Из Тени (Dragon Age)

Глава 44. Как приманить дракона

— Митал исчезла вместе с другими эванурисами, но сохранила контроль над Источником?

Очередной вопрос Безумца был подхвачен тьмой и разнесён шёпотом голосов в её глубины.

«Ложь и невежественное заблуждение!»

И хотя в ответ ему была чужая ярость, но сама тьма не разделяла ту же враждебность. Она больше не накидывалась на мага разъярённой лающей собакой, стоило тому только проявить собственничество, задать вопрос, не терпящий молчания в ответ. Хотела, но не могла. Настойчиво сопротивляться воли сновидца уже не было возможности, потому что медленно, но верно окружение сливалось с ним, погружался он сам, и в общем весь этот микс из реального человека и нереальной бездонной пучины голосов становился единым. А как можно отторгать себя?

«Они недостойны упоминания наравне с Ней!»

И хотя ярость может показаться обыденной, но Безумец заметил, что на этот раз она была направлена скорее не на него, а на тех, кого он упомянул, эванурисов. Поводов их ненавидеть у Источника было ещё больше.

«Они предали Её. Матерь несла справедливость, была голосом их совести, несла свою заботу к страждущим. А они убили её!»

Очередная ода Митал была подхвачена остальными голосами, вскоре окружение начало напоминать церковный хор, но мужчина им не проникся. Его лишь веселило это слащавое воспевание «справедливой» мадамы, которая на деле не очень-то справедливо поступала со своими жрецами: даже в их смерти нашла выгоду, назвала жертвенность Источнику священным долгом, чтобы завладеть в личное пользование чужими знаниями и жизненным опытом.

Мысли магистра также явны для Источника, поэтому скорый поднявшийся вой негодования был предсказуем. Безумцу их мнение безразлично, а вот прозвучавшей правдой он заинтересовался. То, что Митал не оказалась обманом заперта в неизвестности вместе с другими эльфийскими богами, а была убита ими ещё раньше, конечно, для мага ничего не значило. Это долийцев уверенных в истинность той истории, которую они сохраняют, повергло бы услышанное в шок. Однако с точки зрения исторического интереса все эти подробности о развлечениях древних остроухих интриганов с непомерным эго выглядели весьма любопытными.

Жаль предавать все эти знания скорому забвению — вот бы у него было больше времени, чтобы всё это сохранить в книгах.

«Прибереги свою невежественную смелость, шемлен. Пригодится для встречи с Ней.»

Наконец-то в пустом эмоциональном гомоне появился хоть один голос, достойный его внимания. Слова были лаконичны и сдержанны, практически беспристрастно отчеканены. Безумец предположил, что такой солдатской краткостью славился неизвестный эльф ещё при жизни, а Источник сохранил отголосок его личности. И это тоже было интересно: не только получать хранившиеся здесь знания, но и изучать, по каким правилам этот монструозный артефакт работает.

— Для встречи с той, которую убили тысячелетия назад? — магистр не мог не иронизировать из-за абсурдности услышанного.

Однако Источник не посчитал его иронию уместной и не ответил. Пока для магистра удивительно, но эльфы, которые в один голос утверждают, что Митал убили, также единогласно убеждены, что она жива. Не зря они столько раз грозили вору её скорой карой.

«Митал изъявила волю встретить испившего из Vir'abelasan. Она будет ожидать.»

От встречи Безумец не отказывался, потому что пока ещё Источник слишком явно ему противится. Да и он сам ощущал вмешательство откуда-то извне, не дающее ему ощутить себя полноправным хозяином, что абсолютно его не устраивало.

— А если я оставлю её желание без внимания?

Но пока борьба (хотя уже поутихшая) всё ещё идёт, хромой маг не упускал возможности вновь всколыхнуть тьму. Обрушивающийся на него массив негодующего шёпота магистра не пугал и не злил, а веселил — голоса так ничтожны и смешны в своём метании, словно муравьи потревоженного муравейника.

«Значит, не получишь ответы, за которыми явился!»

Маг любил те явления их мира, которые помогали ему забывать о боли. Например, вода. Вода — это враждебная, топкая, сырая среда, но именно она дарила ему единение с собственным телом, снимала нагрузку с больных поломанных ног. Но ненадолго. Иначе спасительная стихия станет погибелью. Но когда боль и слабость являются неотъемлемой частью жизни, ценны даже такие моменты.

Он ценил и свои путешествия в Тени, которая дарила сновидцам обширные возможности. Но не безграничные. Ведь Тень для подобных ему — это не сон и не отдых, а продолжение жизни и выживания. Поддашься сильным и пагубным эмоциям — и сон обернётся кошмаром. Поступишь неосторожно, слишком вызывающе — и не заметишь, как подкралась очередная завесная порочная тварь, демон.

Схожая ситуация была с Якорем. Мужчина прекрасно помнил, как оказался поглощён магией Тени. Тогда, во дворце архонта, паника и желание отвоевать свободу обернулось миром за гранью физической, очень ограниченной реальности. Там он смог ощутить всю непостижимую для скупого в своих осмысленных суждениях ума бесконечность Тени, почувствовать себя властителем всей её первозданной магии. Но Тень дураков не терпит. Он это знал всегда, поэтому и в тот раз преодолел смертельный соблазн. А теперь ему оставалось лишь вспоминать с придыханием о встрече с архонтом, которая подарила ему очередной недолгий момент свободы неугомонного разума от слабого тела.

И вот он познакомился с новым явлением — Источником Скорби. Это не место, не пространство, не мир — это просто бесформенная тьма. А там, где нет чётких форм, не нужны глаза, чтобы ориентироваться. Впрочем, и другие органы чувств не нужны — всё взаимодействие это просто образы в его голове. А вербальными они кажутся, потому что маг тащит из реальности такое представление об «общении». Но большего из реальности ничего не проникло. Это позволяло не ощущать дискомфорт, растерянность, когда он «слышал» шёпот голосов со всех сторон и не мог воспринимать их все сразу — это казалось естественным. Дискомфорт может появиться, когда шум мешает сориентироваться в пространстве, устоять ногами на горизонтальной поверхности, мешает идти, а ему не надо идти. Ведь нет тела. Нет и боли. А ясность рассудка и здравость мыслей сохранялись. Значит, это не подобно Тени, Якорю или воде. Во тьме он не теряет себя — тьма и была им, зато вот извечный балласт остаётся в реальности, а он оказывается свободен от её осмысленных и строгих рамок.

Конечно, после такой прекрасной свободы возвращение обратно в родной мир будет ощущаться отвратно. Здесь он может объять Источник, а там — не может нормально сделать и шага.

Вот почему сегодня обычное нужное пробуждение ощущалось по-непривычному тяжело.

Мужчина вынырнул из небытия с тяжёлым вдохом, воздухом почти захлебнулся.

Точно — в реальности ещё и дышать необходимо для жизни. Сколь же здесь строгих обязательств…

Когда маг смог открыть глаза и рассмотреть в плывущей картине мира очертания деревянной крыши над ним, то, первым делом, начал возвращать порядок в голове, вспоминать, что вообще произошло. Это далось не так просто, поскольку, как обычно бывает после насыщенного сновидения, сложно разобраться, когда закончилось бодрствование и начались грёзы. Дни ожиданий в Арборской пустоши слишком стремительно перешли в гонку за «возвышением», в ходе которой он чуть дважды не лишился жизни: сначала по вине Корифея, решившего из мести подчинить сородича-предателя, а потом из-за Источника, борьба с которым вскоре и вовсе перешла к балансированию на грани реальности и дрёмы. Не зря мужчина не во всех подробностях помнит, как после погружения в резервуар вообще храм покинул и оказался… в покоях Тайного Канцлера?

Как только к нему пришла эта догадка, Безумец сразу призадумался, пригляделся, убеждаясь, что своды крыши соответствуют размерам… голубятни.

Бард ему поверила, не обманула, действительно дала возможность разобраться со всем самостоятельно, а не скинула в лапы храмовникам. А заодно она проявила великодушие. Перетащила бессознательного гостя с пола на кровать, отмыла руку от крови, приложила примочку и забинтовала её, спасая от заражения.

Магистр не мог сказать, сколь болезненно отреагировало его тело на противление Источника. Но кости его ныли, ломало мышцы, а голова кружилась и болела, словно от страшной лихорадки — это можно считать косвенным признаком, что в реальности его борьба с Источником отнюдь не была просто сном. Впрочем, мужчина и сейчас-то, вопреки своей неугомонной натуре, не имел ни желания, ни сил вставать. А только, когда смог убедиться в собственной безопасности, тяжело вздохнул, тревожа ноющее тело, поёрзал, чтобы лечь поудобнее, и накрыл глаза предплечьем. Хотя комната освещалась тусклым светом — он всё равно резал ему глаза.

А вот и влажная ткань нашлась на лбу. Раз Лелиана решила предпринять такую меру, значит, его жар, действительно, перешёл в подобие лихорадки.

Маг мог догадаться, что не был один и что хозяйка комнаты, отложив бумажную работу, начала неустанно за ним следить ещё раньше полного его пробуждения, однако это не заставило его заговорить. Если бы она продолжила хранить шпионское молчание, то и он бы предпочёл его не нарушать, а поддаться сонливости и вернуться туда, где не приходится чувствовать себя так тяжко. Хотя несбыточность этого желания Безумец и сам понимал, и лучше их беседе состоятся, потому что опасно оставлять Тайного Канцлера в неведении, которое способно перейти в опасные для него самого догадки.

И верно, Сенешаль недолго оставалась в стороне. Оставив на столе свои бумаги, зажжённую свечу, Лелиана подошла, строго смерила незваного гостя взглядом и лишь затем, убедившись в отсутствии опасности, присела на край кровати. Так его покой был потревожен — Безумец был вынужден убрать руку с лица и повернуть голову в её сторону. Ожидаемо, он наткнулся на внимательный взгляд Соловья, не смеющий упустить ни единую мелочь в состоянии мага, но это мужчину не беспокоило: она имеет права на подозрения, а он не собирался становиться одержимым, поэтому ему нечего бояться в её взгляде.

Несмотря на то, что в первые минуты после пробуждения Канцлер встретила его весьма нелестно, с сомнениями в его сознательности, в дальнейшем напряжение, заполнившее маленькую комнату, начало спадать, а вслед нему уходили недоверие и ожидание худшего. Когда женщина наклонилась, а её рука коснулась сначала лба, потом щёк мужчины, то на её лице уже не было былой пугающей грозности. Так она проверила его температуру, а не найдя былых признаков жара, Лелиана смягчилась ещё больше. Огладила пальцами контур лица, точно убеждаясь, что знакомые острые его черты остались неизменны. В нежных, едва осязаемых, прикосновениях убрала спадающие на лицо черные волосы, чтобы ничего ей не мешало видеть его глаза, которые не хуже слов могли ответить на её вопросы.

Конечно, в первую очередь, она подошла с целью разузнать об его самочувствии, убедиться в неопасности и адекватности мага, и вовремя среагировать, если всё же выяснится обратное. Но когда сомнения были развеяны, от формальности можно было отойти. Она о нём беспокоилась искренне — и это было видно в её заботе, переживаниях, молчаливом любовании. И в улыбке, появившейся после того, как она увидела знакомый огонь неугасающей жизни в белых глазах, пусть и хранивших сейчас усталость.

