Из Тени (Dragon Age)

Глава 33. Измерение Завесы

В последующие дни имение Амеллов вернулось к тишине последних лет. Двое знакомых Гаррета отбыли обратно в Скайхолд дальше геройствовать, а оставшимся составом уже не было смысла собираться. Тем более и магистр, нагостившись, изъявил желание уже в скором времени покинуть угрюмый город и отправиться дальше. Однако в один день на пороге дома оказался ещё один необычный посетитель к величайшему неудовольствию хозяина.

— Такими темпами мой дом скоро станет проходным двором! — бурчал Хоук. — Ну говори, что вашей Инквизиции такого от меня понадобилось, что ты проделала весь этот путь лично?

Гневная тирада Защитника сейчас была направлена на стоящую у входной двери женщину, спрятавшуюся в тёмном плаще. Отчасти за этим плащом она пряталась от дождливой непогоды скалистого города, а отчасти чтобы скрыть себя. Лелиана могла ходить слишком быстро, незаметно и тихо — каждый шаг её был бесшумен, а полы плаща ни разу не шелохнулись, — чтобы быть незаметной в любой толпе. Хоука даже удивило, что женщина решила на этот раз воспользоваться дверью, а не проникнуть в дом тёмной тенью.

— Я прибыла в Киркволл, в первую очередь, по делам Инквизиции. А твой дом я посетила, когда узнала о личности твоего гостя.

Лелиана говорила холодно, в своей привычной манере, но при этом Гаррет заметил изменение в тоне её голоса в более дружественную сторону. В отличие от того раза, когда Соловей прибывала в Киркволл с проверкой и предложением Владычице Церкви уехать из с каждым годом всё более неспокойного города, сейчас она не строила из себя образ таинственной и недостижимой Левой Руки. Это давало Хоуку уверенность, что появление этой женщины не обернётся для него новыми проблемами.

— Да кому ты рассказываешь?! Ты из своего курятника и носа не казала, а тут вдруг решила заявиться лично в город, в котором — ой, как удачно — засел магистр.

Лелиане точно не понравилось, как пренебрежительно обозвали крышу ротонды замка Скайхолда, под которой она организовала дом своим пернатым помощникам, однако упрекать Гаррета Канцлер не стала. Не тот перед ней человек, которого бы можно было призвать к менее экспрессивному тону.

— Ты можешь организовать нам встречу в своём доме без посторонних лиц? — без лишних прелюдий перешла Лелиана к сути.

— Ага, впусти я тебя, а за тобой ещё толпа храмовников ввалится?!

— Вместе со мной в Киркволл не прибыло ни одного отряда храмовников, в ином случае, думаю, капитан Авелин тебя об этом в первую очередь бы известила.

Канцлер сняла с себя плащ и передала на хранение прибежавшей служанке, тем самым позволив хозяину дома на себя взглянуть и убедиться, что не было в её планах опасных намерений. Заодно взглянуть и тому, встречи с которым она ожидает. Лелиана была уверена, что магистр уже знал о её появлении и решил сам оценить обстановку (возможно, уже проверил и отсутствие оцепления вокруг дома), поскольку услышала где-то неподалёку хлопанье вороних крыльев.

Хоук хмурился, но в конце концов решил опасного убийцу впустить, видимо, тоже услышав звук крыльев. Он расценил по-своему: если сновидец всё ещё где-то поблизости, а не сбежал, значит, он не увидел в появлении Канцлера непременную опасность.

Гаррет дал согласие и взмахом руки приказал гостье следовать за служанкой, а сам поплёлся замыкающим: повернуться спиной к профессиональному барду он не осмелился. На тот момент, когда они оба оказались в главном зале, магистр, стоя в проходе, ведущем в библиотеку, их уже ожидал. При виде нужного ей человека Лелиана точно порадовалась, оценила, убедилась, что с прошлой их встречи он совсем не изменился. Впрочем, и она не изменилась: всё так же до паранойи обвешанная смертоносным оружием. Обменявшись вежливыми приветствиями, тем самым они оба дали согласие на беседу.

— Так же, Хоук, пользуясь случаем, я должна сообщить, что Инквизиция так и не получила от тебя отчёта. Через Варрика ты его тоже не передал.

— А с чего я его должен вообще писать? Вам и без меня уже всё, что надо, известно.

— Однако у нас всё ещё нет подробного описания событий, которых ты был участник, начиная с нападения кунари вблизи Амарантайна и вплоть до твоего возвращения в Киркволл.

— Вон ещё один участник, — указал Гаррет на хромого мага. — Его и припахай к этой вашей писанине. Он только порадуется лишнему шансу поумничать.

— Обязательно попрошу. Но Безумец имеет право нам отказать, так как не ведёт дел с Инквизицией. Ты же, Хоук, в момент похищения находился под командованием Кассандры, поэтому хотя бы ей, как командиру, ты должен отчитаться.

— Если ей надо, пускай сама сюда является и записывает! — Хоук упрямо не хотел заниматься писательством.

Но Лелиана тоже не хотела отступать.

— Хорошо, мессир Хоук, вы были услышаны. Я сообщу Кассандре Пентагаст о вашем любезном приглашении погостить в вашем доме. Уверена, она с удовольствием примет ваше приглашение и прибудет сразу же, как только освободится.

Защитник пуще ощетинился как от столь издевательского официоза, так и от очевидного намёка, что так просто от него не отстанут.

— Ладно-ладно, — вскинул руками мужчина. — Ещё храмовников мне тут не хватало. Щас напишу. Эй, ты, усыпи её своей болтовнёй, как умеешь. Мне нужно время, — напоследок обратившись к магистру, стоящему в стороне, Хоук гневно потопал в свою комнату.

— Я подожду. Твоя спешка не пойдёт отчёту на пользу, — успокоила его Лелиана.

— Не надо мне тут одолжений делать! — это последнее, что они слышали, перед тем, как дверь в кабинет хозяина дома с грохотом закрылась.

Когда два человека, оставшиеся в зале, переглянулись между собой, то заметили улыбки на лицах друг друга и поняли, что им одинаково весело дразнить вспыльчивого Защитника, а поэтому уже сдержано, но искренне посмеялись. После же Безумец предложил проследовать за ним в библиотеку, которую Гаррет не скупился отдать ему полностью в личное пользование на время проживания.

Их последняя встреча прошла мирно, поэтому сегодня гнетущей напряжённости, как раньше, не ощущалось. Они оба умные, хорошо воспитанные люди, так что прежде чем хвататься за оружие, предпочтут договориться в случае появления разногласий. Однако не скажешь, что они могли сесть и непринуждённо заговорить, как старые друзья. С их последней встречи прошло достаточно времени, чтобы каждому из них поменяться. И он мог начать симпатизировать задумке Корифея, и она могла признать, что перед ней монстр-малефикар, с которым разговор короткий: усмирение. Необязательно это случится, но шанс был велик. Именно поэтому, когда скрылись в комнате от посторонних глаз и ушей, они ещё какое-то время молча друг на друга поглядывали, вежливо позволяя привыкнуть. Лелиана хотела убедиться в правдивости полученной от Варрика характеристики, а Безумец желал подтвердить слова своего юного агента, что за всё это время Совет, в частности Канцлер, не делал каких-то радикальных заявлений о втором магистре.

