Глава 24. За империю

Кабинета хозяина дома, разумеется, будет соответствовать статусу этого самого хозяина. Даже не столь важно, как там выглядят остальные комнаты, особенно отдалённые от взгляда гостей, и общее убранство дома, сколь ценно впечатление, которое создавал один только кабинет. Кабинет должен быть отполирован до блеска серебряных подсвечников — никто не смеет усомниться, что хозяин может позволить себе содержать очень старательную прислугу и что он сам соблюдает порядок. Иначе если человек допускает беспорядок на своём рабочем столе, то разве он способен поддерживать порядок во всём доме, разве он заслуживает титула главы рода? Кабинет должен хранить строгость, некую мрачность, чтобы гость, пришедший на встречу, чувствовал тайну, опасность, не смел расслабляться, всегда помнил, что перед ним лорд-магистр. И, конечно, цена каждого предмета мебели или декора должна показывать достаток этой семьи, то есть быть дорогой.

Так что любой бедняк, каким-то необъяснимым образом оказавшийся в кабинете, потерял бы дар речи от увиденного убранства, особенно, если там же будет сам магистр, который одним только мрачным взглядом даст понять, что эту комнату вторженец уже не покинет. Коллеги же или деловые партнёры, менее удачливые в семейных накоплениях, заскрипят зубами от зависти. Ну, а люди, равного положения, насупят брови, потому что к чему-либо придраться и тем самым пошатнуть репутацию своего конкурента они не смогли.

Впрочем, на тех, кто сегодня присутствовал в кабинете, всё это не распространялось. Всё-таки они, жители дома, не раз видели как хозяина, так и сам кабинет. Хотя в их присутствии и сам мужчина мог позволить вести себя по-домашнему.

Облокотившись о стол локтями, ссутулившись и потирая глаза, статный маг, хозяин кабинета и всего дома, старался переварить недавние события. Тот, кто вовлечён в военные дела Империи, не может ощутить покой, поскольку война с кунари никуда не денется. Магистр Вирен, будучи и командующим вооружённых сил Тевинтера, и политическим деятелем, членом Магистериума, привык к вечной суете. Но последнее время выдалось самым неспокойным. Казалось бы, конфликт с кунари затих, можно было передохнуть, пускай пока трудятся доблестные разведчики, узнают, какую диверсию рогатые хотят устроить на этот раз. Но вскоре уже зашевелились и другие силы — Венатори и Инквизиция. Из-за Корифея в Империи и так волнения, на уши подняты все: от Тайной Канцелярии до военных. Бунтов и терактов тут им не хватало. Так ещё и Инквизиция слишком быстро накапливает мощь и мировое влияние. Это беспокоило, в первую очередь, Тевинтер, поскольку Инквизиция фактически наследница Церкви, а Тевинтер — Империя Зла для жителей юга, козёл отпущения. Взбреди Совету в голову после окончания войны с Корифеем организовать новый Священный поход на Минратос, и их никто останавливать не будет, а Церковь так и вовсе подсобит.

И будто бы этого было мало, совсем недавно правителей всех стран хорошенько так встряхнула новость о плане «Дыхание дракона», о котором, никому не понятно откуда, узнала Инквизиция. Но источник информации и не важен, важно, что все их слова оказались правдой. Пока для обычного обывателя задумка кунари ещё долго будет оставаться не больше очередного слуха, причастные к государственной безопасности были вынуждены знатно так понервничать и поноситься. Вирен знал, что как минимум у них точно были найдены предполагаемые схроны гаатлока, так что в Тевинтере не доверять словам ордена-выскочки никто и не думал. И если для Магистериума это открытие стало поводом сесть за обсуждение планов по смене курса политики их страны, то для магистра это стало ещё и личной нервотрёпкой. Ведь обеспечение безопасности, поиск и обезвреживание следов кунарийских диверсантов опять ложится на плечи обычных вояк и их командиров.

Ну и разве это всё?

Все же ещё помнят о венатори? Если кто-то и забыл, то снова вспомнил при инциденте с кунарийскими кораблями. Вирен знал об операции перехвата этих кораблей, которая курировалась самим архонтом. Радонис очень уж хотел заполучить командира террористов, и чтобы завершить дело по устранению известных агентов, с которым не справились нанятые убийцы, и чтобы вскрыть всю шпионскую сеть венатори в Тевинтере. Однако в ту ночь план-перехват потерпел неудачу. Ныне принято считать, что пока имперцы штурмовали один корабль, на второй высадился десант венатори, прирезал всех моряков вместе с кунари, а пленников забрал. После более тщательного изучения корабля выдвинулись уже другие гипотезы, но на это мало кто обратил внимания. Ведь стоит ли говорить, что архонту не важны были причины, ему было достаточно одного факта неудачи своих служб? Вирен примерно представлял, как бесновался Радонис, наверняка грозился разжаловать всех офицеров, принявших участие в той операции. Подобное наказание самого мужчину не коснётся: к той провальной операции он никакого отношения не имел, да и кто бы посмел его, магистра, за один промах лишить звания. Так что Вирена больше беспокоила работа, которую на него могут скинуть, пока будет идти смена руководства. Последнее что ему сейчас хотелось, это разбираться в тех событиях, раздумывать, что за таинственная сила помогла пленникам сбежать, и, главное, искать самих этих пленников.

Так что, очевидно, на фоне всех этих трудностей, не сложно догадаться, как отреагирует магистр Вирен на новость о появлении в своём доме чрезвычайно странного постороннего.

— Свободное от занятий время он почти всегда проводит в библиотеке, читает книги. Какой-то особой избирательности в выборе не замечено, как и не было попыток заполучить книги, принадлежащие твоей личной коллекции. Читает вполне известные научные трактаты, связанные с историей Империи и магией. Другие сферы его, видимо, не интересуют. Так же чередует чтение трактатов с книгами художественного характера. На вопрос одного из моих людей о причине ответил, что «художественная литература даёт время освоить научные труды», — отчитывался командир стражи перед своим начальником, хозяином и вместе с тем — братом, поэтому позволял себе вольность в обращении.

Казалось бы, несколько дней непрерывной слежки и сбора данных не дали каких-то провокационных результатов, поэтому просто радуйся, что жена магистра своим решением пригласить в гости столь сомнительную личность не создала много проблем на его командирскую голову. Однако отсутствие доказательств только ещё больше злило мужчину.

— Закономерность выбора обычных книг? — Вирен же внимательно слушал своего подчинённого, всё обдумывал и продолжал задавать скупые вопросы.

— Так же отсутствует. Будто читает, что под руку попадётся. Замечу, что он так же брал нашу классику, которая входит в список обязательных для прочтения книг ещё во время обучения, — продолжал Эйгон, подбрасывая новый факт в топку размышлений, откуда же родом странный маг.

— Подклад?

— Все взятые им книги потом тщательно проверялись. Чего-то подозрительного не обнаружено. Так же Ливиан подтверждает отсутствие следов магического воздействия или рун.

— В остальное время?

— Остальное время проводит в выделенной ему комнате. Он настоял на уединении, поэтому в эти моменты мы не можем точно знать, что он делает.

— И с каких пор ты подчиняешься его желаниям?! — возмутился Вирен. Злой магистр — это страшно, поэтому даже Эйгон стушевался, несмотря на родство.

— Это я дала такое разрешение, — спасая командира от гнева магистра, произнесла его жена. — Мы не вправе докучать гостю надзором в его покоях без веского на то повода.

— То есть сам факт его пребывания в моём доме не является веским поводом? — лорд оставался всё так же зол, однако эта грозность на жену не действовала.

— Нет, учитывая, что он живёт здесь гостем по моему приглашению. Тем более, насколько я знаю, господин Безумец не оказывает никакого противодействия твоим людям во время осмотра его комнаты? — с этим уточняющим вопросом Ирена обратилась к командиру.

— Всё так, миледи.

— Вот видишь, — женщина получила подтверждение и тогда снова посмотрела на мужа, говоря, что он зря волнуется раньше времени.

И магистр был вынужден с ней согласиться, сменить гнев на милость и продолжить слушать.

— Что он делает в комнате, удалось всё-таки выяснить, в том числе зачем он запросил письменные принадлежности и бумагу?

— Если судить по результатам обыска, то он пишет для твоего сына пособие по профилактике его… эм, проблемы. Но так же найдены несколько исписанных листов не по этой теме. Там странные формулы и расчёты, — теперь Эйгон подошёл к столу магистра и положил на него те самые упомянутые листы.