Всё это ожидаемо, учитывая, к чему пришли их отношения и что им было (сначала из расчётливости, потом из искренности) сделано для сближения с опасным шпионом, не зря же Безумец, когда понял, что сил покинуть Скайхолд у него нет, выбрал именно её покои. Однако сомнения были и у него. Тайный Канцлер всё ещё могла поступить с ним так, как привыкли поступать сопорати с магами: отправить на растерзание храмовникам. Но ему, его опыту, действительно доверились, дали шанс во всё разобраться самому, как он и просил. А в уязвимый для него момент, когда он не мог даже адекватно воспринимать реальность, и вовсе проявили заботу. И не могло быть у него коварного злорадства — только искренняя благодарность и способность по достоинству оценить такой благодушный жест к его сомнительной персоне. Поэтому мужчина и сам улыбнулся, а его перебинтованная рука легла на её руку, нежно поглаживая, что усилило момент их невербального взаимопонимания.

Изначально у них обоих были вопросы: о его состоянии — у неё и о её великодушном гостеприимстве — у него. Но они так и не прозвучали за ненадобностью: два человека, умеющие получать ответы не только из слов, нашли их сами. И итоги этих безмолвных изысканий оказались теплее и важнее, а глаза как зеркала души были правдивее любых слов.

Сожалеть можно только о том, что этот чудный момент не мог длиться бесконечно: дела ждать не будут. А значит, Лелиана была вынуждена отстраниться.

— Не могу не спросить, леди Лелиана, сколько уже я докучаю вам своим непрошенным визитом?

Разобравшись со своим местонахождением, необходимо было разобраться со временем, поэтому Безумец уже пытался приподняться и заглянуть на улицу через решётчатую бойницу, чтобы оценить время суток. Так он мог сказать, что сейчас ночь, однако этого недостаточно, чтобы судить о длине сна. Желание знать точно и сподвигло его задать вопрос первым.

— Не так много, как вам кажется, Фауст, — заверила Канцлер, понимая, что мужчина потерял течение времени и боялся в своей сонной борьбе пропустить слишком многое. — Меньше суток прошло. Что удивительно, при вашем-то состоянии ещё вечером.

Такой ответ магистра воодушевил.

— Моё состояние заставило вас беспокоиться? — и как следствие приподнятого настроения, следующие слова сновидца уже не обошлись без ехидства.

— Скорее — усомниться, что ваша самонадеянность на этот раз сойдёт вам с рук.

— Сошла, как видите.

— К сожалению. Иначе бы хоть чему-то научились и так бездумно не рисковали, — вернула ему усмешку Лелиана.

Его вытащили из пленяющей дрёмы, и это пошло на пользу. Желание вновь уйти от реальности не было так остро, а свет от свечи не резал глаза. Он мог осмотреться, оценить скромное убранство комнаты таинственного Канцлера, заодно и глянуть на стол, на котором в столь позднее время суток работа велась в самом разгаре.

— Работа в ночное время для вас — обыденность, как я понимаю, — рассудил Безумец. Он сомневался, что только его присутствие помешало барду отправиться на заслуженный отдых, а не работать в ночи. Скорее этот трудоголизм был её нездоровой привычкой.

— Вы как всегда наблюдательны.

— Стоит ли говорить, что такое нарушение режима отдыха вам на пользу не идёт?

— Не стоит: моя подруга уже озвучила всевозможные доводы и смирилась.

— Тем не менее я на стороне леди Монтилье в данном вопросе.

Сколь бы искренней заботой маг ни был движим в своём порицании, но спорить дальше он не стал, потому что Лелиана права: не стоит. Раз уж Жозефина не смогла заставить свою давнюю подругу нормировать рабочие часы, уделять больше времени на отдых, то у него не получится и подавно.

— Значит, сможете прочувствовать, какого приходится мне при очередном вашем отказе прислушаться к моим словам и не рисковать бездумно в одиночку, — хмыкнула Соловей, озвучив ответный упрёк: уж явно не ему говорить о важности режима отдыха, кто не может заставить себя даже питаться пропорционально затраченной на постоянные странствия энергии, поэтому ходит худющий, как скелет.

— Вероятно, вы мне не поверите, но наконец я буду вынужден к вам прислушаться, Лелиана.

— Вы правы: не верю, — скептично приподняла бровь Канцлер.

— Однако это не ложь. Отныне у меня не осталось выбора: мне нужна защита Инквизиции, — вновь тяжело вздохнул мужчина, свыкаясь с мыслью, что всё действительно не будет, как прежде.

— Ожидаете, что Корифей из мести начнёт вас искать? — догадалась Лелиана о причине, заставляющей упёртого тевинтерца впервые за два года независимых странствий принять предложение Совета.

— Именно так. Корифей — при всём его безумии — цеплялся за память о нашем мире. Я стал для него таковым. Он считал, что я обязан уподобиться его идеям, но он бездействовал всё это время, ждал и позволял мне сохранять нейтралитет, потому что в ином случае ему пришлось бы признать меня врагом и приговорить к смерти. Это его пугало. Однако в святилище он наконец понял, что я уже избрал вашу сторону в войне. В какую ярость Сетий впал, когда увидел, что я испил из Источника, вы и сами помните. Поэтому я считаю, что он больше ждать не будет — захочет покарать «предателя». А значит, я не смогу и дальше пребывать без вашей защиты.

Лелиана согласилась с его доводами и была рада, что упёртый тевинтерец всё-таки внял голосу разума. И её ничуть не возмутило, что магистр не спрашивал и просился, а говорил о своём переходе под юрисдикцию Инквизиции утвердительно. Понимал, что незачем спрашивать: Совет ему в любом случае, даже после всех его выкрутасов, не откажет, Лелиана в том числе. Если хромой маг переберётся в библиотеку Скайхолда и прекратит свои странствия, ей же, в первую очередь, будет лучше. Однако не успела сенешаль его похвалить, как маг вновь её обескуражил.

— Но должен предупредить: ещё раз Скайхолд я вынужден буду покинуть.

— Фауст! Если вы решили надо мною шутить, то ходите по очень тонкому льду! — подозрения о несерьёзности в столь серьёзных решениях заставили Левую руку грозно рявкнуть. Ещё чуть-чуть, и она готова была ему напомнить, почему многих одно только произношение её титулов повергает в ужас.

Безумец и сам понимал, на что похожи его слова сразу после столь длинной речи о совсем противоположном решении, но ничуть не напугался, ведь он говорил правду, не шутил, а значит, у Канцлера нет причин осуществлять свою угрозу. А когда уверен в своей безопасности, все возмущения барда только умиляли.

— Это необходимость и для вашей миссии, Лелиана. Источник стал покорнее, не оглушает меня, но всё ещё отказывается подчиняться. Он утверждает, что меня хочет увидеть Митал. На встречу с ней я и должен прибыть, если хочу получить нужные нам всем ответы.

Какое-то время женщина ещё сверлила мага злобным взглядом, пытаясь определить, говорит ли он правду или продолжает свою несмешную шутку. Эта правда звучала слишком абсурдно. И к сожалению, доказательства обмана в белых глазах магистра Лелиана не нашла. Значит, ей нужно привыкать к очередному абсурду.

— Та… самая Митал? Эльфийская богиня?

Сестра Соловей справедливо насторожилась. В безумный век дракона уже был и Пятый Мор с Древним Богом во главе, и Брешь с бессмертным древнетевинтерским магистром, поэтому возвращение эльфийских богов уже никого не удивит, но подобного исхода точно не хотелось. Иначе моральный дух героев грозится подорваться от обилия концов света на одну эпоху и вообще одно поколение.

— Я сомневаюсь, — ответил Безумец, которому самому кажется, что с этими концами света, и вправду, уже перебор. — Предполагаю, речь идёт лишь о подобии Митал, эманации когда-то реального существа или вовсе пустых угрозах Источника.

— Как никогда хочу надеяться, что бы вы, Фауст, оказались правы, — вздохнула сестра Соловей, хотя понимала, что в словах мага не больше фактов, чем у неё, и лишь надежды. Правду они узнают, когда сновидец вернётся со встречи с этой таинственной личностью.

Впервые на лице шпионки появилась неприкрытая усталость от бесконечных проблем. И теперь даже на Создателя не понадеешься — только на себя.

— Могу я просить вас на время моего пребывания за пределами Скайхолда усилить слежку за активностью последователей Корифея и оказать помощь в случае их нападения? — вот теперь Безумец просил, что показывало, насколько серьёзно он относился к угрозе возможной атаки от оскорблённого сородича. Пытается себя обезопасить, потому что понимает, что теперь к нему подошлют не смазливую девочку, а красных храмовников и их монстров.

Сенешаль кивнула, соглашаясь и отпустить мага, и наиболее обезопасить его путешествие. Не время ставить свои условия и противиться: если на встрече с богиней всё пройдёт гладко, то они уже будут в шаге от победы.

На этом наступила тишина, что можно расценивать как окончание их беседы. Безумец так и посчитал, поэтому предпринял попытку подняться. Былая сонливость прошла, тело перестало ныть так сильно. Даже на локтях он смог приподняться и удержаться — всё вело к тому, что пора прекратить злоупотреблять гостеприимством и терпением Канцлера.

Однако последующие попытки были пресечены женщиной, которая положила руку магу на грудь, препятствуя его подъёму.

— Куда вы собрались? — Лелиана хоть и пребывала в задумчивости от всей сложившейся ситуации, но возня со стороны мага, конечно же, не осталась ею незамеченной.

— Наблюдается склонность к улучшению моего состояния, поэтому, думаю, с рассветом я уже смогу покинуть Скайхолд.

Выяснив, что маг ничуть не блефует и действительно намеревался встать, хотя буквально час назад лежал в бреду, Лелиана небывало нахмурилась и тут же стала для него тем самым страшным Тайным Канцлером.

— Если я и одобрила ваш план, это не значит, что вы должны отправляться сейчас.

— Я заверил вас, что уйду и не создам проблем, как только буду на это способен.

Сослался магистр на свои слова, сказанные в момент обнаружения Лелианой его в комнате, что означало, что он хоть что-то запомнил.

— И вы на это неспособны! — не сдерживаясь, шикнула женщина, потому что знала об абсолютной серьёзности намерений мага. И его неугомонная натура её раздражала. — Я не позволю вам покинуть Скайхолд, пока вы не отдохнёте и не восстановите силы — даже если для этого понадобится держать вас здесь несколько дней.

— Но…

— Магистр Фауст, либо вы прекращаете молодечество, либо я на самом деле позову храмовников и прикажу приковать вас лириумными цепями — или чем-нибудь там ещё — в библиотеке, у полки с книгами по оккультизму и астрономии. Селина как раз недавно нам прислала в дар часть своей коллекции. У вас будет время перечитать их все.

Лелиана подкрепила свою угрозу действиями и толкнула мага рукой, которая всё ещё покоилась на его груди. Этого хватило, чтобы слабые руки самого мага подкосились, и он, завалившись назад, вновь оказался лежать на кровати. Дальнейшее противление с его стороны не повторилось, он только рассмеялся от всей этой ситуации.

— Лелиана, вы просто беспощадны, — с театральным отчаянием ахнул мужчина, будто бы его обрекают на пытки. Хотя описываемые перспективы для ненавистника псевдомагических наук были равноценны пыткам.

В дальнейшем маг откинул голову на подушку и прикрыл глаза, выражая смирение с требованиями Канцлера.

Наблюдая за этими покорностью и, одновременно, паясничеством, Лелиана победно усмехнулась, а когда убедилась, что маг угомонился, то собиралась подняться, вернуться к столу и продолжить работу. Но у сновидца были другие планы. Стоило ей только попытаться встать, как мужчина, до этого делающий вид, что пытается заснуть, приподнимается, тянет к ней руки, обнимает за талию, недвусмысленно не желая отпускать.

