Посвящение? — сразу же ухватился Безумец за неизвестное, но очевидно важное для Стражей слово.

Андерс ответил не сразу. Всё-таки все их секреты не должны выходить за пределы ордена. Но с другой стороны, перед ним сидит вполне себе настоящий Страж, и если бы не Хоук, целитель бы так в это и верил. Так что фактически никакая клятва не нарушена.

— Ритуал, через который проходят все рекруты. Пьют каким-то образом обработанную кровь. Это точно кровь порождений тьмы, но слышал догадки, что там подмешивают и лириум, а то и кровь самого Архидемона.

То, что это магия крови, Безумец догадался, но всё-таки хмыкнул, поскольку посчитал подобный ритуал очень… специфичным. Он даже не мог представить, в каком отчаянии были люди во времена Первого Мора, чтобы такую ядрёную смесь составить, а потом ещё и проглотить. И всё же это хоть какая-то оригинальность, в отличие от тех «магов» крови, которые порезали руку и уже возомнили себя магистрами.

— Предполагаю высокую смертность от подобного ритуала.

— В точку. Когда я его проходил, из нас троих погиб один. Слышал, что на Посвящении Героя Ферелдена из троих погибли двое.

— Слишком большая цена за простой иммунитет к скверне. Во время Пятого Мора и обычные солдаты продуктивно сражались. Вероятно, есть ещё какие-то преимущества, которые помогают и даже необходимы во время Мора или против Архидемона? — задумался Безумец, вспомнив замеченную во время изучения хроник странность, почему каждого архидемона убивал именно Серый Страж. Для обычной вероятности «просто рядом бился» слишком уж систематическое количество совпадений.

— Если и так, то мне об этом ничего неизвестно. Зная весь этот уровень секретности, предположу, что вне Мора тактики борьбы с ним известны только командорам, — пожал плечами Андерс, его, в отличие от магистра, секреты ордена не интересовали с тех пор, как он его покинул.

Хотел было Андерс подумать, что рассказать ему о Стражах больше нечего, и закрыть эту не самую приятную для него тему, однако вдруг в его голову всплыли те воспоминания, которые он так давно хотел забыть.

— Пожалуй, могу припомнить ещё кое-что, что мы однажды обнаружили и из-за чего потом вейсхауптские Стражи нас допрашивали не по одному разу, — с хитрой ухмылкой произнёс Андерс, увидев, что эффект он произвёл ожидаемый и магистр был весь во внимании его слов.

В дальнейшем некоторое время Андерс потратил на пересказ событий, развернувшихся в Ферелдене, в эрлинге Амарантайн, вскоре после Мора. Рассказал о приключениях отряда под командованием ферелденского Стража-Командора, о встрече с разумными порождениями тьмы и, как потом выяснилось, их создателем.

— Он заявлял, что хочет создать «единую расу», заразив скверной всех живых. Помню, проверяющие потом отмахивались, мол, он, очевидно, безумен, нёс бред — его намерения не особо-то и интересны. Только, говорю тебе, безумцы, а уж тем более обычные мало разумные порождения тьмы, не создают самых настоящих лабораторий и не отравляют архидемонов.

— Что-нибудь известно о нём самом?

— Только с его слов. Говорил, что причин своего отличия от других порождений не помнит. И себе подобных не встречал. То-то я потом удивился, когда Хоук рассказывал о Корифее, подумал, что нашлось его подобие. Ах, да, он называл себя Архитектором.

Андерс увидел, что от последнего слова до этого вроде бы заинтересованный, но спокойный собеседник вздрогнул и даже сглотнул.

— Знакомы? — понял причину такой реакции целитель.

— Да. Если учитывать, что меньше года назад мы сидели в саду его дворца, выпивали и обсуждали элвенанскую архитектуру. Он проектировал следующий храм Уртемиэля и хотел соединить наше зодчество с эльфийским, чтобы подчеркнуть, что Древним Богам преданы и эльфы, — говорил Безумец, а самому уже и не верилось, что, по его ощущениям, всё это действительно было так недавно… и что это вообще когда-то было.

— Думаешь, это он и есть?

— По твоим словам, он был похож на Сетия, значит, вариантов не остаётся, — прикрыв глаза, вздохнул магистр. — Вы не приняли его предложение о сотрудничестве?

— К счастью, нет. Убили.

— Уверены?

— Он был мёртв, — пожал плечами Андерс. — Да и впоследствии проверяющие Стражи ничего на Глубинных Тропах не обнаружили, даже лаборатория оставалась нетронутой.

На этом разговор не продолжился, Безумец полностью ушёл в свои мысли, даже о читаемой книге забыл. Закрыв глаза руками, он старался осмыслить всё услышанное.

Мужчина уже как-то свыкся с мыслью, что это тысячелетие пережили только два мага, о судьбе остальных не было смысла задумываться, потому что ему никогда не узнать, легче считать, что они просто сгинули в забвении веков. И теперь он узнает, возможно (Возможно? Да всё сходится!), о судьбе ещё одного жреца. И она его пугала. Тринадцать веков. Тринадцать веков он ходил по Глубинным Тропам. Это свело его с ума, он не выдержал, всё забыл, начал воспринимать себя детищем скверны. Но ведь изначально, после возвращения из Тени, он наверняка, как и Сетий, хоть сколько-то осознавал себя. Сколько? Сколько он провёл в сознании, помнил оборвавшуюся в родном мире жизнь, свершённую и уже непоправимую ошибку, взывал за помощью к Богу, который и толкнул на этот роковой шаг его, всех их, весь мир и который ему больше никогда не ответил? Неисчисляемое количество лет…

Оглядываясь на всё это вновь, Безумец с потрясением понимает, что, Пустота его побери, как же ему всё-таки повезло. Нет, в Тени он не спал, не впал в чёрное беспамятство. Он помнил безвременный мёртвый ритм места, в котором пробыл, помнил безмолвное ожидание неизвестности, длившееся по ощущениям вечность. И магия… Дикая своевольная чужая магия, которая должна была его убить, но которая только сплеталась с ним, с его магическими силами, от рождения искажёнными экспериментами. Но в Тени маг практически не осознавал себя, не помнил прошлой жизни, не понимал ошибок и не видел последствий. Так что его заточение не идёт ни в какое сравнение с пытками, которые ждали жрецов, вынужденных проживать каждый чёртов день следующие несколько веков.

Na via lerno victoria.

«Только живым ведома победа», — любимое изречение каждого имперца. Но даже эти слова исказил тот ритуал. Возвращение живыми из Тени обернулось для жрецов совсем не победой…