Из Тени (Dragon Age)

Глава 9. По секрету

Лишний раз Безумец лишь подтвердил, что стараться ради этой Инквизиции, одно сплошное неблагодарное дело. Ведь стоило отряду добраться до своих, стоило гневной Кассандре, наплевав на свою усталость, во всех красках описать советникам, как и за что она ненавидит этого мага, а главное, что он был совсем рядом, так тут же по его волчьим следам были отправлены следопыты. Вот и вся их благодарность. Впрочем, мужчину это нисколько не удивляло, такой исход событий он предсказал уже давно.

Хотя сейчас они его всё равно не найдут. Как говорится, не на того напали. Не зря же волков принято считать одними из самых умных хищников. Они очень умело путают следы. И Безумец этими навыками волчьего ухода от погони владел в превосходстве. Поскольку для того, чтобы однажды научиться принимать чужое тело, нужно было потратить много времени на изучение животного, его повадок, поведения, в один момент придётся даже начать буквально думать, как оно. И вот теперь он даже смеялся. Ведь следопытам придётся потратить не один час, чтобы распутать его следы, а в итоге они поймут, что беглец просто сменил волчье тело на птичье и след оборвался. Какие только проклятия они на него ни обрушат…

Да, можно подумать, что маг сильно дерзит, легкомысленно рискует. Ведь после своего долгожданного и ещё одного побега мужчине нужно было просто найти на склоне какую-нибудь пещерку, забраться в неё и, свернувшись калачиком, переждать непогоду до утра. Однако он не удержался. Хотелось сначала из любопытства найти отступивших, убедиться, что все их старания (и его собственные особенно) не прошли зря. А потом к Безумцу пришло понимание того, что ему на самом-то деле не всё равно на тех, от кого он сбежал, и они обязательно должны вернуться к своим. Поскольку только они были с ним там, в Убежище, только они пока знают о Старшем, видели его. И сегодня они не должны были ни в коем случае унести эти знания с собой в могилу.

И вот сейчас магистр во второй раз в облике птицы возвращался обратно к лагерю Инквизиции. Вновь поддаваясь своему любопытству, ему было интересно узнать о нынешнем настроении в лагере. Даже отсюда, с высоты птичьего полёта, мужчина прекрасно смог прочувствовать, как резко и в лучшую сторону сменился настрой всей Инквизиции, когда вернулись живыми и в полном составе те, кто и прикрывал их отход. Однозначно, для всех, ныне уцелевших, они теперь герои, которые совершили даже не героизм, а самое настоящее чудо. Поскольку они пережили лавину, находясь на её пути, а потом выжили в метели среди снежных безлюдных гор. Это иначе чем чудо и не назвать. И мысли об этом воодушевили многих. Разумеется, страх от всего увиденного и скорбь за погибших никуда не делись, но их потеснили такие необходимые мысли радости, помогающие не опустить руки и пережить наконец-то этот ужасный день. Ведь их герои не опустили руки и вернулись. Вернулись с новостью, которая обязательно сплотит мир под одним флагом, под их флагом, под флагом Инквизиции.

Этому настроению готов был поддаться даже Безумец. И пусть четвёрку умельцев он бы ни за что не назвал товарищами, как и они — его, однако пережитое давало о себе знать. Ведь за сегодня вместе они прошли и огненный, и морозный ад. Это бы их, однозначно, сплотило, только вот они так и остаются для него больше враги, чем союзники.

И стараясь об этом не забывать, мужчина поспешил закончить осмотр. Пусть боеспособные солдаты, поставленные на караул по периметру поспешно созданного лагеря, высматривали врага вдали, на горизонте, а не наверху, в небе, однако Безумец решил не испытывать свою удачу и дальше. И уже совсем скоро он осторожно спикировал в ущелье, в котором Инквизиция и нашла спасение от непогоды. Чтобы достичь своей цели, ворону пришлось проявить особую осторожность: некоторый путь он парил, оставшийся — прошёл по снегу гордой вороньей походкой, не издавая ни единого звука. К его счастью, в неосвещённых факелом уголках ущелья было слишком темно, а большинство людей слишком заняты, чтобы замечать хитрого ворона. Поэтому у мужчины получилось совсем скоро и, главное, незамеченным добраться до нужной ему палатки.

Ещё во время полёта маг заприметил важность этой палатки. Во-первых, потому что это была именно палатка, а не навес из ткани с крышей, но без стен. А во-вторых, от этой наспех собранной постройки отогнали всех зевак. Укрытия, полевой лазарет — всё где-то там, а здесь только палатка и два солдата, что караулят вход в неё. Очевидно, именно там советники решили организовать свой штаб, спрятав те письма и документы, которые никогда не должны были покинуть Ставку Командования. Именно поэтому магу стало интересно, именно поэтому он пошёл на этот риск, когда, казалось бы, свобода наконец-то вновь в его руках.

Хотя эту постройку и сооружали с расчётом на устойчивость, а плотную ткань со всех сторон придавили камнями для того, чтобы войти в неё можно было только через единственный охраняемый вход. Однако глаз птицы приметил, что с задней стороны навеса, прямо у земли, ткань была порвана. Стоит немного отодвинуть один камень, и образуется сквозная дыра. Очевидно, эту брешь советники не заметили, а строители посчитали, что не было причин сообщать о ней. Ведь дыра была очень маленькой, в неё бы не протиснулся ни гном, ни даже самый тонкий эльф, а уж тем более человек. И мужчина этим и воспользовался.

Стоило массивным вороньим клювом отодвинуть камень, так тут же дыра в ткани открылась, и ворон без особых проблем в неё пролез.

Как Безумец и думал, этот навес оказался стратегически важным. Сюда притащили наспех сколоченные, но тщательно охраняемые всю дорогу ящики. Возможно, в них спрятали самые важные документы, отчёты агентов, а, может, и всю казну и прочий золотой фонд Инквизиции. О том, что советники уже некоторое время отсутствовали в своём маленьком штабе, говорила полностью прогоревшая свеча, которая стояла на ящиках, расставленных посередине навеса. Судя по всему, эти центральные ящики стали для них импровизированным столом, за которым совсем недавно сидела их Леди Посол и под тусклый свет свечки писала какое-то официальное письмо эрлу этих пограничных земель, а то и самим правителям Ферелдена с предупреждением. А может, даже с обвинениями, мол, у вас тут отравленные красным лириумом ходят, красные монстры размером с двух кунари, а вы и молчите.

Плотная ткань палатки и полностью закрытый вход не пропустили тусклый свет призванного виспа. Пользуясь этим, Безумец принялся изучать и другие письма и свитки, которые оказались на видных местах. К сожалению для его любопытства, эти письма принадлежали в основном Жозефине и имели дипломатический характер, а мужчине это, понятное дело, было не интересно. Нашлись пару писем и для их командира о состоянии войск и прочей военной скукоте. Но не больше. С огорчением маг подытожил, что самыми важными отправлениями, в большинстве случаев принадлежащими именно Тайному Канцлеру, Инквизиция разбрасываться не стала и запрятала их в один из этих ящиков. Вскрывать их и тем самым досрочно выдавать себя мужчина, конечно же, не стал.

Тогда Безумец обратил своё внимание на сложенные в свитки географические карты. Какой-нибудь невежда или простофиля, узнав, что карты во время отступления перевозили с ещё большим трепетом, чем казну, посмеялся бы. Но на самом деле эти «каракули на бумаге» дороже и ценнее, чем всё Убежище и жизни его жителей. Поскольку точные карты Тедаса, на которые занесли все населённые пункты вплоть до самой непримечательной деревушки и все рельефные особенности местности, для военно-политической организации просто бесценны.

Безумец не удержался и очень аккуратно и практически бесшумно раскрыл самую маломасштабную, но охватывающую весь исследованный Тедас карту. От географического вида родного континента, который остался неизменным и поныне, у мужчины даже перехватило дыхание. Ну, хоть что-то это безжалостное тысячелетие сохранило. И от изучения карты мужчина даже погрузился в раздумья о его дальнейших планах. Теперь, когда он хоть сколько-то освоился в новых условиях, которые диктовал новый мир, когда он наконец-то вернул свою трость, часть своего родного мира, куда ему податься? Если бы только обстоятельства сложились иначе, он бы, однозначно, забрался в самые важные архивы нынешних государств и принялся бы изучать этот мир и историю, которую он проспал. А потом бы вновь отправился в путешествие на поиски других источников знаний. Его абсолютно не волнуют проблемы нынешнего мира, конфликты, войны. Ровно также его не волновали нынешнее положение его сородичей-тевинтерцев и других магов. Ведь в том, что от упоминания Тевинтера остальной Тедас сплёвывается словно от проклятия, а маги так вообще превратились в скот, виноваты они сами, их предки, и магистр не собирался играть в революционера.