Когда их молчание переходило из момента вежливости в гнетущую тяжесть, Безумец решил его нарушить, пригласив собеседницу поучаствовать в чаепитии. Им он, собственно, и занимался, и попутно на рабочем столе продолжал возиться с расшифровкой дневников, пока его не потревожило неожиданное появление Канцлера. Лелиана дала согласие, поскольку не собиралась устраивать из сегодняшней встречи какой-либо пугающий допрос, и заодно едва сдержала улыбку. Её позабавило, что что-то подобное уже было в прошлый раз. Да даже похожий свёрток с конфетами, накупленными мужчиной, сейчас лежал на столе. Если сновидец в чём-то и изменился, пока был на севере, то точно не в своей любви к сладостям, и это успокаивало.

— Позвольте выразить вам, Лелиана, моё восхищение из-за успехов Инквизиции в кампании против нашего общего врага, — вскоре Безумец уже решил и заговорить. Заодно словосочетанием «наш общий враг» он сам дал ей понять, что, действительно, многого с момента их последней встречи в его взглядах не изменилось. — Если вспомнить, с чего всё началось и что ваша организация так и не смогла найти себе достойного лидера, который бы стал символом вашей борьбы, вы точно совершили невозможное.

— Благодарю, Безумец. Только это наши общие заслуги, — подправила его Лелиана, чтобы магистр не принижал старания остальных участников Совета. Она же не Инквизитор, чтобы её заслуги рассматривать отдельно.

— Однако без хорошо организованной агентуры и в её главе лица, знающего, что творится в мире в любой момент времени, успехи остальных не имели бы смысла, — не согласился Безумец, считая, что Тайная Канцелярия — это важнейший орган в любой организации и государстве. Без работы шпионов все дипломаты и военные будут буквально ослеплены и не способны к правильному и своевременному реагированию.

Лелиана кивком приняла его слова, не стала больше спорить или обвинять в лести. Если он так считает — его право. Он имеет право на своё мнение, как любой другой человек.

Действительно, человек. Умный человек. Не монстр.

— Позвольте и мне отметить последствия ваших действий. Не знаю, что вы сказали королю Алистеру при встрече, но вы смогли его убедить.

— Он согласился принять магов на службу? — приятно удивился Безумец в здравомыслии хоть одних правителей.

— Более того: в столице эта практика уже введена и дала результат. Ныне, по оценке наших чародеев, Денериму не грозит повторное появление разрывов, как и уменьшен риск возникновения иных магических аномалий или одержимых. Несмотря на противников этой идеи Алистер решил внедрить подобное в других крупных городах как минимум Амарантайне и Хейевере.

— Противники представляют опасность?

— На данный момент — нет. В основном это ворчащие жрицы Церкви и отдельные граждане, радикально настроенные против магов. Но даже они ещё помнят разрыв, из-за которого Денерим только чудом не пал. Можно сказать, что об этом помнят и за пределами Ферелдена, потому что за действиями Алистера внимательно наблюдают остальные правители. Неварра уже просила нас прислать чародеев для обучения её магов той же работе, предположительно, для защиты Камберленда — ближайшего к Бреши крупного её города.

Лелиана пока не знала, есть ли у такой добровольной службы магов потенциал закрепиться в южном обществе, поэтому не могла сказать, зачинщик всего этого лишь хромой источник проблем или всё-таки моровый гений. Но она не могла не признать влияние Безумца, которое он, сам того не предполагая, оказал. А уж чем это обернётся, покажет время.

Хозяину Якоря было приятно это услышать. Пока, и правда, судить сложно, сможет ли церковный мир ужиться с новыми правилами, но шанс есть хоть какой-то, а это, несомненно, лучше пустого бездействия магов, при котором бы всем захотелось вернуть Круги.

— Какова на данный момент ситуация с разрывами?

— Я бы сказала: пока стабильная. Нашими магами разработаны методы замедления процессов образования новых разрывов. Благодаря чему ни в одном крупном городе их появление не зафиксировано. Были случаи появления вблизи небольших населённых пунктов, жители некоторых были вынуждены переехать, но большей угрозы они не представляют. А Недремлющее море пока замедляет их дальнейшее распространение на север — основной эпицентр остаётся на территориях Ферелдена и Орлея, — поделилась Лелиана даже хорошими новостями. — Но проблема не решена, и в ближайшем будущем ситуация обязательно ухудшится. Нам нужен Якорь, Безумец.

— Поэтому я и здесь.

— Значит, вы согласны с нами сотрудничать? — удивилась Канцлер. Она была готова читать нотации этому твердолобому магу о том, как важно успокоить Брешь, но, как оказалось, ныне этого уже не понадобилось.

— Я согласен сотрудничать как независимое стороннее лицо лично с вами, Лелиана.

— И с чем связана такая ваша избирательность, Безумец? — не позволила Левая Рука обмануться на такую сговорчивость, правильно заподозрив неладное.

— Как минимум вы приятный собеседник, леди Соловей, способный слушать, — Безумец обезоруживающе улыбнулся, никак не выдавая, что у него может быть других причин стремиться общества конкретно Канцлера.

Лелиана точно хотела вздохнуть, потому что этот чудной человек не перестаёт её удивлять. Вместе с тем ей хотелось возмутиться: вот почему он не может просто вступить в Инквизицию, и больше не рисковать сам, и её не нервировать своим бродяжничеством? Вот почему он так упрямым бронто упёрся в пустые угрозы Кассандры, о которых даже она сама уже не вспоминает, кажется, за год свыкнувшись с существованием второго магистра, которого не надо так же ненавидеть, как Корифея.

С другой стороны, уж лучше так, и она согласится быть посредником между магистром и Инквизицией, чем своим отказом заставит его снова уйти в подполье. Всё-таки даже такое сотрудничество — уже прогресс по сравнению с их последней встречей, когда он даже слышать не желал о чём-то подобном.

— Лелиана, не могли бы вы мне предоставить список мест, в которых обнаружен открывшийся разрыв? Разумеется, в ваших интересах выбрать те, которые следует ликвидировать в первую очередь.

— Вы хотите заняться их закрытием?

— Именно.

— Но и не только? — заподозрила Канцлер подводные камни его желания. Магистр точно что-то задумал: не стал бы он просто так браться за дело, которое приносит ему боль и лишний раз тревожит аномалию, даже если это дело спасёт чьи-нибудь жизни.

— Несомненно. Я хочу исследовать процессы Якоря. Лучше всего это сделать во время использования его уже проверенным и безопасным способом — при закрытии разрыва.

Вот в то, что мужчина решил там что-то поизучать, ей уже гораздо охотней верилось.

