Из Тени (Dragon Age)

Глава 46. Где когда-то прошли мы

Перекрёсток элвен, который был открыт ведьмой, — это карманный искусственный мир, расположенный где-то между Реальностью и Тенью. Он был главным, потому что здесь размещены десятки и сотни элювианов, связывающие всевозможные уголки Элвенана. По его тропам когда-то ходили все граждане империи. Но, разумеется, такое узловое подпространство не может быть единственным. В мире, в котором есть секреты и желающие их скрыть, всегда найдутся те, кто не захочет ходить по многолюдным тропам и выставлять на обозрение свои личные, сокрытые, пути — и такие элвен, разумеется, создадут свой Перекрёсток. Эванурисы сразу приходят на ум, ведь за века узурпации эльфийского народа у них тайн скопилось не меньше, чем их могущества. Поэтому Безумец ничуть не удивился, когда они, пройдя по уже знакомым серым тропам мира, покинутого на тысячелетия, в мёртвой тишине, оказались рядом с зеркалом, который по велению остроухого хозяина открылся и пропустил их на ещё менее хоженые тропы.

После заснувшего мира, погружённого в туман, новый Перекрёсток казался оживлён. Привыкшие к полумраку глаза сходу были атакованы яркими солнечными лучами, ушей коснулся шелест листвы, потревоженной ветром, а впереди, до самого горизонта, парящие в небе скалы создавали видимость движения. Это уже можно было назвать течением жизни на фоне полностью безмолвного мира, из которого они вышли, — там движение создавали только блуждающие сновидцы да рябь на поверхности пары активных элювианов.

Только если тот большой Перекрёсток был похож на реальный мир с осознанной архитектурой, чёткими границами верха и низа: есть «земля», по поверхности которой они шли, есть «небо» — неизменный в своей форме купол над головой, — то вот новый мир сильнее поддался влиянию Тени. Небо искажено, рябит, даже солнечного диска не увидишь: солнце будто светило из ниоткуда и одновременно отовсюду. Парящие скалы, как олицетворение стыка реальности и нереальности, пришли прямиком из Тени — тропа, на которую они ступили, пройдя через элювиан, расположена на таком же куске каменной породы. А красивые деревца с цветными листьями неестественно вросли в камень.

Но Безумец не думал, что подобное «сближение с Тенью» было совершенно умышленно. Как раз-таки умышленно был приближен к реальности главный Перекрёсток с его чёткими статичными образами. Его карта оставалась неизменна даже спустя тысячелетия, потому что месту, которое является сосредоточием десятков и сотен дорог, чревато потерять свою однозначность: возникнет путаница и никто никогда не будет знать, какой элювиан куда ведёт. А здесь на скорую руку была сооружена «карта» троп, которые соединяют немногочисленные зеркала — всё же остальное отдавалось на откуп Тени. Очевидно, ни хозяин, ни его агенты не интересовались красотой — ими это место использовалось с весьма практичной целью: незаметно перемещаться между разными концами недремлющего мира. Вот и получается, если идти по этим тропам, то добредёшь, куда нужно, но стоит сделать хоть шаг влево-вправо и сновидцы наткнутся на знакомые им правила Тени.

Впрочем, говорить пренебрежительно о «на скорую руку» можно только в сравнении с большим Перекрёстком, но сам по себе второй мир — такое же чудо света. Когда Безумец здесь оказался, он был поражён увиденным, и ещё больше — магией, которую чувствовал. На какое-то время он забылся, зачем они сюда пришли и куда его вёл эльф, остановился и только с искренним восторгом осматривался. Как бы недоделанным ни выглядел этот мирок, на фоне первого, такая магия недоступна ни тевинтерцам, ни тем более магам новой эры — способы создания таких практичных подпространств ушли вместо с создателями.

— Похоже, ты видишь ту же красоту, что и я, — улыбнулся Солас и не думал подгонять своего знакомого. Пусть они сейчас не спят и не бродят в Тени, как привыкли, и время идёт, а им ещё нужно решить, что будет дальше с их теневыми встречами после вскрывшихся тайн, но эльф не спешил, а поддавшись примеру человека, кажется, впервые сам «сошёл» с троп и осмотрелся по сторонам, оценил красоту созданного им карманного мирка.

— Я не должен её видеть? — магистр ожидаемо удивился, поскольку думал, что его вели сюда в том числе за этим: показать человеку очередные чудеса древней империи.

— Инквизиция отправляла агентов для исследования Перекрёстка. Из их отчётов я узнал, что все люди — как и гномы, и кунари — ощущают дискомфорт при нахождении в мирах, созданных нами. Здесь они сталкиваются с постоянно меняющимися цветами, странным шёпотом и ускользающими очертаниями. Зато эльфы видят лишь цветущие деревья и ощущают солнечное тепло.