Ах, если бы…

Но обстоятельства сложились так, что не один он здесь является гостем из прошлого. Сетий, наоборот, и в революционера, и в божество решил поиграть, только вот заигрался и уже дважды чуть конец света не устроил. И наверняка, решит всё это повторить. Безумный человек глух к зову разума.

Безумец устало вздохнул. Однажды он спросил у Соласа, почему тот будучи эльфом, магом-отступником и отшельником не сбежал, как все остальные, когда Брешь открылась, а добровольно пришёл в безжалостные лапы Церкви. «Брешь грозила всему миру уничтожением, нигде в Тедасе вскоре бы не стало безопасно, — совсем непринуждённо ответил ему маг. — Поэтому куда бы я убежал?», — пожимал плечами он и, считая своё умозаключение простым и логичным, будто искренне не понимал, почему его поступок остальных так удивляет. Этот разговор магистр припомнил не случайно, ведь он оказался сейчас в той же ситуации. «И куда же я сбегу?», — подумал мужчина и глянул на свою многострадальную руку. Пока то существо, которое он когда-то знал, живо и продолжает строить свои разрушительные планы, спасения ему не найти нигде. А значит, он вынужден будет и дальше находиться буквально в эпицентре раздробленного на два полюса мира. Впрочем, опять же активные действия и самоотверженность не про него. Делами с Инквизицией он насытился досыта. Пускай сами решают проблему с «плохим тевинтерцем», он постарается им не мешаться, не попадаться венатори, а сам пока поищет какие-нибудь знания о том, как противостоять Корифею.

Маловато для героя? Да, это так. Но он в герои и не стремился. Магистр хотел только выжить.

Чтобы понять источник сил Корифея, нужно бы изучить странный эльфийский артефакт и его связь с красным лириумом, а следовательно, со скверной. Первая зацепка — зацепка в никуда. Поскольку хозяин артефакта времён Элвенана мёртв уже несколько тысячелетий, как и вся их Империя, и уже ничего не расскажет об этом странном, но несомненно могущественном шаре. А вот со скверной всё куда проще. Поскольку Мор относительно частное и недавнее явление. В любой части Тедаса найдутся те, кто хоть что-то о нём знает.

Внимательно осматривая карту, Безумец задумался. Его любопытство требовало изучить другие территории бывшей Великой Империи. Ферелденцами и их варварскими нравами он уже насытился. Но только куда?

В Орлей? Уж, точно нет. Он успел наслушаться об их Игре. Не хватало ещё стать её участником. Он интригами и в своём-то мире до конца своей жизни насытился.

В Вольную Марку? Она ничем не лучше Ферелдена, даже хуже: нет централизованной власти, вольные города не похожи друг на друга, поэтому сложно было определить куда одинокому магу можно сунуться, куда — категорически не стоит. Да и бывал он когда-то в Эмериусе, ныне — Киркволл. И тогда-то главный центр работорговли Тевинтера оставил у него не самые лучшие впечатления, а судя по известной книге мастера Тетраса, которую мужчина прочитал, спустя века он лучше не стал. Всё та же огромная каменная глыба хоть и с величественной тевинтерской архитектурой, но провонявшаяся рыбой и морем. Фу.

В Неварру? Это государство приманивало тем, что даже во времена Кругов маги там имели больше власти, чем в остальном церковном Тедасе. Однако оно всё равно казалось слишком непримечательным, да и Безумец нравы местных изучил пока что очень плохо.

В… Тевинтер? Когда пальцы магистра, гуляющие по карте, дошли до надписи «Империя Тевинтер», сбилось не только его дыхание, а сбился он сам. Вот она, Империя. Позорный наследник своего великого предка, спрятавшийся у северного моря, но всё же сохранивший нравы тех далёких времён. Даже город Минратос ещё значился на карте в виде столицы. На секунду Безумец потерялся в себе, прикрыл глаза, тяжело вздохнул.

Дом.

Это его дом.

Он хотел вернуться.

Хотел вернуться в пусть уже и опозоренный своим нынешним положением, территориально ничтожный, но всё-таки дом. Там маги не опускают позорно глаза, не скрывают свои таланты. Интересно, а дворец архонта всё тот же? А храм Семерых? Хотя наврядли…

Но тут мечтательный взгляд белых глаз мужчины столкнулся с суровой реальностью. Во-первых, Тевинтер слишком далеко, ему пришлось бы очень долго добираться своими силами. Во-вторых, Феликс говорил, что венатори сумели протолкнуть своих даже в Магистериум, поэтому пребывание там для его свободы и независимости очень опасно.

А главное, примет ли его теперь родина?

С безграничной тоской в глазах Безумец понимал, что нет. Заявившись туда, ему придётся скрывать и свою магию, и истинное происхождение. Иначе он станет таким же, как и Старший, — символом (а не обычным живым человеком) возрождения былого Тевинтера и мировой революции для средних и, вероятно, низших классов общества, и конкурентом для архонта и магистров. То, что власть имущие его испугаются, он даже не сомневался, ведь на него и в его-то мире и жрецы, и архонт недобро косились, хотя мужчина неоднократно показывал своё полное безразличие и к духовной, и к политической власти.

Значит, остаётся именно Ферелден. Может, это даже и к лучшему. В конце концов в памяти этого государства Мор свеж сильнее, чем у остальных. Десять лет назад именно по нему прошли орды порождений тьмы, именно в Денериме, в ферелденской столице, случилась последняя битва Пятого Мора, а его ветеран, как говорят, Серый Страж до сих пор находится у власти.

Решено. Значит, Денерим. Безумец как раз грезил узнать, что же за таинственный орден такой эти Серые Стражи, и почему, как в какой-нибудь литературе заходит речь о Морах и убийстве Архидемона, так эти Стражи постоянно мелькают.

Всё-таки увиденное на карте Тедаса слишком уж сильно повлияло на настроение мужчины. Резко ему стало безынтересно всё это место и свои поиски. Снова свернув карту в свиток, Безумец присел на ближайший ящик и решил просто передохнуть. Пусть нахождение здесь для него опасность, однако пока советники не спешат возвращаться в штаб, он решил воспользоваться возможностью и хотя бы ещё минут десять посидеть без всей этой магии, колдовства и постоянных смен облика, которые всегда являются большим стрессом для излишне непластичного человеческого тела.

А заодно хотелось поскорее разобраться с лишними мыслями в своей голове. Магистр давно зарёкся предаваться тоске по родному миру, поскольку такие мысли подкашивают психическое здоровье и слишком уж приманивают демонов желаний. Однако мысли о том, что даже вернувшись домой, он не найдёт там дом, слишком уж больно рушили последние наивные желания ухватиться за остатки своего родного мира, жизнь в котором так резко, совсем неожиданно и навсегда оборвалась.

Безумец не вёл счёт времени, пока провёл здесь. Отдыхал он точно дольше, чем десять желанных минут. Его даже забавляло то, что советники так долго возятся с четвёркой героев. Наверное, наслушались слишком уж предвзятое описание произошедшего в Убежище от Кассандры и решили расспросить остальных, надеясь на менее эмоциональный рассказ. Тем временем отрывки из этих рассказов уже начали путешествовать по лагерю в виде сплетен. Даже смирно стоящие стражники у входа в палатку перешёптывались. Прекрасно их слыша, мужчина всё сильнее хмурился. Ему не хотелось, что бы сплетни именно о двух древних тевинтерских магистрах разошлись дальше стен Совета. Сплетни о Корифее и его безумных планах пускай расходятся. Покушение на трон несуществующего Создателя уж точно сплотит весь церковный Тедас да и официальный Тевинтер в этой борьбе встанет на сторону Инквизиции, если не хочет потом, после окончания войны, повторить судьбу эльфийских Долов. А вот о нём самом, Безумец верил, советникам хватит ума не распространяться. Так как информация о брюнетистом хромом могущественном маге-малефикаре, который может скрываться в любом уголке Тедаса, вызовет как панику среди населения и вспышки линчевания любых даже частично подходящих под это описание людей, так и проблемы для самого мужчины.