Вирен очень внимательно вцепился взглядом в предоставленные листы, всеми силами старался их понять и разглядеть опасность. Но увы. Ведь вскоре пришло осознание, что расчёт вёлся на древнетевинтерском языке. Старый тевене считается мёртвым языком, даже потомственные аристократы учат только отдельные цветастые фразы, чтобы похвастаться перед коллегами мнимой широтой своего словарного запаса. Магистр был не исключением. Вирен не знал письменность старого тевене, что уж там говорить про заумные формулы. Разумеется, он не понял ни слова. И с одной стороны, это неведение его очень злило, а, с другой, страшно озадачивало. Откуда человек, который незнаком даже с обязательной тевинтерской классикой, знает научный стиль языка и письменности Древней доморовой Империи?

— Так. А что он ответил? — от удивления у мужчины будто земля ушла из-под ног, и он обессиленно откинулся в кресле.

— Сказал, что это расчёты для его собственного проекта, над которым он работает. А так как проект не имеет никакого отношения к его нынешним обязанностям, он отказал в подробностях.

Даже беспристрастная маска магистра уже не спасала, и мужчина позволил себе устало вздохнуть, точно уже ничего не понимая.

— Откуда он, выяснил?

Ответом и на этот вопрос Эйгон не мог порадовать. Он со своими людьми отправлялся в город, чтобы разузнать о хромом маге. Но единственное, что они обнаружили, это таверну, в которой маг проживал и хозяин которой не имеет ни малейшего понятия, откуда такой постоялец взялся. Просто пришёл однажды и снял комнату. Впрочем, неудивительно. Один оказался совсем немногословен, а второму незачем лезть в дела своих клиентов, которые тем более исправно платят. Ещё нашлась парочка свидетелей, которые подтвердили, что маг ходил в рощу не один день. И на этом всё.

Конечно же, этого было преступно мало, чтобы приблизиться к пониманию мотивов названного Стража.

— А сам он что говорит? — продолжал хмуриться магистр.

— На вопросы о своём пребывании в Вентусе и о себе он отказывается отвечать.

— Так допроси!

— Не могу. В таком случае я нарушу обещание госпожи.

— Обещание? — точно ничего не понимая, Вирен вновь глянул на жену.

— По нашему договору Безумец оставляет за собой право не отвечать на любые наши вопросы, если они не связаны с его обязанностями, — объяснила женщина.

Лорд нахмурился. Но ругался ли он? Нет — просто промолчал. Своей жене он говорить ничего не стал, отчитывать за необдуманный поступок — тоже. А зачем? Её глупое решение он оправдал просто — женщина. В этом была правда, поскольку она как мать, в первую очередь, была озабочена здоровьем своего сына, эмоциональней мужа переносила его болезнь. И тут вдруг появляется тот, кто способен избавить её ребёнка от мучений. В хорошем смысле, конечно. И не просто на словах он способен, а уже доказал это. Так что нечего удивляться тому, что вопреки любому здравому смыслу и на таких абсурдных условиях она затащила «чудотворца» в дом.

Вирен только молча ругнулся, что последствия придётся расхлёбывать ему самому. Да, он уже видел своего сына, сам был рад узнать, что у его единственного наследника ещё есть шанс выкарабкаться, но он не мог себе позволить затуманить голову радостью, зная, прекрасно, что за всё надо платить. Поэтому хромому магу, учитывая все те странности, которые крутятся вокруг него, глава дома и не верил.

— Условия, выдвинутые Безумцем, я считаю приемлемыми. До тех пор, пока он делает свою работу и не позволяет себе лишнего, можно и простить ему его скрытность. Другого выбора у нас всё равно нет. Круг, как мы теперь видим, не очень-то спешил нам помогать, — впрочем, Ирена могла разобрать мысли мужа, догадаться, о чём он думает, а поэтому решила ещё больше настоять на своём решении.

Несмотря на профессиональную привычку видеть везде заговоры и интриги, магистр был вынужден согласиться с женой. Выгнать сейчас хромого мага, значит, вновь заставить себя смотреть на тихое угасание их сына, поскольку они так и не смогли найти выход. Их последним шансом по совету Круга было посетить рощу в Вентусе, но, как выяснилось, это не помогло, а только ускорило течение болезни.

В том, что какой-то на вид бродяга знает больше учёного Круга, сам магистр не видел ничего странного, поскольку и так с пренебрежением относился к людям научных сфер деятельности, а уж в знания юнца он не верил совершенно. Ливиан был племянником Уриана Нихалиаса, Чёрного Жреца, главы Имперской Церкви. Обычно этим фактом и объясняется, как ничем особо не выдающийся юнец смог попасть в главную академию, к магистру в ученики.

— Ты озаботилась его внешним видом? Оборванцам в моём доме не место! — оставив спор, Вирен перешёл к следующему вопросу, говоря о хромом маге не как о госте, а как о какой-то зверушке его жены.

— Я уговорила его сменить плащ на более приличный. И проконтролировала его выбор. Но сменить мантию он категорически отказался. Никакие мои слова не помогли.

На лице магистра промелькнуло искреннее отвращение. Ирена понимала. Её мужу по статусу не положено общаться и принимать в своём доме тех, кто даже одеться подобающе не сподобился.

— Но я бы не назвала его «оборванцем», — с хитрой улыбкой произнесла магесса. Мужчины тут же на неё с непониманием посмотрели, ожидая пояснений. — Тебе, мой дорогой муж, придётся следующие несколько месяцев усердно трудиться на благо архонта, чтобы порадовать свою любимую жену платьем из той же магически обработанной ткани, из которой сшита мантия Безумца, — озвучила своё наблюдение женщина и была очень довольна, что факт, который заметила она, прошёл мимо даже их доблестного командира стражи.

Конечно, такое заявление удивило Вирена. Пусть военная служба не приносит той прибыли, которую получают его коллеги, занимающиеся, к примеру, работорговлей, но их семью ни в коем случае нельзя назвать бедной. У магистра всегда были средства, чтобы побаловать домочадцев, ни в чём им не отказывать. Так что своими словами Ирена лучше любого приблизительного ценника описала, насколько редкое и дорогое одеяние носит их якобы «оборванец».

— Вор? — мужчина нашёл этому одно разумное объяснение и почти перешёл на гнев. Выглядел страшно. Ну точно магистров лучше не гневить.

— Не думаю, — уберегла Ирена мужа от поспешных действий, впрочем-то, совсем не боясь его гнева. — Мантия сделана на заказ, пошита точно под него. Украсть и перешить обошлось бы едва ли меньше изначальной стоимости. Воры такими средствами не располагают. То же самое обстоит и с его тростью — она подогнана под его рост и руку.

— Это может быть чьим-то даром за оказанные услуги. Он же сам сказал, что «высоко оценивает свои знания». Значит, уже имеет опыт продажи своих услуг. И переодеваться он отказывается, потому что понимает ценность вещей, которые носит, — включился в размышления командир.

— И в чём заключаются магические свойства ткани? — внимательно слушал и размышлял магистр.

— Ливиан говорит, что как минимум магия помогает ткани медленнее изнашиваться. Она действительно в хорошем состоянии. Надо всего лишь немного подшить да добавить украшений — и в ней вполне можно явиться на приём и не быть посрамлённым.

К счастью для их нервов, они так и не узнали, что трость-посох хромого мага создана из железной коры.

Вирен, получив очередную порцию фактов для размышлений, потёр лицо руками. Тот, о ком они уже столько говорят, будто не человек, а просто сборник всего невозможного. И как хоть их угораздило встретиться в одной роще?

— Нужно бы проверить, привычны ли ему рабы, — обратился после магистр к своему советнику, желая такой проверкой сузить круг предполагаемого места, откуда бы этот чудотворец мог прибыть в Вентус.

— Уже. Пару дней назад остроухая шваль пролила ведро с грязной водой на ноги одному из моих людей. Он, недолго думая, бросился её избивать. И, к сожалению, это случилось на глазах гостя: он как раз проходил мимо.

— О, Эйгон, это недопустимо! — ахнула магесса. Тевинтерку волновала не судьба провинившейся рабыни, а сам факт осуществления наказания прямо в доме.

