Из Тени (Dragon Age)

Глава 31. Невольники вольных

Киркволл, Город Цепей, зародился как небольшой шахтёрский форпост на самой юго-восточной границе Империи Тевинтер того времени. Он носил имя Эмериус в честь своего основателя — магистра Эмериуса Крайвана. Такое имя выбрано из-за желания магистра-основателя оставить свой след в истории и на карте и избежать долгого раздумывания над именованием приграничного населённого пункта, ведь никто тогда даже и подумать не мог, какой статус в дальнейшем приобретёт город.

Золотая эпоха для Эмериуса настала после восстания рабов, произошедшего в Минратосе, когда правил архонт Ванариус Иссар. Его современники писали, что архонт решил перенести центр работорговли подальше от столицы Империи из-за заботы об облике, репутации города и безопасности уважаемых господ. Зато в дальнейшие периоды историки нередко отмечали, что, вероятней, Ванариуса перепугало почти едва не ставшее успешным покушение эльфа-раба на него во время восстания, вот он и захотел убрать угрозу в виде толп рабов подальше от столицы и тем самым от себя. Как покажет история, такое решение привело к ещё большему ухудшению положения рабов.

Борьба между приграничными городами за лакомую возможность стать названным центром вышла кровавой. Вдали от взора архонта алчущие до влияния для своего города и, следовательно, для себя магистры развязали самую настоящую двадцатилетнюю войну, погубив, как говорят, тысячи рабов и наёмников. Эта война в итоге грозилась стать проблемой для всей Империи из-за длительной дестабилизации ситуации на границе. Возможно, поэтому однажды архонт решил больше не ждать разрешения спора и закончил его сам, согласившись на брак своей дочери и юноши из семьи Крайвана, тем самым выразив своё однозначное предпочтение Эмериусу.

После получения желанного титула всего за десять лет на высоких каменных скалах над водами холодного недружественного Недремлющего моря была воздвигнута мощная крепость, вокруг которой в дальнейшем и разрастался город, постепенно став непревзойдённым оплотом цивилизации за пределами центра Тевинтера.

И «центр работорговли» это не просто красивый титул, а словосочетание, которые точнее чего-либо способно описать то, во что вырос Эмериус. До начала Мора только по предварительным подсчётам через немыслимо вырубленный в огромной скале канал — путь к городу — было провезено свыше миллиона рабов — невообразимая цифра для следующих эпох. В дальнейшем некоторых невольников выкупали и отправляли поближе к центру Империи, но большинство из них навсегда сгинуло в шахтах от нечеловеческих условий труда.

Даже в нынешнее время ресурсы в округе Киркволла не исчерпались и до сих пор имеются действующие шахты, поэтому сложно представить, сколько этих шахт было полтора тысячелетия назад и сколько в них трудилось рабов. В этих шахтах добывался агат для храмов Древних Богов и дворцов магистров, металл для всевозможных нужд: от запросов армии до мечей стражников, которыми потом самих шахтёров и казнят — и, разумеется, камень для, на тот момент строящегося, главного будущего наследия Империи — Имперского тракта. Шахт было настолько много, что фактически сам Эмериус ею и является. Тот же Нижний город построен в огромной котловине первой киркволлской каменоломни, а путанные, подобно лабиринту, треки заброшенной из-за истощения месторождения шахты, проложенной под городом, стали прибежищем для беглых рабов и системой сточных каналов, а ныне они известны как Катакомбы или Клоака.

Как уже говорилось, то, что центр работорговли был перенесён подальше от столицы, сказалось в худшую сторону, в первую очередь, для самих рабов. Несмотря на полное бесправие рабов в Минратосе особые зверства над ними были запрещены, и чтобы не уродовать облик и репутацию величественного культурного города чрезмерным количеством кровавых казней и видами вздёрнутых на виселице грязных остроухих, и чтобы не портить этим видом настроение магистрам и прочим достопочтенным жителям и гостям города. Тогда как облик приграничного полиса едва ли кого-то волновал. Архонты давали распоряжение любой ценой подавлять бунтарский настрой среди рабов, но более никто особо не следил, что происходит хоть и в большом, но всё же далёком от центра городе и что жители Эмериуса приказ «любой ценой» воспринимают буквально.

Как правило, кровожадные люди, кому тесно в рамках моральных правил и прав, идут туда, где убийства и прочие зверства ненаказуемы: в армию, чтобы воевать с южными варварами, или в наёмники. Но такое «развлечение» имперцев победнее не всегда подходит магистрам, которые хотят удовлетворить свою нецивилизованную жажду крови, но при этом не хотят кому-либо подчиняться и убивать по чужим приказам. И как раз таким алчным личностям (личностям ли?) Эмериус мог подарить желанного раздолья: прикрываясь службой Империи и защитой её от возможного восстания, такие магистры могли удовлетворить свои самые зверские фантазии. Архонт и Звёздный Синод далеко, а остальным не хватит влияния, чтобы сказать хозяевам города, что рабы хоть и бесправны, но всё же полезны живыми или свойствами на алтаре, но никак не повешенными или расчленёнными болтаться ужасающей гирляндой по всему двору Казематов.

Эти зверства были лишь деталью общей картины, продуманной магистрами до мелочей, чтобы сломить волю любого прибывшего раба, стоило тому только ступить на внутренний двор Казематов. Казематы — это неприступный комплекс, находящийся обособленно от города на острове, тюрьма для рабов. Главное здание этого комплекса исполнено в виде огромной усечённой пирамиды и возвышается над стенами, островом и, разумеется, любым разумным из-за своей монолитности, грандиозности и высоты. Именно здесь шло основное устрашение новоприбывших эльфов: повешенные в назидание сородичи, чуть ли не ежедневные казни, статуи уродливых невольников, застывших в вечной покорности и мучениях, и прекрасных воинствующих стражей, их извечных хозяев, и цепи разных размеров и форм словно окольцовывали город.

И даже спустя века и после падения Империи и рабства вплоть до недавних событий разрушения Кругов Киркволл не изменял заветам прошлого, и Казематы продолжали быть тюрьмой, но не для рабов, а для магов.

Кстати, цепи в Эмериусе — Городе Цепей — имели в том числе практическое назначение. По обе стороны от входа в город, от того самого вырубленного в скале канала, стоят две внушительные медные статуи плачущих мужчин — киркволлские близнецы, — а напротив них, на скале, воздвигнут маяк. Три этих архитектурных объекта соединены цепями настолько больших размеров, что каждое их звено больше роста любого разумного, даже кунари. Ныне едва ли возможно представить, сколько ушло сил и жизней рабов, чтобы эти звенья соединить в цепи, а потом ещё подвесить над бушующими пенными чёрными водами. Так как город находится в самой узкой части Недремлющего моря, эти цепи за счёт и поныне работающего механизма могут быть использованы, чтобы перекрыть весь фарватер. Эта петля на шее морской торговли всегда ревностно охранялась местными правителями, поскольку даёт возможность успешно выкачивать из моря налоги, пошлины и поборы.