Казалось бы, с каждой минутой его нахождения здесь он всё больше рискует. Мало того, что один из советников (а то и все сразу) может заявиться с минуты на минуту, так ещё, если храмовники заметили его присутствие, могут начать колдовать новый блокатор, хотя… Последнее точно нет, поскольку Безумец очень тщательно следит за Завесой. В новом мире, где даже умелые тевинтерские магистры, вроде Алексиуса, не считают нужным маскироваться, сомниари рысканья по Тени даются легче лёгкого. Возможно, именно это повлияло на его излишнюю самоуверенную неосторожность, может, находясь наконец-то в покое, он слишком раскис. Пару раз, кажется, даже задремал. Всё-таки сильная усталость диктовала свои условия. А ведь, в отличие от той четвёрки, которые вернулись к своим и после сдачи отчёта могут сытыми и нагретыми улечься спать, ему ещё придётся потратить, может быть, даже всю ночь на то, чтобы спуститься с гор. Хорошо если он во время спуска найдёт какую-нибудь пещеру в долине, в которой можно будет передохнуть, а если же нет, придётся терпеть до самого Имперского Тракта и только потом искать подходящую деревушку, где его, истощённого, хромого и жалко выглядящего, конечно же, пожалеют и помогут с ночлегом. Ферелденские крестьяне слишком уж бесхитростный народ.

И хотя мужчина погрузился во все эти несложные, даже убаюкивающие мысли, он не пропустил тот момент, когда перешёптывания караульных резко прекратились, и раздался звон доспех. Видимо, те тут же встали в караульном построении. Либо важное лицо Инквизиции прошло мимо, либо возвращается в палатку. Тут же усталость мужчины как рукой сняло, и он начал готовиться атаковать первым. Если зайдёт один из храмовников, маг церемониться не станет, нашлёт заклинание паралича и сбежит ровно так же, как и попал сюда. Даже привет им не передаст, поскольку «лестных» слов от Кассандры он наслушался за сегодня на несколько лет вперёд. Если это будет леди Монтилье, то даже запугивать не нужно. Миловидная леди посол ему не опасна, ведь, мужчина приметил, она не носит даже кинжал хотя бы из соображений самообороны. Но вот если это будет Тайный Канцлер, то Безумец даже не знал, как бы правильно поступить. Эта женщина слишком умела, опытный кинжальщик так ещё и ветеран Пятого Мора. Подпустит её близко — и он обречён. С другой стороны, Лелиана подавала большие надежды, поскольку слишком богатый жизненный опыт для её относительно ещё небольшого возраста помогал ей смотреть на вещи со многих сторон, а не только через призму церковного бреда… Тем более у магистра было то, что он бы с большой охотой ей передал.

И да, сейчас ему повезло на интересности. Заинтригованный узнать, что из такой незапланированной встречи может получиться, он решил рискнуть и отложил свой план побега. Впрочем, подниматься с ящика пришлось без особого удовольствия, повреждённое падением тело ужасно ныло и болело от нагрузки.

Лелиана, не получив от стражников каких-то беспокойных замечаний, в палатку вошла спокойно. Женщина была занята изучением нового донесения, поэтому успела даже обернуться и плотно прикрыть вход в палатку, чтобы ни у одного любопытного зеваки даже не было шанса что-либо рассмотреть в щель. Однако стоило ей на мгновение отвести взгляд от письма, как тут же она заподозрила неладное. Нет, в затылок смерть ей не дышала, поскольку посторонний смерти ей и не желал, однако она заметила, что палатка, которая должна была уже погрузиться во тьму, тускло освещалась. И такой свет исходить от свечи не может, он был магического происхождения…

Профессиональные кинжальщики молниеносные, и Лелиана молниеносна. Меньше чем за секунду женщина успела выхватить свои кинжалы и уже обернулась в полной боевой готовности. Однако в дальнейшем навыков ни защиты, ни нападения не понадобилось. Хоть посторонний и был, но он не являлся ни вражеским шпионом, ни подосланным убийцей. Он был тем, кого бы женщина ожидала сейчас увидеть в последнюю очередь, и при этом никакого даже намёка на угрозу от него не последовало. Даже наоборот. Стоял он слишком твёрдо, прямо, а обе его руки смирно лежали на трости, как бы говоря, что он не спешит кидать в неё какой-нибудь огненный шар или резать запястья. Всем своим видом он показывал, что настроен на разговор, а не на битву, даже свои бесстыжие белые глаза на этот раз не прятал под капюшоном.

С каждой секундой, пока маг молчаливо бездействовал, порыв Лелианы всё больше сходил на нет, а вместо него приходило истинное понимание ситуации и даже… страх.

В первую их встречу всё было гораздо проще. Он был в их руках, умирал. Да, кем только в те дни его ни называли, какие грехи и злодеяния ему ни приписывали. Но это было не страшно, ведь, в первую очередь, он всё равно оставался человеком, а всё остальное неважно, поскольку даже на чокнутых тевинтерских сектантов можно найти управу. Во второй, совсем недавней их встрече воспринимать его как самого обычного человека было немного сложнее, ведь пугающая уверенность Соласа в своей правоте хоть и не воспринималась советниками всерьёз, но не могла быть забыта полностью. И всё-таки получалось в нём видеть просто чокнутого тевинтерца. Но вот сейчас, в третью их встречу, идти по пути наименьшего сопротивления было уже невозможно. Отряд был единогласен в своём рассказе о Корифее, о странном порождении тьмы, которому был подвластен даже дракон, смутно напоминающий архидемона. И так же единогласно они утверждали, что этот зазнавшийся кусок лириума этого не менее странного мага назвал знакомым, сказал, что они оба были в Тени.

Понимание, что перед ней стоит настоящий живой древний тевинтерский магистр, грешная легенда, вскрыло самые главные страхи женщины, те кошмары, что приходили к ней во сне даже после окончания Мора. Ей уже чуть ли не начало чудиться, что перед ней стоит не существо, похожее на человека, а самый настоящий Архидемон, который и забрал жизнь её возлюбленного. А если вспомнить, что по вине этого недочеловека погибло и Убежище, и столько ни в чём неповинных людей, то в глазах женщины чуть ли уже не вспыхнула неконтролируемая ярость. Лишь железное самообладание Соловья удержало её от неразумного шага к самосуду и картин самых беспощадных расправ, которых этому существу хотелось устроить. И как Варрик и Солас ещё могут называть ЭТО человеком?

— Людям так нравится слышать в словах других то, что именно они хотят услышать. Но может хотя бы вы сможете понять, что я не желал подобного исхода.

Да, мужчину нисколько не терзала совесть за погибших сегодня, ведь произошедшее, несмотря на все ужасные сложности, шло ему полностью на пользу. К нему вернулось его родное оружие-помощник, он сделал огромный шаг к пониманию Якоря, а Инквизиция теперь знает, что у неё дела и поважнее, чем гонка за ним. Однако скажи ему тогда кто-нибудь, что всё развернётся именно так, что только удача спасла его от поражения и гибели, Безумец бы точно рисковать не стал. Придумал бы иной способ заполучить свою трость. Не такой… безумный.

Лелиана фыркнула. Сейчас ей категорически не хотелось вести с ним никаких бесед, однако что-то в этом мужчине её успокаивало. Ей ведь казалось, что всё её впечатление о нём, сложившееся во время марш-броска до Бреши, полностью ложное. Тогда он был чуть ли не божьим одуванчиком только из-за своего бессилия и беспамятства. Однако сейчас он стоит перед ней во всей своей тевинтерской горделивой красе и говорит… так же размерено, как и тогда. Причём это было искренне. Ведь даже в таких потёмках Лелиана умудрялась заглянуть в его белые бесхитростные глаза. Конечно, какого-то раскаяния она там не увидела, но и какой-либо подлости или насмехательств не было. Лишь усталость. Очевидно, он сам хочет, чтобы этот безумный день закончился.

— «Не желал», но при этом сами заявляете, что добровольно приманили силы этого «Старшего», — вот, что отличало эту женщину от своей вспыльчивой соратницы. Ведь сейчас она старалась придерживаться того же официального «вы» в разговоре. Потому что переход на «ты» бы означал, что она первая сдаёт позицию, открыто показывает свою злость, а этому не бывать.

— Ну, начнём с того, что «сказать, что меня держат в Убежище» не значило «притащить огромную армию и дракона в придачу», — пытаясь хоть сколько-то сгладить накалившуюся атмосферу, магистр безвинно улыбнулся. — По словам Алексиуса — венатори искали меня. Этим я решил воспользоваться и дал их разведчикам ложную информацию. Надеялся, что Сетий пошлёт хотя бы пару агентов для незаметного выполнения операции по моей поимки…

В тот момент хмурый Канцлер даже скептически приподняла бровь в непонимании, мол, в чём тогда заключался смысл твоего «гениального» плана?

— Я собирался разоблачить агентов, что, несомненно, перевело бы всё ваше внимание на них и дало мне прекрасную возможность для побега вместе с моей тростью.