— Раз уж вы утверждаете, что из-за необходимости отдыха, я пока не могу вернуться к делам, то смею настаивать на подобных условиях для вас.

Пусть игривые слова магистра не сбросят с неё груз работы и не освободят от излишнего трудоголизма, а действительно настаивать ввиду физической слабости он не мог, но впервые Лелиана не была так быстра в своём отказе. Работа никуда не денется, даже с победой в этой войне её меньше не станет, зато отдых в тёплых объятиях возлюбленного казался куда заманчивее и приятнее холодных отчётов.

— В одной постели с незамужней женщиной? Фауст. Где ваше дворянское воспитание?

Обескуражив мага таким заявлением и звонко посмеявшись, Лелиана легла с ним рядом. Не учла вездесущий Канцлер, когда при реставрации замка обустраивалась её комната, что одноместная небольшая кровать однажды окажется маловата, и двум людям на ней приходится тесниться. Впрочем, их это полностью устраивало. Целуясь, они лишь всё плотнее кутались в одеяло, что не согреет, а сохранит тепло от крепких, но трепетных и дорогих им обоим объятий.

— Увы, мне не был оставлен выбор. Ведь это вы, Лелиана, первая затащили в свою постель вдовца.

Когда Источник направил его в Долы, Безумец хоть и отнёсся к этому с учёным любопытством, но не более того. С точки зрения архитектуры Долы уникальны. Здесь после Первого Мора эльфы пытались восстанавливать своё наследие, строили буквально на костях погибшей цивилизации. И именно эта смесь истинной культуры элвен и блеклой попытки её повторить в дальнейшем уникальна, будет интересна любому знатоку эльфийской истории. Но для хромого мага, искателя скорей не наследия, а его плодов, Долы были бесполезны с практичной стороны. Во времена Священного Похода уничтожено большинство попыток эльфов возродить культуру Элвенана, и сами эльфы уничтожили немало наследия: они вскрывали тайники, гробницы, покоящиеся в спасительном забвении тысячелетия, забирали оттуда все артефакты, но сохранить смогли лишь меньшую часть из-за незнания, неопытности или отсутствия возможностей. Так что куда бы мужчина ни посмотрел, всюду он видел то, что и так знал из своих изысканий.

Правда, место, в которое через несколько дней он наконец прибыл, было исключением. Оказавшись в центре странной конструкции, маг осмотрелся и отметил, что даже его знаний не хватит, чтобы понять её назначение. Для арены или театра эта круглая конструкция слишком непрактична из-за отсутствия зрительских мест, для защитной стены слишком уж маленький внутренний диаметр круга — нечего защищать здесь, а для дома какого-то элвен отсутствуют любые признаки жилых помещений, попытки добиться уюта. Чудом уцелевшая купальня на берегу реки, которую мужчина видел во время полёта, и то больше передавала уют и призрачное представление о том, как эльфы в ней совершали омовение.

Эльфы Долов тоже не смогли расшифровать назначение конструкции, поэтому постарались соорудить что-то своё. Безумец был уверен, что именно они, а не их предки, притащили статую Митал средней степени сохранности и организовали здесь уголок поклонения любимой богине, потому что статуя, цветочки и подношения в этом пустынном, заросшем травой кругу смотрятся как седло на дрэйке.

Впрочем, когда Безумец осматривался по сторонам, его меньше волновало это не сочетание в композиции, и больше — признаки присутствия поблизости «поклоненцев». Он был рад, что названная Митал не стала организовывать встречу в Арборах, и ему не нужно возвращаться в непроходимые леса, но там хотя бы было безлюдно, а Долы полнились обитателями. Раз цветы на постаменте свежие, значит, где-то поблизости расположился лагерь кочующих долийцев. Магистр хотел поскорее завершить встречу, добиться своего и вернуться в место поуютнее, где можно было спокойно погрузиться в беседу с Источником, а не разбираться в остроухими фанатиками.

К счастью, поиск и в реальности, и в Тени ничего не дал — поблизости действительно никого нет.

«Ты обязан доказать, что достоин получить аудиенцию Матери. Преклонись перед её ликом!»

Из-за излишней помпезности обладателя этого голоса хотелось назвать фанатиком, однако ядовитая издёвка и раздавшийся эхом шум от другим голосов, уж больно напоминающий смех, были слишком явными. Но даже так эти слова Безумца только заставили усмехнуться.

— Источник, и правда, подобен муравейнику. В общей массе это артефакт огромной силы, но каждый отдельный голос не отличается ни умом, ни воображением, — ответил мужчина, считая, что шутка про то, как человека с больными коленями заставляют преклоняться, если и была оригинальна, то первые пару раз, а не когда он подобные издёвки за свою жизнь слышал уже десятки раз.

Забурчали. Очевидно, гордым элвен (пусть и отголоскам былых личностей) пришлось не по вкусу ответное оскорбление.

Улыбнувшись от победы в их очередных словесных препирательствах, Безумец закончил с осмотром и поднялся на площадку с подношениями к богини и её статуей.

— Мало нас, но мы везде; позови, и низойду… — заставили мага произнести вслух призыв.

«Жалость прочь и страх забудь.»

И сколь возвышенно звучали голоса Источника, когда не удержались и заговорили совместно с человеком, столь же скептично их произносил сам сновидец. Пусть мужчина не был верующим, но к образам Древних Богов раньше он относился как к божеству, просто несправедливому и безразличному, а вот сейчас испытал только скепсис и полное равнодушие к тому, что он говорит и как.

— «Позови, и низойду». А это, оказывается, может быть просто, — но также сказанное его повеселило. В святилище они столкнулись с правилами, которые заставляли верующих годами добиваться внимания Митал, а жрецам, оказывается, достаточно было произнести одну молитву-призыв.

Источник снова был недоволен, что его преданность обсмеивают, но ничего он поделать не мог. Безумец это заметил: его заставили произнести лишь фрагмент молитвы, а не всю, и не стали опускать до прочего раболепия. Понимала их хозяйка, что гордый тевинтерец даже под угрозой конца света не будет потакать её прихоти, позориться, а просто уйдёт.

Именно поэтому и заставлять себя ожидать названная богиня не стала.

Когда рядом колыхнулась Тень, сомниари это заметил. Когда неподалёку заклубилась дымка, постепенно собираясь в чёткий силуэт, Безумец уже с интересом изучал явление и даже ликовал. Появись Митал любым другим способом, и мужчина бы оставался в обезоруживающем неведении. Но она решила появиться из ниоткуда, пройдя через Тень. На подобные перемещения не способен ни один житель недремлющего мира, даже элвен — иначе бы они не строили огромную сеть элювианов-порталов. Лишь духам это доступно. Например, так делал Коул.

Тем самым магистр уже заранее ответил на многие свои вопросы и совсем не удивился, когда дымка рассеялась и перед ним предстала женщина, человек, хотя речь вроде идёт об эльфийской богине.

Женщина была весьма почтенного возраста, что подчёркивали седые волосы. Но при этом старой — в том смысле, который обычно вкладывают в это слово — она не является. Её одежда казалась весьма экстравагантной… казалась для современного южного Тедаса, а вот Безумец бы назвал её обычной для Тевинтера, для какой-нибудь властной магистрессы. Даже перья окаймляют плечи, подобно тем, которые когда-то были и на его мантии. Но это не странно, потому что культура Тевинтера строилась на заимствовании у эльфов.

Про «властную магистрессу» маг подметил точно, потому что названная Митал таковой и была. А уж ехидный пронзительный взгляд её ярких золотых глаз… Был бы он моложе — точно бы почувствовал дрожь в больных ногах. Но сейчас он лишь предвидел опасность и необходимость в защите, потому что от этого древнего существа (не человека и не эльфа, а именно существа) можно ожидать всего чего угодно, в том числе мести за похищение её собственности.

— Значит, дух — это то, что осталось от Митал, — первым нарушил неуютную тишину магистр, озвучил свои догадки.

И хотя, очевидно, что такой догадливости от него не ждали, а скорее ожидались закономерные вопросы и возмущения, однако ведьма сбитой с толку не выглядела. Создавалось впечатление, что всё происходящее её только веселило, даже вор, стоящий напротив, ничуть не злил.

— Как легко ты произносишь это имя. А тебе известно, что оно означает? — со снисходительным укором, словно при обращении к ребёнку, произнесла ведьма.

Безумец её укора не оценил. Если она намекает, как Абелас, что о могущественной эльфийке нужно говорить с духовным придыханием, то он слишком уже насытился историями о божественном произволе, чтобы оказывать хоть какому-то богу почтение.

— Это имя довольно-таки разборчивой в методах борьбы за власть исторической личности, которая, однако, проиграла и должна была сгинуть в той же истории.

Такие слова заставили Источник снова зашуметь, а вот женщина только усмехнулась.

— Как и ты. Но стоишь сейчас передо мной, взываешь к небу и даришь озарение тем, кто ослеп от своей вины, — на последних словах её голос очень смягчился, как будто бы она хоть и использовала множественное число, но говорила о ком-то очень конкретном и близком.

В первую очередь, её слова были намёком на то, что она прекрасно знает главный секрет магистра: о его древнем происхождении. Безумец этот намёк уловил, и ему не понравилось, что чужак копается в его голове, но не возмущался, потому что прекрасно осознавал возможность таких последствий от поглощения Источника. Но помимо явных намёков магистр сделал и свои умозаключения. Например, маг оценил манеру речи женщины — уж больно она ему напоминала речь Часовых, что может косвенно говорить о весьма солидном возрасте ведьмы. А ещё ему сразу бросилось в глаза её нежелание называть себя Митал, значит, данная сущность всё ещё является одержимой магессой, а не полностью захватившим контроль над телом духом.

— Что до меня — у меня много имён. Ты же можешь звать меня Флемет, — вновь словно расслышав мысли маг, произнесла ведьма.

— Ведьма Диких земель. Часто упоминаемое лицо в ферелденском фольклоре. Дикарка-магесса, которая за измену и бегство была обманом пленена мужем. Из мести пошла на добровольную одержимость духом, вследствие чего обезумела и стала источником легенд разной степени кровожадности и коварства.

Флемет все своим видом показывала превосходство в их беседе, ведь она ничего не спрашивала о самом магистре, не менее чужеродной личности для нового мира, значит, Источник, который слился с магом, уже ответил ей на все вопросы. Безумцу это было неприятно осознавать, но он продолжал гнуть их разговор и в свою сторону. И сам про духа догадался, и легенды про Флемет знал ещё со времён первого своего путешествия в Ферелден, что не давало ведьме полностью владеть беседой. Заодно и о почтении речи не шло. История происхождения Флемет неоднозначна: с одной стороны, измена мужу, а с другой стороны, по их дикарским нравам едва ли согласие женщины вообще спрашивали, просто пришли и взяли как вещь, поэтому неудивителен её побег с человеком, которого она, в отличие от мужа, искренне любила, но Безумец озвучил наиболее нелояльную к ней версию.

— Вот так в один прекрасный день кто-то берёт и излагает все ужасы твоей жизни в двух словах, — пусть ярости он не увидит, потому что древние раны парой едких слов вскрыть невозможно, но когда ведьма это говорила, былой задор в её глазах пропал, что для мага было маленькой, но победой. — Но всё верно. Я была той самой женщиной. Так началась моя история.