— Если не секрет, что на этот раз вы хотите узнать?

— Всё, что угодно. Насколько я вижу, планируя закрыть Брешь, вы рассчитываете на способ, который помог её успокоить. Но что если этого недостаточно? Хотелось бы об этом узнать заранее, а не в последний момент, ведь у нас, вероятно, один шанс.

Совет боялся, что Безумец, лично увидев, чем стала его империя, проникнется идеями столь же разочаровавшегося в потомках Старшего. Однако Лелиана теперь видела, что сновидцу невольное путешествие на родину, наоборот, пошло на пользу — вон сам вернулся на юг и теперь взялся за тщательную подготовку к ритуалу. Главное, что бы его энтузиазм не прошёл, и он не передумал, потому что было принято решение провести этот ритуал только тогда, когда будет найден способ победы над Корифеем. До того самого момента что-либо залатывать бессмысленно, поскольку ходячий кусок лириума может ещё что-нибудь подорвать.

— Хорошо. Я составлю список наиболее важных для нас мест. И я рассчитываю на вашу благоразумность, Безумец, — напоследок строго произнесла Канцлер, чтобы магистр действительно просто закрыл разрывы, а не устроил где-нибудь ещё один Конклав.

— Весьма глупо было бы с моей стороны подобную благоразумность не проявить, поскольку любая ошибка будет стоить жизни в первую очередь мне, — заверил её сновидец, что отдаёт отчёт своим действиям.

Безумец не стал говорить встречное условие, что надеется не обнаружить по прибытию на названные места ловушку. Это говорит не о его доверии, а об уверенности в благоразумии Канцлера. Соловей слишком умна, чтобы портить отношения со столь важным союзником ради призрачного шанса поймать его таким глупым способом. Если ловушка всё-таки обнаружится, то мужчина явно будет разочарован.

Мужчина мог и в дальнейшем поддерживать разговор, но сейчас он замолчал и сам, серьёзно глянув на женщину. За недолгое время их сегодняшней встречи маг заметил, что Соловей была как будто сама не своя: слишком молчалива и задумчива. Вроде она с ним и разговаривает, а вроде её мысли заняты чем-то другим, личным. Безумец в конце концов догадался: что-то её беспокоило настолько сильно, что даже маска беспристрастного шпиона не могла удержаться на её лице. Она вела себя как тогда, когда они встретились после событий в Убежище, под наспех сооружённым навесом: смотрела прямо на него, не отводила взгляд, пыталась следовать своему пугающему образу, но при этом в её глазах читалась некая отстранённость, а рука так предательски тянулась к памятному кинжалу.

— Насколько я могу видеть, Лелиана, вы решили встретиться со мной сегодня с какой-то определённой целью, размышлениями о которой на данный момент вы увлечены больше, чем беседой. Но раз этой целью вы так и не желаете со мной поделиться, может, нам стоит завершить нашу встречу? — сказал Безумец.

Мужчине и самому не хотелось переходить на грубый тон, поскольку он был очень даже заинтригован столь тяжёлыми раздумьями Соловья. Очевидно, далеко не каждая проблема способна так захватить внимание профессионального убийцы. Только вот Лелиана могла как думать о какой-то просьбе, о которой хотела попросить его, магистра, едва-едва заслуживающего доверия, так и собираться с силами, чтобы подавить остатки совести, разрушить хрупкое доверие между ними и позвать спрятавшееся неподалёку подкрепление, которое скрутит беглеца против его воли. Или сделать это самой — маг не думал недооценивать опасность барда, который в отличие от солдафонов-храмовников неуловим. Безумец не мог знать, что именно в голове этого не менее непредсказуемого, чем он сам, человека, поэтому предпочёл завершить встречу и не рисковать, пока Канцлер пребывает в сомнениях.

— А вы как всегда наблюдательны, — усмехнулась Лелиана.

Не нравилось Левой руке, когда её образ страшного Канцлера пытались изучить или понять, буквально лезли в душу. В её случае это даже смертельно опасно. Однако Соловей сейчас не видела смысла злиться на своего собеседника: он просто заметил очевидное. Надо было ей быть осторожнее… Хотя, может, сейчас это даже и к лучшему. Его слова подтолкнули её к действию: если решилась, то надо говорить, если нет — уходить, поскольку бессмысленно сидеть и терзать себя непозволительными сомнениями тем более при опасном свидетеле.

— Вы правы, Безумец. Я настаивала на встречу с целью получить от вас консультацию, — смирившись, что уже поздно отступать, Лелиана вернулась к деловому тону.

— Я вас слушаю, — сам по-деловому скупо кивнул мужчина.

— Нам известно, что среди магистров древнего Тевинтера было немало страдающих лириумной зависимостью, которая не одобрялась. Предположительно, этот вид зависимости подвергся тщательному изучению, и были разработаны эффективные способы избавления от неё. Вы можете это подтвердить?

— Подтверждаю. И «не одобрялось» — это ещё очень мягкая интерпретация. Лириумная зависимость в запущенных стадиях неисправимо поражала кровь, вызывала чудовищные мутации, которые могли проявиться в дальнейшем ещё у не одного поколения потомков, приводя к вырождению целых семей некогда сильных сомниари, из-за чего с ней старались бороться на законодательном уровне не меньше, чем с кровосмешением. Бороться и в том числе лечением тех зависимых, кого ещё можно было спасти.

— В таком случае вы можете проконсультировать Инквизицию, в моём лице, об известных вам способах лечения и реабилитации? — озвучила, наконец, Лелиана свою просьбу и теперь испытующе стала смотреть на мага. Очевидно, она рассчитывала не выдавать больших подробностей.

— Должен предупредить, что я не являюсь компетентным целителем, следовательно, любые мои слова будут нести исключительно рекомендационный характер и ни в коем случае не являться назначенной лечебной терапией, в особенности в области применения созидательной магии.

— Нам будет достаточно того, о чём вы согласны нам рассказать, — успокоила Лелиана, что никто не собирается вешать на него ещё и медицинскую ответственность.

— Хорошо. В таком случае вы предоставите мне больших подробностей по вашему случаю? — непринуждённо спросил Безумец, якобы даже не заметив сильное желание собеседницы сохранить тайну.

— Они вам на самом деле нужны? — нехотя отозвалась Соловей, всё ещё рассчитывая, что он может дать ответ и так.

— Разумеется. Мои слова могут разительно отличаться даже в зависимости от того, кем является неизвестный: маг или сопорати.

К словам Безумца невозможно было придраться. Действительно, маги имеют меньшую сопротивляемость к воздействию лириума, а значит, они намного раньше впадут в неизлечимую зависимость. Вот и Соловью нехотя до скрежета зубов пришлось это признать.

А может, просто уйти и не рисковать секретами Инквизиции? Нет! Левая рука никогда не могла позволить себе отступить, если у неё есть шанс помочь её хорошему знакомому и просто необходимому человеку для их общего дела.