Несколько раз Безумец бывал в Городе Цепей в качестве пересадочного пункта и для отдыха перед тем, как продолжить свою очередную одиночную экспедицию на юг. Но никогда бы он не мог сказать, что возвращаться сюда ему было в радость. В своё время Эмериус в его личном списке самых угрюмых городов всегда держал лидирующую позицию, поскольку этот город вобрал в себя всё, что так не любил магистр.

На фоне тропического севера он был слишком серым. Каменная основа тёплого Минратоса придавала ему нерушимости, величия, тогда как скалы, на которых построен Киркволл, лишь душили и угнетали. Он некрасив, потому что и скала не подразумевала произрастание на ней обильной растительности, способной разбавить серость, и очень много зданий вырезаны прямиком в камне, что отсылает больше к гномскому зодчеству, чем к тевинтерскому стремлению возвысится над природой. Хотя стоит отметить, что это «возвышение» отчётливо чувствуется в Верхнем городе — исконное место проживания верхушки киркволлского общества, — в котором роскошные имения старались именно отстраивать, а не вырезать в скале и который высится на гребне громадной скальной стены. Где-то внизу в очередной раз бушует штормом природа, но здесь, наверху, едва ли магистрам есть до этого дело. В сравнение с тёплым югом, в Киркволле очень холодно, ледяные ветра, несущиеся по его каменным улочкам, — неприятное, но постоянное явление. Помимо этого холодные воды моря приносят ещё и неприятные запахи соли и сырости. И в самом городе они не разбавятся запахом цветущих растений, а, наоборот, лишь усугубляются заволакивающим всю округу отвратным дымом из литейных цехов. Очистить местный воздух способен только холодный зимний шторм, однако нельзя сказать, что ледяной ветер, воющий над зевами старинных шахт, приносит местным жителям облегчение.

И, разумеется, титул «центра работорговли» тоже привнёс свои недостатки городу.

Не хуже других Безумец понимал, какие возможности открывает такая отдалённость Эмериуса от центра Империи и близость сотен и тысяч бесправных рабов, и поэтому никогда не желал надолго оставаться здесь, среди сородичей, что, опьянённые кровью, веками не прекращали тешить свою кровожадность. И пусть мужчина к виду очередной толпы рабов, которых гонят в сторону шахт и которые больше никогда оттуда не вернутся, относился спокойно, как к должному, и совсем не имел желание играть в революционера, чтобы отстаивать права несчастных, однако он признавал, что те показательные казни — это уже излишнее и просто прихоть опьянённых вседозволенностью работорговцев. Мёртвые рабы, чьи свойства даже не отправили на ритуал, попросту бесполезны.

И, разумеется, над таким тяжёлым городом очень сильно истощится Завеса. Ни близость моря, ни действия ответственных за поддержание стабильности Завесы магов было недостаточно, чтобы то безобразие, на которое разразилось пространство, залатать. Хотя несмотря на обязательный регламент для любых крупных городов Империи в Эмериусе эти самые маги-«завесники», подкупленные магистрами, и не выполняли свои обязанности в полном объёме. Ведь тем, кто обосновывался в городе, чтобы заниматься экспериментами и опытами подальше от официальной власти и законов, было выгодно держать столь опасную, но открывающую множество возможностей близость к Тени.

И таким неизменным Эмериус оставался веками, но Первый Мор не прошёл бесследно и для него. За двести лет мучительной войны с порождениями тьмы континент истощился слишком сильно, а его уставшие жители остались потерянными, ведь даже Древние Боги, что с самого начала вели тевинтерцев, замолчали и обернулись против своих же верноподданных. В те года Тевинтер бросил все силы на восстановление своего центра и его инфраструктуры, поэтому его окраины оказались буквально брошены на произвол судьбы и самостоятельное выживание. Неудивительно, что оставленные сначала Богами, а потом и своим правительством граждане начали бунтовать, постепенно отделяясь от некогда великой и единой империи. Та же участь постигла и Эмериус. Город пережил множество восстаний рабов и попыток властных магистров совершить переворот, отделиться от центра и организовать своё королевство. Эти попытки были неудачными, город долго держался верным вассалом Империи, но бесконечно это продолжаться не могло, и однажды очередное восстание навсегда изменило его судьбу. Поселение сгорело, богатый Верхний город оказался разграблен, а магистры повешены. Отныне былое имя оказалось навсегда забыто, а город переименован в «Киркволл» в честь его скал: «керк» означает чёрный цвет.

После обретения независимости полис стал известен благодаря постоянной смене правителей — военачальники смещали друг друга почти так же часто, как меняются времена года. Больше десятка лет новый город страдал от анархии. Пока не были заделаны повреждённые стены, он был лёгкой добычей для захватчиков и на протяжении грядущих веков неоднократно менял хозяев. Как ни парадоксально, но с восстанием эпоха независимости на долгие столетия кончилась.

— Эй, хромоногий, будет желание перебраться в Ферелден — обращайся. Мы ещё пару недель здесь точно пробудем, — махнул на прощание своему пассажиру гном — хозяин корабля, на котором сновидец прибыл из Тевинтера.

В порту Минратоса Безумцу пришлось проявить всё своё красноречие, чтобы убедить одного вредного торговца взять в попутчики на корабль столь странного мага. Гном долго упрямился, возможно, потому что не доверял магам или был не совсем честным дельцом и боялся, что посторонний найдёт товар, предназначенный для чёрного рынка. Но в конце концов магистр, предварительно смягчив собеседника звоном золотых монет, смог его убедить.

С самого отплытия и ещё какое-то время на корабле держалась не совсем дружеская атмосфера. Все: от капитана до салаг — постоянно недобро косились на попутчика, стоило тому только выйти из небольшого закутка в трюме, который он настойчиво выторговал себе в личное пользование. Кажется, тому самому богатому гному корабль принадлежал полностью, а не арендован им, поэтому как минимум капитан и старпом тесно вели дела с торговцем и имели те же опасения, когда хмуро следили за попутчиком. Обычные матросы же просто не хотели однажды проснуться ночью по тревоге от того, что их корабль горит. Безумцу такое недоверие к собственной персоне ничуть не помешало и дальше наивно отыгрывать неведение, свой любимый образ чудаковатого учёного.