Безумец вновь приметил интересный нюанс. Ведь история Митал началась тысячелетия назад, но Флемет говорит лишь за себя. Значит ли это, что от того духа даже личности почти не осталось?

Если бы на кону этих переговоров не стояла жизнь мира или его, а перед ним не находилась очередная очень могущественная архаика, мужчина бы с ещё более научной стороны подошёл к изучению невиданного им ранее случая одержимости. Чтобы пережить свой короткий человеческий век, сновидцу пришлось проспать в Тени и чудом там не сгинуть, а одержимость столь могущественным существом уподобила Флемет бессмертным эльфам.

— С тех пор я долгие века ношу в себе Митал и ищу той справедливости, в коей было отказано ей, — вновь точно предрекая вопрос магистра о целях их совместного существования, произнесла женщина.

— Справедливости?

— Её предали, как предали меня, как предали весь мир.

Когда дух заговорил о справедливости, лицо мага невольно скривилось.

— В таком случае, почему ты не явила себя миру?

— И кому же я явлю себя?

— Эльфам — своему бывшему Народу.

— Я… лишь тень тающая на солнце — а им такая истина не нужна. Ещё до прихода Митал я знала, что на сердце у окружающих. Потому-то она и пришла ко мне.

Эти слова, полные цинизма и эгоизма, окончательно Безумца и рассмешили, и заставили потерять интерес к собеседнику. Семь тысяч лет (если допустить, что эванурисы возникли синхронно с основанием Арлатана) кучка остроухих терроризировала собственный же народ, искоренила их волю и самостоятельность. Митал была среди них, тысячелетия поддакивала своему муженьку и не гналась за освобождением своего народа. И магистр не желал слышать, что она в одиночку была бессильна против террора Эльгарнана, хотела бы — смогла. Вон Фен’Харел захотел, снёс былые устои мира, снёс свою Империю, но сделал: спас мира от стагнации под прихотью кучки паразитов. Так что всё возможно.

Тысячелетия простые эльфы были безвольны, не могли жить без чужих указаний, никогда не знали свободы. Неудивительно, что, когда их бросили, они не смогли распорядиться неожиданно свалившейся свободой, уничтожили сначала в гражданской войне свою страну, добровольно ушли в рабство к Тевинтеру, потом спустя века и революционного пинка от Андрасте смогли создать Долы, но быстро из-за неумелой политики разрушили и его и вновь добровольно обрекли себя на рабство в эльфинажах. Когда Безумец узнал о Долах, то повторение истории его совсем не удивило, потому что эльфы не умеют жить по-другому, некому их учить воле, которая есть у людей и которая не позволила им в схожей ситуации (после ухода Древних богов) также позорно проиграть. Это было закономерно, потому что сгинули все эванурисы — единственные свободные элвен.

Но новый мир говорит, что сгинули не все.

Пусть сейчас Митал — это, действительно, только тень былого, но она, как прекрасно видно, даже в облике духа сохранила свои память и могущество. Именно она могла обратиться к своему брошенному народу, через трудности и неверие наставить их на истинный путь самостоятельности и свободы. По мнению Безумца, это было бы лучшими искуплением вины и местью её убийцам: помочь тем, кого они даже за вещи-то не считали, потому что вещи хотя бы берегут, а рабов уничтожают пачками, стать вновь Народом, но уже настоящим.

Но вместо этого богиня обозлилась на тех, с кем терроризировала мир, и на своих бывших рабов. Оказывается, это они виноваты, что так плохо сохранили эльфийское наследие, изуродовали историю, а не она, бессмертная богиня, которая просто равнодушно наблюдала за деградацией их культуры!

Просто смешно.

Да то, что такие безвольные рабы, брошенные собственными хозяева, хоть что-то смогли сохранить, это уже чудо!

Митал не помогла Народу, когда не осталось ни мужа, ни иных соперников, значит, не хотела. Значит, у неё никогда не было желания. И семь тысяч лет её устраивало то, что творится с миром и её Народом, и вспомнила она о правосудии лишь тогда, когда предали уже её.

Собственно, встаёт вопрос: а смеет ли Митал в лице ведьмы хоть что-то говорить ему о справедливости?

Безумец для себя ответил на этот вопрос, поэтому сейчас стал настроен скептично и лишь с ухмылкой вспоминал все те восторженные возгласы Источника и его теневого собеседника в адрес названной богини.

Отныне напряжение их и без того странной беседы усилилось, ведь то, о чём магистр думал, знал Источник, а значит, знала и Флемет. Не зря она стала твёрдо стоять на ногах, а руку положила на талию, неосознанно (а может и осознанно) подчёркивая, что собеседник переходит границу дозволенного и конфликт неизбежен. Но и Безумец на этот раз не уступил: выпрямившись по-магистерски строго, он смотрел на неё уничижительно сверху вниз, как хозяин — на раба.

— Помимо легенд о запугивании дикарей на болоте Флемет также фигурирует в историях, в которых помогает героям. Ты помогла Хоуку в начале его пути, а также по косвенным свидетельствам — Герою Ферелдена, — Безумец, не имея больше вопросов о личности Митал и её одержимой пешке, перешёл к сути их встречи. — Значит, ты заинтересована в спасении мира, хотя бы из собственного выживания.

— Я подталкиваю историю, когда это нужно. Но иногда её приходится пинать, — вроде ведьма посмеялась, но сейчас это меньше всего было похоже на смех — слишком уж сильна враждебность между ними.

— Предполагаю, по этой причине ты не вмешалась в шедшую в храме борьбу за Источник. Не защитила от осквернения венец твоей хитрости и изобретательности, потому что без него Инквизиция не узнает, как победить бессмертное существо…

«Он не бессмертен. Теперь нет.»

Всё это время Источник молчал, будто бы Митал запретила перебивать беседу двух господ, поэтому эти неожиданные слова сразу привлекли внимание сновидца. Раньше подобного он не слышал.

— Тогда как его убить? — забыв, что его перебили, Безумец обратился к голосам, но они также молниеносно замолчали, и он услышал только тишину.

Тогда мужчина понял, что Флемет его просто дразнит, показывает, как же близко к нему желанные ответы и всё ещё они ему недоступны, поэтому злобно глянул на неё, а получил лишь ту же язвительную улыбочку.

— И если ты заинтересована в победе, почему до сих пор заставляешь Источник молчать и тратишь моё время на эту сомнительную встречу? — пришлось хромому магу закончить свою мысль, на которой его прервали.

— Я хотела посмотреть, кто испил из Источника скорби. Столько веков пришлось ждать. И не скажу, что я разочарована, — вновь магистр удосужился её пронзительного взгляда, окинувшего его с головы до пят. Мужчине даже сравнить его было не с чем… А нет, знает! Так осматривают голых пленников работорговцы на отсутствие разных дефектов на теле, чтобы выставить их на рынке рабов подороже. — Ты интересен, смел и очень напорист в том, чем хочешь овладеть. Но самонадеян, раз думаешь, что тебе будет позволено владеть Источником.

— Мне не нужен посредник в лице эманации убитого тысячи лет назад существа. Я удовлетворил твоё желание и прибыл на эту встречу — теперь твой черед: избавь меня от своего общества.

— Митал не любит отпускать своих слуг.

— Это мне известно, — ведь все её слуги теперь в его голове. — Но я не верю в религиозность этого «служения». Это лишь магия — а любую магию можно обойти. Как и Митал всего лишь дух: она давно не властна не над миром, не над Тенью — только над телом старой ведьмы.

— Ты выступаешь против тех, кто тебе не досягаем, шемлен!

— Я напорист — с твоих же слов.

Вот теперь Флемет разозлилась по-настоящему. Или уже не она. По последнему изречению можно судить, что пробудилась сущность той, чьё древнее эго маг умудрился поносить всеми возможными способами.

— Источник Скорби тебе говорил, как нужно просить об аудиенции богиню.

Преклонись, шемлен!

«И может, так ты заслужишь пощаду за своё невежество!»

Эти яростные слова были сказаны ведьмой, раздались грохотом по округе и их вторил каждый из тысячи голосов в его голове. И маг начал терять себя.

Нет, будь на его месте тот, кто пришёл на встречу с неизвестной сущностью неподготовленным, то он бы уже упал на колени, целовал землю и даже бы не понял, что с ним происходит. Но Безумец предполагал изначально, что вся та великая магия подчинения — просто прототип энтропии. От такого вида магии мужчина соорудил защиту, и она сейчас сработала.

В момент удара тевинтерец пошатнулся, схватился за голову, закрыл глаза, взвыл от головной боли, второй рукой мёртвой хваткой вцепился в свой посох. Но устоял. Голоса ликовали от наступившего возмездия, его оглушали, ноги непокорно тянулись к земле, но он всё ещё стоял. Опять же ему не победить в прямой дуэли с могущественной древностью, однако для мужчины было важно сохранить контроль над телом в самые первые секунды атаки, ведь затем он мог обратиться к той, которая бесследно поглощает в свои пучины любую древность, любое существо с непомерными амбициями — обратиться к Тени.

Сначала чёрная повязка на руке не помешала разбуженному Якорю явить яркое сияние, а мгновением позже вокруг сновидца образовался знакомый зелёный мерцающий купол. Впервые это заклинание было применено при встрече с архонтом и с тех пор безотказно срабатывало. В такой не менее ответственный момент магистр не стал экспериментировать (коей была попытка себя дублировать при побеге от Часовых), а использовал проверенное поведение метки. Как и раньше, эта магия словно отгораживала мага от реальности, отправляла в дремлющий мир, а любое заклинание, которое воздействовало на сновидца, налетало на купол и распадалось на первичный зелёный свет. Как Безумец и предполагал: богиня, бессмертная эльфийка или дух — это неважно, потому что всё сводится к обычной осмысленной магии, которая, вон она вся, уносится зелёным потоком обратно в Тень.

Лицо Флемет надо было видеть. Хотя нет, ведьма бы так не удивлялась, потому что, рождённая человеком, она знает ограниченность своей осмысленной магии, а вот Митал, её отголосок, не могла помыслить, как человек, по сути уже её посмертный раб, смеет не исполнять её приказ и противится.

Безумец сделал несколько шагов навстречу, пока не оказался на краю каменной плиты. Их разделяло несколько ступенек, во время разговора он всегда стоял выше неё, но сейчас это превосходство подчёркивалось как никогда.

Ведьма теряла контроль, и это было видно. Человеком она хотела отступать от купола первородной магии и того, кому эта магия подвластна, а дух желал сбежать через Тень. Пока Митал медлила, потому что гордыня перевешивала любой страх и потому что дух наверняка чувствовал пространственные мины, которые сновидец соорудил. Они были идентичны тем, которые сделал магистр Вирен при сражении с Праздностью. Правда, Безумец не рассчитывал, что столь могущественному духу мины способны нанести смертельное поражение, скорее они служили сигнализацией: если магическая сущность попробует сунутся в Тень, чтобы сбежать, то он об этом узнает своевременно.

«Если направишь эту силу на магистра, замахнувшегося на непосильное, то Митал позволит тебе уйти.»

Вскоре купол пропал из видимости: перестал окрашиваться зелёным светом от распада чужой магии, потому что её воздействие ушло. Тем самым Митал показывала, что на самом деле отказывает от попыток мага подчинить.

«Уходи. И ты будешь пощажён, и освобождён от её воли.»

Пощажён? И это они говорят ему?