Безумец понял, на что эльф намекает. Как человек, он должен ощущать дискомфорт, страх, отвращение от противоестественности этих мест. Отчасти так и было, потому что ему с детства известно, что есть два мира: реальность и Тень, — а элвен это оказалось мало, и они создавали пространства между этими мирами, к которым если попробуешь применить знакомые чёткие законы, лишь голова вскипит. Однако только отчасти. Пусть магистру не нравилось заострять внимание на неправильности своего эльфокрового происхождения, однако если именно оно позволило ему ощутить тепло невидимого солнца и почувствовать запах во всю цветущих деревьев, подобно эльфам, то он впервые этому был даже рад.

В дальнейшем сновидцы продолжили безмолвное восхождение по скалистой местности. Они прошли несколько развилок и элювианов, уцелевших, но неактивных. Куда они ведут, Безумец не знал, но и спрашивать не стал: он не ожидал от своего собеседника всех откровений. Но наверняка ни одно зеркало не связано с местом интереснее того, куда его в конечном итоге привёл Волк. За зеркалом их ждал воистину венец величия магии и искусства Элевенана, и одновременно… произошедшей из-за Фен’Харела катастрофы.

Vir Dirthara, Путь поисков истины — как подсказал Источник — является разрушенной библиотекой времён Элвенана, которая по своей сути отличается от того, что обычно под словом «библиотека» подразумевается. Это не ограниченное, статичное помещение с книжными шкафами — это живое знание эльфийского народа, объединяющее библиотеки каждого города и мудрость каждого двора. Придя сюда, элвен одновременно и находился на одном месте, и был буквально везде, куда раскинулась магическая сеть.

Безумец раньше встречал упоминание об этом чуде эльфийской магии, а сейчас примерно понимает, как оно работало. Vir Dirthara не была несколькими библиотеками, существующими в одном месте и времени, как может представиться изначально, а всё было завязано на духах мудрости, пленёнными элвен. Эти духи-архивариусы, расположенные в разных городах и местах эльфийской империи, каким-то магическим образом были соединены в одну сеть так, что каждый дух запоминал отведённые ему области знаний, но при этом мог транслировать запомненное любым другим его сородичем.

Пусть понимание работы связующего звена библиотеки и делало её менее мистической в глазах сновидца, и Перекрёстки, как умение элвен создавать, по сути, миры между мирами, были куда загадочнее и непостижимее своей магией, с помощью которой работают и до сих пор. Однако это не могло заставить мужчину преуменьшить величие библиотеки — она всё также остаётся чудом света, которое в более поздние эпохи никому не под силу было повторить. В том числе потому что изменились законы мира. С появлением Завесы стало невозможно создать подобные сети из духов: она, как экран, обрубает любые связи. И она же является причиной, почему о принципах работы этого места Безумцу известно только косвенно — с чужих слов и записей, и на самом деле сейчас перед двумя сомниари Vir Dirthara предстала разрушенной и переставшей функционировать полностью.

Магия этого места ещё больше, чем Перекрёстки, опиралась на состояние Тени в тот исторический промежуток времени. Но после образования Завесы, которая явно отгородила Тень от реального мира, эльфы лишились не только своего бессмертия, но и подобных невообразимых чудес. Именно Завеса разрушила Vir Dirthara, обрубила сеть духов-архивариус. Несмотря на все отличия, оба Перекрёстки отчётливо сохраняли вертикальное ориентирование, понятия «верха» и «низа», то вот здесь не осталось даже этого — словно во время разрушения схлопнулось само пространство и все куски библиотеки оказались навалены друг на друга. В каждый конкретный момент времени сновидцы стояли на полу куска библиотеки — острове, сильно деформированном по краям — с редкими книжными шкафами, но над головой они видели не небо, а другие такие острова, уцелевшие кусочки. Но когда они делают несколько десятков шагов по горизонтальной плоскости, то видят, что достигли не края, а оказались уже в совсем другом месте, а тот остров, по которому они, казалось бы, только-только шли, уже парил над головой.

Редко встреченные отголоски тех самых духов-архивариусов также наглядно показывали, что связь оборвалась: они не только больше не чувствовали друг друга, а даже почти забыли и свои знания — остались только яркие воспоминания о падении Империи после Завесы, о панике эльфийского народа, которые затмили собой всё прочее.

Такой слом пространства явно эльфы не задумывали, и он говорил о сильнейшем разрушении мира — следующим шагом бы стало окончательная потеря всеми видимыми здесь объектами смысла и поглощение библиотеки Тенью. Тень и сейчас здесь как нигде близко — к счастью, Корифей об этом так и не узнал, иначе бы не стал столь остервенело гоняться за Источником, из-за чего, так его и не заполучив, уже почти проиграл.

— Зачем ты привёл меня в Vir Dirthara? Показать очередное величие элвен, которое разрушила Завеса? — однажды спросил Безумец у своего проводника, подозревая, а не хотят ли ему опять выставить Завесу — абсолютным злом, и что Тедасу без неё будет лучше.

В какой-то момент дойдя до острова с частично уцелевшим читальным залом, сновидцы решили не упускать возможность и здесь передохнуть. Разумеется, в первую очередь, отдых требовался хромому магу. Это в Тени сновидцы могли бродить, по ощущениям, вечно, а от реальных блужданий человек стал слишком быстро уставать.