Но такая ситуация длилась до той поры, когда корабль покинул границы Империи, проплыл Северный пролив, не наткнувшись на кунари, и оказался в водах Ривейна. Тогда вдали от берега и посторонних глаз к гружёному бригу подплыл другой корабль, изъявив желание пришвартоваться. И первые удовлетворили такое желание. Неизвестные были очень похожи на солдат под командованием какого-то морского офицера, которого отправили патрулировать границы в столь непростое время, но который вместо исполнения своих прямых служебных обязанностей решил злоупотребить своим положением и начал шантажировать и требовать выплату пошлин за право и дальше плыть по водам Ривейна у проходящих мимо мирных торговых кораблей. Но, возможно, это были преступники, выдающие себя за таких проверяющих, пираты, которых в Ривейне всегда достаточно, и если разговор об откупе не удастся, то они пойдут на захват корабля и товара силой. Впрочем, если события развились бы по последнему сценарию, то на этот раз чужаков бы не ждала лёгкая победа.

Безумец приметил, что гном-хозяин корабля отличался от своих обычных жадных до денег собратьев. Дюран Эдукан — хотя, разумеется, сейчас он себя так не называет — имел превосходные лидерские качества, инициативность и ум, поэтому сумел собрать очень хорошую и верную команду. Все на корабле были ему преданы, не как подчинённые, наёмники, а как действительно единая команда. Также вся команда, как и сам гном, были превосходными бойцами, поэтому чужаков на пришвартовавшемся корабле они встретили во всеоружии. Дюран первым же схватился за секиру, сходу показывая всю серьёзность своих намерений защищать товар и корабль, если эти разряженные вояки во время переговоров позволят себе лишнего. Суровый вид вроде бы обычного торговца в богато расшитом камзоле с секирой за спиной точно поубавил азарт поднявшегося на борт офицера, заставив его помедлить с тем, что он, собственно, собирался сделать, когда затребовали швартовку.

Но никому не было суждено узнать о развязке набирающего обороты конфликта, ведь чуть погодя, когда переговоры только-только начались, на верхнюю палубу поднялся раннее нервирующих всех попутчик. Безумец просто молча встал и смотрел на чужаков, но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь к себе внимание и при этом фактически тут же решить все разногласия. Его хладнокровный властный взгляд вызывал холодок страха у любого, кто решился на него посмотреть и что-то воскликнуть, возмутиться. В итоге таких смельчаков так и не нашлось, а инородный вид и глаза (зрачки полностью белые, тогда как склера, наоборот, абсолютно чёрная) мага лишь сильнее укрепило страх в чужаках. Несмотря на невпечатляющий из-за худобы силуэт его идеально ровная осанка и поднятая в высокомерном превосходстве голова однозначно показывала, что чужаков он всерьёз даже не воспринимает.

Безумец использовал старые приёмы, чтобы быть похожим на магистра, страшно недовольного, что его отдых потревожили. Хотя почему это «быть похожим»? Он ведь и есть магистр, чей отдых потревожили. А чтобы невежды окончательно осознали, насколько сильно они промахнулись, избрав этот корабль, в руке сновидца показательно вдруг вспыхнуло алое магическое пламя — ничего искусного с точки зрения магии, но очень доходчиво для сопорати, которые не готовились противостоять опасному магу.

Столь неожиданное появление мужчины дало даже ещё больший эффект, чем можно было ожидать. Неизвестные оказались весьма неосведомлёнными в магических науках, поэтому даже без дальнейшей кровавой демонстрации решили, что они только что нарвались на тевинтерский корабль, принадлежащий магистру, и, что важнее, этот самый магистр на корабле и плыл. Конечно же, в тот момент инициатор нападения тут же побледнел и начал поспешно искать оправдание своему появлению, забыв уже обо всех надуманных претензиях, с которыми он собирался обратиться к главному гному.

В тот день всё закончилось мирно. Проверяющие готовы были на всё, чтобы поскорее вернуться на корабль и уплыть подальше, шантажировать какую-нибудь менее опасную жертву, назвали своё появление ошибкой и поспешили откупиться деньгами уже сами за недоразумение и нарушенный покой столь уважаемого лорда. Только после передачи солидной обещанной компенсации Дюрану, который быстро сообразил, куда дует ветер, и даже подыграл, магистр позволил несостоявшимся вымогателям уйти, чем последние с благоговением поспешили воспользоваться. А торговый корабль смог спокойно продолжить путь.

В отличие от посторонних, команда хоть и подивилась тому, каким пугающим может быть этот задохлик, но не поверила, что перед ними настоящий магистр. Безумец весь путь придерживался своего излюбленного скромного образа, вёл себя соответственно, говорил как можно более заумно, поэтому вновь в нужный момент образ начал работать ему на пользу. Он запомнился всем умным магом, учёным, исследователем, мэтром Круга, но не было в его словах ни намёка на кичливость или самолюбие. Он согласился на проживание в скромной каюте, больше похожей на складское помещение, с мебелью того же сомнительного качества. Никто же не знал, что волчьему телу, которое магом часто использовалось во время проживания вдали от цивилизации на очередной экспедиции в глуши лесов, не требуется хорошо оборудованная кровать, чтобы в ней комфортно расположиться. Так что когда пришлось каждому из команды определить, кто же этот хромой, все однозначно решили, что магистром, злостным малефикаром, он быть не может. Сильный маг, который решил вмешаться и не позволить кому-то помешать ему добраться до юга, — да, но никак не магистр.

Для Дюрана желание мага во что бы то ни стало добраться до пункта назначения означало, что в случае повторения подобной ситуации, появления ещё каких-то любителей лёгкой наживы или настоящего нападения, изначально нежелательный попутчик вновь может пригодиться: также попугать или по-настощему использовать свои способности. И, конечно, предприимчивый гном не мог не оценить по достоинству дополнительную гарантию того, что его корабль и груз невредимыми доберутся до Вольной Марки. Отныне и до самого конца их совместного пути хозяин корабля решил больше не быть столь категоричным к сновидцу и добиться того же от своих подчинённых. В итоге оба выходца из общества намного более знатного, чем они хотят казаться, даже нашли общий язык.

Сегодня, когда их совместный путь подошёл к концу и маг сошёл на шумную пристань порта Киркволла, Безумец, получив полушуточное предложение от знакомого гнома, обернулся, кивнул, но при этом не скупился на дружественную улыбку. К удивлению мужчины, первоначальная сомнительная задумка отправиться на юг морским путём обернулась весьма себе приятным путешествием в компании хорошо образованного собеседника.

Насколько изменили века этот, во все времена, спорный город? Безумец очень хотел получить ответ на вопрос, поэтому, когда, наконец, торговый корабль после долгого пути вошёл в фарватер, мужчина выбрался на верхнюю палубу и простоял на ней вплоть до самого порта. Даже холодный морской ветер не смог загнать его обратно, и магистр, лишь посильнее кутаясь в плащ, неотрывно смотрел на приближающиеся огромные стены города.