Мужчина готовился к этому моменту, с умом подходил к Источнику как творению уже в храме, также и сегодня он продолжал разрушать ореол неизвестности вокруг этой древней личности, чтобы иметь стратегию борьбы с ней. А Митал не сделала ничего. Когда-то она была за гранью законов жизни и мира, но после своей смерти — обычный, пусть и могущественный, дух. Но это не сподвигло её проявить осторожность при беседе с тем, кто мог этими законами манипулировать как маг энтропии и как маг разрывов.

Купол над Безумцем исчез, но лишь потому что он наказал, как можно строже, Якорю повторить заклинание, но переделать его смысл на обратный. Теперь купол возник над женщиной, но иной: он не выпускал наружу и в Тень попавшего в ловушку. По смыслу новое заклинание схоже с пространственными минами, но они могли лишь ненадолго задержать духа при его побеге, а вот Якорь уже будет жечь насмерть любого, кто постарается границу пересечь хоть физически, хоть магически.

Не было такого исхода у магистра изначально в планах. Да и не хранил он злобу к Флемет. Это одержимая женщина стара, безумна, но она всё ещё осторожна и аккуратна, не думала терять голову как бешеный зверь от ожидаемых подстрекательств собеседника. Их беседа не переходила в крайности. А вот дух сразу метнулся в эти крайности. Она знала, что для спасения мира голоса должны стать сговорчивее, ей ничего не стоило освободить его из-под своего влияния — ему всё равно недолго осталось, и превратиться в ещё одного «Корифея» он попросту не успеет. Но вместо это Митал поддалась на провокацию и сразу же решила припомнить былое: указать рабу на его рабское положение.

Безумец не поверил в слова Источника. Нет, убитая богиня не отпустит его, вора и нахала, а также интересную игрушку на её коротком поводке. Она эгоистична и ослеплена своей местью. Пощадить и оставить за спиной столь опасного противника, которого он ещё и оскорбил, — это смерти подобно и против его принципов.

Магистр сжал руку, приказывая Якорю схлопнуть купол и тем самым выжечь всё оказавшееся внутри него, а высвободившуюся магию вернуть истинной хозяйке — Тени. Убийц Митал настигла кара тысячелетия назад — вот и ей пора отправиться следом за своим муженьком, а то этот век и так уже трещит по швам от всего нереального.

Как только встреча в Долах незапланированно, но весьма ожидаемо закончилась, магистр за последние дни впервые вновь услышал тишину. Не ту, когда Источник молчал, но свербел недовольно в глубине подсознания, а настоящую тишину, нарушаемую мыслями лишь тогда, когда он сам этого хотел.

Как бы Безумец ни был решителен во время встречи, сейчас, её вспоминая, он не мог точно сказать, что это была абсолютная победа. Всегда есть шанс, что метка сработает не так, как он хотел, или древнее существо было намного дальновиднее, чем ему показалось, и всё же подготовилось к такому развитию событий. Но даже если дух выжил, но усвоил урок и отдал контроль над Источником новому хозяину, то последующая его судьба мужчине была без разницы.

«Корифей был бессмертен. Но его гордыня стала его пороком. Желая уподобиться тому, кого он почитал, он пленил дракона, отравил его красным лириумом и отдал ему часть своей души. Дракон не стал архидемоном, потому что его душа порочна и отравлена ядом ненависти — она никогда не будет подобна богам, но пока дракон существует, у Корифея всегда будет возможность возродиться.»

Помимо тишины изменился и сам Источник. Больше это не была толпа орущих эльфов — теперь это лишь один обезличенный голос, говорящий за всех и вместо всех. Его голос.

— Как смерть дракона лишит его бессмертия? Он всё ещё будет способен вселяться в ближайшего носителя скверны.

Теперь его взаимодействие с Источником напоминало диалог: он задавал вопросы и получал на них беспристрастные ответы без былого ёрничества или противления.

«Будет способен. Но с потерей части себя он ослабнет, и предположительно, однажды борьба с сильной душой закончится его поражением.»

К тому, что Источник позволяет себя предполагать, а не говорит точно, Безумец относился спокойно, потому что понимал, что данный артефакт не абстрактная книга всех на свете знаний, а скопление умственного ресурса. Конечно, элвен не могут ответить наверняка, ведь Корифей — первая такая угроза для Тедаса, а значит, голоса могут только выдвигать гипотезы, основанные на их жизненном опыте и знаниях.

— В таком случае смерть дракона — первостепенная задача. Как её достигнуть?

«Самый быстрый способ — совершить атаку соразмерной силы.»

— Другим драконом?

«Подобием дракона.»

— Безумец?

Когда он погружался в плодотворное самокопание, любая попытка его вытянуть в реальность воспринималась им неприятно, как резкое пробуждение ото сна. Даже если эта «попытка» не была каким-то пронзительным криком или насильственным действием, а была просто голосом, его окликнувшим.

Вот и сейчас, стоило только голосу прорваться сквозь его дрёму, как мага тут же грубо выкинуло в реальность. С тяжёлым вдохом, вновь первые секунды ничего не понимая, мужчина сразу начал дёргано изучать окружение, вспоминать. И только позже, с возвращением концентрации, ему становилось легче. Точно — он же сам перед возвращением в Скайхолд решил наведаться в Башню Круга. А сегодняшним поздним вечером выбрался на берег озера, развёл костёр из поломанной мебели, покоящейся в башне, и стал дожидаться свою ученицу, присутствие которой неподалёку почувствовал, пока не задремал.

Вон, кстати, девчонка, чей голос его разбудил, уже стоит рядом и обеспокоенно на него смотрит. Заметив это, мужчина поднял голову и сам посмотрел на неё. Она хотела знать, чем для учителя обернулось взаимодействие с Источником скорби, а он хотел удостовериться, что девушка правильно отнеслась к уходу из-под влияния Старшего. В итоге они убедились, что оба благополучно покинули храм, а всё, произошедшее там, было скорее плодотворным, чем вредоносным.

Кальперния отбросила сомнения, улыбнулась, подошла, торжественно вручила ему в руки его сложенный плащ, а затем присела у костра рядом с магом. Безумец её наигранной торжественности не разделил, только хмыкнул, подтверждая, что уговор она выполнила, и отложил плащ, но магессу, прижавшуюся к нему, всё-таки обнял.

— Что-то ты не особо выглядишь счастливым. Источник оказался не тем, чего ты ожидал? — спросила Кальперния, заметив странную сонливость и рассеянность магистра.

— Счастье многогранно в своём проявлении. Я удовлетворён исходом и не обязан кричать об этом во всеуслышанье. Твоя же излишняя взбудораженность вызывает не меньше вопросов.

Девушка улыбнулась: даже в своём сонливом состоянии учитель продолжает по-обычному умничать, значит, ничего Источник с ним страшного не сделал.

— Почему излишняя? Я всё обдумывала, что буду делать, когда вернусь в Тевинтер. Натерпится поскорее к этому приступить.

— Если ты позволяешь себе так легкомысленно относиться к политическим интригам — в Тевинтере тебе делать нечего.

— Не надо разговаривать со мной, как с ребёнком! — в ответ на упрёк сновидца возмутилась магистресса. — Я понимаю, какими способами магистры ведут борьбу за власть и влияние. Даже когда я вернусь, мне придётся начинать всё сначала, иначе я проиграю за одну только свою связь с Венатори. Но это не значит, что помечтать сейчас я не могу!

Не каждый учитель решил бы позволять ученикам столь резкие высказывания и противления, но Безумец давал такую свободу своей ученице. Рождённая рабыней, она привыкла быть удобной, покорной, так что пусть учится стоять на своём до конца. И она быстро учится, учитывая, какой запуганной, неуверенной, неподготовленной к командованию она была, когда они впервые столкнулись в замке Редклифф или потом — на берегу озера Каленхад. И мужчина был доволен.

Девушка нахмурилась, готовая отражать последующие нападки магистра в их очередном разногласии, но мужчина только склонился и поцеловал её, этот спор завершая.

— Рассказывай, что ты задумал?

— Будь конкретнее.

— Ну, ты покинул свой кабинет, развёл костёр у воды, хотя при такой погоде его будет видно со всех окрестностей. И сидишь здесь без дела, будто бы только меня дожидаешься. Значит, точно что-то задумал.

Безумец усмехнулся — в логике девчонке не откажешь.

— В твоих словах правда — сегодня мне нужна твоя помощь.

Кальперния тут же отстранилась и испытующе и заинтересованно стала смотреть на мага, ведь помощь своей пусть и талантливой, но ученицы он запрашивает нечасто.

— У Источника есть ответ, как победить в этой войне. Дракон Сетия — ключ к его бессмертию, а значит, его необходимо устранить, в первую очередь.

— Дракон? Но каким образом? Мне всегда казалось, что Корифей его создал, чтобы доказать всем божественность своих сил, — удивилась девушка и стала задавать ожидаемые вопросы.

— На твои вопросы у нас будет время позже — сейчас же прими всё услышанное как данность, — любящий пытливый ум своей ученицы Безумец сейчас её вопросы пресёк, потому что хотел поскорее выполнить задуманное и вернуться в Башню. Что-либо обсуждать приятно, сидя около камина с чашкой чая — или бокалом вина — в руках, а не около костра на улице, словно бродяга.

Магесса его послушала, покорно притихла.

— Самый быстрый способ это сделать — одолеть его при прямой конфронтации. Но для этого требуется союзный дракон.

— Или маг, способный превратиться в дракона, — уловила мысль магистресса. — И Источник выбрал тебя и передал знания, как это сделать?

— Да. Но эти знания меня беспокоят.

— Почему?

— Это тот вид магии оборотня, который я никогда не практиковал: превращение вслепую. У Источника нет никаких подробностей о итоговом теле. Вероятно, элвен это и не требовалось — их магия была велика, и они могли позволить себе быть неразумными при экспериментах на себе. Но я опасаюсь, что мне не хватит сил для первого превращения, поэтому мне требуется твоя поддержка.

Девушка с пониманием кивнула. Пусть она сама этой магии не знала, но магистр рассказывал о своём обучении. Перед первым превращением он проходил долгий подготовительный этап: готовил собственное тело к изменениям, готовил себя морально, чтобы не обезуметь от столь резких изменений в ощущениях, долго изучал повадки животного, которым хотел стать, участвовал в его вивисекции, чтобы знать новое тело досконально. Помимо того, что так было безопаснее, мужчина мог оборачиваться не в иллюзии, а в реальные тела, в которых он способен существовать очень длительный промежуток времени в естественной среде обитания. Поэтому, конечно, для него будет стрессом задумка Источника — буквально из ничего соорудить новое, столь громадное, совсем чудное тело, основываясь на лишь призрачном опыте заточённого голоса.

— Ты хочешь сделать это… сейчас? — осторожно спросила Кальперния, чтобы удостовериться, что учитель готов хотя бы морально. Истории о том, что случается с неподготовленными магами-новичками, она от него тоже наслушалась.

— Не имеет смысла это оттягивать. С большой вероятностью мне ещё придётся долго привыкать к изменениям, а времени остаётся не так много.

— Думаешь, Корифей решится на скорое нападение?

— Он в отчаянии и совсем непредсказуем.

Заставив себя встать, магистр начал раздеваться. Девушка, правильно уловив последующие действия, повторила за ним и также убрала сложенную одежду повыше от воды. Целомудренного стеснения между ними не было, и быть не могло — не после стольких ночей, проведённых вместе.

Пусть череда столь стремительных событий выпала на летний сезон, но заход в озеро всё равно не мог быть поспешным. Ночной воздух, как и вода, по температуре был не очень благосклонен к сегодняшним купальщикам, а иловое дно, в котором утопали ноги, грозилось их заранее окунуть с головой в воду.