— Скорее — показать разрушительные последствия своего поступка, которые довели меня до отчаяния, — с горькой улыбкой произнёс Солас, пряча взгляд то ли от собеседника, то ли от всего этого места.

— Ты не рассматривал подобный исход?

Этот вопрос от магистра, приготовившего внимательно слушать всю историю, дал эльфу понять, что невозможно больше уходить от ответа на законные вопросы и оттягивать неизбежное и именно сейчас бог обмана должен вскрыть своей обман. Как бы предстоящая исповедь его ни страшила, Волк чувствовал, что это будет почти также просто, как и в Тени, где обычно проходят их встречи, потому что они здесь только вдвоём и находятся вдали от реального мира.

— Даже в качестве худшего случая. Моё желание спасти Народ от… предателей было слишком сильно, и я пошёл на это любой ценой. Но тогда мне казалось, что самая страшная «цена» — моя смерть. Поэтому, когда создание Завесы полностью меня истощило, я добровольно погрузился в утенеру, спасая себя от смерти. Но покинуть её смог только за год до событий, которые вернули из Тени тебя. В абсолютно неправильном мире.

И пока человек удивлялся даже самым своим смелым предположения, сколько же у эванурисов на самом деле было сил, раз для её даже частичного восполнения необходимо было проспать не одно тысячелетие, Солас откинулся на спинку скамьи и наконец осмелился поднять голову, чтобы с тяжёлым вздохом глянуть на парящие очертания островов, которые когда-то были великой библиотекой.

— Я этого не предполагал… Я ненавидел эванурисов за то, что они делали с Народом, их алчность не знала границ. Только Митал, единственная из них, кто видела… — эльф приостановился, когда услышал усмешку магистра, который был однозначен в своём отношении к «справедливой» богине. Но Соласа сейчас не злило иное мнение… мнение этого человека… — Ты несогласен и в чем-то будешь прав. Она, действительно, была лучшей среди худших. Но для меня это было важно — я уважал её за мудрость, которой всегда не хватало мне. Пусть для тебя сейчас это покажется незначительным, но она одна могла перечить Эльгарнану. А я боялся его сил и, возможно, никогда бы не решился ему противостоять. Но потом её убили… по велению её мужа. Просто потому что он стал ощущать в ней угрозу своему правлению. Беспричинно… — вспоминая о моменте, который навсегда перевернул его жизнь, Волк, обычно сдержанный, почти прорычал. — Тогда я понял, что так больше продолжаться не может.

— Если Эльгарнан решил убить даже свою жену, с которой властвовал не одно тысячелетие и от которой имел детей, то это явно признаки прогрессирующего безумия. И дальше стало бы только хуже, — холодно рассудил Безумец, соглашаясь, что дальше так продолжаться не могло. И остроухий сновидец был этому одобрению, сам того до конца не осознавая как, рад.

— Я встал на путь мести. Я собирал вокруг себя оппозицию, до этого безвольных элвен, которым снимал рабские метки с лица, убеждал их, что вместе мы спасём наш Народ от тиранов. И они пошли за мной. Но долгое время эванурисы не обращали на меня внимание и были правы. Своей подпольной борьбой я ничего не мог им противопоставить — для них я был лишь потехой, которой дали кличку Fen'Harel — волчонок, заигравшийся в мятежника.

— Мятежный бог. Таково исходное значение твоего имени. Слово «harellan» переводится, как лжец, обман, предатель. Но это в поздние времена. И меня всегда удивляло, что в более ранних текстах ничего подобного не встречается. Зато у этого слова есть родственные: «harillen» — «противостояние» и «hellathen» — «благородная борьба».

Если бы Солас мог, он бы точно сейчас улыбался до самых ушей. Словно при их первой встрече, когда он узнал, что магистру известно истинное значение валласлина. Осведомлённость и способности к аналитическому мышлению этого человека, при его-то ничтожном, по меркам элвен, возрасте, никогда не переставали Волка восхищать.

— Много позже я пришёл к мысли, что эванурисов не исправить и не подорвать их влияние. Можно только избавить Народ от них, буквально изгнать их туда, где они не могут помешать, — за Границу этого мира. Так началась подготовка к созданию Завесы, на которую ушли все мои силы…

— Из-за чего ты впал в утенеру, — закончив тем, чем они начали этот блок откровений, Безумец кивнул, понимая решительность Волка, но пока не понимая средств. — Но неужели не было иных способов, менее радикальных для мира или хотя бы для тебя?