Одно дело, когда это происходит на заднем дворе подальше от посторонних глаз или на специально организованном представлении, и совсем другое, в самом доме, на глазах гостя. Пусть Безумец и не высокопоставленное лицо Тевинтера, но выйди сплетни о произошедшем за пределы дома, и их семья будет обсмеяна. «Как же так? Как же так? Вроде приличные люди, а собственная охрана ведёт себя, как бешеные псы. Никакого уважения к покою гостей», — как-то бы так шушукались дамочки, прикрываясь веером, на ближайших балах. Тем более ещё пойдут сплетни, что они не в состоянии себе даже нормальных рабов купить, которые не падают и не позорят хозяев при посторонних.

— Я уже принял меры, моя госпожа, — солдат тут же поспешил ответить (ласковей необходимого) и склониться (ниже необходимого). — О случившемся я доложил управляющему. С эльфкой он разберётся. А мой человек направлен вычищать казармы.

Такой ответ жену магистра устроил, и она вновь вальяжно расположилась на стуле.

— И как он отреагировал? — тем временем спросил Вирен, желая получить результат этой «проверки».

— Никак. Буквально. Просто прошёл мимо. Даже меня это удивило: обычно южане лезут, куда им не следует.

Вирен кивнул, согласился, тоже помня, как не приученные к рабству южные маги, которые начали прибывать в Тевинтер после начала войны с храмовниками, видя расправу над рабом, или лезут заступаться, или (более разумные) отворачиваются.

«Ну и кто он? Тевинтерец? Не знает нашей культуры, даже классики не читал. Невваранец? Орлесианец? Или где там ещё на юге маг мог получить дворянское воспитание?» — размышлял мужчина, хотел получить ответ, но не мог. Не знал.

И так проблем по горло. Ходят слухи, что правители большинства стран так всколыхнулись от новости о глобальнейшем теракте, что даже поговаривают устроить общий съезд, чтобы обсудить наконец, что делать с рогатой угрозой. А делать что-то надо, поскольку не сидится им на своих островах — на весь Тедас уже замахнулись. И пусть триумвират дал заявление, что к «Дыханию Дракона» они не имеют никакого отношения, поэтому отловят и накажут любого причастного к этому плану. Да только им уже верить никто не собирался. Как человек, прошедший не один бой с этими рогатыми варварами, лорд Вирен очень хотел, чтобы эта инициатива не заглохла, и юг наконец-то втянулся в войну, которую Тевинтер ведёт уже не одно столетие. Однако пусть заговорят всерьёз об этом воистину судьбоносном мировом съезде только после победы над Корифеем (ни одному правителю же не хочется взлететь на воздух вслед за Верховной Жрицей), однако мужчина понимал, что у военных проблемы начинаются уже сейчас.

И как одновременно и некстати, и вовремя нарисовался этот «чудотворец».

* * *

Пожалуй, в доме магистра появился ещё один человек, на которого мрачный антураж кабинета никак не действовал. Безумец сидел на скромном, по сравнению с другой мебелью в комнате, стуле абсолютно безучастным. Он не осматривался по сторонам, поскольку что он тут не видел? Дорогие мебель и декор? Видал и подороже: дворец старого Жреца Думата, его наставника, был несоизмеримо богаче. Грозный взгляд лорда-магистра? Видал взгляды и поопаснее. Книги, семейные фолианты, что лежали на книжных полках и соблазняли заядлого книголюба? Да, но Безумец не поддался, поскольку всё равно не имел к этим книгам доступа. И единственное, что привлекло внимание хромого мага, это трофеи, висящие на стенах. В основном это были мечи, которые ему понравились своим разнообразием, но каждый меч по отдельности он не оценивал, поскольку был магом и в оружии совершенно не разбирался. И впечатлил его только шлем кунари с рогами его бывшего владельца, повешенный над камином. Безумец даже кровожадно улыбнулся, подумав, что, будь он всё ещё в своём мире, он бы обязательно сделал что-то похожее из головы кунарийки, которая посмела взять его, магистра, в плен.

Такая коллекция хозяина дома подчёркивала его успехи в военной карьере. Вирен даже больше воин, потому что, подобно Хоуку, пользовался посохом, который легче классифицировать, как клинковое оружие. И имел атлетический стан, что, конечно же, придавало его виду ещё большей грозности, статуса и величия, поскольку далеко не все маги, кто просиживает в Магистериуме, следят за собой. Так что если сейчас сравнивать двух магистров старой и новой Империй и не знать, что один из них древний сомниари, то титул «могущественный маг» точно отойдёт не Безумцу.

Безумец не испытывал, какого-то разочарования или ненависти от новой встречи с одним из магистров, о которых он столько на юге наслышался. Об этом человеке он уже знал из записей в дневнике Алексиуса. Этих двух магистров можно было считать политическими противниками. Оба признавали «рогатую угрозу», оба работали на благо страны, только Герион был убеждён, что во все века Тевинтер силён лишь своей магией, и на собрании настаивал на увеличении финансирования Кругов, чтобы повысить общую магическую образованность, воспитать больше сильных магов, тогда как Вирен пренебрежительно относился к научным деятелям, потому что в сражениях свои жизни кладут солдаты, а не эти учёнишки, и настаивал на увеличении армии и её лучшем оснащении.

Учитывая, что в итоге Алексиус бросил все свои силы и внимание на службу Старшему, а потом и вовсе был убит, его проект так и остался лишь на словах.

И пусть Безумцу не нравилась такая солдафонская позиция этого магистра, но он отнёсся к его взгляду хотя бы с пониманием. По мнению хромого мага, Вирен заблуждается, поскольку не армией и флотом одним в своё время Империя завоёвывала континент, но он хотя бы что-то делает в этой затяжной кампании против кунари. Многие же магистры просто заняты обогащением себя и своих семей деньгами, властью и влиянием. Тот же Данариус, как говорил Защитник, экспериментировал исключительно для возвышения над своими коллегами и соперниками. Впрочем, когда Хоук это говорил, Безумец только промолчал. А что ему говорить, начать осуждать? Смешно. Учитывая, что сновидец не считал себя лучше этих «бездельников», потому что занимался исследованиями ради одной цели — получить знания и силу исключительно для себя.

И, казалось бы, раз он уже примерил на себя роль бесправного, по местным правилам, мага, то смиренно опусти голову и просто отвечай на вопросы, чтобы быстрее отпустили. Но Безумец не мог. Да ныне его титул не значил ничего, но отыгрывать раболепие и льстивое подчинение воспитание и магистерская гордость ему не позволила. Хмыкнув, мужчина подумал, что это у него точно от отца: тот тоже даже Верховным Жрецам оказывал только минимальное почтение.

Магистр Вирен же не проявлял того же добродушия к своему собеседнику. Разумеется, он ощущал полное превосходство перед ним и не обязан любезничать. Будь он хоть лаэтан, хоть южный беглец — неважно, поскольку маги альтуса всегда стоят на голову выше всех остальных. Это превосходство подчёркивали и физические качества «Стража»: где он, сильный потомственный маг и не менее профессиональный мечник, и где этот худой и больной книжный червь.

«Против порождений тьмы ему даже магию не приходилось использовать. От одного его вида твари сами со смеху помирали», — усмехнулся однажды мужчина, будучи невысокого мнения о том, кто решил потягаться знаниями с мэтрами Круга. Хотя Вирен и не верил безоговорочно, что перед ним на самом деле Серый Страж, но и сомнений не высказывал, потому что не было у него способа доказать или опровергнуть слова хромого человека. Это надо обращаться к знакомым ему Стражам, которым он верил, но попробуй их ещё найти, ведь не сидится же им на месте. Хотя и правильно, что не сидится, поскольку порождения тьмы сами себя не убьют.

И вот, казалось, если он пришёл к таким выводам, то откинься в кресло и управляй сегодняшним разговором, однако магистру многое так и не давало покоя.

Аристократичную выправку его посетителя не способна скрыть никакая мешковатая одежда. Да и ладно, если бы особенности сновидца заключались только в том, что он способен держать ровную осанку, когда сидит и даже когда ходит, ужасно при этом хромая. Так нет, сейчас гость сидел перед магистром совершенно… спокойным. Вирен, хоть этого, разумеется, не показывал, но на самом деле был удивлён, никак не ожидая подобного. Когда он только услышал о новом учителе от жены и брата, мужчина составил в своей голове образ бесхребетного оборванца. И сейчас этот образ не оправдался. Спокойным в такой ситуации можно быть только в двух случаях: либо когда глупцом не понимаешь всей серьёзности происходящего и недосягаемости человека перед тобой, либо когда всё понимаешь, но ощущаешь собственное полное превосходство и считаешь собеседника едва ли равным себе.