— Ты говорил, что вода используется для снятия нагрузки с тела перед превращением. Но речь шла о горячих ваннах. Ты думаешь, что этого озера будет достаточно? Тут же так холодно.

— Разумеется, я бы предпочёл использовать проверенные способы и оказаться сейчас в минратоских банях, — оказавшись в холодных Ферелдене и Скайхолде, Безумец как нигде вновь захотел вернуться в Минратос, хотя бы ради тевинтерской культуры мытья — бань. — Также помимо горячих ванн проводятся и иные процедуры над телом. Рабынь к этому готовят с особым усердием, поэтому обычно массажистки хороши как в прямом, так и в косвенном своём назначении. К сожалению, твои руки приучены только к половой тряпке. Так что за неимением лучшего подойдёт и просто холодное озеро.

Издёвка, вдруг возникшая среди заумных слов, возмутила девушку до кончиков её косичек, но она восклицать не стала, а тут же из мести ударила рукой по водной глади, вложив в этот удар всю свою силу. Стена холодных брызг мигом налетела на мага, заставила его непроизвольно вскрикнуть от столь внезапного обрушившегося на него холода.

— Что? По-моему, всё честно. Или опять скажешь, что это была твоя проверка? — деловито сложив руки на груди, довольная своей местью Кальперния обратилась к мужчине, когда тот, получив бодрящую дозу холода, возмущённый обернулся.

— Нет. Это была умышленная шутка с целью снизить твою бдительность, — за честнейшим признанием последовала коварная улыбка, мигом заменившая возмущение, а затем — шлепок по попе.

Только вместо его руки она почувствовала прикосновение холодной, призванной заклинанием ледышки. Отчего женщина взвизгнула, даже подпрыгнула из-за неожиданности, что стало чревато, ведь ноги на иловом дне тут же потеряли равновесие, и она с брызгами плюхнулась в воду ему на потеху.

— Не думай, что только ты сегодня будешь смеяться! — прорычала магесса, когда вновь встала на ноги и смахнула воду, попавшую в глаза. Тогда-то она и увидела хохочущего сновидца.

— Чтобы опрокинуть хромого человека, много премудростей не нужно. Твои действия не приведут к столь же потешному исходу, — Безумец знал, что она задумала, даже позволял это сделать, однако всем своим видом показывал, что он в любом случае выиграл.

— Ничего. Я найду, где посмеяться, — злобно усмехнулась девушка, а затем, обхватив торс мужчины, с лёгкостью утянула его с собой под воду. Хромой человек тем более легко потеряет равновесие на иловом дне.

Минутка несерьёзного отступления так же быстро закончилась, как и началась. Ничего нового она не привнесла, просто подчеркнула неформальность их отношений.

Их спуск закончился там, где вода была им почти по ключицу — идти дальше при таком неустойчивом дне опасно.

Кальперния стояла напротив мага и слушала от него инструкцию, как именно она должна оказать ему магическую поддержку.

— Как только начнётся превращение, ты должна как можно быстрее вернуться на берег: водоизмещение драконьего тела огромно — у берега могут подняться волны.

Девушка внимательно его слушала и также предельно серьёзно кивнула. Приготовившись к прочтению созидательного заклинания, она положила руки ему на грудь, чувствуя биение взволнованного сердца, которому и понадобится сторонняя поддержка при таких-то глобальных и резких перестройках.

В общем-то, заклинание, которое ему надиктовывал Источник, не отличалось от того, что магистр уже делал при создании вранового и волчьего тел. Только раньше он точно знал, что именно должен получить и с какими характеристиками, а сейчас в его голове был лишь образ. Чтобы сражаться с огромной отравленной тварью, нужно стать такой же огромной тварью, с теми же острыми когтями, зубами и шипами. Все же остальные нюансы отдавались на откуп то ли его подсознанию, то ли самой магии.

И хотя такая неточность выглядела сомнительной, найденное в закромах Источника заклинание оказалось рабочим. Когда его магический резерв оказался вычерпан больше, чем наполовину, и забрано немало у девушки, сновидца окутала черная дымка, привычная для мага-оборотня. Только если раньше дымка или опускалась, или становилась меньше, так как уменьшался размер нового тела, то теперь она, наоборот, росла с огромной скоростью. Когда Кальперния это увидела, а её руки перестали чувствовать чужое тело, то она, как и было наказано, бросилась к берегу.

Она не знала, что творится за спиной, но могла оценить масштаб. Сила вившейся магии её, даже не мага-сновидца, почти оглушала, а яркие вспышки виднелись отовсюду, точно перепугав жителей всех близлежащих деревень. Вряд ли всегда превращение во что-то огромное сопровождается таким хаосом — скорее таковой была первая перестройка тела, совсем непривычная и неотлаженная. Но всё протекало хорошо, и в один момент раздались грузный «плюх» и последующий за ним грохот.

Девушка, ковыляя по илу, смогла добраться туда, где вода была ей по колено, но даже здесь пришедшая после этого «плюха» волна сбила её с ног. Откашлявшись и оперевшись руками о дно, магесса на него села, а потом, не сдержав любопытства, обернулась и тотчас обомлела.

Там, где они только что стояли, теперь покоилась одна передняя лапа, а чтобы увидеть тварь саму, Кальпернии пришлось задрать голову. И это был… дракон. Огромный чёрный дракон. Пусть они были со стороны отмели, с торца башни, где на дне покоится остов Имперского тракта, но всё равно для человека здесь было глубоко, а вот дракону вода едва доставала до чешуйчатого брюха. Собственно, грохот от разрушения уцелевших надводных колон тракта она и услышала.

Ожидаемо, животное было громадное, покрыто рядами острых шипов, заканчивающимися столь же острым костяным навершием на хвосте. Его голову шипастой короной венчало несколько рогов. Передние лапы прямые, короткие, а задние — в разы массивнее и длиннее, что обычно позволяет драконам ими отталкиваться при взлёте и, при необходимости, на них приподниматься. Крылья, как и положено, в размахе были ещё длиннее столь массивной туши, и… их было четыре: два огромных передних, и два поменьше сзади, вспомогательных. Что необычно.

И подобное описание, словно для бестиария, магесса прекратила, когда глянула на морду существа. Именно тогда она поняла, что перед ней кто угодно, но не животное. Морда у высших дракониц, как и они сами, грузная широкая, а вот этот дракон выглядел очень грацильно. Пасть, разумеется, клыкастая, но длинная, вытянутая и узкая, нос отчётливо выделяется, надбровные дуги сильно выступают, что делает брови очень заметными, но а белые глаза тоже слишком большие относительно головы. Девушка была уверена, что все эти более чёткие и мягкие черты морды делают её способной к проявлению человеческой мимики, а небольшая пасть — даже к речи, или хотя бы к членораздельным звукам. Чего у дракониц не может быть по определению. Да что уж там — в одних глазах видно ум а и сознательности больше, чем у всех драконов вместе взятых, и ни капли хищнической ярости. И это не преувеличение, потому что драконицам как хищникам высшего порядка, огромным и опасным тварям, много ума не надо, чтобы с неба пикировать на беззащитную жертву.

Теперь девушка обратила внимание, что и всё тело чёрного дракона такое же грацильное, вытянутое, тонкое, а не грузное. Задние лапы поставлены так, что, кажется, он не только приподняться сможет, а встать и простоять какое-то время на ногах почти как прямоходящие существа. А пальцы на передних лапах достаточно гибкие, поэтому могут быть использованы для примитивной орудийной деятельности, да хотя бы могут камень схватить. Чёрный, совсем не практичный в природе, цвет чешуи наверняка взялся из-за цвета волос заклинателя, как и контрастный цвет глаз.

Кальперния наглядно увидела разницу подходов в школе оборотничества, о которой магистр ей говорил. Если тела волка и ворона невозможно отличить от настоящих животных, то вот сейчас перед ней стояло какое угодно магическое существо, но никак не подобие высшей драконицы. Девушка скорее видела перед собой Древнего Бога, в смысле по-человечески разумное нечто в облике дракона, непомерного могущества и способный к речи. Чего в живой природе быть не может. Навскидку магессе также кажется, что мистический дракон получился размером с великих дракониц (а то и больше!), поэтому понадобилась эта странная вторая пара крыльев — чтобы такую тушу хотя бы оторвать от земли.

А в общем магистресса была в полном восторге от увиденного, чего не скажешь о самом «счастливчике».

Чёрный дракон ещё больше не походил на настоящих дракониц тем, что вместо грозного рёва и яростной попытки защитить своё логово, долго топтался на месте и мотал головой, всё никак не привыкнув к виду на мир с практически птичьего полёта, но при этом не будучи в теле птицы и не в полете. Ещё больше его пугали разрушительность и непривычность новых частей тела. Когда он по волчьей привычке взмахнул хвостом, то раздался новый грохот от разрушения очередного пролёта и без того разрушенного моста до Башни. Когда он по вороньей привычке решил расправить крылья, то все четыре огромных «паруса» уткнулись в дно озера, взбаламутив воду. А когда он по-человечески попытался шагнуть, то запнулся о крылья, и вся многотонная туша рухнула в воду, породив очередную волну, выше предыдущей.

Их вещи благоразумно были убраны повыше, потому что вторая волна смыла предыдущий костёр, и когда они вышли из воды, пришло срочно искать сухую древесину и разводить новый. Благо это получилось быстро, и вскоре они уже вновь сидели на берегу и грелись.

Кальперния тянула руки к огню и всё ещё улыбалась. Она была восхищена и взбудоражена увиденным и успехами наставника. Но он её задора не разделял. Безумец сидел рядом, кутался в плащ, устало посапывая. Назвать его лицо кислым, значит, тактично преуменьшить. Девушка понимала, сколько сил у него ушло на своё первое перевоплощение, даже на такой недолгий срок — и она-то ощущает дрожь и слабость из-за потери сил, что уж говорить про него, однако магистр всё равно выглядит слишком недовольным для простой усталости.

— Ты так выглядишь, как будто Источник тебя не в дракона превратил, а в нага.

— По-твоему, это повод для радости? — раздался хмурый усталый голос из-под капюшона.

— Конечно! Драконы же самые величественные животные, символ нашей страны. А ты им уподобился. Даже не просто диким драконам, а Древним Богам!

— Древним Богам, которые предали наш народ? Сомнительное уподобление, — хмыкнул сновидец. — Существовал однажды магистр, который возжелал стать драконом для хвастовства перед коллегами. Благодаря своему влиянию и силе он быстро нашёл желаемое и решил всем продемонстрировать. Магистр организовал бал в своём поместье на краю скалы, где над пропастью построил смотровую площадку, специально для демонстрации. Он выполнил задуманное, обернулся драконом на глазах у всех, получил возгласы восхищения. Но балкон не выдержал такого веса, вскоре обрушился. Магистр так хотел всех поразить своим успехом, что на превращение истратил все свои силы, поэтому ослаб и не смог вернуться в родное тело, не успел балкон покинуть и полетел в море следом. Но также он никогда не учился по-настоящему владеть драконьим телом, поэтому при падении в воду не смог всплыть. И так он утонул во всё своём «величии».

— Это реальный случай? — заинтересованным слушателем спросила девушка, ничуть не удивившись неожиданному рассказу от заумного учителя.