По сути своей Киркволл не изменился: всё такой же серый, холодный, каменный и угрюмый. А благодаря своей скальной природе даже после стольких переворотов, восстаний и попыток Церкви стереть с камня драконьи лики Древних Богов в нём заметно ощущаются тевинтерские корни. Стены всё так же немыслимо высочены. Цепи, перекрывающие пролив, угрожающе висят над водой. Маяк горит. Статуи сохранились, а медные «близнецы», которые поставлены на протяжении всего канала, ведущего в город, остались неизменными, даже не рухнули в море от собственного веса. Казематы до недавнего времени являлись тюрьмой — их не думали перестраивать, как и почти любое другое здание в городе. А сам Вольный город оставался неизменен в своём неравенстве: никому ненужные отбросы вели буквально борьбу за выживание в Клоаке, рабочие и крестьяне ютятся в Нижнем городе, чьи дворики в виде сот складываются в сложнейший лабиринт (едва ли бывшие места обитания тысяч рабов можно назвать пределом мечтаний), а над всем этим всё также возвышается Верхний город, в котором живут представители высшего общества и нисколько не заботятся о жизни районов пониже и их жителей.

Самым главным отличием в худшую сторону можно назвать то, что в настоящее время Завеса над городом стала ещё тоньше, несмотря на отсутствие фактически уже тысячелетие в городе магистров-малефикаров. Когда Безумец оказался в городе, он невольно перехватил свою перебинтованную руку. Настолько близкая к реальности Тень создавала впечатление, что стоит Якорю лишь раз вспыхнуть, так над городом разразится не то, что разрыв, а новая Брешь. К счастью, это было утрировано, но от такого впечатления сновидцу было отделаться очень сложно. Кажется, только море, отделяющее от земель, где находится Брешь, всё ещё спасало город от появления здесь разрывов и без помощи Якоря.

Придя к окончательному выводу о нынешнем облике города, Безумец не спешил как-то его опровергать или доказывать. Как и раньше магистр решил использовать Киркволл как временное убежище (не самый приятный вариант, конечно, но самый цивилизованный в этих землях) для акклиматизации после продолжительного пребывания в тёплом Тевинтере. После же он продолжит свой путь на юг, вероятно, в Ферелден. Так что мужчина не имел желания досконально изучать Киркволл и его округу, как это было в Денериме или Минратосе, и потому что его нелюбовь к угрюмости города оказалась сильнее любопытства, и потому что не на что ему было здесь смотреть.

В Клоаку он не сунется из любых соображений, в том числе из здравого смысла. Старые шахты становились последним пристанищем для беглых рабов, преступников, бедных, больных, сумасшедших и отверженных жителей города и мертвецов, которых скидывали сюда убийцы или ленивые гробовщики, также здесь находятся сточные каналы. Всё это веками копилось, тухло и гнило, в итоге породив отвратительные испарения — удушливый газ, — которые скапливаются и клубятся во всех уголках Клоаки, образуя ядовитый туман.

В Нижнем городе тоже маг не пошёл, поскольку негоже тевинтерскому магистру ходить там, куда раньше сгоняли, словно скот, рабов. Тем более здесь тоже небезопасно, и не только из-за самих бедных жителей, многие из которых не чураются пойти на преступление, а ещё и из-за состояния самого района. Это раньше он имел хоть какую-то понятную схему, поскольку не могли же позволить магистры держать рабов в месте, структуру которого они досконально не знают, иначе бы город пал при первом же восстании. А сейчас века бесконтрольного строительства привели к тому, что район застроен кое-как, много раз ещё перестроен, и повсюду видны следы обвалившихся стен — старая схема улиц уже давно неактуальна. Все заволакивает дым литейных мастерских — местные жители к этому привыкли, зато чужакам обычно требуется время, чтобы привыкнуть и не испытывать удушения от невозможности дышать таким грязным воздухом. И ещё время от времени из шахт, уходящих в Клоаку, вырываются клубы того самого удушливого газа, портя и без того едва пригодный для дыхания воздух. Довольно часто случается обнаружить целый трущобный посёлок, который в разгар повседневной суеты погиб от удушья.

И даже в Верхнем городе Безумец не задерживался туристом, который часами ходит по улицам и изучает архитектуру. Эта жалкая поделка на Минратос, когда он только-только прибыл из неповторимого оригинала, его особо и не интересовала. Вот Денерим решил стереть свои тевинтерские корни и выполнил задумку, сохранив только форт Драккон, в качестве весьма полезного архитектурного сооружения из-за своей неприступности и нерушимости. Знатные же жители Киркволла хоть и с презрением говорят о той ранней части истории, в которой город именовался Эмериусом, но всё равно продолжают жить в домах, которые когда-то принадлежали магистрам, даже не думая их перестраивать под стать вроде бы вольному нраву Вольной Марки. Даже административные здания: к примеру, крепость наместника или здание Церкви — тоже поместья самых богатых магистров прошлого. Хотя от здания Церкви ныне Безумец мог увидеть лишь воронку, уцелели только пристройки некогда второго самого высокого здания в Киркволле. Прошло уже пять лет, как Андерс, одержимый отступник, взорвал киркволлскую церковь вместе с Владычицей Церкви Эльтиной, тем самым, с одной стороны, породив в городе смуту и хаос, а, с другой, запустив события, которые ныне привели к свободе магов от Кругов, а храмовников — от Церкви, которая и к магам относилась как к скоту, но удобному инструменту, и к своим верным солдатам — как к псам: сажала на поводок благодаря прививанию лириумной зависимости, а потом просто выкидывала на улицу за ненадобность. Однако даже сейчас место взрыва не спешат убрать и перестроить — лишь поставили постамент в память о погибших здесь.

«А где постамент магам, усмирённым или убитым из-за бездействия Эльтины? Или погибшим жителям города от действий Мередит, безумного храмовника, допущенного Церковью до власти?» — только хмыкнул Безумец, когда один раз вчитался в имена погибших на постаменте. Ни сам памятник, ни последствия взрыва его не впечатлили и не растрогали. И потому что ему была безразлична судьба лиц церковного лицемерия, и он больше симпатизировал Андерсу. И потому что в новом мире он видел трагедию пострашнее — взрыв Храма Священного Праха. На Конклаве и последствия были ужаснее (взрыв разворотил всю гору, на которой стоял храм), и жертв больше, и цели благороднее были Корифеем уничтожены, ведь Верховная Жрица Джустиния не стала до последнего играть в безучастного миротворца, а, пользуясь влиянием, попыталась закончить войну между магами и храмовниками. Достойное стремление… если не учитывать, конечно, что в том числе и её бездействие породило все события в Киркволле.

Так сложилось, что одна жрица поплатилась за своё бездействие, но вторая — за попытку всё исправить и остановить братоубийство. Очередная ужасная ирония, свойственная этому жестокому миру.