Это заявление чуть не вызвало у Лелианы нервный истеричный смех. Он серьёзно?! Этот вечер унёс столько жизней, почти уничтожил Инквизицию, и из-за чего? Из-за… из-за… палки?!

«О, Создатель. Ну, почему ты снова допускаешь подобное?», — голос разочарования во всей этой религии, который зародился в Сестре Соловье в день гибели Айдана, возродился в день гибели её главной наставницы Джустинии, отныне стал звучать ещё громче.

То, что их разговор был пока действительно только… разговором, мужчину несомненно радовало. Хотя и удивляло. Неужели вспыльчивая воительница своими грозными речами ещё не всех убедила клеймить его? Или эта женщина действительно способна мыслить настолько свободно?

— Я понимаю, что мои слова навряд ли станут достаточными для оправдания моего поступка в ваших глазах. Наши приоритеты слишком различны. Но всё же я прошу вас меня выслушать, — если бы они находились на нейтральной территории, а в руках женщины не было оружия, Безумец бы подошёл ближе для установки уже зрительного контакта. Однако сейчас он продолжал стоять с другого конца палатки, радуясь, что ящики, которые и стали столом, занимали слишком много пространства и мешали женщине в случае чего в мгновенном беспощадном рывке до него добраться.

Внешне Лелиана держала всю ту же профессиональную грозность Тайного Канцлера, которая никогда никому не давала усомниться в её беспристрастности и холодном рассудке. Однако мысленно хоть и на одно мгновение, одну секунду, но она всё-таки растерялась. Ведь со времени их первой встречи его речь ничуть не изменилась. Такая размеренная, спокойная, даже мирная, что ли. Пусть отныне он стоял с аристократической осанкой. Но только вот этой «важности» так и не чувствовалось. Никаких предрассудков или оскорблений, потому что она не-маг или не из его мира. Он говорил с ней на равных. И эта манера делала его настолько заумным, что даже безобидным. Как будто учёный-тихоня, и не больше… С этими мыслями она вновь окинула мужчину взглядом. Ничего не изменилось. На него невозможно не смотреть без жалости и сочувствия.

И это легендарный жрец, первое порождение тьмы? К сожалению, теперь это точно…

И всё же вернувшись к его вопросу, женщина кивнула в знак согласия. Пусть говорит. Так она больше о нём узнает, а заодно и он потеряет бдительность. Ведь Сестра Соловей не спешила с нападением или хотя бы призывом кого-нибудь на помощь. Поскольку заметила, что маг с той же хищной внимательностью наблюдает за ней, как и она — за ним. Кассандра уже рассказала, насколько он сильный маг крови. И поэтому женщина не собиралась совершать глупейшую ошибку и верить, что настолько могущественный маг не предпринял попытку защититься. Даже больше — она была уверена, одно её лишнее движение, и он тут же атакует. И хорошо, если это окажется стихийная магия, у неё будет шанс уйти от атаки, а если энтропия или того хуже — магия крови? Очевидно, в лобовой атаке у неё нет и шанса. Остаётся только ждать и подгадывать момент, чтобы застать его врасплох.

— Наверное, убеждать сопорати в ценности посоха — заветно провальное занятие. Несмотря на явную параллель между посохом и мечом в большинстве своём они продолжают утверждать, что у мага не может быть привязанности к конкретному экземпляру оружия. Но если опустить вопрос привычки и удобства, то всё равно остаётся весомый довод. Отныне трость стала для меня не только помощником при передвижении, сильным катализатором для поддержки в бою или вещью, на создание которой пришлось потрать колоссальное количество ресурсов, в особенности — денежных, но и связью с ныне забытым, но родным для меня миром. Нам ведь, всем, свойственно хвататься за прошлое. Думаю, вы меня понимаете.

Последние слова заставили Тайного Канцлера нахмуриться. Такой взгляд напугает любого, поскольку был слишком безжалостен, как и свойственно её профессии. Очевидно, женщине не нравилось, когда её образ безликой тени спадал, и кто-то начинал копаться в её душе.

— Прошу прощения, если задел нежеланную для вас тему. Ваша привязанность к вашему кинжалу была мной примечена довольно-таки быстро, поэтому мне думалось что вы этого не скрываете и вполне готовы были услышать подобные выводы от посторонних.

Заставляя его больше говорить, Лелиана надеялась, что тот потеряет бдительность. Однако от такой аккуратной, совсем мирной речи мужчины, кажется, бдительность начал терять она сама. Желание женщины всегда выглядеть безукоризненно смертоносно не позволило ей самой себе признаться в секундном непозволительном порыве заинтересованности и исправить эту ошибку, поэтому она и не заметила, как эта заинтересованность перешла уже в интерес. Ей захотелось понять, как мыслит этот мужчина. Заметил ли он этот опасный факт случайно или специально пытается сделать подкоп под непробиваемую оборону Соловья. Безумец заметил этот безмолвный вопрос на её лице, поэтому покорно ответил.

— Кинжал в вашей правой руке имеет явные признаки вещи, сделанной под заказ, а не серийного производства. Могу ошибаться, но, кажется, на его лезвии присутствует какой-то отличительные рисунок, может быть, даже герб, — прищурившись, мужчина довольно-таки успешно смог разглядеть опасное оружие, даже угадал с гравировкой. На лезвии действительно был герб, герб семьи Кусланд. — Значит, кинжал был подогнан под заказчика. Об этом говорит его рукоять: толстая, предназначенная для мужской руки — поэтому-то вы так неудобно его держите. И исходя из этого я беру на себя смелость решить, что кинжал принадлежит не вам, но его вы носите не из-за материальной ценности, а дорожите им скорее как… наверное, напоминанием о том, кому это оружие принадлежит. Я приметил ещё при нашей первой встрече, что в моменты тревожности вы кладёте руку на его ножны и особо этого не скрываете. Поэтому мне и показалось, что я могу озвучить свои домыслы, если же я ошибся или сказал непозволительное, то, повторюсь, прошу прощения.

Маг рассуждал очень спокойно, почти безэмоционально. Это заставило такого знатока интриг, как Лелиану, поверить, что он говорит из соображений логики и наблюдательности. А уж тем более он ничем не выдал, что на самом деле очень даже внимательно собирал сплетни о ней в Редклифе.

Вся злость Левой Руки сошла на нет. Лелиана здраво понимала, что в том, что маг узнал о ней лишнее, виноват не он, а она. Поскольку раньше в женщине действительно преобладала эта дурная для её профессии привычка — хвататься за кинжал, теша себя воспоминаниями, в которых умерший возлюбленный до сих пор оставался жив. Со временем она подавила это стремление. Однако после взрыва Конклава гигантская магическая воронка над головой и усталость психически сломили многих. Наверное, вот и её стресс не обошёл стороной и незаметно вернул ей привычку класть руку на кинжал Айдана. Ведь эти трепетные, нежные прикосновения помогали ей вспомнить…

Вдруг женщина заметила, что её собеседник с той же лаской держался за свою трость. Очевидно же, что с магом происходит всё то же, что и с ней в первые месяцы после гибели возлюбленного. Даже хуже. Ведь она потеряла только дорогого сердцу мужчину, а он — весь родной и известный ему мир. И это заставило Лелиану пересмотреть своё отношение к поступку Безумца. Разумеется, от такой правды менее ужасным его поступок не стал, многие погибли лишь по прихоти одного единственного малефикара. Однако и клеймить мужчину в полной бесчеловечности нельзя. В своём состоянии он просто не может поступать рационально.

— Я надеюсь, что больше вы не вспомните об этих домыслах! — рыкнула женщина, но потом чуть смягчилась. — Но в остальном вы всё-таки правы, я могу… понять вашу привязанность.

На его месте она бы поступила точно так же — не позволила даже частички того, кто её навсегда покинул, принадлежать тем, кто никогда не поймёт её истинную ценности… Погодите-ка! А ведь она точно так же и поступила, тоже совершила грех. Так как именно этим кинжалом, как говорили свидетели, Айдан и нанёс последний, смертельный удар кошмарному дракону, Церковь забрала его, опередив жадных коллекционеров. Вещь собирались провозгласить священной и выставить в главном Соборе, чтобы зеваки стекались со всех уголков мира и без какого-либо уважения глазели на оружие человека, отдавшего свою жизнь за них всех. Лелиана допустить такого не смогла, выкрала кинжал и, получается, обокрала саму Церковь.

Услышав её вердикт, хромой маг улыбнулся. Действительно приятно, что в этой своре безмозглых фанатиков есть хоть один здравомыслящий.