— Неизвестно. Возможно, в своей правдивости подобна легендам про Архонта Дариния: просто поучительная притча. Её рассказывал мой наставник по магии оборотня каждому новому своему ученику, который приходил к нему лишь затем, чтобы «быстро стать драконом», — ответил Безумец, с теплотой возвращаясь в те уже далёкие времена, когда ещё он был учеником. — Драконье тело абсолютно непрактично: оно огромно, неповоротливо, разрушительно — в нём опасно существовать вблизи цивилизации. И оно совсем невыносливо и очень прожорливо — невыгодно для перелётов по миру. Драконицы, вопреки заблуждениям, вовсе неспособны к долгим перелётам без отдыха — они вылезают из гнезда, чтобы покормиться на близлежащих территориях. Неудивительно, что их почти истребили.

Пусть мужчина её открыто не осуждал, но девушка всё равно, словно пожурённая, опустила голову и раскраснелась, потому что, увлёкшись драконьим величием как символом, она не подумала о практичности этих животных.

— Чтобы быть волком достаточно владеть четырьмя конечностями — хвост полезен, но опционален. Птице необходимо пять конечностей, в особенности важны хвост и крылья — иначе полёт будет невозможен. А для дракона, тем более такого нереального, важна слаженная работа всех девяти конечностей.

Девушка незаметно кивнула. Это действительно очень много. Особенного для человека, которому достаточно встать на две ноги, и он пойдёт, а руки в передвижении не участвуют — они скорее способ взаимодействия с миром. Опять-таки она об этом не подумала, когда смеялась от неуклюжести громадного дракона.

— Значит… ты можешь отказаться от этой задумки? — осторожно спросила Кальперния, чтобы не обидеть принципиальность человека, который всегда идёт до конца.

— Нет. Это лишь значит, что я был прав и мне придётся стремительно привыкать к этому несуразному телу, — вздохнул Безумец и ещё ниже сдвинул капюшон на лицо, будто бы хотел свести к минимуму потерю тепла. — Но признаю — красивому.

Последние слова заставили девушку взбодриться, ведь они говорили о том, что настроение магистра не так плохо, как ей казалось.

— Ну и как вид оттуда, сверху? — хихикнула она.

— «Оттуда» все такие мелкие и ничтожные, хвостом взмахнуть нельзя, чтобы что-то не рухнуло.

— Тогда «махай» подальше, а то и Башню разрушишь. Вон остатки пристани сегодня окончательно смыло.

— Невелика будет разница. Кинлох Холд южные варвары привели к упадку и без меня.

Сегодняшнее резкое пробуждение показалось девушке неожиданным. Спросонья Кальперния поднялась на локтях, осмотрела комнату. За решётчатым окном ещё раннее утро, вокруг привычная тишина, а рядом лежащий мужчина сопел в глубоком сне после очередной долгой ночи, проведённой в обучении по владению новым своим обликом. Однако его спокойствие не стало для магессы гарантом: она привыкла полагаться на свою интуицию, которая сейчас её никак не хотела оставлять в покое.

Магистр ещё раз прислушалась, убеждаясь в совсем уж непривычной, обманчивой тишине. Как будто у подножья башни что-то происходит. Потом она обратила внимание, что не ощущает отпугивающий барьер, сооружённый сновидцем вокруг озера. В последнее время забывчивость мага ей стала заметна отчётливо, но совершенно вряд ли он бы забыл поднять защиту. Но сейчас этой защиты не было, как будто её сломали. Собственно, вспышка от разрушенного заклинания её и разбудила.

Окончательно решив, что творится что-то неладное, девушка начала звать мага, трясти его, чтобы разбудить. Получилось это у неё далеко не сразу. При таком погружении в дрёму неудивительно, что разрушенное заклинание осталось им незамеченным. В конечном итоге разбудить у неё всё-таки получилось, но это знатно её измотало.

Безумец был крайне недоволен таким пробуждением, но готов был сначала её выслушать, будучи уверенным, что беспричинно она бы не стала мешать его отдыху.

— Мне кажется, твой морок разрушен — я его не вижу. Значит, на острове посторонние.

Безумец тяжело вздохнул, точно возмущённый, что все проблемы мира сваливаются на него в самый неподходящий момент, и обратился к Тени.

— Он действительно разрушен. Очень искусно. Но магов я поблизости не чувствую.

— Значит, это храмовники. Инквизиции?

Магистр бы очень хотел с ней согласиться. Это предположение девушку напугало, а вот он был уверен, что если бы Совет и послал за ним храмовников, то только ради напоминания, что маг загулялся и пора бы ему отправиться в Скайхолд, как он и обещал. Но…

— Это маловероятно. Сетий имеет куда больше причин для нападения. И кажется… — магистр задумался, — поблизости носители скверны.

— Значит, это храмовники Самсона! — магесса перепугалась куда сильнее. Она тут же вскочила, схватила свой посох, а затем начала рыться в сумке, подготавливаясь к неминуемому бою.

Безумец вслед ей поднялся с кровати, но был куда сдержаннее. С храмовниками в бою он не сталкивался с тех пор, как Инквизиция закончила войну между ними и магами, да и в общем у него не было того панического страха перед этим орденом как у современных магов, тем более южных. Но ситуация ему тоже не нравилась. Храмовники Старшего поражены скверной, непредсказуемы и тем самым намного опаснее.

— Пока они поднимаются, ты успеешь покинуть Башню, — предложила магистресса, заметив сильную сонливость мага.

— Не говори чушь! — мужчина ответил грубо, потому что уже вторая женщина предлагает столь бредовую идею: что бы он бросил их в трудный момент или даже на смерть, а сам сбежал. Это бредово, тем более сейчас, когда их отношения достигли своего апогея.

Но не самые логичные слова девушки были следствием терзания себя виной перед магистром. Ведь если бы её сейчас здесь не было, то он бы спокойно покинул Башню и не рисковал жизнью в бою с красными храмовниками.

— Если бы тебя сейчас здесь не было, то я бы и не узнал вовремя об их вторжении, — точно уловив её мысли, пресёк Безумец дальнейшее распространение сомнений. Это был камень в его огород: если бы не девчонка, то внезапного нападения было бы не избежать. Однако ничего сомниари не мог с собой поделать, и возвращаться в реальность с каждым разом ему было всё труднее. — Выброси это из головы и лучше вспомни всё, что тебе известно о нашем противнике…

Вскоре два маг, прихватив необходимые вещи, перебрались на самый верх Башни — в комнату для Истязаний. Здесь всё также задувал ветер, свет проникал сквозь разбитые витражи, а огромная круглая площадь предполагала простор для манёвра и возможность контроля поля битвы — это было им на руку, потому что встреча мага с храмовниками в небольшом и узком помещении почти наверняка закончится поражением первого.

Красные храмовники неспешно пробирались по Башне, потому что вламывались в каждую комнату — даже запертую — с ноги. Но рано или поздно они будут здесь. И однажды раздались грузные шаги, поднимающихся по лестнице солдат, оттеснив магов на противоположную от входа сторону зала.

Местоположение Цитадели Кинлох сыграло магистру на руку. Чтобы спешно добраться до острова, нужны лодки, а значит, на них невозможно переправить храмовников, которых лириум необратимо изуродовал, превратил в красных монстров, громадных лириумных Чудовищ. И подчинённых, не со столь критичной степенью поражения, но сильной, когда лириум уже всюду заменяет плоть, Самсон тоже бы не мог взять с собой, потому что лодки нужно грести, а на это красные Ужасы уже неспособны. Так что до башни добрались только самые разумные, но и самые слабые из красных храмовников. Хотя степень поражения у некоторых тоже немалая, если судить по красным наростам торчащим прямо из-под забрала шлема.

На первый взгляд, Самсон оставался единственным, кто сохранял разум и почти нетронутое лириумом тело, но Кальперния бы поставила по сомнения и его сознательность. Они были соратниками в общем деле, но при этом извечными соперниками. Ралей никогда не воспринимал девчонку-выскочку всерьёз, считая, что далеко не талантом она добилась своего повышения, а Кальперния относилась к нему с презрением, потому что не понимала, как можно травить собственных подчинённых. Да, далеко не все солдаты ордена оказались дураками и в здравом уме отказались вводить в себя красную гадость, поэтому их травили обманом до тех пор, пока у храмовников не разовьётся непреодолимая зависимость, постепенно превращающая их в безмозглый живой таран. А вот Самсон как раз был тем дураком, который добровольно перешёл на употребление красного лириума и тоже принимал участие в отравлении своих бывших соратников по ордену. Этими качествами, хитростью, решимостью и неумолимостью даже в самом подлом поступке он, по всей видимости, и добился внимания и возвышения от Корифея, которому требовался подобный личный цепной пёс. Но также Ралей силён волей: он не только не сошёл с ума, когда его погнали из ордена и лишили лириума, но и поныне сохранил сознание, а не превратился в очередного Ужаса. Он знал норму и никогда не перебарщивал с дозами. И всё же красный лириум всегда берёт своё, поэтому неизменным подлец не остался: даже Корифею это было очевидно и для «возвышения» выбрал не его, а магессу.

Сейчас Самсон первым поднялся по лестнице и появился в зале. Видно его болезненное лицо с серой кожей, с красными из-за разорванных капилляров глазами, с залысинами на голове, словно волосы у него спадают клочками. Кальперния отметила, что он стал выглядеть хуже с последней их встречи. И тут не знаешь, что плачевнее: порасти красным лириумом или превратиться в вурдалака — ещё язв с гнойными подтёками ему не хватает для полного уподобления порождениям тьмы.

На храмовнике выделялся его доспех, словно спаянный с кусками лириума, из-за чего вокруг мужчины держался красный пугающий ореол смерти. Ну а особенно был заметен большой красный кристалл на груди, который навевал нехорошие ощущения. В разработки красных храмовников он никогда магессу не посвящал, но девушка подозревала, что неспроста он так вырядился, а зашёл в зал и вовсе победителем, даже меч не удосужился достать из ножен.

Тем не менее, в отличие он большинства мычащих подчинённых, Самсон мог говорить. И он не сдерживал себя в остротах, едва успев здесь показаться. В речи и проявилось его безумие: она была очень путаной, не все слова согласованы, а голос то и дело срывался на то же мычание. Но своего он добился, и девушку оскорбил, как подобает для «подстилки моролюбов».

Этим он её спровоцировал и заставил напасть первой. Каменный кулак, перенявший всю ненависть создательницы, влетел в храмовника и должен был отбросить его прямо в ряд своих подчинённых, пороняв тех, как кегли. Но ничего не вышло, «кулак» влетел в красный ореол да там и исчез, а Самсон даже не шелохнулся. И пока маги недоумевали, появившаяся беззубая улыбка на его лице показала, что эту демонстрацию он и планировал, чтобы доказать чароплётам всю безвыходность их положение. Заодно отвлекал.

Одновременно с его ёрничеством, несколько солдат опустились на колени, вонзили мечи в и без того уже повреждённый плиточный пол и начали читать своё заклинание, испокон веков используемое орденом для искоренения магии. С усилением, которое они получали от лириума, эта атака выйдет страшной. Сновидец за счёт своего большого магического резерва и связи с Тенью один удар и выдержит, но не без последствий, а вот девушка получит очень тяжёлое поражение магического естества, вплоть до смерти. Что вынудило магов перейти в оборону.

Получив приказ от учителя, магесса встала с ним как можно ближе. Вовремя. Вскоре заклинание было дочитано, и выжигающая волна антимагии стеной понеслась на обладателей удивительного дара. Да только вместо яркой вспышки и криков поражённых агонией магов, к чему храмовники были привычны, голубой поток сам налетел на стену, вспыхнул зелёным светом и устремился обратно в Тень, к бессмыслию.