Самого Безумца за время короткого осмотра главных «достопримечательностей» города больше впечатлила лириумная статуя той самой обезумевшей Мередит во внутреннем дворе ныне опустевших Казематов. И зрелище это, надо сказать, шокирующее даже для тедасцев, которые повидали и архидемонов с порождениями тьмы, и демонов с уродливыми одержимыми. Красный лириум, вроде бы обычный неживой минерал, вырастает из крови живого организма, поражая и кристаллизуя сначала внутренние органы, а потом и всё тело до такой степени, что человек буквально становится статуей. Даже поныне неизвестно: жертва или умирает в момент окончательного обращения в кристалл, или остаётся живой, обречённой на вечные муки. Стоит только представить все эти процессы, так даже стойкие почувствуют спазм в груди и рвотные порывы. Безумец тоже долго не задерживался около «экспоната». Помимо описанных выше образов, что всплывают в голове любого, увидевшего статую, так ещё близость к красному лириуму вновь усиливало странное страшное, но, одновременно, чарующее звучание в голове мужчины. Так что сновидец побыстрее ушёл, не желая думать, что, может, в такую же статую когда-то превратились другие жрецы, однажды превратится Сетий или, что самое ужасное, он сам.

Как итог больше всего Безумец побродил по порту города как среднее звено между Нижним и Верхним городами, изучил следы нахождения здесь кунари, устроенный переворот которых не увенчался успехом благодаря Хоуку, посмотрел статую, поставленную в честь него. Статуя оказалась не неприкосновенна, и на постаменте было много выцарапанных чем-то острым надписей, адресованные Защитнику. Вчитываясь в корявые подписи, мужчина убеждался, что жители этого города, как минимум современники, помнят подвиги своих героев. Хороших слов в адрес Защитника было написано в разы больше, чем ругательных или нецензурных. Так же встречались слова благодарности на эльфийском, но ещё чаще — выжженных магическим огнём, оставленные точно другими магами. А ещё Безумец вскоре заметил то, благодаря чему, кажется, статуя оказалась в остальном нетронута. Надпись «Я тут» особенно выделялась на постаменте, поскольку никто не посмел её перечеркнуть и написать что-то рядом. Безумец сделал вывод, что это написал сам Хоук, как бы давая понять, что он следил за этой статуей, читал послания и заодно поощрял обычных людей (и не только людей) и дальше оставлять любые, даже негативные, главное искренние свои мысли. Чтобы хоть где-то народ мог безнаказанно высказаться. Заодно эти его слова точно были предупреждением. Если какой-то вредитель посмеет испортить постамент или на него и надписи помочиться, то Защитник лично придёт и оторвёт вандалу то, чем он тут навандалил. Зная его характер, можно в этом не сомневаться.

Безумец, вспоминая бурчания Хоука о том, что никто его не волнует, кроме судьбы себя самого, теперь окончательно мог убедиться, что вспыльчивый маг врал, чтобы, видимо, не портить свой образ безмозглого громилы. Гаррет бессчётное количество раз рисковал ради друзей, родных, хороших знакомых и посторонних, которым, считал, нужно помочь. Бросил безумный вызов Аришоку, спасая город. Зная, что сам попадёт в немилость Церкви, пустил все силы, чтобы спасти невинных магов от безумия Мередит, даже храмовников, которые, вроде Каллена, были искренними в своей службе Создателю. И когда та самая битва в Казематах произошла, Защитник оставался в городе, помогал страже сражаться за порядок в городе, а потом этот порядок восстанавливать до самого последнего момента, когда присланные Искатели чуть ли буквально не оказались на пороге его дома. Только тогда, когда угроза усмирения повисла над ним как никогда близко, Гаррет был вынужден покинуть город.

Так эгоистичные люди себя не ведут, Безумцу это было прекрасно известно. И статую он получил заслуженно, как и Герой Ферелдена. Хотя характер у него, и правда, тяжёлый.

Ещё магистр в Порту набрёл на подпольных торговцев, которые изрядно потрепали ему нервы своим товаром. В смысле за бесценок эти люди продавали ценнейшие экземпляры древнетевинтерской литературы, некоторые из которых считались навсегда утерянными. Это поражало. В уже далёкие времена восставшие рабы сожгли город (по крайней мере, ту часть, которая горит), а вместе с ним и многовековые труды магистров, книги, целые библиотеки. А то, что уцелело, придала огню Церковь, завершая дело рабов. Откуда тогда эти книги всплыли в лавках полулегальных торговцев, которые даже не понимают, каким сокровищем владеют? После размышлений Безумец сделал вывод, что в шахтах Клоаки и поныне искатели сокровищ находят невскрытые древние тайники или лаборатории магистров с их реликвиями. То, что такие тайники есть, мужчина не сомневался, зная любовь своего народа к созданию паутин потайных ходов для сокрытия тайн и своей противозаконной деятельности — огромные катакомбы под Минратосом тому доказательство. А в Эмериус веками съезжались учёные и прочие исследователи, чтобы втайне от архонта и Синода проводить любую, даже самую аморальную, работу в своих лабораториях. Как раз и материала поблизости было предостаточно: если верить официальным бумагам в среднем в год бесследно пропадало около двухсот рабов. Фактически за столетия исчезла практически целая цивилизация рабов в недрах Клоаки в руках магистров. Мужчина предполагал, что даже его отец бывал в этом городе, чтобы развивать подальше от посторонних глаз свою задумку, за которую Синод обещал его казнить. Вероятно, именно здесь он испортил свою ауру зверскими экспериментами над рабами, из-за чего остаток жизни от этого мага страшно фонило смертью, делая его образ ещё более демоническим.

Собственно, такое открытие и заставило Безумца нервничать, поскольку ему хотелось забрать с собой все книги, которые нашёл, но он не мог этого сделать из-за единственного скромного по вместимости вещмешка в своём пользовании. Да и сам мужчина не способен таскать тяжести. Так что магистр прикупил только самую понравившуюся парочку книг с интересными зарисовками, кажется, чьих-то дневников. Автор дневников использовал простой шифр сдвига по алфавиту скорее ради шалости, чем серьёзно хотел так защитить свои труды. Однако в настоящее время для жителей нового мира этот шифр стал почти непереводимым, поскольку знающих мёртвый язык Древнего Тевинтера очень мало. Но для Безумца это не было проблемой, поэтому он искренне порадовался своему приобретению, но поскорее ушёл и больше в порт не возвращался, чтобы не думать, что остальное бесценное сокровище он так и оставил в лапах невежд-сопорати.