Разумеется, первое объяснение самое правдоподобное, потому что кто в здравом уме, если ты не архонт и не Верховный жрец, будет считать себя выше самого магистра, представителя верхушки правления, мага альтуса, тем более имеющего воинское звание? И Вирен мог простить часть этой «глупости», поскольку людям, далёким от политики, и тем более чужеземцам действительно порой сложно понять всю власть и силу, которой владеют магистры. Мужчина же всё-таки гостя пригласил в кабинет на разговор, а не чтобы слушать очередные лестные оды в свой адрес. Однако посетило Вирена и нехорошее предчувствие, что часть причин такого спокойствия хромого мага относится и ко второму случаю.

Много знать, ещё не значит быть могущественным и опасным магом. Вот таковым лорд-магистр и видел этого самоучку, но признавал, что талант у него всё-таки должен быть, потому что слабый маг бы не прожил до такого вполне почтительного возраста. Но ничего сверхъестественного. Однако Вирен ещё помнил слова жены, тоже сильной магессы, какой странной ощущалась аура хромого человека в роще, в которой, как говорят учёные, близость Тени облегчает восприятие всех магов. Вот и в чём причины? В том, что оборванец заигрался с энтропией или магией духа, и эта «странность» всего лишь след его былых экспериментов и убитых духов? Или всё-таки в том, что его собеседник, непонятного происхождения и образования, может быть равным по силе ему, потомку древнего сновидца, или, немыслимо, даже сильнее? Или ещё в чём-то?

Вирен не мог знать ответ, потому что его отношение к теоретической магии, как и её адептам, весьма скептично, и не имел никакого понятия, что там за следы способна показать Тень. И эта неизвестность его выводила из себя. В итоге злость вылилась в яростный взгляд, которым магистр посмотрел на мага. Однако и сейчас хромой сновидец даже не дёрнулся. Белые глаза человека продолжали просто посматривать на хозяина дома и ждать от него начала допроса.

— Откуда ты родом? — задал наконец-то вопрос Вирен. Конечно же, он уже знал, что гость отвечать отказывается, но уж больно мужчине хотелось облегчить себе жизнь и сразу получить ответ на один из главных мучавших его вопросов. Надеялся, что ему, магистру, столь нагло отказать не осмелятся.

— Информация о моём происхождении никак не относится к моим прямым обязанностям в этом доме, а, значит, я, получив на то право от вашей достопочтенной супруги, предпочту оставить ваш вопрос без ответа, — титул хозяина дома, впрочем, ответчика не впечатлил, и он дал тот же отказ.

Безумец с лёгкостью мог назвать себя тевинтерцем, ведь даже говорит он с очень уж схожим акцентом. Да только от этого ему самому легче не станет. Пока что о его происхождении есть только догадки, но если он сам их подтвердит, от него не отстанут, пока не перероют родословные всех домов магов. Потому что такие деловые маги просто так из ниоткуда не появляются.

На самом деле появляются. Из Тени появляются. Но об этом уж точно лучше умолчать.

Разумеется, сам лорд-магистр от такого ответа был далеко не в восторге. Так и хотелось обвинить тщедушного мага в наглости, да только где он эту наглость проявлял? Тон не повышал, не позволял себе даже усмешку, а в сказанном был в общем-то прав.

— Не думай, что всегда сможешь уходить от ответа!

— И в мыслях не было, милорд. Я не отвечаю на вопросы о том, что бы я предпочёл оставить в секрете. В остальном же я открыт для разговора. Тем более я не смею утаивать о том, что непосредственно может касаться моего подопечного или всей вашей семьи.

— А если я пересмотрю данное тебе право?

— В таком случае наш договор будет нарушен, и мне придётся этот дом покинуть, чтобы больше не злоупотреблять вашим гостеприимством.

Такой прямой ответ, лишённый лести и извилистости, с одной стороны, был очень уместен, но, с другой, Вирен был вынужден согласиться со словами Эйгона о том, в какую же паршивую ситуацию загнал их этот ломоногий змей. Вроде и в доме его держать опасно, особенно, когда в нынешнее неспокойное время, куда ни вступи, точно наступишь на чьего-нибудь шпиона, а выгонишь — лишишься спасения для своего единственного наследника.

— Если ты уйдёшь, ты не получишь доступ к библиотеке академии Минратоса, — солдатская выучка Вирена не могла ему позволить поддаваться эмоциями, а магистерская — заставила его искать нужные слова, чтобы разбить спокойствие сновидца.

— К сожалению, это так. Вряд ли мне ещё когда-нибудь представится такой шанс. Но я не могу ставить свои намерения выше нашего договора, даже если он не подкреплён юридически.

Настроение в кабинете тем временем переросло в такое, когда особенно неподготовленные уже начинали дрожать от дискомфорта и иногда даже страха. Оттого вдруг стук в дверь и последующий заход слуги был весьма неожиданным. Безумец даже вздрогнул, поскольку, приготовившись отмахиваться от нападок магистра, экс-магистр не ожидал, что их побеспокоят. Вирен хоть и усмехнулся, наконец-то убедившись, что эту каменную белую физиономию всё-таки можно застать врасплох, но и сам был удивлён постороннему. Тем более слуга нёс с собой поднос с чайником-заварником, чашками чая и тарелкой сладостей на закуску. А такого наказа хозяин не давал. Но генерал догадался, что такой наказ наверняка дала его жена. Только зачем? Чтобы за чаепитием сделать гостя более сговорчивым, раздобрить его сладостями? Или чтобы мужа отвлечь, чтобы злость из-за несговорчивости какого-то оборванца перед ним, магистром, не перешла в ярость? Вирен не мог сказать, однако кричать на всего ли исполняющего приказ слугу не стал, а даже согласился, что чай сейчас можно было и позволить. Он же не на допросе какого-нибудь дезертира, а разговаривает с, пусть и временным, учителем своего сына.

Безумец так же не отказался от предложенного чая, а даже, наоборот, с большой охотой потянулся за сладкими пирожными.

— Лорд-магистр, позволите? — спустя пару минут вежливого молчания, учтиво начал сновидец и, получив разрешение, продолжил. — Я понимаю необходимость ежедневных проверок моей комнаты вашими людьми. Но могут ли они это делать более… аккуратно? Я хочу написать книгу, структурированно изложить всё то, что может помочь вашему сыну во время реабилитации. Но после каждого обыска мой стол пребывает в неподобающем состоянии, — с напущенной наивность и вольностью заговорил Безумец.

А вот и его излюбленная тактика — играть в глупость и в наивность, чтобы его никто не воспринимал всерьёз, как всегда недооценивал. Правда, сейчас в полной мере это не сработает, поскольку напротив него сидит человек, имеющий тот же опыт пребывания в высшем обществе. Но сновидцу было важнее, что это поможет их разговору не перейти в спор, кто из них тут самый магистерский магистр, потому что Вирен так и продолжит не видеть в нём равного соперника.

— И для чего ты пишешь книгу? Себе облегчить работу?

— Как я уже говорил, эффективность лечения данного недуга, в первую очередь, зависит от желания и упорного труда самого больного. Это желание я вижу в вашем сыне, а потому хочу не только выполнить свои обязанности по договору, но и стимулировать ребёнка работать над собой. Даже если наш договор будет досрочно расторгнут, советы и упражнения, описанные в книге, помогут мальчику как минимум сохранить ту стабильность своих сил, к которой он придёт на моих занятиях.

— Что ты хочешь сделать такого, что заставит меня разорвать наш договор? — с одной стороны, магистру не понравилось, что ему опять напомнили, как сильно он и его семья зависят от этого умника, а, с другой, он не мог не воспринять это за намёк, что сновидец у них надолго не собирается задерживаться.

— Позвольте мне вольность, но это именно действия ваших подчинённых показывают, что вы не желаете меня видеть подле вашего сына, раз позволяете им срывать мою работу, устраивая беспорядок, и воровать мои записи. Я осмелюсь назвать это воровством, потому что использовать предоставленные бумаги и чернила для личных целей мне не запрещалось, фактически они являются моей собственностью, но при этом лорд Эйгон даже не информирует меня о совершенной конфискации.