Проверенный защитный купол Безумец не мог сегодня призвать из-за магессы — в храме Думата он успел лицезреть, что бывает, когда внутри него попадает любое другое, кроме носителя метки, существо реального мира. Зрелище смертельное и крайне не эстетичное. Тогда сновидец придумал и создал визуальный аналог, но с совсем другим принципом действия: купол выжигал внутри себя всю реальность, из-за чего хромой маг почти оказывался в Тени, а также не пропускал ничего осмысленного извне, а вот стена просто огораживала два пространства друг от друга. Не такой изящный ход, но вполне рабочий, и магистр сомневался, что полоумным храмовникам хватит ума его обойти.

Впрочем Самсона сопротивление магов ничуть не впечатлило, он только хмыкнул. Лишь для проверки послал вперёд одного рыцаря, а когда того от соприкосновения со стеной неплохо огрело гневными зелёными молниями и отправило в нокаут, даже бровью не повёл.

Безумца это заставляло задаваться вопросом: что же Старший ему такого наговорил, что цепной пёс сородича своего хозяина за пустое место считает? Но в ответ Кальперния могла сказать, что причина в как раз-таки отсутствии контроля над храмовником. Старший всегда сдерживал своего командира, ставил на место, когда тот после очередной дозы лириума раздухарится, а сейчас Корифей обезумел окончательно, спустил с поводка последних подчинённых, вот те и осмелели. А Самсон из-за неуязвимости экспериментальных доспех не только уверовал в собственное бессмертие, но и стал слишком самоуверен, раз даже оружие из ножен не вынимает — а подобной халатности ни один адекватный солдат себе не позволит.

И вместо того, чтобы просто выполнить сейчас последний наказ хозяина и поскорее убить магов-предателей (по мнению Корифея, конечно), цепной пёс развлекается. Доставая из подсумка новый весомый аргумент своего сегодняшнего превосходства, он не заканчивал скалиться, насмехаться и оскорблять уже «ломоногого» магистра.

Этим превосходством оказался гладкий сияющий камешек, похожий на гальку. Трудно сказать, был ли это искусственный материал, реликт, или действительно камень, на который как на основу наложили руны. Но наверняка — это ему передал Корифей.

Никаких сложных манипуляций от храмовника не требовалось: стоило ему вытянуть руку в сторону сновидца, как камень вспыхнул. Сначала заискрил зелёным светом он, в такт ему ответила метка, а следом закричал Безумец, обхватил поражённую руку, но потерялся в реальности и пошатнулся. Кальперния успела его подхватить, не дала упасть, однако стена, их защищавшая, уже начал рябить, позволив довольным от скорой расправы солдатам начать сближение.

Чары, которыми воздействовал Самсон, начали ограничивать активную метку, запирать в реальности. Будь Якорь внутри изначального сферического саркофага он бы только враждебно засиял и загудел, а раз после Конклава таким «саркофагом» стал маг, то последний тотчас ощутил всю болезненность процесса насильного воздействия на своевольную магию.

Впрочем, для Безумца это не было впервой и ничуть не удивило. Изначально Якорь — это лишь эльфийский инструмент для работы с магией Тени. Ничего удивительного, что существует в закромах сферы сосредоточия, которой владеет Корифей, другой «инструмент», способный воздействовать на метку. Более того, мужчина вспомнил встречу со Старшим в Убежище два долгих года назад — тогда куском лириума было оказано уж очень похожее воздействие. Сетий считал, что так он освободит сородича от бремени опасного артефакта, а на деле чуть не устроил второй катаклизм. Сейчас он, видимо, решил не только убить сородича-предателя, но и закончить начатое. Только вот первое порождение тьмы из-за или окончательного безумия, или слепой ярости не учло, что зачарованный камень в руках пса-храмовника не обладает той мощью и полномочиями над Якорем, как Сфера, и что метка — уже давно не просто свет на ладони мага, а как минимум, часть его руки, поэтому так просто «запереть» её нельзя.

Как итог вскоре Безумец смог восстановить правильное течение энергии в Якоре, тот в свою очередь вернул барьеру первоначальную стойкость, а камень в руках храмовника треснул пополам и вновь стал бесполезной галькой.

Когда больше превосходств не осталось, грандиозное побоище или чьё-то столь же грандиозное поражение обернулось в комичное стояние по обе стороны от магического барьера. Храмовники не решались подходить к магии, которая им неподвластна, предпочли переждать. А у магов не было выбора: в неуязвимости предводителя врагов они убедились, предел этой неуязвимости они не знали, а проверять они не могли — стоит им снять защиту, так тут же накинуться его подчинённые.

Сколько они так простояли, никто не считал.

Но храмовников это полностью устраивало: их победа при такой тактике очевидна всем. Они тренированные, хорошо подготовленные солдаты, а благодаря лириуму стали ещё и сверхвыносливыми. А сновидец, изначально поднятый с постели, был слаб, поэтому нет у него возможности для тактических изысков, как вскоре не будет сил, чтобы удерживать барьер. А Якорь становился всё более нестабильным.

Безумцу эта проблема была известна, и он её стремился решить. Решить пока что сознательным способом, игнорируя отчаянное предложение магессы обратиться к магии крови.

— Якорь вскоре дестабилизируется. Думай быстрее!

«Разряди Якорь. Высвободи всю его энергию, которую скопил.»

— Это его полностью опустошит, и я не смогу им воспользоваться в ближайшее время.

«И ненужно. Высвободившаяся энергия породит взрыв и заденет всё окружение.»

— Не подойдёт…

«Но не заденет ничего непосредственно вблизи.»

— Хорошо. Степень повреждения несущих опор? — справедливо усомнился маг: зная о разрушительности этих взрывов, ему бы не хотелось оказаться погребённым под обломками шпиля Башни.

«Незначительно. Выбьет витражи.»

Храмовники хоть и натасканы следить за жестикуляцией магов, но в очередной раз предсказать действия сновидца они не смогли, потому что он не использовал руки при работе с Якорем — онемевшей рукой тем более много не пожестикулируешь, — а по внешнему признаку опознавать и противостоять магии Тени орден, по понятным причинам, их никогда не учил. А ещё им передался скептицизм командира по отношению к непримечательному магу.

А этот «непримечательный» маг сначала крепко обнял ученицу, чтобы добиться оговорённого «непосредственно вблизи», а потом, игнорируя пошедшие смешки от врагов, последовал инструкциям от Источника и в очередной раз безнаказанно вмешался в процессы внутри Якоря.

Как и было предсказано, магическая стена рухнула, Якорь ослепил всех яркой вспышкой, а потом снёс ударной волной. Витражи на окнах всех уровней разлетелись мелкими осколками, в воздух были подняты пыль и кусочки напольной плитки, где пол был разбит, шпиль содрогнулся, но устоял, храмовников разбросало по всему залу, а один «счастливчик», слишком близко стоящий у окна, из него вылетел. Башня высокая — кричал долго, пока падал.

Когда маги, спрятавшие лица и головы от разлетевшихся мелких осколков, оглянулись, то с неверующим восторгом оценили новую картину их противостояния, так и недошедшего до прямого столкновения. Храмовники вряд ли были убиты: не для каждого человека такой взрыв стал бы смертельным, что уж говорить о закованных в лириумную шкуру рыцарей… подобия когда-то гордых рыцарей. Но они оглушены, значит, у магов теперь есть время, чтобы Башню Круга покинуть.

Да только не успели они сделать и шага, как один храмовник, кряхтя, поднялся и перегородил им путь к отступлению. Конечно, это оказался Ралей, чей доспех спас даже от гнева Тени. Не столь магов напугало его возвращение, сколько начало раздражать противоестественная живучесть противника. Ну не достоин этот опустившийся храмовник владеть таким артефактом. Его доспехи точно были созданы в бесчеловечных экспериментах, потому что красный лириум растёт только на живых телах. Правда, сейчас примерно также думал и Самсон: о том, что проклятые маги никогда не могут сражаться честно и тоже не достойны артефактов, которыми орудуют в своих подлостях. Он был крайне разъярён и даже соизволил вытащить оружие.

Ситуация опять не безвыходная — маги видели, что нужно дальше храмовника выводить из себя, чтобы он оступился, совершил ошибку и не успел в одиночку предпринять антимагические меры. В безумной ярости он даже не поймёт, когда маги в очередной раз обведут его вокруг пальца и скроются. Кальперния, вдохновившись примером учителя, уже хотела повторить свою попытку атаковать, но не прямо, а косвенно, через Тень. Вряд ли его доспех также эффективно защитят от воздействия духовной магии или энтропии. Но её опередили.

Когда со стороны спуска раздался шум, все успели усомниться, удивиться и испугаться. Когда через миг в зал вбегает толпа солдат с символикой Инквизиции, у двоих та же буря эмоций повторилась, усмехнулся только Безумец. Мужчина их появления ожидал ещё когда только узнал о возможном нападении, и вот они появились, на самом деле в самый подходящий момент. Канцлер и её агенты как всегда точны — отправили помощь в нужные место и час.

Солдаты оперативно окружили магом, но стояли к ним спиной, потому что защищали, а не нападали. Вслед шустрым разведчикам в зале появилось подкрепление, среди них находился командующий Инквизиции. Каллен, первым делом, изучил обстановку, глянул на мага, ради спасения которого всё это и было спешно затеяно, и только убедившись, что тому ничего не угрожает, вернулся к врагу, из-за которого и вызвался возглавить эту операцию. К бывшему соратнику у него были давние личные счёты. Самсон его узнал и начал глумиться, но не потому что тактически тянул время, пока его подчинённые поднимутся, а потому что, уже вкусив иллюзию бессмертия, потерял страх даже перед противником, превосходящим количеством. К своему сожалению, он ещё тогда не знал, что на поясе сэра Резерфорда висел тубус со свитком — результат долгой работы учёных Инквизиции, — от чьей магии драгоценный кристалл на груди красного храмовника разлетится на осколки, превратив его хвалённые неуязвимые доспехи в жалкую жестянку.

Правда, эти разборки бывших соратников по ордену маги уже не увидят, как минимум не увидит магистр. Взрыв повредил отделку кронштейнов или подоконников окон на втором, верхнем, уровне, но что заставило их посыпаться с таким опозданием, а не вместе с витражом, неизвестно. Может, виной тому стал усилившийся из-за отсутствия стёкол сквозняк. Впрочем, на это бы никто не обратил внимания, если бы при очередном обсыпании часть крупной каменной стружки не свалилась прямо на голову хромому магу, отправив того сразу на пол.

Кассандра среди последних поднялась в зал. Передав привычное ей командование над мобильным отрядом Каллену, её задачей стал только магистр, а точнее его наискорейшее переправление в Скайхолд живым и при своём сознании. Во время обрушения она как раз и направлялась к магам, поэтому всё случилось у неё на глазах.

Правда, через пару секунд беглого осмотра пострадавшего этот «случай» уже вызывал только смех. Вот Искательница и усмехнулась, не без иронии задавшись вопросом: это хромому наконец-то хоть где-то не повезло, раз при обрушении его единственного задело, или, наоборот, опять повезло, и при всевозможных последствиях с ним не случилось ничего серьёзного, а прилетевший камень просто досрочно отправил его к любимому Источнику?

К которому, кстати, прямо сейчас у магистра были претензии.

— Ты утверждал, что опоры повреждены не будут!

«Незначительно…»