И, пожалуй, во время своих прогулок по городу, Безумца волновал больше не сам Киркволл, а настроение его жителей, по которому в том числе можно было судить о настроении на всём юге. В первые месяцы после взрыва Конклава можно было проследить общее упадническое настроение в южном мире. Конечно, жизнь не остановилась в разгар войны магов и храмовников, не остановилась и после той самой катастрофы: крестьяне продолжали свою работу, знать — свои интриги, однако страх перед неизвестностью и потеря надежды в настроении масс чувствовались. Сколь бы религия андрастианства ни была противоречива, в чём-то — лицемерна, но вот уже девять веков она объединяет и сдерживает столько разных по нраву, мировоззрению и традициям народов и стран. В условиях их жестокого мира порой случается так, что кроме молитв к Создателю у них ничего и не остаётся. Но вот год назад у многих не было и этого. Когда небеса разверзлись, появилась Брешь, разрывы стали зарождаться буквально из ниоткуда, в воздухе, выпуская в реальность демонов, предвещая коллапс сродни Морам, один из которых всего-то десять лет назад только закончился, многим оставалось лишь молиться о спасении. Да только кому молиться-то? Создателю, который допустил смерть самой верной свой подданной — Верховной Жрицы Джустинии, — и других святых и невинных, когда впервые за четыре года войны магов и храмовников мир был как никогда близко?

В тот момент многие верующий почувствовали себя брошенными, преданными, какими себя чувствовали имперцы, когда тринадцать веков назад Думат — главный Древний Бог — восстал против своей паствы. Не было той влиятельной фигуры, которая бы могла дать мудрый совет миру: Верховная Жрица погибла. Не было тех, кто бы мог восстановить порядок в мире: храмовники теперь сами этот порядок и нарушали, обезумели от вседозволенности, сражались с магами, но фактически убивали любого, кого якобы причисляли к их сообщникам. Даже возрождённая Инквизиция многими воспринималась со скепсисом: кто-то считал её обещание восстановить мир и найти виновных в смерти Джустинии пустыми словами, и эта организация просто хочет потеснить ослабшую Церковь, храмовников и Искателей согласно своим амбициям, а кто-то хоть и поверил словам Совета, но особо не радовался, поскольку Инквизиция, может, и будет кому-то помогать, но обязательно где-нибудь там далеко, бахвалясь незримыми достижениями.

Но дальнейшие действия альтруистического Совета показали, насколько все скептики ошиблись. Инквизиция умело стала наращивать свою силу, влияние, но при этом в другие земли отправляла не только солдат и агентов, но и всестороннюю помощь. Вскоре всё больше слухов об организации-выскочке начали расходиться по миру. Многие задумались: может, то и было задумкой Создателя, чтобы пришли новые силы и наконец-то разобралась со скапливаемыми веками проблемами? Окончательно Инквизиция укоренилась в статусе борца со злом после печальных событий в Убежище, когда это самое зло явило себя. Концепция борьбы добра и зла стара как мир, но при этом она очень проста и понятна любому крестьянину. Корифей, желая заявить о своей божественности и покуситься на лик Создателя, наверное, так и не понял, насколько же сильно тем самым сплотил мир против себя. Теперь в глазах многих он абсолютное зло, а Инквизиция — добро. Такого понимания уже достаточно многим, чтобы выказать свою поддержку Совету.

Теперь же Инквизиция была сильна как никогда, на неё смотрит весь мир, её решения и поступки хоть и обсуждают, но в открытую осуждать не смеют. А уж новости о новых подвигах ордена в войне с грешным древнетевинтерским магистром расходятся в народе как горячие пирожки.

Безумец сделал такие выводы, наблюдая за настроением в городе. Если в Тевинтере о каких-то успехах юга даже против общего врага говорят не очень охотно, то в Вольной Марке — уже с надеждой на благополучный исход, который вселила своим примером Инквизиция и Совет в частности. В случае Киркволла душевный подъём населения это очень хороший знак, учитывая, что именно с этого города началась четырёхлетняя война. Он очень сильно пострадал в первые дни, когда битва шла на улицах, где бесчинствовали озлобленные храмовники и свирепствовала одержимые маги. И даже поныне не стёрты последствия того кризиса — те же руины взорванной церкви или статуя Мередит.

По окончанию своих наблюдений Безумец искренне восхитился успехами Совета в этой войне. Даже так и не найдя себе Инквизитора, лицо, которое проще сделать символом войны против порождения тьмы с замашками на божественность, эти люди, искренне преданные своему делу, смогли удержать трещавший по швам мир и начать его залатывать, одновременно стараясь искоренить главную опасность — Корифея. И даже предвзятое отношение к участникам Совета, когда двое из них храмовники и как минимум трое фанатично преданные лицемерной религии, не помешало магистру справедливо оценить их заслуги. Ещё больше Безумца радовали сообщения от агента, что Инквизиция пытается своих магов приучить к жизни в реальности, а не запрятать в очередной Круг.

Ставить на победителя всегда приятно. А то, что у Инквизиции есть все шансы победить, магистр не сомневался, поскольку не только добро должно побеждать зло, но и разум — безумие.

Правда, перед тем, как приступить к изучению города, нужно где-то обосноваться, найти временное жилище. У магистра было достаточно средств, чтобы позволить себе не самую плохую в городе гостиницу, однако он решил воспользоваться давним приглашением и пожить в самом, пожалуй, защищённом месте Киркволла, в поместье Амеллов. Как мужчине стало известно, Хоук, первым покинув Тевинтер, вернулся домой и в ближайшее время точно не собирался больше никуда сбегать. Говорят, самый известный неспокойный маг города уже успел вступить в разборки с теми, кто в его отсутствие строил козни ему или его друзьям, и, разумеется, вновь вышел победителем. Как итог к его дому посмеют приблизиться только самые отъявленные глупцы.

Хоук точно удивился, когда однажды недовольным спустился на встречу с очередным требующим его внимания посетителем, а наткнулся на хорошо знакомого ему мага, которого, по его предположению, из родного Тевинтера и силой невозможно было заставить вернуться на менее цивилизованный юг. Но, оказалось, магистр не в Империи, а здесь, стоял прямо перед ним терпеливым гостем. Пусть Защитник при встрече не изменил своей привычке постоянно ходить с хмурым лицом, которое придавало его слишком крупной, для мага, фигуре ещё больше грозности, но такого гостя, своего спасителя, он был в общем-то рад увидеть и без препирательств согласился пустить его в дом. В конце концов магистра Гаррет считал одним из самых спокойных магов, если его не провоцировать: либо сидит и часами напролёт что-то читает, либо бродит по городу в своих заумных изысканиях, и не создаёт особых забот хозяину дома.

Больше не являясь вынужденными соседями в тюремной корабельной камере, они оба всё ещё могли найти общий язык. В момент встречи, обменявшись колкими комментариями в адрес друг друга, маги перешли к в общем-то дружественной беседе. Безумцу было полезно узнать больше о нынешней ситуации от жителя юга, а не только заниматься собственными наблюдениями, а у Хоука и не было причин молчать. А за разговором Гаррет решил показать поместье и как хороший хозяин, и как предусмотрительный человек, сразу разграничив права гостя в этом доме.