Слушая гостя, Вирен даже усмехнулся, но поспешил скрыть усмешку за чашкой чая. В чём-то речь этого человека ему нравилась. Никаких лишних лести или раболепия, за которыми порой так сложно понять суть остальных слов. Говорит по делу, но при этом придерживается всех правил общения со знатью — не придраться. Именно такую манеру речи любил магистр, привыкший к военной краткости и чёткости. И хотя человек, сидящий перед ним, о краткости даже не слышал, но хотя бы чёткость есть, и то хлеб.

Отпив чай и поставив чашку на блюдце, мужчина взял в руки те самые удивившие его записи.

— Думаю, мой командир оказался слишком удивлён твоим записями, поспешил доложить о них мне и забыл тебя информировать.

— Удивлён? — Безумец изобразил самое достоверное изумление — будто бы, и правда, не понимал, что могло нынешних тевинтерцев удивлять.

— Ты же знаешь, на каком языке пишешь?

— Разумеется, на тевене.

— На старом тевене. Мёртвый язык. Даже в Тевинтере найдутся только единицы, кто его знает на подобающем уровне. Весьма неожиданно, что знаешь его ты.

— Я специализируюсь на книгах доморовых эпох, они все были написаны на всеобщем языке того времени. Очень редко эти книги переводили и осовременивали с учетом новых изменений в языке. Пришлось изучать этот язык, чтобы суметь большинство книг хотя бы прочесть, — объяснял Безумец и ведь фактически-то не соврал. Просто на самом деле по описанной им причине в своё время он подробно учил эльфийский язык. — Знание языка древности даёт мне преимущество перед моими конкурентами, писать на нём и делать расчёт для своего проекта равноценно использованию неплохого шифра.

Безумец понимал, что своей писаниной на языке, родном для него и древнем для нынешних тевинтерцев, он рано или поздно будет вынужден объясняться. Но, во-первых, своё объяснение он посчитал вполне правдоподобным, а, во-вторых, он по-другому и не мог. Сделать несколько расчётов касательно его старой задумки по завершению работы Алексиуса было необходимо, но мужчина совершенно не знал научного стиля, правил написания формул, кванторов и графиков торгового языка, на котором ныне говорит весь Тедас. Записи Гериона едва ли ему могли дать возможность познакомиться с новыми правилами написания. Может, ныне вообще в высших науках не принято формулами описывать законы, а принято писать сплошным текстом, как делали тевинтерские учёные ещё во время только становления Великой Империи.

У Вирена же почти глаз дёрнулся. На фоне тех разоблачающих догадок, которые они строили, само объяснение странного мага оказалось до смешного простым и очевидным. И вроде бы хотелось мужчине сказать, что не все так просто, что ему что-то не договаривают, а то и вовсе — лгут. Но он не мог зацепиться ни за одно подозрение.

— В таком случае как только мы вернёмся в Минратос твои записи будут отправлены на перевод. Или возражаешь?

— Не возражаю. Только не думаю, что даже если их кто-то и прочтёт, то его впечатлят мои попытки построить математическую модель Бреши. Но если такой человек найдётся, кто так же, как и я, заинтересован систематизацией фактов об этой невероятной аномалии, то я бы с удовольствием с ним встретился.

«Ещё один Тенью тронутый нашёлся», — даже с отвращением фыркнул Вирен, потому что теперь его собеседник заговорил, как очередной учёнишка. То, что сидящий перед ним маг заинтересован Брешью, магистра не впечатлило, и он только сравнил его с Каллистусом Тараевиной — учёным, когда-то до такой безумной фанатичности изучающим Тень, что в народ он вошёл, как Каллистус, Тенью тронутый.

В итоге хозяин дома только бросил, почти швырнул, на стол записи, которые так же не особо-то помогли пробить купол тайны вокруг хромого мага.

В дальнейшем у магистра больше не осталось вопросов, которыми он бы мог постараться разоблачить своего гостя. Но и завершать разговор, и отпускать нанятого учителя Вирен не хотел. Сейчас всё выглядело так, что этот хромой человек взял их семью за горло и способен диктовать любые требования, и мужчина хотел доказать, в первую очередь, для спокойствия своей же чрезмерной гордости, что это совсем не так, что он, магистр, не смеет прогибаться под каким-то там оборванцем. Одного его взмаха руки будет достаточно, чтобы от этого наглеца осталась лишь кучка пепла, одного взмаха меча — чтобы отрубить голову и больше не увидеть этого непробиваемого спокойствия, одного желания — чтобы этот глупец отправился до конца жизни догнивать в рабство.

— Я оставляю за тобой право отмалчиваться, но за это введу новое условие нашего договора: как только тебя допустят в Круг, ты уговоришь магистра Эрастенеса на встречу и вынудишь его признать, что как его советы, так и действия его ученика, Ливиана, принесли моему сыну вред. В ином случае в умышленном причинении вреда моей семье и клевете будешь обвинён уже ты.

Безумец понимал весь смысл этой задумки. Его хотят загнать в рамки не обоюдного сотрудничества, а подчинения. Его нынешнее положение не позволит ответить на обвинения таких высокопоставленных людей, его признают виновным. И тогда это он уже станет обязан этой семье и в благодарность за замятое дело будет вынужден служить им чуть ли не на правах раба. От омерзения, что их разговор перешёл на такой тон, но при этом чувствуя, что именно это для него всё очень знакомо, сновидец не сдержался и усмехнулся.

— Я сказал что-то смешное?! — тут же возмутился магистр Вирен, когда вместо страха, обречённости или хотя бы глупого непонимания увидел ухмылку на лице собеседника.

— На самом деле, да. Догадываюсь, что ни один магистр не посмеет признать свою ошибку публично и превосходство своего безродного оппонента. Получается, милорд, вы желаете оскорбить господина Эрастенеса, поставив его в столь неловкое положение. Этим вы вынуждаете его вызвать вас на дуэль. Если же вы считаете, что лорд-магистр не будет унижен по причине того, что я не способен отстоять свои знания и доказать свою правоту в данном вопросе, значит, вы ставите под сомнения мою компетентность, и вызвать вас на дуэль должен уже я.

Вирена бы даже позабавило сказанное. Да, Безумец озвучил очевидное всему высшему обществу, но только говорить об этом вслух, буквально в лоб, в том же обществе совсем не принято. Однако магистр, в первую очередь, зацепился за сами слова.

— Хочешь вызвать меня, магистра, на дуэль? Уверен, что справишься? — тут же голодным взглядом шакала хозяин дома уставился на гостя.

И чем больше он смотрел на своего уже возможного оппонента, тем больше считал его недостойным соперником. Но «недостойность», разумеется, не была бы поводом отказаться от вызова, а даже, наоборот, магистр его жаждал, чтобы проучить наглеца.

— Нет, не уверен. Но, насколько я слышал, к магу, не ответившему на оскорбление своей чести, принято относиться, как к рабу, — на фоне вновь накалившегося окружения спокойный ответ Безумца уже выглядел чем-то комичным.

Впрочем, его слова уже не смогли помочь закрыть эту тему. Вирена, с одной стороны, одолели азарт и любопытство проверить на деле этого говоруна, а, с другой, его возмутил уже сам факт, что какой-то безродный заимел смелость хотя бы на словах рассматривать дуэль с ним.

— Вот давай и проверим, на что ты способен, — с этими словами глава дома взял в руки свой посох.

Теперь изменился и его взгляд. Взгляд уже не был шакальным, горящим от предстоящего зрелища, а, наоборот, холодным, расчётливым, с которым обычно, не колеблясь, убивают.

Безумец признавал силу соперника, отметив, что не зря маги альтуса своим статусом кичатся. Так же сновидец с восхищением относился к тому, что этот человек развил в себе не только магическую силу, но и физическую, являясь неплохим мечником. Будь они на настоящей дуэли, старому магистру пришлось бы создавать очень сильные барьеры, чтобы защититься от стихийной магии оппонента. Тому, кто не способен даже нормально ходить, ещё бы труднее стало, если бы солдат перешёл на ближний бой, — спасёт только оборотничество. Нет, гордость Безумца не позволила бы назвать это противостояние тяжёлым, но он признавал соперника достойным, считал, что именно он ближе всех к своим предкам, почти равен тем, с кем судьба пересекала старого мага в своё время. Да только всё это зрелище было бы в том случае, если бы Вирен стал использовать свои преимущества, однако сейчас он преследовал иные цели, нежели спалить соперника в смертельном поединке.