— Тот человек, о ком мы говорим, является храмовником. Вы могли не знать — официально, способности противостоять магам храмовники приобретают благодаря постоянному употреблению лириума. А раз вся легальная торговля лириумом находилась в ведении Церкви, то неофициально, она использовала их зависимость, чтобы полностью контролировать Орден, — любезно предоставила Лелиана краткий экскурс гостю из прошлого.

— Предполагаю, что тот храмовник решил отказаться от употребления лириума, что привело к болезненной реакции тела.

— Именно так.

— А разве Церковь не скопила достаточно сведений о лечении, если веками под её контролем находились зависимые солдаты? — искренне недоумевал мужчина, зачем надо было искать его.

— Сведения очень поверхностные. У Церкви не было необходимости проводить исследования в этом направлении: все храмовники до конца своей службы исправно получали необходимое количество лириума.

— А те, кто ушёл из ордена по тем или иным причинам? — спросил было Безумец, но договорить не успел, как сам понял, что в ответе он не нуждается.

Конечно же, отставных храмовников бросали на произвол судьбы.

С новыми подробностями Безумцу стало по-настоящему интересно. Лелиана так переживает за состояние этого неизвестного храмовника, что только ради него и пришла поговорить с древнетевинтерским магистром. Кто он? Точно не обычный рядовой участник Инквизиции, поскольку профессия женщины научила её хладнокровно относиться к смертям своих подчинённых, считать, что незаменимых агентов не существует. Друг? Навряд ли: Канцлер нелюдима. Любовник? К счастью для мага, точно нет: женщина и поныне хранит память о хозяине кинжала, что висит у неё на поясе. Значит, коллега, важнейший для Инквизиции участник. Тогда Безумец и догадался, как раз ссылаясь на слова своего агента по ситуации в Скайхолде.

В принципе, тех сведений, что мужчина получил, уже было достаточно, чтобы дать ей пару рецептов настоек, которые маг хранил в голове хотя бы на тот случай, если он сам не рассчитает концентрацию лириумного зелья и сляжет с передозировкой. После чего можно было поскорее выпроводить опасную собеседницу. Однако сейчас Безумец уже не мог всё бросить на полпути. Если вынудить Соловья признаться, кто этот человек и насколько ей важно получить действенную помощь для него, то, значит, и он может просить взамен куда более стоящую оплату, чем пару золотых за свою болтовню. А магистру как раз были нужны услуги неусыпного Канцлера.

— Я всё ещё не назову указанные сведения достаточными. Поскольку данный неизвестный храмовник является вашим хорошим знакомым, то вы можете рассказать больше о его состоянии, чтобы в моём распоряжении был более полный его анамнез болезни.

Ожидаемо, Лелиана не пришла в восторг, получив от собеседника не помощь, а требование ещё больших подробностей.

— Откуда вам известно, что он мой «хороший знакомый»? — не могла не спросить женщина, однако в тот момент на её губах промелькнула улыбка, оставшаяся магистром незамеченной. Улыбка человека, знающего ответ.

— Вы Тайный Канцлер. Для вас подчинённые — лишь разменные монеты в борьбе за секретную информацию. Поэтому я не поверю, что вы решились встретиться со мной ради помощи едва вам знакомому человеку, — Безумец не растерялся от подмеченной сенешалем оговорки, а весьма непринуждённо ответил.

— И вы вместо того, что бы оказать помощь, стремитесь заполучить секреты организации, с которой согласились сотрудничать только косвенно.

В тот момент в её голове промелькнула мысль, что она всё-таки зря всё это задумала и лучше просто встать и уйти. Только теперь уйти, не потому что она сомневалась, а потому что не было ни желания, ни настроения иметь дел с всё-таки настоящим подлым тевинтерским магистром, которых не зря никто на юге не любит…

— Я проявляю заинтересованность к вашей проблеме, хочу оказать помощь комплексно. Мне непонятно ваше возмущение. Если пациент отказывает в сотрудничестве, утаивает или, ещё хуже, фальсифицирует сведения о себе, большая вероятность, что в эпикризе целитель допустит ошибку, что в дальнейшем скажется на правильности лечения, — словно почувствовав, настроение женщины, Безумец продолжил изъясняться.

— Вы же сказали, что не являетесь лекарем, — не могла не заметить Лелиана, которой не нравилось, что вроде-бы-не-лекарь уже во второй раз использует какие-то профессиональные словечки древнетевинтерских целителей.

— Однако это не должно являться оправданием для пренебрежения медицинской этикой. Тем более я заинтересован дать более точную консультацию, поскольку в случае ошибки Инквизиция обвинит меня в умышленном причинении вреда вашему агенту.

— Я же говорила, что освобождаю вас от ответственности.

Но Безумец не стал прислушиваться к словам Канцлера. Люди всегда запоминают зло и ошибки других охотней, чем добро. Магу хотелось выудить из такой ситуации не только выгоду в виде услуги Канцлера в оплату на свою услугу, но ещё один повод дать понять Инквизиции (хотя бы в лице одного советники) о своей лояльности, чтоб не прибегали тут разные Искатели и не грозили ему, твари-малефикару, усмирением в благодарность. А последнее обязательно случится, если он допустит ошибку, о которой даже предупреждал.

Кажется, их беседа ещё чуть-чуть и зайдёт в тупик. Они оба были в общем-то правы, и могли настаивать на своём до последнего. Только ни к чему хорошему это не приведёт. К счастью, Лелиана всё же решила проявить уступчивость, подыграть магистру. Всё равно, если ничего не получится сделать, вероятно, уже скоро придётся Совету делать заявление, что у Инквизиции новый командующий, и новость о плохом самочувствии предыдущего уже не будет секретом. Зато сейчас она может дать шанс сновидцу доказать свою лояльность, раз он сам загорелся этим желанием.

— Всё, что вы сейчас услышите, не подлежит огласке. Надеюсь, вы это понимаете, — вдруг, словно лезвием ножа, резанули тишину слова Канцлера, а её ледяной взгляд впился в невпечатляющий силуэт собеседника.

Это нельзя назвать показухой, поскольку некогда сестра Церкви умеет быть беспощадной, в особенности с врагами. На самом деле даже Безумец проникся этим взглядом, в очередной раз лишь убеждаясь, сколь же ему неприятно общество всех этим непредсказуемых молниеносных убийц. Только то, что Лелиана является ценным союзником, а также приятным (в плане соблюдения вежливости и манер) собеседником, не давало носителю метки полностью отказать от встреч с ней.

— Понимаю. Мне известно, как нужно обращаться с конфиденциальной информацией и каково наказание за её разглашение, — серьёзно кивнул мужчина и абсолютно не соврал.

Как ученик Жреца Думата, которого готовили в качестве преемника, он знал множество ритуалов, их не самые приятные особенности, так же ему была известна подноготная Звёздного Синода. Знал, но посторонним никогда не передавал этих секретов, за что новый состав Синода его, невежественного неверующего, терпел, но охотно держал при себе. Было бы крайне глупо со стороны жрецов разбрасываться такими магами, которые знают все неудобные секреты жречества, могут оказать им помощь во время обрядов и ритуалов, при этом настолько безучастны в политической жизни Империи, что их буквально можно не опасаться.