Впрочем, экскурсия была досрочно завершена. Вскоре после того, как они оказались в небольшой библиотеке поместья, Гаррет заметил, что собеседник почти перестал его слушать, поскольку всё больше завлекался изучением книг, хранящихся в нескольких скромных шкафах. Мужчина был столь начитан, что мог по одной только корке книги определить её ценность для себя — как минимум неприличные книжки, что хранила у друга Изабела, он сразу распознал и отбраковал. Впрочем, то, что его обществу предпочли общество книг, Хоука ничуть не задело, и он только напомнил себе, что это за маг, с которым он провел столько дней в одной тесной камере, а потом совместными усилиями пробивались к своей свободе. Сильный, умный, достойный уважения, но при этом порой его учёная чудаковатость была слишком комична.

— Неожиданно. Я думал, что от книг без разных этих ваших заумностей ты нос воротишь, — только усмехнулся Защитник, пока стоял, подпирал другой шкаф своей солидной фигурой и наблюдал за гостем. Мужчина уже понял, где обоснуется магистр, пока гостит в его доме, — можно сказать Оране не тратить время на поиск комнаты почище, а попросить приготовить всё необходимое для гостя прямо тут.

— Художественная литература порой может рассказать не меньше о том времени и месте, в которых происходят события истории, чем мемуары современников или иные исторические источники.

Получив, весьма ожидаемо, очередной заумный ответ, Хоук вновь только хмыкнул. На этом экскурсию он посчитал закрытой, а говорить шаблонное «располагайся» или «чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях» не стал, потому что видел, что сновидец, и часа тут не пробыв, уже чувствует себя вольготно в чужом доме.

В тот момент в открытом дверном проёме показались большие зелёные любопытные глаза эльфийки. Не то, что бы Мерриль специально подкралась так тихо, чтобы подслушать, скорее на стороне тишины была её долийская привычка ходить босиком и её желание не вмешиваться в разговор двух мужчин. Хотя сейчас просто уйти и расспросить обо всём Хоука потом наивной Маргаритке помешало то самое любопытство. Или её мог заинтересовать необычный вид гостя, или она могла почувствовать силу мага, сама являясь очень одарённой, или, хорошо зная Гаррета, сразу отличила его нетипичное дружелюбие к, казалось бы, чужаку.

Появление эльфийки Защитник заметил вскоре и это его заставило вспомнить о важнейшей проблеме, которая может возникнуть, если магистр здесь останется. Мерриль точно подойдёт к гостю, начнёт его расспрашивать в своём и поныне детском желании всё узнать. Возможно, между магами завязался бы даже неплохой разговор. Безумец, узнав эльфийку получше, об её интересе к магии крови как к инструменту и её работе по восстановлению элювиана, мог магессой и заинтересоваться. Он же до учёного фанатизма неравнодушен к талантливым магам, стремящимся к знаниям, к эльфийской культуре и просто разговорам о магии. Однако Гаррет, нахмурившись, небезосновательно опасался, что в любой момент вроде бы безвредный учёный, которого хлебом не корми — дай поумничать, может вспомнить, что он ещё и тевинтерец, для которого все эльфы — бесправные животные. Запросто он мог навредить любому эльфу, проживающему в доме, просто из своей эгоистической прихоти — иного от этих чокнутых магистров и не ждёшь. Чтобы не ходить по острию ножа, можно было принять радикальные меры, и этого магистра просто выгнать, но Хоук не решился, поскольку хромой маг слишком уж сильное впечатление на него произвёл. Он стал его спасителем и даже примером для подражания. Всем бы магам быть такими же: гордыми, чтобы с высоко поднятой головой отстаивать право на свободное владение своим даром, но при этом умными, чтобы принимать свою опасность и всю жизнь совершенствовать себя, а не отрицать очевидное и быть самоуверенными глупцами, чьи недолгие жизни закончатся одержимостью. В итоге Защитник решил, что этим двоим лучше вообще не пересекаться.

— Ты можешь оставаться, сколько тебе нужно, но при условии. Пока ты здесь, засунь свою магистрожопость куда подальше! В моём доме рабов нет — есть эльфы, которые живут, как и ты. Тронешь хоть одну из них — и я твои кривые ноги переломаю окончательно!

Хоук моментально ощетинился злым дикобразом, показывая всю серьёзность своих слов и угрозы. Он совершенно не боялся угрожать расправой магу, чью силу признавал. Всем было известно, что Защитник слов на ветер не бросает и ради защиты семьи и друзей свернёт шею даже здоровенным кунари — примерно это и произошло во время дуэли с Аришоком.

Безумцу это тоже было известно, поэтому он бы не мог высокомерно игнорировать услышанное и нависшую над ним грозную фигуру Защитника. Только сами слова его не напугали, потому что магистр и не собирался лезть в чужой дом со своим уставом. Друзей у него нет, но беспричинно, лишь по своей прихоти портить отношения с теми немногими, с которыми у него сложилось хоть какое-то обоюдное доверие, в новом мире, было бы вершиной глупости.

— Хоук, благополучие проживающих и гостей является твоей ответственностью как хозяина дома. Во избежание возможных конфликтов между мной и другими жителями имения именно в твоих интересах минимизировать наше общение. Твои ратусы не представляют для меня интереса до тех пор, пока они не решатся меня непрошено побеспокоить, — ответил сновидец спокойным размеренным тоном, как когда-то раньше говорил со своим коллегой — столь же вспыльчивым и грубым на слова магом.

Безумец также заметил выглядывающую эльфийку, увидел её желание что-то у него спросить, скривился от этого, поэтому и дал Гаррету весьма непрозрачный намёк. Мужчине хотелось отдохнуть после долгой дороги, заодно попривыкнуть к новому столь неприятному, после солнечного Тевинтера, климату, и, разумеется, тешить в очередной раз чьё-то любопытство ему не прельщало, тем более любопытство ратуса из долийцев, помешанных на своих ложных богах.

Хоуку тоже не понравилось получить в ответ на своё требование не беспрекословное согласие, а упрёк в свой адрес. Он вновь злобно глянул на собеседника, но получил всё то же холодное спокойствие, поэтому сдался первым. Заставить подчиниться требованиям и проявить должную вежливость к эльфийкам тевинтерского магистра можно — сломить вообще можно любого человека, — но сколько сил и времени на это уйдёт, поэтому благоразумно мужчина решил, что в разы легче будет дать понять миловидным эльфочкам держаться от этого вредного мага подальше и вступать в контакт только в самом крайнем случае.

Увидев, что конфликт исчерпан и Хоук хоть и продолжал хмуриться, но молчал, Безумец вернулся к изучению книжной коллекции Защитника и заодно решил сменить тему.

— Хоук, ты заинтересован в сохранении стабильной ситуации в Эмериусе?