— Нет… наверное, нет…

Солас и сам не ожидал, что ответить на этот вопрос ему теперь будет так сложно. С момента зарождения этой задумки и до своего пробуждения в искажённом мире бог был уверен, что нет, не было другого способа. И он всё сделал правильно, а теперь осталось только исправить неучтённые последствия. Но сейчас ему как никогда хотелось пойти по пути рассуждений своего тевинтерского знакомого. Даже если допустить, что других способов на самом деле не было — и чтобы избавиться от тех, кто к миру намертво присосался паразитом, нужно было этот мир сломать, то хотя бы он мог сделать всё, чтобы сохранить свои силы, чтобы спасти народ. К примеру, пожертвовать своими подчинёнными… даже если количество этих жертв будет доходить до половины населения империи. Это аморально, да. Но сейчас Волк понимает, что объективно было бы лучше пожертвовать половиной Народа, чтобы спасти оставшихся, чем то, что случилось на самом деле, когда Народ, оставшись брошен богами, изничтожил сам себя в страшной гражданской резне.

— По крайней мере тогда я считал, что нет. И после пробуждения оказался шокирован тем, что увидел. Усмирённый мир. А такие места, как Vir Dirthara, убедили меня окончательно, что я должен всё исправить и как можно скорее. Вернуть мир, в котором жил я…

— И Корифей неслучайно завладел твоей Сферой Средоточия? — предположил магистр, уже уловив нить последующих событий.

— Это так. Я посчитал, что единственный способ всё исправить — уничтожить Завесу. Но утенера не вернула и половины моих сил — я был слаб, чтобы сам воспользоваться Сферой. В том числе за всё это время были утрачены большинство вспомогательных артефактов, которые я использовал при создании Завесы. Возможно, тебе подобные попадались.

Безумец кивнул. Последний раз такой артефакт попался на глаза мужчине, когда он в первый месяц после своего пробуждения оказался в эльфийском хранилище, около Редклифа. Всегда на его памяти инертный шар на обсидиановой подставке именно тогда странно отреагировал на метку. Магистр почувствовал, что этот артефакт может, как укрепить Завесу, так и деструктивно на неё воздействовать, поэтому уничтожил его. И только спустя два года узнал, что сделал это не зря.

— Мои агенты смогли найти Корифея, который к тому моменту уже собрал немало сподвижников. Воспользовался тем, что юг был поглощён гражданской войной. Но его цели мне подходили, поэтому я привёл его к Сфере. Я рассчитывал, что взрыв, который произошёл на Конклаве, его убьёт, а Завеса получит неисправимые повреждения…

— Но ты не учёл, что бессмертное порождение тьмы взрыв переживёт, — хмуро подметил Безумец: уж больно часто в словах эльфа было «не предполагал», «не учёл».

— Не учёл, — повторил сокрушающийся Волк. — И мне пришлось придумывать легенду об отступнике и отправиться в Убежище, чтобы всё исправить…

Кратко поведав, как эльфийского бога занесло к людям в Инквизицию, Солас приостановил свой рассказ и глянул на магистра. Разумеется, это не всё, что когда-нибудь будет обсуждено, но пока важно другое — а продолжатся ли их встречи? Эльф понимал, что сегодня может всё закончится.

Человек может отказаться от своих слов, посчитает услышанное чрезмерно неправильным, шокирующим, скажет, что такая правда эльфа меняет многое. Ведь сейчас перед ним сидит буквально виновник всех бед своего народа за последние несколько тысяч лет и виновник конца света, от которого они еле-еле успели спасти мир сейчас. Даже не полностью спасти, потому что первое порождение тьмы с опасным артефактом в лапах всё ещё жив.

Банально правда хромого мага могла напугать: явление древнего бога это что-то совсем немыслимое, непостижимое. Инстинктивно он мог захотеть избавить себя от этой неправильности, неестественности, что и представляет собой это остроухое существо (не эльф), чья природа за пределами представлений о реальности.

И Солас бы не стал осуждать, если бы человек именно в данный момент захотел оградить себя от этой неестественности, ожидаемо защититься и что по его инициативе они больше не встретятся в Тени. Эльф бы понял, но… не принял. Оттого Волк и сидел сейчас молча, дал собеседнику время всё обдумать, но сам затаил дыхание, потому что опасался услышать отторжение. Впервые, он как никогда признавался искренне, что эти встречи были важны для него. Старый интриган и лжец уже давно не видел в магистре конкурента или преграду своим планам, после победы над Корифеем, — лишь родственную душу, который схоже смотрит на мир, и мудреца, споры с которым заставили столько раз переосмыслить свои взгляды на этот мир и свой радикальный подход к решению проблем.

Сложно было это озвучить, но сейчас, в момент первого за тысячелетия порыва искренности, лишиться лояльности своего сподвижника для него будет равноценно потере Митал…

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты, Ужасный Волк, ослеплён манией величия, подобно дураку? — спустя время долгих раздумий, Безумец ответил, а его слова получились грубые, а взгляд хмурым.

В момент нарушения тишины и ожидания эльф дрогнул, но когда услышал упрёк полностью, то только блаженно улыбнулся.

Это не было отчуждением. Это была попытка разобраться, оценить, проанализировать разрушительные деяния одного древнего гордеца. Как хромой маг всегда и делал. Конечно.

Элвен до сих пор не мог поверить, что желанно открыть правду, действительно, так просто.