— Благодарю, — кивнул он. — И раз мы пришли к этому скромному, но всё-таки удивительному взаимопониманию, то я могу с уверенностью заявить, что вы так же согласитесь, что иного способа забрать посох у меня не было. Однако если вы всё же сможете найти и сказать, что было менее рискованное решение столь неприятной ситуации, то я готов признать свою ошибку.

— Как насчёт «прекратить скрываться и выйти на добровольное сотрудничество с Инквизицией»? — из-за её строгого тона сложно понять, в её словах промелькнули нотки иронии и даже шутки или, наоборот, абсолютной серьёзности.

Это предложение заставило Безумца небывало сильно хмуриться.

— «Добровольное сотрудничество»?! Вы, наверное, хотели сказать «добровольное усмирение», — очевидно, нынешняя злость мужчины была следствием естественной защиты от по-настоящему животного страха, стоило ему только подумать о ритуале усмирения. Да уж лучше смерть! После смерти маг хотя бы не станет безвольной игрушкой в руках лицемерных сопорати.

Реакция собеседника удивила Лелиану. Разумеется, она понимала, что одна из причин его бегства заключалась в страхе, что Инквизиция выполнит свои угрозы. Только вот ему угрожали пытками и тюремным заключением, Канцлер Родерик — даже повешеньем, но откуда у него зародилась уверенность именно в том, что его хотят усмирить, она не могла понять. Однако совсем скоро догадка пришла.

— Это Кассандра вам наговорила про усмирение?

Ответ ей был уже и не нужен. Ведь обеспокоенность в глазах мужчины от одного этого слова прекрасно всё подтвердила. От этого Лелиана устало вздохнула. Так вот, значит, что имел в виду Солас, когда тайком пожаловался, что если бы не Искательница, то маг был бы уже у них.

Ну, и что ей теперь делать? Воспользоваться тем, что их разговор перешёл в даже слишком мирное русло, несмотря на такие неблагоприятные для переговоров обстоятельства, и постараться успокоить, переубедить мага? Не получится — Соловей была точно уверена. Обстоятельства, когда двое готовы за любое лишнее телодвижение броситься в атаку, как и говорилось, уж точно не годились для переговоров.

Да и мужчине уже было не до этих переговоров. Очевидно, упоминание ни разу им не виданного, но уже ненавистного всей душой ритуала резко поубивало его азарт и интерес к происходящему. Какой-то даже странный диалог с Канцлером состоялся, а значит, пора уходить, пока он ещё может. Шутки шутками, но сейчас и поныне он в большой опасности.

То, что собеседник впервые за последние несколько минут зашевелился и сделал пару шагов назад, пока не упёрся спиной в ткань палатки, заставило Лелиану недобро посмотреть на него. Она поняла, что это означало конец их беседы и начало попытки мага скрыться. Поначалу женщина и не понимал, как он собирается сбегать, если единственный выход из палатки находился за её спиной, а снаружи ещё и стражники караулят. Однако стоило присмотреться, заглянуть за его спину и вниз, так тут же обнаружилась «брешь» в защите штаба. Дырка в ткани хоть и была небольшой, но Левая Рука быстро вспомнила, что и магистр — оборотень. Вот же хитрая зараза! Вот, значит, как он сумел попасть сюда так, что даже стража не заметила.

— Будете рисковать? Вы же знаете, что я не смогу вас отпустить, — сейчас Лелиана была вся на нервах. Лишь бы не пропустить момент, лишь бы не дать ему уйти… снова…

— Знаю. Но всё же надеюсь, что информация подкупит неподкупного Канцлера.

Говоря это, Безумец так довольно улыбался, будто бы уже точно знал то, что именно она выберет. Лелиану, конечно, совсем не радовали эти попытки манипуляции, однако, казалось бы, беспочвенная уверенность мага её заинтриговала. И теперь она с хищной внимательностью следила за тем, как мужчина потянулся к внутреннему карману своего плаща. Можно было предполагать многое, однако он действительно достал всего лишь с виду самый обычный свиток.

— И какая же информация может быть ценнее живого древнего магистра?

— Например, перечень возможных скорых вмешательств венатори в дела ваших государств, вплоть до диверсий и устранения конкретных лиц? — не давая больших подробностей, Безумец с улыбкой заметил, как загорелись глаза собеседницы. Очевидно, заинтересовать у него получилось. — В достоверности этих сведений нет повода сомневаться. Поскольку этот свиток был передан Алексиусу лично его командиром.

— А как этот свиток попал в ваши руки? — разумеется, Лелиана устроила допрос, в ходе которого он выдаст свою ложь или, наоборот, окончательно убедит её в своей честности. — У нас уже есть сведения о личности магистра Гериона. Человек, однозначно, до последнего стоял на службе у венатори. Поэтому не говорите, что он добровольно отдал вам свиток, содержащий информацию наивысшего уровня секретности — не поверю.

— И не скажу. Потому что секрета нет. Мне это отдал Феликс.

Что ж, пока мужчина не врал. Поскольку Дориан ей уже рассказал и о том самом больном мальчике, и о небольшом заговоре этих троих против венатори.

— Свиток не подвергся шифрованию и ложным сведениям, поскольку после ознакомления Алексиус должен был без промедления его сжечь. Поэтому и меня удивляет, как мальчик умудрился совершить подмену. Но всё-таки это у него вышло, и он желал, что бы сведения попали к Инквизиции. Я выполню его волю, но в обмен на собственную свободу, разумеется.

Лелиане совсем не нравилось, что на другую чашу весов этого изначально, казалось, бессмысленного шантажа легли такие важные сведения. Из-за отсутствия неопровержимого доказательства лжи магистра мысли о том, что происходящее всего лишь бутафория, а в руках он держит свою же филькину грамоту, как-то сами собой начали подвергаться сомнениям.

— Ваш шантаж бессмысленный. Свиток мы и так получим, если вы будете задержаны, — нежелание идти на поводу этого человека заставило женщину перейти к запугиваниям. Она была уверена, что в панике за свою жизнь маг не успел продумать все нюансы, поэтому сейчас торгуется от отчаяния и без полного осознания своего истинного положения. На это она как раз и старалась надавить.

Однако на попытку загнать себя в угол Безумец только хмыкнул, поскольку у него было то, чем можно ей противопоставить даже сейчас.

— Не спешите с выводами, Лелиана, — на этих словах мужчина подогнал своего огненного виспа опасно близко к свитку. — Думаю, по долгу вашей профессии вам удавалось сталкиваться с, так называемой, тевинтерской бумагой. Даже одна небольшая искра заставит её вспыхнуть и полностью сгореть за секунду. Так что возьму на себя смелость угрожать вам: один ваш лишний шаг — и я подожгу свиток. Не советую проверять, что быстрее: ваша реакция или время сгорания тевинтерской бумаги. Потому что результат будет не в вашу пользу. А если вы считаете, что потеря самого документа не трагична, поскольку сведения можно выпытать из меня, то заранее уверяю — зря. Во-первых, в таких вопросах однозначно полагаться можно только на письменный первоисточник, и вы это знаете лучше меня. А во-вторых, наивно считать, что моим личным показаниям можно верить. Поскольку свиток я читал всего лишь раз, в подробности не вдавался. А сейчас уж тем более не вспомню ни написанных географических названий, ни имён неугодных венатори личностей.

Голос Безумца, как никогда до этого, не был ещё так пугающе серьёзен. Вот теперь Лелиана видела перед собой именно тевинтерского магистра, а не забитого мага-простачка. Очевидно, шутки кончились. Он не желает иметь дел с Инквизицией, хочет сбежать и сделает для этого всё — даже её убьёт. А это предложение даже больше не шантаж, а его милость и её последний шанс завершить дело мирно. Не скажешь, что такие выводы пугали Лелиану. Она же в конце концов тоже не деревенская простушка, а прекрасный воин, умелый интриган, беспощадный хитрец, убийца, профессиональный участник Игры и ветеран Пятого Мора, который ей показал столько ужасов, какие этому мужчине даже и не снились. Однако тут же в голове Канцлера вспылили недавние грозности Кассандры. Этот маг, этот… этот малефикар с помощью одного пореза сумел изничтожить в одиночку всего лишь за пару минут целое небольшое войско. И при этом это он сделал всё сам, без помощи демона, раз одержимым не стал. Подобное испугало даже Правую Руку, казалось бы, опытнейший храмовник.