Вояка решил использовать одно из заклинаний энтропии, которое позволяет ослаблять тело жертвы, а при определённом подходе сильные заклинатели могут насылать даже продолжительные параличи или доводить до агонии болью. Так он и хотел проверить говоруна. Если хромой маг действительно умный, то он поймёт, что с ним хотят сделать, и постарается защититься, чтобы вскоре не кататься по полу в шоковом припадке. Но только Вирен, как и многие другие боевые маги, в основном полагается на стихийную магию. Эта школа самая полезная в пылу сражений, когда тебе никто не даст времени, чтобы долго стоять и сосредотачиваться ради создания парализующего эффекта или морока на врага. Но из-за того, что стихийная магия самая простая в создании (представь в своей руке огонь — он и появится), адепты этой школы привыкают к прямолинейности. Из-за чего Вирен использовал и заклинание энтропии, можно сказать, в лоб. Да, такое использование допускается, кто-то и магию крови призывает так же, без какого-либо изящества и уважения к этой магии, удивительной своей природой. Однако прямолинейность не лучший способ, потому что энтропия требует осторожности, сосредоточенности, аккуратности. Если захватываешь чьё-то тело, надо делать это как можно более незаметно для жертвы, особенно, когда жертва — это другой маг. Энтропия не для торопливых: поспешишь, ошибёшься — и вся её мощь обрушится уже на самого призывателя.

Чужое непрофессиональное вмешательство способен обнаружить любой обученный маг, что уж тут говорить о сновидцах. Так что Безумец с самого начала понял намерения лорда-магистра. Эти чужие магические потоки, которые вторгались в его сущность, просто нельзя не почувствовать. Честное слово, это уровень юнца, старающегося нагнать сонливость на своего учителя и сбежать с урока пораньше. Но, конечно же, этот юнец никуда не сбегал, а получал указкой по рукам и был вынужден ещё после урока писать подробный разбор своей шалости, самостоятельно додумываясь, где он ошибся. Вот и Безумец не понимал, как боевой маг мог допускать те же ошибки. Он настолько самоуверенный, недооценивающий своих противников? Тогда как он до сих пор жив, ведь на войне любой упущенный факт, любое недооценивание командованием — фатальная ошибка? Или он просто не догадывался о своих ошибках? Если так, то Безумец решится воздержаться от издёвок, понимая, что недостатки магического образования вполне позволяют не видеть различий между школами магии. Всё-таки Вирен солдафон и боевой маг, а, значит, молодость он посвятил военному делу, а не магическим наукам.

— Мне допускается защищаться способами, которые могут принести вам… дискомфорт? — осторожно уточнил Безумец, заодно сдержался от возмущения, что эта проверка не может считаться честной, поскольку он-то был без посоха.

Хорошо, сомниари сторонился мнения, что маг должен быть опасен без посоха, а если бы на его месте был типичный «ленивый» маг? Что бы ему тогда в такой ситуации делать, а?

— Допускается! — рыкнул Вирен, мол, сделай уже хоть что-нибудь, мне надоело ждать.

— Как скажете, — смиренно ответил Безумец, незамедлительно захлопывая оппоненту доступ к Тени.

Визуально, это можно бы изобразить, как потоки энергии, словно щупальца, тянулись от одного мага в Тень, а затем — к другому, были срублены неожиданным блоком, словно гильотиной — голова. И пусть эти потоки не физическая часть мага, но их отсечение будет ощущаться так же, как отрубание пальцев или даже рук.

Через мгновение на весь кабинет раздался крик мужчины от столь неожиданной нахлынувшей на него агонии. Выронив посох, он схватился за голову, вцепился в свои волосы, портя обязательную причёску, забился чуть ли не в припадке из конвульсий. Каким-то чудом магистр не опозорился ещё больше, не упал на пол.

Конечно же, такие крики нельзя не услышать. Так что через ещё одно мгновение дверь в кабинет нараспашку раскрылась, и сюда вбежали все: жена, командир, телохранители. И пока первые двое подскочили к своему родственнику, последние окружили предполагаемого виновника и наставили на него мечи. Безумца это не напугало, потому что подобного и стоило ожидать. А пока стояла паника, он сидел и допивал чай, заодно утащил под шумок с тарелки несколько долек мармелада в карман.

— Безумец, как вы это объясните?! — не заимев успеха в попытке привести в сознание своего мужа, который теперь хоть не кричал и не бился в припадке, но дрожал и что-то шептал в бреду, Ирена строго посмотрела на нанятого ею учителя.

— Миледи, господин магистр хотел проверить мои способности, использовал сложное заклинание паралича и приказал мне защищаться. И я вот… как получилось, — объяснялся Безумец, снова не забыв добавить нотку наивности, будто он и не знал, что такие последствия будут.

Эти слова подтвердил сам пострадавший, когда первые проблески сознания к нему вернулись. А спешил подтвердить он специально, чтобы телохранители со страху не растерзали хромого.

Ирена поверила, а потом и додумала, что именно здесь произошло. И уже обвинила в происходящем она не гостя, а мужа. Причин злиться на первого не было, так что вскоре женщина, ласково извинившись перед хромым магом, разрешила ему наконец-то покинуть кабинет. Чем Безумец с удовольствием и воспользовался. Получив от солдат свою трость обратно, сомниари поднялся, учтиво поклонился своим нанимателям и безмятежно поплёлся восвояси, разумеется, полностью довольный свершённым. Бившийся в агонии соперник-магистр — вообще отдельный вид прекрасного зрелища. А между тем вслед за магом из кабинета женщина выгнала и всех телохранителей.

Когда трое оказались в комнате вновь одни, Ирена строго посмотрела на мужа, которого брат почти откачал от шока и теперь отпаивал водой. Очевидно, такие «проверки» ей по вкусу не пришлись. Она понимала, чем могла закончиться такая проверка для гостя, если бы он не смог защититься. Тем более какая же эта проверка, если даже он был без посоха!

— Так, дорогой муженёк, вот что я тебе скажу. Если тебя не устраивает, кого именно я наняла для спасения нашего сына, то можешь продолжать искать. Но пока ты не найдёшь того, кто способен хотя бы в половину сделать то же, что делает для нас Безумец, не смей к нему даже приближаться со своими «проверками»! — сказав это, магесса с гордо поднятой головой развернулась на каблуках. — И надейся, что бы завтра же слухи о твоём позоре не разошлись уже по всему Тевинтеру, — напоследок добавила она и вышла за дверь, планируя попозже вновь поговорить с гостем и убедить его молчать, чтобы эти слухи действительно не разошлись.

Братья остались одни. И если один из них пока ещё плохо воспринимал реальность, отходя от шока после такой сильной боли, то вот второй, очевидно, огорчился, увидев гнев магессы.

* * *

За эти месяцы их встречи в Тени стали даже какой-то традицией. Чувства неестественности или хорошо скрытого пренебрежения, потому что каждый был предвзятого мнения о расе другого, уже не было. Они оставили все эти предрассудки в реальности и позволили себе погрузиться в простоту Тени. Темы их разговоров подчёркивали эту простоту. Они не обсуждали нынешнюю обстановку, не рассказывали о своих планах, намерениях, не садились за круглый стол, чтобы построить грандиозный план. Просто два мага, которые гордятся своим даром и безоговорочно, для нынешнего мира — даже фанатично, любят магию и Тень. Именно они и были основными темами их разговоров. Безумцу было что послушать про Тень и её обитателей. Всё-таки он, с юности обучаемый с девизом «все духи — лишь твой расходный материал», не мог знать о них много. А вот Соласу было интересно послушать про империю людей древности, их магию. На правах ещё более древнего создания он, конечно, мог задрать нос и сказать, что ни одни человек за всю их историю не способен переплюнуть сновидцев Элвенана. Однако он разумно признавал, что, несмотря на наглое воровство у эльфов людьми, когда те строили свою империю, тевинтерская культура в конечном итоге смогла развиться во что-то отдельное и уникальное. Тем более выделялась магия людей.