Как он мог даже допустить в мыслях, что этот человек испугается и изменит собственным принципам — добираться до истины?

Сейчас, когда магистр хмурил грозно брови и с укором смотрел на собеседника, а эльф был максимально не собран, создавалось впечатление, что это у хромого мага здесь тысячи лет бурной жизни за спиной, и он отчитывает юного ученика, до сих пор так и оставшегося… волчонком, заигравшимся в мятежника.

— Никогда. Ни один элвен не осмелится сказать подобное богу, — ответил Солас, продолжая хранить всю ту же улыбку на лице. Гордыня его ничуть не была задета таким обращением к себе.

— Значит, стану первым. Ты говоришь, что поступаешь на благо Народа, но на самом деле делаешь то, что правильно кажется для тебя. И если в первый раз глупость простительна. Как я и говорил, несмотря на плачевные последствия для Элвенана, Фен’Харел сделал главное: спас мир от паразитов. Но дальнейшие твои действия не выдерживают никакой критики. Решив уничтожить Завесу, погрузив оба мира в хаос, ты искал спасения от правды, что история пошла совсем не так, как хотелось именно тебе, а не Народу. Если даже допустить, что возвращение к «что было раньше», возможно, то это ты получишь свободу, но не другие эльфы, вновь.

— Твоя позиция насчёт Завесы мне уже знакома, — кивнул эльф, зная, почему магистр никогда не признает её уничтожение благом для мира.

— И поныне ты не предложил разумную альтернативу. Ты уверен, что без Завесы было лучше, потому что в родном мире лично тебе жилось лучше, но ты не обременяешь себя вопросом: а что будет с миром потом? Как и было при её создании. Можно проследить, что твоя поспешность заканчивается только разрушениями.

Солас на этот раз промолчал. А что ему сказать? Он лучше знает, что нужно его Народу? Да, так бы он ответил и раньше, в своё время, и вскоре после своего пробуждения, когда мир ему казался всего лишь ошибкой. Но не сейчас. Потому что понимал: это говорит не правда, а его эгоизм. В самом деле с чего он взял, что знает всё о благе для своего Народа, если он дважды попытался и дважды вынудил Народ разбираться с этим «благом»? Ведь даже Vir Dirthara, на которую ему так больно сейчас смотреть, уничтожила не Завеса, а он, потому что будучи одним из самых могущественных магов своей эпохи со Сферой, полной знаний, в руках, он упустил один маленький такой нюанс: если сломать правила, по которым работала вся его Империя и её магия, то он — вот те на — сломает и Империю, и её магию.

— В том числе я сомневаюсь, что потомки тех, кто пережил Моры — угрозы в чём-то пострашнее произвола эванурисов, позволят тебе безнаказанно разрушать мир, такой кровью им доставшийся. Вторжение кунари, а ещё нагляднее — война с Корифеем прекрасно показывают, как Тедас умеет собирать силы против тех, кто из эгоизма решил, что знает лучше самого мира, как ему существовать.

— Да, я наблюдал в этой войне, какие небывалые для моего народа упорство и героизм проявляет Инквизиция, — в словах Соласа было искреннее восхищение, и он не принижал героев своего народа, но прекрасно понимал, что это исключение, потому что когда твоя Империя состоит из рабов полностью, ни о каком героизме и речи быть не может: не хватит им воли на геройство. Собственно, поэтому элвен проиграли и подчинились Тевинтеру, а затем идентичная судьба ждала Долы.

Несмотря на то, что Безумец выглядел крайне хмурым, но его слова были не лишены задора, потому что маг понимал, что своими громкими фразами он не сможет сходу изменить сознание тысячелетнего существа. И в общем-то он прав. Если бы этот критикующий подход эльфа разговор был единственный, то Волк бы продолжал блистал былой самоуверенностью и разящей бравадой: уж сейчас-то он, ого, как порядок-то наведёт. Но сами того не подозревая, подобных бесед оба сновидца провели неисчисляемое количество, поэтому магистр мог видеть, что не всё так уж и запущено.

Солас привёл его в эту библиотеку, не чтобы показать очередное разрушенное Завесой творение элвен, а чтобы, как он сам признался, донести причину неизбежного отчаяния, в которое бог впал после пробуждения. А раз он снисходит говорить об отчаянии, понимает, что повёл себя не до конца адекватно, когда вручил Сферу порождению тьмы, то можно с уверенность заявить, что Волк стал куда более взвешено подходить к оценке своих действий. В том числе теперь он так же, как и магистр когда-то, уже не отторгает новый мир, его жителей, а признавал их полное право на существование.

Многочисленные их встречи в том числе не дали магистру более остро реагировать на правду. По сути-то ничего не изменилось. Мужчина и раньше имел вопросы к эльфу, замечал подозрительные вещи, просто из-за отсутствия опыта взаимодействия с живой древностью времён Элвенана он не мог это никак объяснить. Но именно в храме Митал, когда показался Абелас и заговорил, носитель метки раз и навсегда обо всём догадался — все несостыковки и вопросы тут же сложились в складный образ теневого собеседника. И эта правда, как и в случае со смешанным происхождением магистра, только сделала взаимодействие двух сновидцев более дружественным, сорвала очередной флёр мешающихся тайн.