Вот и Лелиана не нашла повода ему не верить.

— В таком случае, слушайте. Речь идёт о нашем командоре — Каллене Резерфорде. После небезызвестных вам событий в Убежище он стал одним из первых храмовников, кто решился на полный отказ от лириума. Не буду скрывать, это далось ему тяжело, но он стойко держался и справлялся со всеми своими обязанностями. Но с недавнего времени его состояние резко ухудшилось, он слёг и почти не приходит в себя, большую часть времени проводя в бреду. И мы не можем сказать почему и нас это пугает. В том числе если вскоре ему не станет лучше, операцию, которую он очень долго планировал и организовывал, придётся проводить без него.

Когда Канцлер закончила, она поверила в желание собеседника оказать комплексную помощь, поскольку настолько серьёзным она этого магистра ещё не видела. Он буквально слушал каждое её слово и всё обдумывал.

— Зачем вы позволили своим храмовникам пойти на это, тем более вашему командиру?

— В Убежище многие из них столкнулись со своими бывшими сослуживцами, поражёнными красным лириумом. Думаю, вы должны понимать, Безумец, как подобное могло на них повлиять. Мы просто не могли заставлять их и дальше насильно вводить в себя то, благодаря чему Корифей превратил их знакомых в чудовищ и подчинил. Также Каллен хотел стать примером для остальных, показать, что лириумная зависимость — не повод храмовникам отказываться от возвращения к обычной жизни.

— Действительно, достойное стремление, — согласился Безумец, считая, что раз маги получили шанс на обычную жизнь, то почему бы этого шанса лишать храмовников. Разумеется, он имел в виду только тех церковных псов, которые искренне отказались от ненависти по отношению к магам и захотели вернуться именно к обычной жизни. — Однако меня ничуть не удивляет, что ничего у командора не получилось.

В словах Безумца не было насмешки. Он озвучил очевидное, потому что в его понимании такая неаккуратная процедура освобождения от оков лириума, даже без применения укрепляющих зелий, спасающих от опасных осложнений ослабленного организма, изначально была обречена на проблемы.

— Можно ли считать, что теперь вы способны оказать помощь? — так же не увидев в словах мужчины потеху, Лелиана почти позволила себе обрадоваться, предполагая, что магистр, поняв, какая главная проблема их задумки, уже может подсказать, как это исправить.

— Нет. Даже сейчас ваши слова ситуацию не прояснили. Я могу лишь сказать, что нынешнее состояние вашего храмовника весьма ожидаемо. Ненормированная работа, усталость и общее постоянное состояние стресса без, насколько я вижу, какой-либо целительной помощи для истощающегося тела — всё это закономерно привело к ухудшению состояния. Но даже сейчас мне необходимо знать степень поражения прежде, чем делать окончательные выводы. Возможно, это просто истощённость, а, возможно, отсутствие своевременного и квалифицированного лечения привело к куда более опасному или вовсе необратимому поражению.

— Это значит… вы отказываетесь? — даже Канцлер потеряла мысль из-за слишком уж расплывчатой речи собеседника.

— Это значит, что мне необходимо увидеть вашего храмовника.

Удивилась ли Канцлер от того, к чему пришёл их разговор? И это ещё мягко сказано. Неужели он этого добивался изначально своими ужимками? Зачем? Что этому магу нужно?

— Вы, господин Безумец, изображаете из себя жертву, несправедливо клеймённую из-за происхождения. Отказываетесь сотрудничать со всей Инквизицией, выказываете недоверие. Но при этом на просьбу о помощи, буквально мой жест доверия к вам, вы не готовы откликнуться без ухищрений, тем самым доказывая, что не заслуживаете даже такого доверия, — вот теперь Левая Рука уже разозлилась.

Сейчас на плечах советников висит и так слишком много проблем и обязанностей, и, конечно же, женщина не имела никакого желания возиться ещё и с этим магистром. Не хочет помогать — так бы сразу и сказал, и она бы, не тратя времени, ушла. Но нет, он начал строить из себя невесть что. О сотрудничестве запел, о помощи, а на деле — одна лишь ложь. И пусть эта ложь была Лелиане знакома, но сегодня ей было не до Игры и её производных — она пришла сюда в поисках помощи соратнику.

— В моих словах не было лжи. А ваше недоверие, леди Лелиана, когда вы сами являетесь инициатором нашей встречи и просьбы о помощи, меня искренне оскорбляет, — скрывая беспокойство из-за гнева Канцлера, Безумец сам ответил с грубостью, словно его, действительно, возмущает, что это к нему обратились за помощью, а потом ещё и его же обвиняют за слишком уж полную отдачу.

— То есть вы готовы прибыть в Скайхолд? — неизвестно, раскусила ли Соловей неискренность магистра или решила дать ему последний шанс её не разочаровать, но сейчас она спросила серьёзно, ожидая того же взамен.

— Неофициально, для встречи с вами, чтобы вы отвели меня к вашему храмовнику — да, — и сновидец её не разочаровал. К тону его ответа просто невозможно было придраться.

Получив подтверждение, что собеседник всё ещё настроен на деловой разговор, Лелиана забыла о былой злости на хитреца и посчитала, что предложение магистра очень даже заманчиво. Его появления в Скайхолде она совсем не боялась — попросту бессмысленно вспоминать о безопасности, когда речь идёт о человеке, способном в облике мелкого неприметного животного проникнуть буквально куда угодно. Если бы он хотел навредить сердцу Инквизиции, то запросто мог бы это сделать: не заставлять же солдат отстреливать всех птиц, проживающих в замке, а любые защиты, возведённые магами, он, опытный сомниари, обойдёт. Собственно, это и делало идею сотрудничества, а не вражды с магистром ещё более заманчивой. Даже если бы он хотел навредить ордену, лишив его самого недееспособного советника, то едва ли бы смог. Гибель командора не станет для Инквизиции роковой — то, что в этом случае Кассандра станет ему заменой, было обговорено уже давно. Да и если уж пошёл такой разговор, то перед ним сидит ещё один советник, на плечах которого весь шпионаж, поэтому его потеря была бы куда более ощутима.

Но никто ни на кого сейчас не покушался.

Вероятно, весь этот расклад понимал и Безумец, как и знал, что сейчас Скайхолд поредел из-за отбытия многих участников операции в Западный предел, поэтому и был столь спокоен, когда согласился прибыть на территорию всё ещё несоюзной для него организации. И у них не было причин опасаться его появления, и он мог избежать встречи с недружественными к нему личностями. Так что Лелиана решила не забивать этими лишними беспокойствами себе голову, задавшись куда более важным вопросом: с чего в малефикаре проснулась такая самоотдача.