Магия древних элвен, привыкших к неспешной жизни, была такой же неспешной, созидательной. Люди же приспособили магию под свою скорость жизни, сделали её быстрее, более бесконтрольной. Они предпочли быстроту и прямолинейность огненных шаров аккуратной, медленной работе со стихиями и их настоящему подчинению, а пассивную, но очень частную магию духа прекрасным миражам и иллюзиям. В целом в угоду скорости они пожертвовали разрушительностью. Вон Синоду, чтобы хотя бы прикоснуться к творению Лорда Обмана — Завесе, понадобилась кровь не одной тысячи убитых эльфов. Однако Соласа именно эти заклинания и интересовали, помогали проследить развитие этого нового быстрого мира и самой людской расы. Тем более не ему брезговать чем-то быстрым и агрессивным. Он привык к созиданию? Ага-ага, Завеса и Тень, которая запомнила горе каждого эльфа умирающей по его вине Империи, сейчас дружно посмеялись.

Можно ли сказать, что эти встречи приблизили двух магов с вроде бы непримиримыми взглядами к порогу дружбы? Вряд ли, поскольку они оба часть высшего общества шакалов, интриг, предательств и убийств знали прекрасно, как же дорого и опасно называть кого-то другом. Тем более знаток Тени продолжал видеть в магистре препятствие для своего плана по спасению Народа, когда Корифей будет побеждён, а он вернёт себе силы. Да, с одной стороны, где он, эльф, за плечами которого тысячелетия жизни, и где этот пусть умный, ненормально одарённый, но всё-таки обычный человек, который едва ли прожил полвека. Только не надо забывать, что этот «обычный человек» сумел просуществовать в Тени тысячелетие, не сгинуть в её пучинах, что вообще-то считалось невозможным. Ныне Солас остановился на версии, что такое могло произойти только в том случае, если и сама магическая природа Безумца была невозможной, что позволило ему выйти за известные законы. Волк о подробностях мог только догадываться, но этого и так было достаточно, чтобы начать опасаться мага и считать его вполне угрозой своим планам.

А раз эльф видит в нём будущую угрозу и соперника, то и о никакой дружбе говорить не приходится. Возможно, когда-то это и изменится, но не сейчас.

— По-твоему, когда-нибудь наши расы смогут сосуществовать на равных правах в Тедасе? — однажды спросил Солас.

Безумец не посчитал этот вопрос чем-то странным. Часто их разговоры переходили в подобные бессмысленные размышления. Бессмысленные они, потому что размышлять о мире, о том, как бы было лучше, бессмысленно, когда это не заходит дальше обычных слов. Но просто поразмышлять магистр был не против.

С другой стороны, не тевинтерца спрашивать об эльфийской проблеме. Но Солас всё равно спросил, потому что знал, что Безумец способен выйти за пределы своей картины мира. Это ему даётся даже легче, чем самому обманщику

— Навряд ли. За века люди слишком привыкли к бесправию эльфов, а эльфы — к ненависти к людям. Официальным рабство осталось только в Тевинтере, но всем известно, какую сторону данного сосуществования олицетворяют эльфинажи. Но заставь диктаторов ослабить гнёт, и рабы припомнят все свои обиды. Это приведёт к новым конфликтам, войне, а в конце которой сторона победителя снова установит диктатуру над проигравшей стороной. Это неизбежно. Исторический пример — восстание Андрасте, во время которого эльфы организовали самое массовое и удачное своё восстание. Приступили к кровавой беспорядочной резне. Только это ещё больше озлобило тех людей, кто эту резню пережил. Это объясняет, почему даже после падения Империи и, следовательно, рабства, свободнее эльфы не стали. Освободились только те, кто сумел сбежать в Долы, да и то ненадолго.

— Как думаешь, из-за чего пали Долы?

— Не так просто ответить сразу. Официально считается, что Церковь организовала Священный поход из мести за бездействие Долов во время Мора. Причину можно назвать веской. Мор — это не то время, когда стоит ставить свои амбиции превыше судьбы мира. Об этом помнили герои Первого Мора, которые создали Право Призыва, но они даже не догадывались, какими беспечными окажутся их потомки. Даже удивительно, что мир сумел пережить остальные четыре, — Безумец вспомнил Пятый Мор, о котором читал. Да, он оказался самым коротким, но ведь каковы его успехи? Первому Мору тедасцы сопротивлялись два столетия, но во время Пятого зато всего лишь за год почти пало целое государство. И это Ферелден, страна, казалось бы, воинственных людей и хороших солдат. И оно бы пало, если бы не действия Героя Ферелдена. Но даже это люди уже успели забыть, и, спустя всего десять лет, его святой образ уже обгажен всеми возможными способами. — Но даже не в бездействии во время Мора дело. А в их дальнейшей абсолютно дикой, неумелой политике. Едва окрепнув, эльфы Долов снова вспомнили о своих былых обидах, уже возомнили, что их малочисленному народу хватит сил бросить вызов Орлею, тогда с Долами граничащему. Так что Священный поход оставался лишь вопросом времени.

— Значит, стоял бы во главе Долов более умелый правитель, они бы выжили? — внимательно слушал Солас и не перебивал.

— Опять это всего лишь временная мера. Когда-нибудь любой умелый правитель сменится на сторонника радикальных мер, и опять бы всё было так, как нам уже известно. А даже если бы Долы старались во всем потакать соседу, это бы их не спасло. Орлею не нужен такой опасный непредсказуемый сосед, имеющий желанно много земель, а Церкви не нужны были язычники в такой непосредственной близости от её центра. Рано или поздно, если бы Долы не развязали войну, их бы спровоцировали. Именно последнее и делает бессмысленным попытку образования новых Долов ныне. Мир уже давно поделён на сферы влияния, ни одна страна не уступит свои земли, не станет ослаблять себя ради того, чтобы ратусы вновь почувствовали себя свободными. Тем более это опасно. Не трудно узнать, что Долы сами спровоцировали войну, а учитывая известную агрессивность нынешних долийцев, повторение истории очевидно. Единственные оставшиеся свободные земли — это Тедас. Но выжить там и сформировать целое государство… на грани невозможного.

— Тедас? — заметил оговорку Солас.

— Да, не Тедас, а его окраины, Viridis, — поспешил исправиться Безумец, поскольку это в его время Тедасом называли любые земли за пределами Тевинтерской Империи, а сейчас-то так зовётся весь мир.

Эта оговорка дала понять, что магистр так и не свыкся с нынешним миром, заставила знатока Тени улыбнуться. Эльф прекрасно понимал его, поскольку не свыкся с этим веком усмирённых и он сам.

— По-твоему, у эльфов есть спасение?

Всё сказанное собеседником Солас прослушал внимательно. Точка зрения человека, чьё мнение если и не прислушиваться к нему, то можно хотя бы выслушать, лишь подтвердила уверенность Волка в своей затее. В том, что Народу, исправляя старый мир, не помочь, лучше — начать всё сначала.

Вопрос эльфа, на который бы стоило дать простой ответ «нет» и закрыть эту тему, погрузил Безумца в раздумья. Соласа это заинтриговало — неужели в столь безвыходной (кроме массового геноцида расы людей) ситуации он видит решение — заставило в очередной раз убедиться, что правильного человека он спрашивает. Да, Безумец настоящий тевинтерец с головы до наконечника своей трости, а полное бесправие эльфов для него всё так же норма, самый обычный порядок вещей. Но он человек широкого кругозора, открыт для всего нового, неизвестного, и способен даже с некоторыми эльфами говорить на равных. Тем более он интересуется Элвенаном, не как варвар, видя в нём объект, который надо разграбить и уничтожить, а как историк, видя цивилизацию, недостойную забвения, и прошедшую весьма поучительный для потомков путь.

Разумеется, нотки собственного превосходства и предвзятости в его тоне проявляются, так и у Соласа они есть, даже более заметные в силу возраста.

Безумец пока молчал, зато начало меняться окружение. Выбор места следующей встречи так же стал традицией для двух сновидцев. Они воссоздавали по памяти те места, в которых побывали когда-то сами. Чаще всего эти виды были связаны с природной местностью, но иногда они воссоздавали архитектуру и дворцы своих Империй. И если с Безумцем всё понятно, то вот Солас называл всё это тем, что ему «показала Тень». Например, сегодня они стояли в залах какого-то строения давно умершего Элвенана, полного зелени и с видом на долину, древний город эльфов, находившийся в тени огромной статуи из скалы, той самой, которую Эльгарнан приказал возвести за один день, жертвуя жизнями тысяч рабов. Этот вид не был любимым для знатока Тени, скорее он хотел показать собеседнику очередное свидетельство тщеславия эванурисов в общем и отменной хотелки у солнцеликого в частности. И сейчас весь этот вид давно минувших дней растворился в зелени Тени, а перед ними образовался стол с картой мира. С картой мира времён расцвета Империи Тевинтер. Так что Соласу пришлось исправить карту с учётом нынешней политической обстановки, за что получил молчаливый кивок в благодарность.