Они давно уже не враги, перестали считать друг друга соперниками, а теперь они вряд ли бы могли оправдаться просто знакомством. И древнетевинтерский магистр из рабовладельческой страны, и ещё более древний эльфийский бог из самой могущественной страны за всю летописную историю Тедаса осмелились бы заикнуться о дружбе… Как бы это ни было неправильно для высшего лицемерного общества, выходцами которого они оба являются.

Девятый век оказался способен и на такие безумные решения.

— Помнится, у тебя была ко мне просьба, — разбавляя новую тишину, усмехнулся Солас уже куда более вольготно раскинувшись на скамье… Или лучше сказать — воодушевлённо? Ведь эмоциональный и духовный подъём эльфу подарила эта встреча и безусловное принятие откровений вторым магом.

Заодно он обратил внимание на вторую причину их сегодняшней встречи — если магистр её озвучит как ни в чём не бывало, то знаток Тени убедится окончательно, что ничего не изменилось и хоть однажды правда стоило того, чтобы сбросить её с плеч грузом.

— Именно так, — кивнул Безумец, словно специально давая эльфу эту гарантию. — Я хочу вспомнить, что увидел в Чёрном городе, но для этого необходимо снять последний блок со своих воспоминаний, поставленный, по словам Кошмара, эльфийской магией. Источник дал мне нужное заклинание, но подозреваю, что его советы приспособлены для элвен, а не для человека с ограниченным резервом, поэтому мне нужна магическая поддержка. Также надеюсь получить от тебя независимое подтверждение, что это заклинание действительно исполнимо.

— Да, то, что тебе даёт Источник, мне знакомо. Заклинание достаточно сильное, но уверен, человеку оно доступно — тем более ты снимаешь блок только с себя, а не со всех, — Солас дал это подтверждение, когда внимательно выслушал предложение голосов.

— Значит, ты всегда о нём знал и в долгом ожидании подходящего случая, коим стал Источник, не было необходимости? — подметил вдруг Безумец, подумав, что эльф в погоне за своей секретностью умышленно не облегчил своему теневому собеседнику жизнь.

— Я предполагал, что на тебе было использовано заклинание, блокирующее память. Но к сожалению, мои знания о его исполнении покоятся в Сфере, а она…

— А она у Корифея, — усмехнулся магистр, позволив себе перебить собеседника. Истинного приверженца идеи «всё своё держу в своей голове» искренне позабавила очередной недостаток этих somnoborium, как внешних накопителей. Вон Волк хранил в своей Сфере знаний за тысячи лет, но по собственной глупости её лишившись, теперь знает даже меньше человека.

— Но даже, сохрани я нужные знания, не уверен, что стал бы тебе это предлагать.

— Значит, тебе известно, что представляет собой Чёрный город? Он не единожды присутствует на твоей фреске.

— У меня есть только предположения, но они меня… страшат. Думаю, ты и сам чувствуешь, что он ещё более инородный для мира, чем Завеса.

— Каждый раз при взгляде на него, — согласился магистр. — Будучи в Тени, он нарушает все её законы.

— И ты тем не менее готов это вспомнить? — серьёзно спросил эльф, потому что заклинание сильное, и если хромой маг позволит дрогнуть, оступиться, то, как и в случае с энтропией, навредит себе.

— Не хотел бы, пока верил, что забывчивость является попыткой разума защититься от чего-то ужасного. Но если это было совершено умышлено третьим лицом, значит, можно предположить, что кто-то или что-то желает скрыть правду, и эта правда будет много интереснее церковной версии, что там находится одно позолоченное кресло, на которое семеро магистров не уместилось.

Солас усмехнулся — действительно, любая правда будет интереснее этого.

Волк видел, что человек также разделяет его опасение, имеет естественный страх перед неизвестностью, однако любопытство этот страх перевешивало. В конце концов эльф его поддержал, ведь можно сколь угодно долго ходить вокруг да около, строить догадки, но лучше раз и навсегда узнать эту страшную правду: что же сейчас скрывается в Чёрном городе?

— Совет, надо полагать, не осведомлён? — улыбнулся знаток Тени, зная не только о любопытстве магистра, но и о его своеволии. Слишком уж хитрое лицо заговорщика стало для него ответом.

Что ж, значит, недовольных возгласов по возвращении им не избежать.

На этом и со второй причиной сегодняшней встречи было покончено. Солас, откинувшись на спинку скамьи, вновь окинул взглядом библиотеку, но теперь на его губах держалась печальная, но ничуть не скорбящая улыбка. Его скорбь ни к чему хорошему не привела, и лучше бы воспринимать все разрушения не как причину всё вернуть назад любой ценой, а как нравоучительный урок и мотивацию не повторить подобных ошибок впредь. Ломать — не строить. И пока у древнего элвен получалось только лишь ломать.