— Пусть встреча на вашей территории закрепит нашу договорённость о сотрудничестве, станет доказательством лояльности как с вашей, так и с моей стороны, — словно чувствуя следующий вопрос, произнёс Безумец.

Лелиану хоть и позабавила важность, с которой он это сказал, будто только у него есть причины не доверять, а не наоборот, но она, в общем-то, с ним согласилась. Если всё пройдёт гладко, то Инквизиция вернёт себе командира, она убедится, что не зря изначально дала шанс этому человеку несмотря на его происхождение, а магистр, может, хоть наконец-то успокоится и убедится, что у Совета есть дела и поважнее, чем спать и видеть, как бы его усмирить.

— И вы же не скажете, что это единственная причина столь неожиданной самоотдачи с вашей стороны на мою изначальную просьбу о консультации? — поспешила уточнить женщина, не веря в альтруизм малефикара. Как можно верить в то, что не существует априори?

— Вы правы, не скажу, — кивнул носитель метки. — Взамен я желаю получить от вас ответную услугу, Канцлер.

— Я слушаю, — даже заинтересованно произнесла Лелиана.

— Субъект моего интереса — командир венатори — магистресса Кальперния. Мне необходимо, чтобы вы предоставили как можно более полные сведения о всевозможных делах, которые венатори и в частности сам Сетий проводят без её ведения или с умышленным утаиванием, — озвучил Безумец и желанную плату, и, собственно, причину его сегодняшней особой заинтересованности. — И вы верно подметили о моём желании оказать вам комплексную помощь, поскольку именно той же самоотдачи я и буду ожидать от вас. Следовательно, ваше бездействие с последующим отчётом об отсутствии результата я не приму.

Озвученная магистром плата Канцлера даже успокоила, стала объяснением всех его сегодняшних ужимок. Мужчина правильно рассчитал: запрошенную услугу он бы не получил, поскольку простая консультация столько не стоит. Зато вот сейчас Соловей едва ли могла с ним вести торг. Такая точная расчётливость женщину приятно поразила — он ведь не мог знать, с какой целью она пришла сегодня (и что вообще придёт), а значит, всё это он просчитал на ходу.

Хотя настойчивость в получении удобоваримого результата её удивила ещё больше. Зачем ему сведения о командире венатори, о фанатично преданной названному богу магессе?

— Вы действительно уверены, что Корифей может что-то скрывать от собственных командиров?

Безумец дал утвердительный ответ с полной уверенностью, что, если хорошо поискать, соответствующая информация найдётся. Появление тех юных наглых магов в последнюю ночь, которую он провёл в родном городе, убедило хромого мага, что существует слишком уж много недовольных, которым не нравится находиться под командованием бывшей рабыни. Очень странно, что Старший не пресекает это неподчинение. Так же у мужчины сложилось впечатление, что их лидер нарочно держит магессу подальше от дел организации: уже около года она занята чем угодно, но только не своими обязанностями, а он даже ничего не предпринял, продолжая терпеть её очевидный провал в попытках добиться лояльности от второго древнего магистра. Такие выводы Безумца не удивляли: Сетий никогда не был добрым дядюшкой, радеющим за талантливых магов. Он интриган не больше и не меньше. И если скверна его в этом плане изменила, то точно не в сторону необъятной доброты. Так что сомниари уж совсем не удивится, если Канцлер найдёт доказательство, что у такого покровительства есть и свои причины.

— В таком случае я принимаю ваше предложение о помощи, господин Безумец, — убедившись, что у выдвинутого мужчиной условия были хоть какие-то основания, и не став требовать подробностей, деловито дала согласие Соловей. — Я подготовлю отчёт к вашему прибытию в Скайхолд.

— Рад, что мы пришли к консенсусу, леди Лелиана.

Сегодня оба мага-сновидца бродили по пустынным улицам древнего эльфийского города. Условно эльфийского, если быть точным. Обычно именно Солас, опираясь на свою память, создавал в Тени образы родной архитектуры Элвенана, однако потехи ради они решились поменяться ролями — и сегодня город создал именно Безумец. От того, что получилось, какой-нибудь долиец мог и скривиться, назвать это осквернением истинной архитектуры, но не Солас. Наоборот, названному отшельнику было интересно понаблюдать за этим смешением зодчества двух народов. Смешение являлось как бы проекцией того, каким тевинтерец представляет Элевенан, зная его архитектуру лишь косвенно. Конечно, представления человека будут отличаться от реальности, как и представления эльфа об исконно тевинтерской архитектуре. Так что когда будет очередь Волка создать собственное представление о Минратосе, получится что-то такое же недокаменное, недотравяное… с виселицами для рабов на каждой улице или иной стереотипной атрибутикой малефикаров севера.

И всё же на одно несоответствие Солас однажды указал.

— Не думаю, что элвен были так шумны при неспешной торговле.

Когда маги оказались на рынке этого небывалого города, начал раздаваться шум снующей толпы. Хотя они всё ещё оставались здесь только одни. Это явление связано с привычкой Безумца — хозяина данной проекции — ассоциировать шум голосов с городскими местами торговли, вот Тень любезно и вытянула эту ассоциацию из его головы и создала её. Солас несоответствие подметил, а сам невольно улыбнулся. Размышления о том, как было на самом деле, вгоняли его в воспоминания о том уже далёком и родном «самом деле».

— Элвен не познали снующей беспокойной толпы и криков зазывающих торговцев?

Безумец и сам улыбнулся, узнавая ещё чуть больше о ранней истории их родного континента, в которую он влюбился с детства. Но и замечание он принял, дал новые указания Тени, из-за чего голоса стихли и смешались с лёгким воем ветра, гуляющего по пустому каменному городу, обвитому лианами, и шелестом листьев.

— Если и познали, то только лишь отчасти. Когда жизнь не ограничена скоротечными днями, нет необходимости суетиться.

Не зря сновидцы опасаются слишком уж предаваться воспоминаниям в Тени. Стоило настроению Соласа измениться, а вместе с ним и его улыбке стать скорее скорбящей, чем воодушевлённой, так в окружение начали вмешиваться его воспоминания и исправлять иллюзии второго сновидца на то, как на самом деле выглядели города древней империи. Слишком уже сильно мужчина ушёл в мысли о старом мире и жизни, когда его Народ этим миром и жизнью владел, будучи бессмертным.

Безумец и почувствовал, и увидел изменения, которые породил второй маг, но ему оставалось лишь догадываться о причинах.

— Мне бы хотелось увидеть Тень в её древнем проявлении, — всё же Солас снизошёл до объяснений своих мыслей, когда заметил на себе изучающий взгляд.

— В эпоху Элвенана, когда Завеса имела иную природу? — уточнил Безумец, соглашаясь с мечтательностью собеседника. Учитывая, какие чудеса творили древние элвен, мужчине даже не хватало воображения, чтобы представить, как они бы могли ощущать магию и мир вокруг себя.

— «Иную природу»? — зная, что у его хорошего знакомого есть свой взгляд на многие вещи, Солас не мог не спросить.