— Если признать за истину, что сосуществование в пределах одних городов невозможно без тотального изменения сознания сразу двух рас, а разделение на разные государства невозможно без скорых территориальных конфликтов, то я выдвигаю предложение об уходе эльфов с континента, например, сюда, — заговорил наконец Безумец и указал на остров Сегерон, что в северном море и граничит с Тевинтером.

— Когда-то весь мир принадлежал нам. И нам же уходить?! — такая идея, пусть и в теории, совсем не пришлась по вкусу Ужасному Волку, он нахмурился.

— А потом весь мир принадлежал нам. Но это не значит, что всё нужно возвращать. Наши Империи главенствовали, да, но их время прошло. Историю не возвращают, на ней учатся. Жаль Сетий в своём безумии этого уже не понимает, — пожал плечами хромой маг.

— Даже если ничего уже не вернёшь, разве бегство не считается позором для наших предков?

— Позором можно назвать день падения Арлатана, а всё, что дальше, — просто безликое существование. Я уже говорил, ваше бессмертие сыграло с вами злую шутку — вы очень медленно адаптируетесь. Поэтому государственное образование эльфов не может сосуществовать рядом с людскими, участвовать в одних политических дрязгах. В случае военных конфликтов — а они неизбежны — вы слишком медленно перестраиваете свой жизненный уклад. Так было во время завоевательных походов по Элвенану, так, я думаю, было во время Долов. Долийцы выигрывали, когда воевали на территории врага, но стоило Орлею перейти в контрнаступление, как вскоре боевые действия переместились на территорию Долов. Подобное требует моментального реагирования и полной перестройки тактики войны. Эльфы не успели, раз мы знаем, чем эта война закончилась. А когда долийцы проиграли, большинство согласилось на рабство в эльфинажах. Как и после падения Арлатана, — теперь же Безумец посмотрел на собеседника. — Эльфы уже дважды сдали свою столицу, а тевинтерцы — ни разу. Не думаешь, что пора бы учиться на своих ошибках?

В чём-то слова человека звучали оскорбительно, в чём-то презрительно, но Солас не поддался вспыльчивости. Да, кричать о людском варварстве и тирании можно бесконечно, чем, в принципе, эльфы и занимались со времён падения своей Империи. Но а если не просто помнить эти события, но ещё задаться вопросом «как», то Безумец окажется прав. Покорность, которую привили эванурисы своему Народу, вынудила эльфов уже во второй раз в истории добровольно сдаться в рабство победителям. И именно это Соласа злило сильнее всего. Он старался спасти свой народ, освободить, но в итоге не только изуродовал мир, но и оставил их без помощи.

Сколько ему самому понадобилось времени, чтобы стать мятежным богом? Много. Сначала были века упоения своими властью и безнаказанными возможностями, и только много позже он подумал, а «так жить всё-таки неправильно». Ну почему он ещё тогда не подумал, что эльфам, тысячелетия жившим в рабстве, просто не хватит времени, чтобы измениться? Почему не сделал всё возможное, чтобы сохранить свои силы, чтобы остаться и направить Народ, помочь передать своё видение свободы? Он так сильно хотел избавиться от виновников всех бед, что сам забыл о тех, ради кого старался. Изуродовал их природу, лишил бессмертия. И бросил.

Были бы они в недремлющем мире, эльф бы не позволил себе поддаться эмоциям, какими бы сильными они ни были. Но здесь, в Тени, всё проще. Из-за чего раздумья или даже шок Соласа очень отчётливо отобразились на его лице.

Безумец, лицезрев эти терзания, конечно же, удивился. Он не понимал, почему эльф так реагирует. Всё равно, что бы тогда ни произошло, это «тогда» было немыслимо давно. Как и не понимал, причину такого приступа озарения. Что его удивило? Что эванурисы изуродовали сознание целой расы? Так они давно уже поднимали этот вопрос и оба согласились с данным фактом. Но спрашивать мужчина не стал, а лишь с интересом косился на собеседника.

— Чтобы воссоздать свою культуру, эльфы Долов ушли в изоляцию. Верное решение в их ситуации. Но, к сожалению для них, невозможно долго сохранять свою безучастность, находясь рядом с центром мировой политики. Поэтому я считаю, лучшим решением будет покинуть эти земли. Пока страны континента варятся в котле территориальных, военных и прочих конфликтов, там, на острове, эльфов бы это не коснулось. Думаю, даже Церкви было бы всё равно, что происходит на каком-то там острове в северном море, когда ближе столь ненавистный ей Тевинтер. Тем более такое местоположение отдаляет наступление войны: воевать с государством, отделённым морем, всегда сложнее, чем пешими войсками пересечь границу. Так что всё это в совокупности и при правильных действиях могло дать эльфам немало времени, чтобы закрепиться на острове. Что же будет дальше — не берусь предугадывать, поскольку всё зависит от следующих поколений. А, смотря на то, что осталось от Тевинтера, могу сказать, что нет предела бездарности потомков, — объяснил Безумец свою задумку. — И, разумеется, вся моя идея идеализирована. В реальности же слишком много факторов делают её хуже остальных вариантов, — напоследок признался он.

— Каких? — но Солас не поверил в эту категоричность и захотел услышать эти факторы.

— Я немного смыслю в военной науке, но, во-первых, думаю, манёвр захвата острова должен быть неожиданным и очень стремительным. Как у кунари. Ведь им такая тактика позволила во время своей первой высадки на континент захватить большую часть Тевинтера. А ещё на Сегероне ведут боевые действия три силы: тевинтерцы, кунари и местные партизаны. И выбивать их всех нужно без разбора и жалости одним ударом, иначе затяжные сражения продолжатся, просто будет втянута и четвёртая сторона. Для подобного эльфам уже потребуется немалые силы, в идеале — хорошая армия, а так же очень умелый полководец, способный к быстрому реагированию. Во-вторых, если захват будет успешен, ещё больше сил понадобится, чтобы остров удержать. Пока что Тевинтер, что Пар Воллен не поймут, что штурм новых хозяев острова сопровождается слишком большими расходами и жертвами, они не оставят остров в покое. У эльфов такие силы есть, я знаю. Но как много в нынешнем мире сильных магов, способных повторить хотя бы упрощённое подобие тех самых защитных заклинаний Элвенана? Ну, а в-третьих, если каким-то чудом получится реализовать и это, закрепиться на острове, то как долго они сами смогут держаться в изоляции? Эльфам нужна крепкая идеологическая идея, заставляющая их не покидать остров, в ином случае довольно-таки скоро придут правители, которые начнут строить свою политику вокруг идеи мести континенту и триумфального возращения на родину по головам людей. Сплочение перед единым врагом эффективно, но в долгосрочной перспективе вероятней исход, что люди сами сплотятся против очередных захватчиков, как это было во время кунарийского вторжения, как и во время войны с Долами. И история вновь повторится. Так что да, это всего лишь моя теория.

И всё же Солас оставался не так категоричен по отношению к услышанному. Даже, наоборот, свежая точка зрения на данный вопрос вновь погрузила его в размышления. А почему бы, собственно, старому эльфу не сделать банальное — сесть и просто подумать? «Не думаешь, что пора бы учиться на своих ошибках?» — Безумец и сам не знал, как же он точно задел этим вопросом копившиеся внутри Волка сомнения. Да, Солас признавал, что события, которые он спровоцировал, имели некоторые… недочёты, шли не совсем так, как он задумывал. Но гордыня бы ему не позволила признать это ошибками.

С чего бы это быть ошибкам? Эванурисов больше нет? Нет. Здорово, план сработал, и неважно, что из-за этого пала великая империя эльфов. Завеса теряет стабильность? Теряет. Здорово, и неважно, что только теперь этим пытается воспользоваться обезумевшее порождение тьмы. Всё это лишь недочёты, нюансы. Не ошибки.

Но вот если отбросить гордыню? Действительно, не пора ли увидеть свои ошибки и хоть чему-то научиться? Фен’Харел уже дважды так мчался спасать свой Народ, что как-то не заметил, что Народ и вынужден потом расхлёбывать последствия от его «спасения».

— Есть ещё один исход. Мы развяжем с людьми войну на истребление.

— В таком случае я лично пущу тебя на свойства…

Загрузка...