Это был скорее риторический вопрос. Конечно же, Защитник заинтересован, было бы верно обратное — он бы четыре года назад не рисковал жизнью, здоровьем и свободой, пока после уличных сражений магов и храмовников до самого последнего момента оставался в городе, вместе с командиром стражи — Авелин — возвращал под контроль город и порядок в нём и помогал пострадавшим в хаосе. Вот и сейчас Гаррет тут же внимательно посмотрел на магистра, не сомневаясь, если тот хочет что-то сказать по нынешней ситуации, то его лучше выслушать.

— Допустим. Тебе есть, что сказать?

— Над городом сильно истощена Завеса. Ещё сильнее, чем раньше. А при текущей ситуации опасность только возрастает.

— Имеешь в виду Брешь? — догадался Хоук, а в ответ получил утвердительный кивок. — По-твоему, скоро в Киркволле появится разрыв, как в Денериме?

— В любое время, да. Предположительно, в Казематах или на развалинах взорванной церкви.

Обдумывая услышанное, Хоук снова нахмурился то ли от осознания, на каком волоске висит вроде только-только вернувшийся к миру город, то ли покрывая всеми известными ему нецензурными словами Корифея.

— Что-нибудь можно сделать?

— В моё время маги на службе наместника следили за толщиной Завесы в городе, находили самые ослабленные участки и укрепляли их. Возвращение такой практики способно эффективно решить проблему.

В этот момент Безумец получил искреннее удовольствие от общения с пусть и необученным, но умным магом. Когда он предложил подобную практику правителям Ферелдена, сопорати, они усомнились, и неизвестно, решились ли в конце концов последовать его проверенному временем совету. Зато Хоук не стал уходить в отрицание, а тут же стал раздумывать о возможности реализовать предложенное, понимая, что препираться бессмысленно и лучше этого магистра решение озвучить никто не сможет, хотя бы потому что хромой маг лично видел, каким образом Древний Тевинтер, повсеместно использующий магию, следил за Завесой.

— Надо сказать Брану. Он вроде что-то подобное уже планировал, — эти слова Хоук сказал тихо, потому что они были его вслух озвученными мыслями, пока он думал, как правильнее Временному Наместнику организовать службу магов, чтобы народ, привыкший к бесправию первых, не возмутился. — Если тебя попросят объяснить магам, что именно с этой Завесой делать, — объяснишь? — зато теперь Защитник точно обращался к Безумцу как к самому компетентному в данном вопросе мастеру.

— Проконсультирую. Но только если мои услуги будут оплачены соответствующе.

Безумец, с его скромным образом жизни, никогда не ощущал особую нужду в деньгах и в его интересах поспособствовать усилению безопасности крупных городов, заодно продвинуть практику службы магов на благо города, но альтруистом он тоже не являлся. В помощи он не отказывает, но возиться с, вероятно, не самыми способными магами согласится только, если наместника не отпугнёт названная цена, и он раскошелится ради безопасности города.

— Мелко ты не мыслишь, — Хоук догадался, что речь идёт далеко не о серебряной валюте.

— Я высоко оцениваю свои знания и время, — без доли смущения ответил Безумец.

Гаррет решил, что так и передаст Брану, и пусть он, если захочет, сам с вредным имперцем торгуется. На самого мага Хоук обиду не держал: он имеет полное право назначать любую сумму за использование своей интеллектуальной собственности. Не для того Безумец всю жизнь собирал знания, чтобы сейчас их кому попало раздавать на безвозмездной основе. И даже не «кому попало», а бездарным потомкам. Сопорати веками душили любые магические науки, и вот результат: когда возникла магическая аномалия, все оказались беззащитны.

На этом разговор о безопасности Киркволла был закончен, и Хоук перешёл к последнему, что хотел сказать своему гостю.

— Помню: тебя Стражи интересовали. Ты за этим всё Блондинчика допытывал.

— Именно так, — заинтересовался магистр, ведь хоть Андрес тогда рассказал ему много чего стоящего, но вопросы к Стражам у него всё ещё остались.

— Тогда радуйся. Один Страж — я его знаю — перед возвращением в Скайхолд обещал в город заглянуть, рассказать, что там по ситуации. Он лично Мор видел, так что, если ещё надо, могу организовать встречу, — докопаешься уже до него.

— Буду очень признателен тебе за содействие, — дал согласие Безумец.

— Значит, встретимся здесь. Может, и Варрик ещё в городе будет, — вычленив из расплывчатого ответа собеседника ключевое «надо», кивнул боевой маг и направился на выход из комнаты и из-за неимения на данный момент больше тем для обсуждения, и чтобы провести не менее срочный разговор с той, которая до сих пор робко выглядывала из зала. — Мы собираемся для партийки в Порочную добродетель, поэтому тебе же лучше, магистр, выучить её правила, чтоб не позориться, — напоследок произнёс Гаррет.

— Если, по твоему мнению, незнание правил очередной азартной игры является веской причиной чьего-то позора, то в таком случае именно в твоих интересах мне их рассказать, Гаррет.

Хоук в своих словах использовал обращение «магистр» не как уважаемый титул, а как кличку, зная прекрасно, что тевинтерцу это не понравится. Вот и Безумец в ответ сказал монотонное нравоучение, а не односложное, но точное согласие или возражение, что также не нравится Хоуку.

Подобная взаимная колкость оказалась настолько тонкой, что Гаррет лишь усмехнулся и совсем не вспылил несмотря на свой неспокойный характер. А раз спорить причин не было, то разговор их был закончен, и мужчина спокойно вышел из библиотеки.

Хоук приобнял любопытную, но совсем не умеющую скрытно наблюдать Маргаритку и, пока игнорируя её невинные вопросы о личности неожиданного гостя, повёл её подальше от комнаты и глаз имперца.

Безумец глянул им вслед. Не то, чтобы его интересовала очередная эльфийка, которые, по его мнению, все на одно миловидное большеглазое лицо, или подробности их отношений. Но всё же для сновидца вдруг оказалось приятно понимание, что Хоук — Защитник Киркволла и магов (хотя этого он и отрицал) — после стольких лет, проведённых в бегах, смог вернуться к нормальной жизни и помириться с той, ради безопасности которой радел сильнее всего, и что столь долгая травля Церкви не сломила одну из самых интересных личностей, с которыми магистра пересекала жизнь. Маг успел побывать и бедняком, и бродягой, и пленником кунари, но сейчас вместо пустых жалоб и злости на несправедливый мир взялся за себя и свой внешний вид, вновь решил соответствовать статусу жителя города, чтобы не смущать и не беспокоить возлюбленную и друзей былым своим неопрятным бандитским отрешённым образом. И это всё ещё Хоук, что незамедлительно пропишет кулаком по морде любому наглецу, по неосторожности ли или собственной глупости посмевшему им пренебречь…