— Это давняя позиция имперского учёного сообщества. Заклинания, которые удавалось найти в эльфийских книгах, не поддавались воспроизведению в первоначальном виде — лишь путём создания аналога. Способы работы с магией, которые описывали элвен, казались чьей-то фантазией, а не реальной практикой, поскольку никто не мог повторить тех же манипуляций с Тенью. Была выдвинута гипотеза, что ранее Завеса имела иную природу и незначительное влияние на магов, поскольку о ней самой никогда не встречалось упоминаний.

В тот момент древний эльф позволил себе какую-то даже слишком снисходительную улыбку, улыбку мудреца, который терпеливо слушал несмышлёных в силу юности детей. «Люди… Они никогда не узнают, насколько «иную природу» имел раньше мир», — подумал он тогда, ведь даже Безумец, большую часть своей жизни отдавший наукам, едва ли хоть вполовину приблизился к истинному пониманию.

— Возможно, тогда Завесы не было вообще. На искусственную природу наводит её излишняя покорность точно рукотворным артефактам — тому же Якорю. Контролировать природные явления: например, грозу или дождь — не могли даже элвен.

В тот момент Безумец остановился и даже удивлённо посмотрел на второго сновидца. Предположение Соласа ему показалось воистину интересным, но не меньше — безумным. Тевинтерским магистрам понадобились кровь тысяч эльфов и необъятное количество лириума, чтобы проделать в Завесе хотя бы брешь, то сколько же ушло сил у элвен, чтобы такой инородный объект, который стал неотъемлемой частью правил нового мира, создать? Впрочем, имперец не ушёл в отрицание, а даже, наоборот, увлёкся услышанным, пытаясь представить мир, в котором нет Завесы.

За возможность предложить что-то безумное для сегодняшнего мира и не получить осуждения, а, наоборот, искреннюю заинтересованность, они в том числе любили их встречи в Тени, беседы. Если Солас когда-нибудь и начинал задумываться, как он, настоящий чистокровный элвен, мог спутаться с тевинтерцем, вором, каковыми являются все люди, то быстро забывал о гордыне, стоит только увидеть горящие глаза, открытые для всего нового, второго мага. Мага, достойного уважения. Ведь этот человек, прожив жалких полвека, проявляет немалую и достойную мудрость, которой древний бог не набрался и за тысячелетия.

— Если допустить отсутствие явления, способного отгородить Тень от нашего мира, можно ли считать, что она была… везде?

— Именно так. Неотъемлемая часть реального мира, природное явление, как дождь, свет солнца или ветер. Ведь ветер повсюду окружает нас, меняется лишь его проявление: он может затихнуть, пролететь бризом или обернуться ураганом. Он неотделим от мира. Даже закрытый дом не гарантирует, что не появится сквозняк. От него можно скрыться лишь в глухом подвале.

— Но в подвале теряется и связь со всем миром, что остался на поверхности, — уловив мысль собеседника, завершил Безумец.

Сравнение мужчина посчитал наглядным, поскольку ровно также дело обстоит с магией даже сейчас. Когда Тень выродилась в чужеродную сущность, магия всё равно остаётся неотделима от их мира. Разумеется, есть усмирённые и сопорати, но разве способны они полно чувствовать этот мир?

— Если твои слова верны даже отчасти, это объясняет, как эльфы могли вбирать магию «вокруг себя», как написано в их книгах, — теперь хромой маг уже не считал предположение соискателя об искусственной природе Завесы чем-то безумным. Но как это обычно и бывает, ответ на один вопрос породил лишь новые. — Но в таком случае зачем элвен создали то, что настолько изменило привычный им мир и, возможно, имело прямое влияние на падение их империи?

«Имело самое прямое влияние», — про себя подумал Солас, но уж настолько осведомлённым он себя показать не мог.

— Можно сказать, что самоуверенные личности, использующие то, что они до конца не способны постичь, столь же неотъемлемая часть нашего мира, — пожал плечами Солас.

Безумец с ним согласился: кто бы ни был виновником, наверняка без самоуверенности и здесь не обошлось. На этом тема о причинах была закрыта, поскольку появился ещё более интересный вопрос.

— Если Завеса разрушится — а такой исход при настоящих событиях весьма вероятен — значит ли это, что Тень вернётся в своё былое состояние?

— Скорей всего.

— И тебе бы этого хотелось?

— Разумеется.

Магистр с подозрением глянул на эльфа. При таком мнении он, явно, не на ту сторону встал в этом противостоянии.

— Но ты оказываешь помощь Инквизиции.

— Мои желания далеки от реальности. Даже если не рассматривать последствия, которые произойдут, добейся Корифей своего, то катастрофа всё равно случится. Предположительно, прежде чем Тень вернётся в своё былое состояние, по миру — обоим мирам — пройдут разрушительные катаклизмы. Мала вероятность, что я буду среди тех немногих, кто эти катаклизмы переживёт, — непринуждённо оправдался Солас, доказывая, что не было в его словах никаких реальных задумок, а только мечтательность.

— Ещё одна причина, чтобы всё оставалось, как есть, — хмыкнул Безумец, лишь в очередной раз убедившись, насколько же его сошедший с ума сородич не понимает, что творит.

— Ещё одна? — вся мечтательность остроухого отшельника тут же улетучилась, стоило ему зацепиться за такую немыслимую, для него, фразу. — Завеса навредила миру. Из-за неё даже древнетевинтерские маги, в сравнение с эльфийскими сновидцами, были подобно усмирённым. А ныне всё только ухудшилось. Если бы Завеса разрушилась, вернулось бы всё то величие магии, которым владел Элвенан. Возможно, вернулось бы и бессмертие.

— Буду вынужден не согласиться.

В тот момент простое вмешательство воспоминаний одного сновидца в иллюзию другого чуть не обернулось полным захватом, потому что Тень всё больше поддавалась сильным эмоциям мага. А изначальное удивление Волка от услышанного, действительно, обернулось сильной яростью. Мужчина просто не мог понять, как человек, который, как и он, очарован магией, её до конца так и непостижимой великой природой, который также считает новый мир слишком скудным и серым, может быть не согласен с красотой мира без Завесы. Да, он этого мира не видел, но ведь он много читал, изучал и получил сейчас описание от реального жителя тех древних времён. И как после этого можно быть против?

Произойди подобный разговор между сомниари, когда они ещё только-только согласились на встречи в Тени, и сегодняшнее недопонимание могло иметь куда более опасные последствия. Но теперь они слишком хорошо друг друга знали. Их взгляды на многие вещи не совпадали, но они всегда могли обосновать свою позицию, которая необязательно заставит собеседника передумать, но зато позволит принять существование иной точки зрения хотя бы из уважения.