Теперь к Лелиане пришла растерянность. В открытом бою с таким магом у неё нет шансов, обойти и ударить со спины не получится — палатка слишком мала и открыта для подобных манёвров, а возможности совершить внезапное нападение так и не предоставилось. Как бы она ни старалась его отвлечь, этот хитрец продолжал отчётливо контролировать ситуацию. А ещё этот свиток. При взгляде на него глаза Лелианы загорались. Если этот маг не врал и письмо действительно содержит настолько просто фантастически важную информацию, то в обязанностях Тайного Канцлера её заполучить. Ведь нужно скорее собирать новые силы, вмешиваться в планы врага, пока разумное порождение тьмы не устроило им ещё один ба-бах. Но вот кто даст ей гарантии, что этот, однозначно, не чистый на совесть магистр не лжёт?

— Какие вы можете дать гарантии, что держите в руках не пустой свиток?

— Никаких. Вам придётся довериться мне.

Лелиана вздохнула. Ожидаемый ответ на весьма глупый вопрос. Ведь она и так поняла, что ей придётся вновь действовать вслепую, по своей интуиции. Нужно было наконец-то закончить эти поиски, нельзя вновь упустить беглеца, он им нужен, нужна его метка… но также и катастрофически срочно нужны были сведения об их враге. Очевидно же, что противостояние только начинается. Но довериться? Довериться этому… человеку? Лелиана не могла себе этого позволить сделать с лёгкой руки, не после всех тех слов, которых наговорила о нём Кассандра.

Отпусти его сейчас, она бесстыдно обесценит все их старания за этот месяц. Кто знает, что такой маг без присмотра сможет ещё учудить? Может быть, они все ошиблись и не Старший их главный враг, а тот, кто скрывается под личиной беспомощного инвалида? Ведь они так мало о нём знают…

Однозначно, этот безумный месяц окончательно истрепал женщине нервы. Ведь Лелиана не заметила, как вновь излишне сильно сжала кинжал в правой руке. Несмотря на строгий жестокий взгляд этот жест с потрохами выдал все её волнения.

Ей нужен этот свиток. Но если он пуст?

Нельзя отпускать этого мага. Но как ему противостоять?

После всего произошедшего за сегодня, она не готова к бою с тевинтерцем. Она же даже не храмовник…

— Х-хорошо.

Сама не веря услышанному, Лелиана дала своё согласие очень неуверенно, почти шёпотом. Но она всё-таки это сказала, поэтому осталось лишь молиться Создателю, чтобы… А есть ли в этом смысл? Ведь уже не раз его верная рабыня убеждалась, что Он столь же безразличен к их молитвам, сколь щедр на покровительство таким вот… нелюдям.

— Я принимаю ваше предложение, Безумец, и надеюсь на вашу сознательность. Если вы сейчас соврали, то знайте, что наше доверие к вам будет безвозвратно утеряно и следующий наш разговор пройдёт уже в пыточной комнате, — теперь, когда выбор сделан, не было смысла переживать и думать о последствиях. Именно поэтому Лелиана вмиг вернула себе строгий официальный тон, понимая, что именно ей придётся брать ответственность, если выяснится, что отпущенный на свободу маг окажется монстром.

Безумец только улыбнулся. Во-первых, до последнего ему не верилось, что очередной церковный фанатик примет его предложение. А во-вторых, угроза ему была не страшна, поскольку он действительно ей не лгал.

— Что ж, а я в свою очередь надеюсь, что вы запоминаете не только проступки, Лелиана. На благодарность за спасение вашей четвёрки не напрашиваюсь, просто периодически напоминайте храмовнице, что не она вывела свой отряд из метели.

Если бы не напряжение, застывшее в воздухе, Лелиана бы даже хихикнула от последней фразы собеседника. Эти двое: хромой маг и Искательница — как будто два реагента для взрывоопасной смеси. Оставь их наедине — и искры будет достаточно, чтобы прогремел взрыв.

Они и сами не знали, зачем нужны были эти встречи на нейтральной территории в Тени. Они считали себя слишком разными, чтобы у них могли найтись темы для разговоров. А уж тем более расовая неприязнь никуда не делась.

Один всего лишь эльф. Все представители этой расы в Тевинтере в большинстве своём воспринимались абсолютно бесправным слоем общества, собственностью, вещью. Без слова, без прав, без… личности. Но и ныне много изменений не предвиделось. Они слишком долго были под тевинтерским гнётом, чтобы озлобиться, но остаются слишком горделивыми, чтобы учиться на собственных ошибках.

Второй всего лишь человек. Выходец тех давних времён, прямой и самый близкий потомок тех людей, которые уничтожили Арлатан и поработили некогда великую эльфийскую расу. Все люди захватчики и воры: как сейчас церковный Тедас лицемерно пользуется достижениями Древней Империи, так и Древняя Империя разворовывала Великий Элвенан.

Однако в чём-то эти двое были и похожи: оба сущности старых, давно забытых эпох, оба выходцы из мира, в котором магия была частью жизни, а не просто неприятной издержкой, и оба не согласны с правилами, ныне диктуемыми.

В Тени всё гораздо проще. И это правда. Ведь засыпая и оказываясь в Тени, каждый из них оставлял на той стороне Завесы все предрассудки, личные неприязни, злопамятство по поступкам прошлого, нынешние обстоятельства, проблемы и революционный планы на будущее. Оставалось лишь радостное осознание того, что во всём этом безликом на магические краски мире найдётся хоть один маг, способный, как и ты, видеть всю необъятную красоту магии и пользоваться её воистину безграничными возможностями, не пряча с позором глаза, не таясь. Потому что магия — это дар этому миру, а не его проклятье. Понимание, что по Тени бродит другой столь же способный сомниари, подталкивало на былую осторожность, заставляло не терять бдительность, заботиться о безопасности своего разума. И именно это придавало путешествию по дремлющему миру, казалось бы, уже забытой живости. Они оба знали — они не одиноки.

Примерно на том же уровне непонимания для посторонних были и их разговоры. Поскольку эти недолгие, будто случайные, беседы не несли особой ценности и необходимости для такой неспокойной мировой ситуации. Они даже не старались поднимать вопросы по злободневным темам. А зачем? Один бы ни за что не поделился своими планами и нынешним местонахождением и не стал рисковать своей свободой. А другой предпочтёт хмуро молчать, но точно не обмолвится ни об одном деле Инквизиции, её целях, успехах или происшествиях, потому что и поныне магистр для организации — враг, которого нужно изловить, а не союзник.

Солас бы наверняка сказал, что тратит всё это время здесь лишь для того, чтобы добраться до прошлого собеседника, откопать его слабости, за которые в нужный момент он или Инквизиция могут ухватиться. Однако единожды он мог признаться сам себе, что дело не только в этом.

— Истинное значение валласлина в Тевинтере было общеизвестным фактом?

Солас и не знал, зачем спрашивал о подобном. Ведь, с одной стороны, его не должно волновать, как и что было в те далёкие времена, в ту воистину чёрную эпоху для эльфов. Но, с другой, почему бы не узнать побольше о той ушедшей эпохе, но по чьему наследию живёт Тедас и поныне? Ведь достовернее информации, чем из уст человека, жившего в то время, ему не найти. Да и этот человек зарекомендовал себя настолько сносным собеседником, что в пучине Тени порой даже забывалось, что они представители разных рас, а он ещё и тевинтерец. Поскольку магистр не кичился своим происхождением.

— Разумеется. Пропаганда цепко держалась за любой факт, который бы смог унизить Элвенан, сделать его в глазах граждан ещё большей Империей Зла, — спокойно хмыкнул Безумец.

Находился бы на месте Соласа какой-нибудь долиец, то он бы тут же бешеным зверем набросился на человека за такие слова. Но этот эльф спокойно принял ответ собеседника. Да, магистр говорит такие неприятные вещи равнодушно, и, однозначно, его руки по локоть в эльфийской крови, но, объективно говоря, в том нет причин его ненавидеть. Ведь он всего лишь человек того времени, не он диктовал нормы той эпохи, он всего лишь им соответствовал.

— Официально считается, что именно жрецы языческого эльфийского пантеона клеймили валласлином своих рабов. В некоторых источниках метки так же называют частью ритуала по жертвоприношению. Однако труды квалифицированных историков говорят о том, что элвенанская религия имеет весьма, эм, интересные откровения. Я склонен верить их научным работам, хотя, разумеется, всё это остаётся лишь нашими догадками.

— И о чём говорит ваша неофициальная теория? — Солас не заметил, как этот разговор соскочил с тевинтерской тематики на эльфийскую. Но, кажется, он и не старался что-то менять. «Неужели хоть одно существо в нынешнем мире знает, кто такие эванурисы?!», — мужчина с замиранием сердца ждал ответ. Наверное, этот неосознанный порыв породила его собственная борьба с личным страхом, страхом одиночества.