— По-твоему, Vir Dirthara возможно восстановить?

— При новых правилах мира невозможно. Это место теперь слишком реально — оно уже не может стать одной и одномоментно всеми библиотеками мира. А если Завеса рухнет, то Vir Dirthara придётся отстраивать заново, а на это у Народа нет ни времени, ни знаний.

Солас не мог не заметить, как же просто ему сейчас далась мысль о том, что разрушение Завесы не решит все его и его Народа проблемы, и не вернёт жизнь к тому, как было. Потому что «как было» — это совокупность множества факторов, а не одного — Завесы. Однозначно, изменить подход к оценке мира на более взвешенный, разумный и адекватный его заставил хромой… друг.

— Тем не менее в нынешнем своём состоянии библиотека может стать централизованным местом хранения знаний благодаря системе элювианов, которая позволит пользоваться ею из любой точки Тедаса.

— Получится, жалкое подобие её изначальных функций.

— Всё же лучше забвения очередного чуда эльфийской империи.

— Тогда ты готов стать извечным её смотрителем, чтобы не допустить разграбления, разрушения и узурпации всех этих знаний очередными «властителями мира»? — усмехнулся Волк.

В чём-то идея магистра Соласу понравилась, и он бы её поддержал, только опять всё упирается в смертную природу человека — нет у него времени, чтобы вернуть в этот маленький поломанный карманный мирок чудо.

Мы здесь

Они верили, что этот момент стоил всех усилий и жертв. Они будут первыми в истории их великой державы, кто предстанет перед Богами, идолами, ведущими их народ вот уже несколько столетий. Они войдут в Их обитель. Именно им удостоилась честь получить аудиенцию.

Это было важно.

Вера в Империи пошатнулась, появилось инакомыслие, посмевшие осудить Драконов. И Древние Боги должны были напомнить, благодаря кому Великий Тевинтер стал таковым.

Точнее… Они должны были дать для этого сил своим самым верным послушникам — Жрецам Звёздного Синода, которые имели честь не только слушать, но и говорить со своими идолами.

В тот день… лилась кровь тысяч невинных. А они стояли в соборе в трепетном ожидании. В городе, от которого скоро не останется и руин.

Они оделись грандиозно, помпезно, ни один жрец не хотел оскорбить своего Владыку неподобающим видом. В этом виде потом они должны были выйти к своему народу, неся в себе силы искоренить всё инакомыслие, презренных безбожников. Никто не смеет предавать своих Прародителей!

В тот миг… вихрь магии, невиданный поток энергии, окутал зал. Они закрыли глаза, полностью отдались молитвам во славу Семи. Как они делали всегда. Как их учили. И как учили они. Всю их огромную Империю.

Через секунду город умрёт.

Умрут и рабы… Это вещи. Не жалко.

Умрут великие маги, что окружали их, что оказывали помощь. Неважно. Величие Синода стоит всех жертв.

А они вознесутся.

Мы ждали

Они помнили, как рвануло пространство, как мир начал извиваться спиралью. Этого они бы не могли забыть никогда.

Ком страха подошёл к горлу каждого. Всё неправильно. Происходит неправильное.

Ломалась Завеса. Ломались правила.

Но они не имели права отступить. Они выше этих правил. Древние Боги выбрали их. Значит, они смеют выйти за эти правила.

И войти в Тень физически…

Мы спали

Ноги потеряли опору на мгновение. Но достаточное, чтобы понять, что они уже не во дворце… И вообще не в реальности.

Что всё вокруг них изменилось, они почувствовали сразу.

Был хаос. Магия, окружившая их, буквально стонала, не зная, каким правилам мира следовать: недремлющему или уже дремлющему. Она всё ещё должна подчиниться реальности? Или Тени? Или она сама по себе, потому что смысл вторгся в бессмыслие?

Но Жрецы знали, что так и должно быть. Эта магия, где находится обитель Божеств, и должна быть им недостижима… Они хотели в это верить. Ведь только им семеро было позволено увидеть Истину.

Истину…

Мы разбиты

Но нет, их не семеро! В ритуал вмешался один маг.

Ничтожество!

Еретик!

Он хотел помешать, остановить их возвышение. Он влез, осквернил таинство своим грехом, своей отвратной магией. А они не успели его остановить, изгнать, уничтожить, испепелить.

И разверзшийся зев Завесы утянул и его…

Жрецы были в не себя от ярости. Но они не могли этого показать, разодрать вопреки желаниям изменника голыми руками. Они не могут так опуститься перед своими Идолами, показать свою полную неспособность даже правильно совершить таинство.

Нет. Инвалида оттолкнули, пленили, окружили темницей, чтобы больше не помешал, в идеале — был даже не замечен Владыками.

Но главное, чтобы ничтожество выжило, не смогло вновь вмешаться. Когда всё кончится, он вернётся вместе с ними. Обязательно. За свой грех он ответит сполна. Жестокие казни дикарей во время имперских завоевательных походов покажутся милосердием на фоне того, что сделают с ним — Жрецы об этом позаботятся. Ни одна падаль не смеет их так позорить!