И в очередном разногласии Солас проявил это уважение. Умный эльф не стал бросаться неразумными обвинениями. В Тени всё слишком просто, в том числе просто поддаваться эмоциям, но это не путь опытных сновидцев, поэтому эльф вскоре подавил ярость и убавил своё влияние на окружающую их иллюзию. Благодаря чему вскоре волнения прекратились, а пустынный город снова стал отражением лишь фантазии магистра. Сам же эльф испытующе глянул на собеседника, нетерпеливо ожидая от него разъяснений.

И Безумец любезно эти разъяснения предоставил. Но прежде чем заговорить, магистр изменил город на тот, который ему однажды показал Солас, тот самый, стоящий в тени огромной статуи Эльгарнана.

— Ты говоришь о бессмертии и величии, но разве можно ли считать, что они принадлежали всему вашему Народу или хотя бы большинству? Нет. Боги, или как ты их называешь — эванурисы, — и их фавориты — малая группа сильнейших сновидцев, которая тысячелетиями владела названным, как и всем миром. Остальным же эльфам, клеймённым, подобно скоту, оставалось лишь надеяться на милосердие и совесть владык, которые, утонув во всевластии, этим почти не страдали. Едва ли рабам было позволено довольствоваться своей бессмертной природой, ведь в любой миг каждый из них мог её лишиться по воли или прихоти тех, кто поставил себя выше собственного же Народа.

— В Тевинтере тоже процветало рабство со времён его зарождения, — не оценил Солас попытки тевинтерского магистра говорить о равноправии. Но как вскоре он увидел, его собеседник поднимал иную проблему.

— Ты прав, но это рабство не противоречит естеству, — спокойно уточнил Безумец, готовый и дальше разъяснить свою позиции. — Тевинтерцы низвели до рабского положения целый народ, но это был чужой народ, остроухий, большеглазый и враждебный с самого первого контакта. Подобное укладывается в идею, чтимую в Тевинтере, о превосходстве людской расы над эльфийской. И я не буду лгать — такое положение ратусов меня более чем устраивает. Но, как бы мне ни хотелось обратного, подобная моя и моего народа убеждённость не может являться единственной истиной. Ведь со временем уйдут её хранители, а на их место придут носители новой истины, и всё изменится. Одни ошибки общества будут исправлены, другие — появятся. В этом и заключается особая прелесть нашего мира — в его изменчивости. Если что-то меняется и движется, значит, оно живо. И именно этой жизни был лишён Элвенан: на протяжении тысячелетий он не менялся, а строго подчинялся узкому кругу лиц. Эванурисы, исключительно из своих тщеславных побуждений, подавляли развитие и мира, и своего Народа.

— Однако ты всё равно позволяешь себе скорбеть по ушедшему величию Тевинтеру, а, значит, при возможности, вполне вероятно, захотел бы вернуть всё, как было, — заметил Солас из любопытства, а не из злорадства.

— Понимать естественность изменений ещё не значит, принимать их. Разумеется, я бы не думал о правильности, если бы была возможность вернуть мир, привычный мне. Из эгоизма ли или страха неизвестности. Но это не противоречит моим словам, а лишь доказывает, что ни один разумный не должен владеть безграничным могуществом и быть сильнее природы, поскольку мы не способны пожертвовать своим благополучием в угоду абстрактной и слишком далёкой правильности мира, — объяснился Безумец, а потом, наконец, обратил внимание на огромную статую, в тени которой они оба стояли. — До этого я говорил о неестественности рабства в древние времена. Но также можно отметить небывалую никогда позже масштабность вседозволенности. Пожертвовать тысячами жизней — для нынешнего мира это немыслимо. Для моего мира это было грандиозным событием, на которое решились только раз из-за праведности — как верили Жрецы — их цели. Тогда как для эльфов это, судя по всему, было обыденностью. Выточить в скале статую бога за один день — даже приблизительно невозможно посчитать, сколько было загублено на это жизней. И никто, я думаю, не считал.

— И ты считаешь, что Завеса стала гарантом?

— Именно так. Отделившись от реального мира, Тень обернулась чем-то чужеродным и отныне могла себя защитить. Тех, кто желает пойти по стопам прошлых владык мира, кто ищет непомерного величия и контроля над ней и все природой, она поглотит в свои пучины. В том числе с помощью демонов: чем маг становится сильнее, тем более сильные сущности Тени обращают на него внимание. Вместе с тем магам, кто проявит уважение и терпение и кто знает меру, она всё ещё готова открыть свои тайны. В этом и заключается её беспристрастная справедливость. А даже если кто-то смог избежать её возмездия, то вот смерть уже обмануть не сможет никто. Сколь бы велик и могущественен ни был маг, смерть когда-нибудь доберётся и до него. Однозначно, эванурисы были паразитами для своего мира, но, к счастью, они сгинули. И именно те законы, что пришли вместе с Завесой, гарантируют, что их подобие никогда не появится вновь. Любым тирании, правлению или величию наступит однажды конец, как и их диктуемой истине. И для этого не придётся ждать тысячелетия.

Судя по тому, как хмурился древний эльф, с такой стороны этот вопрос он никогда не рассматривал. Завесу он всегда воспринимал как ошибку (однако выполнившую свою работу, избавившись от эванурисов), от которой теперь самой нужно избавиться. А хмурился Солас как раз, потому что никак не находил желанных сил сказать, что его собеседник во всём неправ и что он, просто человек, даже не знает, о чём говорит, поскольку никогда не видел истинную красоту мира без Завесы.

Да только куда подевались эти силы?

— Думаешь, мир не усвоил урок?

— И не усвоит. Поскольку не зря говорят, что история всегда повторяется. Но циклична она лишь потому, что потомки, для которых она могла стать самым лучшим учителем, наоборот, лишь повторяют былые ошибки. Уверен, многие бы хотели быть подобно эльфийским богам, выйти за грань жизни и смерти, но единицы понимают, насколько опасна такая безграничная власть.

— Даже если так, то любые чрезмерные амбиции, решивших пойти по их стопам, можно подавить, — воспротивился Солас. Ему так и хотелось воскликнуть, что он, познавший лицемерие эванурисов, уж точно никогда не позволит случиться возвышению их подобия.

Ему нужно лишь вернуть свои силы!

— Для подавления, контроля и принуждения нужна соразмерная сила, с которой будут считаться. Группа могущественных магов, чьему слову обязаны подчиниться все… Что-то напоминает, не правда ли? — съехидничал Безумец, поскольку, со слов Соласа, эльфийские боги точно так же и начинали своё восхождение к названной божественности.

Хотелось эльфу ответить, оспорить заявление, огрызнуться на ехидство, заверить, что на этот раз всё бы точно было по-другому…

Да, только… будет ли?

Будет! Ведь в новом мире он всё возьмёт под свой контроль, он спасёт свой Народ!

А кто спасён Народ от его контроля и контроля тех, кому он доверит это право?

Если вновь не будет ограничений, если смерть перестанет быть неподкупным палачом, то как остановить тех, кто вновь потонет в собственном тщеславии, кто вкусит плод безграничной власти, которое дарит могущество?

А как ты остановишь себя, Ужасный Волк?..