Сам же Безумец от этого вопроса удивлённо глянул на собеседника. Поскольку он привык, что при разговоре с эльфами вообще не стоит затрагивать их пантеон. Ведь остроухие ревностно относятся к своему наследию и слишком уж невменяемо реагируют, если кто-нибудь, особенно человек, поставит под сомнение хоть какой-то устоявшийся факт эльфийской культуры.

— Ты уверен, что готов получить от меня ответ? Я уже наслышан о том, как обычно реагируют эльфы, если затронуть возможную ложную божественность их пантеона.

— Но я ведь не «обычный» эльф, — совсем невинно улыбнулся отшельник.

Магистр в ответ одобряюще усмехнулся. Ведь, и правда, перед ним совсем не «обычный» для нынешних времён эльф. Мало того, что в разговоре абсолютно не использует то самое глупое «шемлен», так ещё, в отличие от долийцев, а уж тем более городских, знает и умеет намного больше, нежели говорит.

Теперь окружающий бесформенный фон Тени, чья материальность была за гранью понимания большинства живущих в недремлющем мире, начал меняться. Зелёный едкий свет, который одновременно был и олицетворением всей необъятности магии, и всей её разрушительной смертоносности, отступил, заменился на привычные глазу краски. Через секунду два мага уже стояли посреди развалин какого-то эльфийского дворца. Судя по размерам это было одно из самых величественных сооружений, однако всю ту «величественность» поглотил лес, а обрушенные его части всё больше сливались с землёй.

Соласу стало не по себе, даже тоскливо, что ли. Ведь он увидел не просто очередной кусок эльфийского наследия, к плачевному виду которого он уже привык, а сооружение, по которому он когда-то бродил на правах одного из хозяев мира. Это «когда-то» по меркам нынешней быстрой жизни было очень и очень давно, но по его личным впечатлениям — совсем недавно, казалось бы, миг назад.

Очевидно, Тень воссоздала руины по воспоминаниям Безумца. А значит, в своих путешествиях магистр таким и лицезрел былой эталон величия и красоты элвенанской архитектуры. Но то было тринадцать веков назад. Наверное, нынешняя эра не сохранила даже и этих руин.

Пусть Солас и оказался окружён собственными тоскливыми мыслями о безрадостной судьбе его народа, о кощунственном вандализме людей, жертвой чьей варварской природы стал и этот дворец, но мужчина всё же поспешил от них отмахнуться, запрятать в те же дали, где поныне пока ещё спала вся чернота Ужасного Волка. Поскольку Тень могла зацепиться за его мысли и воссоздать этот дворец уже таким, каким помнит его именно эльф, а это бы, однозначно, вызвало ненужные вопросы.

Поборов секундную слабость, знаток Тени тут же поспешил за собеседником и оказался в центральном зале дворца, стены которого хранили до сих пор различимые фрески. На них в большей своей части были изображены какие-либо религиозные мотивы в общем и сами боги в частности. Вот, например, на самой целой фреске была изображена неисчислимая толпа, сидящая то ли в позе молитвы, то ли в рабской покорности, а над ней (даже над зрителями) возвышался солнечный лик их главного божества. От созерцания картины Солас невольно скривился. Хотелка у Эльгарнана всегда была отменная: памятник в свою честь — так за один день и во всю скалу, фреска со своим участием — так во всю стену. Теперь магу даже, наоборот, захотелось, чтобы на момент нынешней, девятой, эры этот дворец оказался полностью стёрт с лица Тедаса — мир стал бы свободнее на одну фреску тщеславных эванурисов.

Безумец же от лицезрения этой хорошо сохранившейся картины, понятное дело, не испытывал тот же ворох эмоций, точнее он вообще ничего не испытывал. Для него фреска представляла исключительно исторический интерес.

— Разумеется, чтобы ставить окончательный вердикт, как делали мои коллеги, нужно проанализировать все доступные исторические источники. Письменные источники современников предпочтительней всего. Но на это у нас нет времени, поэтому хочу поделиться моими личными догадками по твоему вопросу, — мужчина начал издалека, потому что до сих пор не верил, что впоследствии собеседник не накинется на него за сказанное.

Однако Солас лишь кивнул с холодным спокойствием, убеждая продолжить.

— Если изучать религиозную тематику, можно заметить интересную закономерность. В верованиях, в которых фигурируют некие высшие силы, чьё существование и чьи возможности якобы за гранью нашего понимания, появляется необходимое звено между этими силами и паствой в виде первой «жертвы», с кем боги заговорили, и её продолжателей. У нас таковыми были Архонт Талсиан и Жрецы, у нынешней псевдорелигии жрицы и, как я понимаю, некая Андрасте. Поэтому логично предположить, что и духовенство Элвенана было построено по подобному шаблону, поскольку в изученных мною современных легендах эльфы изображали своих богов так же в качестве почти безучастных, но вездесущих наставников. Однако этому противоречат фрески времён раннего и среднего Арлатана, — Безумец кивком головы указал на ту самую большую фреску. Очевидно, ради неё он и привёл их сюда, чтобы, так сказать, объяснять не на пальцах, а на примере. — Все эльфийские фрески, на которой изображён их пантеон, подобны этой. Всегда есть один или несколько образов, чья божественность подчёркивается разнообразными художественными приёмами, и покорная безликая масса то ли верующих, то ли подчинившихся. Но никогда — то самое третье звено. Поэтому я предполагаю, что свою волю пантеон излагал лично, вероятно, даже имел реальную власть и влияние над обществом, а значит, эти боги должны были существовать не как эфемерности из легенд, а в качестве реальных личностей, — окончив основную часть своего монолога, магистр снова выдержал несколько молчаливых секунд как бы в ожидании гневных возмущений от собеседника. Но таковых не последовало. — Но кем были эти «боги»? Некоторые выдвигали теорию о существовании некоего древнейшего тайного ордена умелых манипуляторов, которые создали божественные образы, вознесли их в абсолют и начали через них диктовать свою волю. На протяжении тысячелетий состав ордена, разумеется, менялся, а вот вера в образы оставалась одна. Однако тогда долгая жизнь эльфов граничила с бессмертием, и, если подумать, у них не было нужды прятаться за придуманными идолами, когда этими вечно живыми идолами они могли назваться сами. Поэтому я сторонник теории о том, что «богами» на протяжении всей вашей истории значились одни и те же личности. Но не божественной природы, а самые обычные эльфы, вероятнее всего, сильные маги, которые смогли каким-то образом возвыситься над соотечественниками.

Рассуждения человека у знатока Тени не вызвали каких-либо отрицательных эмоций, наоборот, даже скромная улыбка появилась на его лице от каких-то там собственных мыслей. Однако показывать этого он не стал. Когда Безумец в очередной раз глянул на него, Солас лишь сдержано кивнул в знак принятия таких доводов. Такое равнодушие почти что удивило магистра, однако быстрее тот догадался.

— Ты ведь знал об этом?

— Да. В твоих словах правда. Эльфы из Народа, поработившие свой же Народ. Эванурисы — так они себя назвали. Тень мне это показала.

Безумец довольно усмехнулся. Собственная правота, очевидно, очень польстила его тевинтерскому самолюбию. Да и такая потрясающая, особенно-то для эльфа, осведомлённость собеседника не могла не перестать восхищать.

— Правильно понимаю, подобные знания, полученные из Тени, стали причиной твоих разногласий с долийцами?

— Так и есть. Во мнениях насчёт истории, которую они стараются «сохранить», мы и не сошлись. А я ещё по молодости своей (да и глупости — тоже) предпринимал попытки их переубедить.

— Не думаю, что в таких вопросах словесных доказательств будет достаточно.

— Недостаточно. Поэтому я пошёл им навстречу, готов был сопроводить любого из хранителей в Тень, показать историю. Но они погнали меня прочь ровно так же, как гонят на верную смерть всех лишних для клана магов. Отныне… Видеть их не желаю!

Пока Солас это говорил, он смотрел в какую-то недостижимую даль леса, не на собеседника и уж тем более не на руины дворца. Но это было и к лучшему. Поскольку его ледяной взгляд из смеси самых, казалось бы, несовместимых чувств: и сострадания, и горя, и страха, и злости, и обиды, и ненависти то ли на себя, то ли на нынешних эльфов в частности и на весь мир в общем — точно способен напугать любого.

— Но если рассматривать этот вопрос менее предвзято, то ты несколько… несправедлив к долийцам. Тем более эльфы по природе своей слишком консервативные, покорные и очень медлительные в адаптируемости к изменениям в мире.

— «По природе»?! Не знал, что «многовековая жизнь под людским гнётом» приобрела такое невинное название.