Мы ущербны

Но всё изменилось, когда восемь магистров ступили на реальную поверхность… в нереальной Тени?

Когда они открыли глаза, то увидели… лишь тьму.

Где величие Златого града? Где Боги, перед которыми им стоит предстать? И которые обязательно помогут им… всему миру…

Их ноги в дорогих сандалиях и полы величественных мантий утопали в чёрной слизи. Ею было покрыто всё, куда только мог достать взор.

Только едкая зелень разбавляла мрачную тьму. Над головой вьются волны магии, яркие вспышки отражаются в бликах слизи, бесконечные жгуты накидываются на невидимый барьер, но не могу приблизиться к земле.

Это… Тень? Но почему она так неистова?

Это… неправильно.

Мурашки пробежали по коже людей.

Мы скверны

Вдруг, когда очередная зелёная волна отступила, впереди, на этом странном голом скалистом образовании они увидели рукотворный объект. Огромный дворец…

Дворец! Точно! Где же ещё обитать Богам, как не во дворце, соответствующему их величию!

Но…

Почему он такой же чёрный? Почему полуразрушен? Почему яростные молниевые зелёные хлысты так отчаянно, неистово, но тщетно бьют в его шпили, но не могут даже коснуться?

Но если Древние Боги там, почему они ничего не говорят? Не приказывают явиться с поклоном…

Они вообще… замолчали…

Но почему? Как это возможно? Они не замолкали с тех пор, как архонт Талсиан первым услышал Думата…

— Этот дворец… Эта архитектура… она… эльфийская… — теряя дар речи на ходу, кое-как вымолвил Архитектор.

Таково быть не должно. Это место неправильно.

Уродливо…

Даже Тень — колыбель магии — его отторгает. Оно нарушает её правила. Оно не должно здесь быть.

Но Тень не может сюда проникнуть — лишь яростным завихрением извивается вокруг… Черного города. Воет. Злится.

Мы терпим

Жрецы хотели верить, что так всё и должно быть. Выше их жалкого смертного понимания. Они обратились к молитвам, которым боги обучали их и всех предшественников.

Но не помогло.

Мёртвая тишина этого места всё сильнее зарождала в сердцах людей ужас.

Они испугались мерзкой слизи? Нет, они испугались того, что от неё исходило.

Смерть.

Бездонная ненависть.

Город мёртв, тих, но не пуст. Оно было тут…

Оно их чувствует, их видит. Ненавидит. Ненавидит их всех, их род, всю жизнь.

И Оно… злорадствует и ликует. Будто так и должно было быть. Будто бы Оно и ждало этого момента.

Когда наконец хватит сил проделать в ненавистной Границе брешь…

Эта ненависть, эта ярость исходили из всего: из камней, воздуха, очертаний древнего дворца, всего этого острова повисшего в безвременни нигде и одновременно во всей Тени — не зря его было видно из любого её конца.

Но сильнее всего эта ненависть сочилась из тьмы, что пропитала город. Эта слизь… этот яд и был порождён страшной ненавистью и жаждой расплаты.

Теми, кого посмели здесь заточить…

Мы ждём

Их обманули. Боги их обманули. Древние боги обманули весь их народ.

Жрецы это поняли.

Их привели на смерть…

Нет.

Их привели, чтобы сделать вестниками смерти.

Яд просачивался в мир и раньше, но теперь у скверны не будет преград.

Мы нашли сны

Момент паники, попытка ухватиться за жизнь, сбежать или постараться исправить свою ошибку, спасти мир от этой ошибки был слишком короток. Они ничего не могли сделать. Не допустить неизбежное.

Вековое затишье города быстро сменилось страшным движением того, что не должно было двигаться. Дворец снова превратился в очертания, потому что вся эта чёрная слизь вдруг обернулась дымкой, воспарила над землёй, а затем жадным ураганом устремилась к званным «гостям».

Они не успели сделать и шага. Помнят. Как удар выбил их из сознания. Как страшный яд бесцеремонно вторгся во всё: в тело, в голову, в мысли. Как явь обернулась кошмаром, а смерть стала несбыточной мечтой. Как боль забрала всё живое. Как ненависть поглотила разум. И как…

Их выкинуло обратно.

Остался лишь один, что был с позором отстранён и скован, но одновременно этим оказался защищён. Духовная темница, созданная семью жрецами, чтобы исключить побег еретика, приняла на себя удар, разлетелась остатками магии, чем замедлила распространение яда и самое главное — приманила бурный зелёный поток, окутывающий город, который хромого мага, презренно оттеснённого к самому краю острова, подхватил и уволок в пучины Тень.

Но всё это будет забыто. Оно предпочло сокрыть Истину. Тем самым позволив себе наслаждаться местью вечно, пока всё живое не будет искоренено.

Мы проснёмся…

*Фразы взяты из внутриигрового письма «Шепот из красного лириума»