Оба мага не были друзьями, не знали особенностей речевого поведения друг друга, поэтому в беседе они всегда придерживались особой осторожности, даже некой официальности. Эти двое столь же похожи друг на друга, сколь же и различны. Именно поэтому легкомысленная фраза или совсем безобидная шутка с особой лёгкостью могли превратиться во что-то похуже даже самых чёрных оскорблений, которое обрубит на корню не только нынешний разговор, а все возможные в дальнейшем встречи. Недопонимание могло произойти в любой момент. Однако оба мага были и слишком взрослыми, чтобы позволять себе юношескую импульсивность, а главное, умельцами в играх высшего света. Где, как не там, научишься не вестись на провокации, сходить с самых опасных тем, а также обтачивать углы выходящей из-под контроля дискуссии?

Именно поэтому Безумец не стал поддаваться на провокацию собеседника, который принял его слова за завуалированное оскорбление, коим оно, на самом деле, не являлось, но зато решил воспользоваться приёмом, переводящим все обвинения на самого обвинителя.

— Можно ли назвать твоё поведение лицемерием, Солас? Нелестно выражаешься о долийцах, но при этом сам падок на неразумные обвинения, — произнёс магистр с ехидной ухмылкой.

От этих слов ушастый отшельник хищно глянул на человека. С кулаками бросаться он, конечно, не собирался, но почти что приказал объясниться.

— Вне сомнений, века рабства у людей оставили на сознании эльфов заметный отпечаток, однако неужели никто кроме меня не думал разобраться в этом вопросе поподробнее? — театрально вздохнул Безумец. — День падения Арлатана имел особое значение. Ежегодно правительство не могло не напомнить всем эльфам Империи об их воистину позорном поражении, а своим гражданам — о величайшем подвиге полководцев прошлого. Весь мир был убеждён, что тевинтерцы захватили тот самый великий Элвенан, одолели всех могущественных бессмертных эльфов-защитников. Однако мы, исследователи, хоть и патриоты, но точно не фанатики, чтобы не понимать, что за всю нашу историю люди ни разу даже не приблизились к тому величию, коим обладала эльфийская империя в период своего процветания. Любой историк скажет, что в период этих завоевательных походов никакого «того самого» Элвенана уже не было. Он пал и был окончательно растерзан в гражданской войне ещё задолго до первого контакта между нашими расами. Что привело к такому упадку, почему эльфы растеряли своё могущество, а главное, бессмертие — вопрос для отдельных дискуссий и сейчас не о нём. Важно понять, что никакой войны на самом деле не было. Эльфы не воевали, они сдавали свои города и бежали, они не были готовы к войне, но были слишком гордые и одновременно медлительные, чтобы изменить свой привычный жизненный устой и успеть перестроиться на военные рельсы. Всё закончилось в Арлатане. Я много читал про осаду знаменитейшего города, поэтому уверен наверняка, что тогда не люди победили, а проиграли эльфы. Они должны были стоять до последнего, сражаться, а если выхода не оставалось, то уничтожить себя вместе с городом. Поскольку Арлатан был сердцем не только империи, но и сердцем всего народа. Его ни за что нельзя было сдавать врагу. Так бы поступили и люди, и гномы. Однако эльфы сдались. Большинство из них, прошу заметить, сдались добровольно, отдали «сердце» на осквернение, а себя — на пожизненное рабство, — прервав монолог, Безумец непривычно строго посмотрел на эльфа. Он хотел, чтобы собеседник понял, чтобы не обвинял в умышленном унижении или насмехательстве. Ведь в такой судьбе, а особенно, в её причинах, мужчина сам не видел ничего смешного. — Я не буду уподобляться моим менее компетентным коллегам и обвинять всю вашу расу в трусости. Ведь это абсолютно не так. Поскольку в те давние дни пало не меньше отважных эльфов, которые несмотря на творившийся кризис действительно до последнего стояли за свой мир и своих сородичей. Но почему же тогда эльфийский народ ждало полное и безоговорочное поражение? Почему они не решились отступать дальше? Да это можно было считать позорным побегом, но зато они бы сохранили свою свободу. Почему они так держались за свой город, который потом же сами и сдали? Как думаешь, Солас? Ведь никакой «многовековой жизни под людским гнётом» тогда ещё не было.

— Эванурисы… они слишком долго держали наш Народ в рабстве. Настолько долго, что когда Народ оказался свободен, он не воспользовался этим, потому что… не умел. Он покорился захватчикам, потому что кроме беспрекословного подчинения ничего не знал на протяжении тысячелетий… — тихо совсем шёпотом произнёс Солас. Не понятно, то ли отвечал на вопрос собеседника, а то ли сам себе со стыдом признавался. При этом идеально ровная осанка гордого эльфа вмиг растеряла всю свою ровность, и он стоял, сжавшись, словно юнец, пожуренный родителями за провинность.

— Именно, — одобряюще кивнул человек. — После подобных откровений особенно хочется считать правдивой легенду, где Фен’Харел избавляется от этих магов — или кем они там в дальнейшем стали. Впрочем, насколько сильно их эгоизм, цинизм и гордыня изувечили сознание целой расы, вероятно, до конца не понимал даже он.

— До конца не понимал даже он… — словно в бреду шёпотом повторил Солас последние слова магистра.

Пусть поднятые в нынешнем разговоре откровения имели нерадостный окрас, но последние слова Безумец произнёс в достаточно-таки шуточной манере. Ведь что бы ни сделали эти эванурисы, кем бы они там ни были, и сколько бы ни терзали свой же народ, для мужчины они не больше, чем просто пережитки прошлых чудных эпох, ныне почти забытая история.

То, что его собеседник от достаточно-таки бытового обсуждения всех этих «пережитков», кажется, впервые впал в настолько сильную вдумчивость, хромого мага, конечно же, удивило, но он не стал расспрашивать или ещё каким-то образом лезть в душу эльфа. По многим причинам. Да и нечего было нарушать простоту Тени и тормошить собственных демонов. Ведь встречались они здесь не для этого, а чтобы просто поговорить о магии, о Тени, об истории — в общем обо всём том, что нынешний, будто бы усмирённый, мир не одобрял.

Молчание собеседника Безумец интерпретировал как окончание их сегодняшнего разговора. Ничего удивительного. Их странные встречи чаще всего тем же странным образом и заканчивались. Однако сейчас мужчина не спешил покидать это место, рушить образ. Отойдя от центральной части руин, маг вскоре оказался практически на краю возвышенности, на которой был возведён дворец. И именно отсюда открылся прекрасный вид на всю зелёную долину. Вид нерукотворной, природной красоты под вечерний приятный свет солнца, которое Тень соответственно любезно окрасило, навивал некое даже магическое спокойствие. Безумец усмехнулся, вспомнив. Ведь когда-то в реальных руинах эльфийского наследия он также стоял здесь и посматривал на потрясающие пейзажи арлатанского леса… Это было так давно, теперь, кажется, вечность назад, что даже не верилось в правдивость. Ведь тогда многое было по-другому: другие обстоятельства, другие цели, мечты… Да и жизнь была совсем другой.

Вопреки ожиданиям человек пока не остался тут один. Ведь вскоре он услышал шаги второго сновидца. Сегодняшняя встреча впервые за долгое время зародила в древнем эльфе столь тяжёлые мысли. Очевидно, когда он отправится дальше в одиночку путешествовать по Тени, маг очень тщательно всё обдумает, вновь и вновь дословно переберёт сегодняшний их разговор. А сейчас Солас решил воспользоваться моментом и также насладиться знакомыми видами. От прошлой растерянности на лице хитреца не осталось и следа, что-либо увидеть лишнего через эту маску холодного спокойствия не сможет даже магистр.

— А почему пропаганда ваших времён всеми силами не держалась за теории о ложности эльфийского пантеона? Кажется, что-либо позорнее этого пятна в нашей истории не найти.

— Если достаточно громко кричать о подобных истоках одной религии, то кто-нибудь однажды обязательно спросит: а почему бы истоками нашего семибожья не быть такими же? Сомневающаяся паства жрецам, разумеется, не нужна. Поэтому безопаснее было признать эльфийских богов лишь вашей фантазией, а вас самих — наивными язычниками. Впрочем, и не каждый магистр был готов поверить, что небольшая группа выходцев из просвещённого общества, на фоне которого даже Тевинтер выглядел лишь блеклым подражателем, осмелилась тысячелетиями держать своих же сородичей в рабстве, возведя вокруг себя культ принудительного поклонения.

— Не так уж это и удивительно. Гордыня в природе каждого из нас. Уверен, не была бы жизнь людей так скоротечна, среди вас нашлись бы свои «эванурисы».

— И не сомневаюсь. Синоду даже скоротечность не помешала неисправимо изуродовать весь мир…