Из Тени (Dragon Age)

Глава 39.1. Злые глаза

Для незнающих сегодняшний уже поздний вечер, когда солнце ушло за горизонт, погрузив мир в сонную темноту ночи, ничем неотличим от предыдущих. Зато иным — всей знати Орлея, как минимум — прекрасно известно, что именно сегодня решается судьба их страны: закончится ли, наконец, истощающая земли гражданская война, Война Львов, и каким будет исход переговоров, ведь оба соперника будут держаться за власть до последнего. Ну а более узкому кругу лиц стоит озаботиться ещё одной проблемой: а останется ли у Орлея вообще правитель после сегодняшнего бала, ведь венатори намерены поспособствовать созданию хаоса безвластия?

В первую очередь именно, чтобы решить последнюю проблему, Инквизиция и прибыла в Зимний Дворец Халамширала, но, разумеется, на этом её роль не ограничится. Никто не позволит советникам оцепить дворец, опросить вздорных правителей и найти агента Венатори — слишком уж это просто для знати. Нет, им придётся также влиться в Большую Игру Орлея.

И эта Игра начинается буквально с порога дворца: нужно точно просчитать время своего прибытия, поскольку приходить вовремя или вовсе заранее могут себе позволить только невпечатляющие особы, чьё последнее «впечатление» грозится рухнуть окончательно от одного маломальского неприятного слуха. У Совета же было столько власти и влияния, что припоздниться они буквально обязаны.

А пока это удобное время для своего торжественного появления на балу не настало, Инквизиция, уже пребывавшая во внутреннем дворе дворца, решила отойти в сторону, чтобы в последний раз спокойно всё обсудить. Здесь, в тени декоративных деревьев, стриженных зелёных оград и небольшой беседки, ещё можно было называть вещи своими именами и говорить, что думаешь, чего дворец уже не допустит, ведь, как говорят, даже у его стен есть уши. И это совсем не метафора.

Они волновались перед предстоящим балом, и это было заметно. Кассандру и Каллена так не страшила лежащая перед глазами крепость, кишащая одержимыми Серыми Стражами и демонами, которая считалась неприступной и штурм которой они должны были провести, как предстоящий вечер в компании лживой знати и иных «прелестей» орлейской Игры, в красоте которой усомнится любой чужеземец. Впрочем те, кто знаком с правилами Игры и даже в ней участвовал, волновались не меньше, ещё лучше представляя грандиозность предстоящей работы — просто в виду этих знаний они умели не показывать своё беспокойство. Как известно, главное в ходе следственных действий — не выйти на самих себя, вот и им надо было найти агента Венатори, при этом не утонув в пучине другой лжи.

Но не только бал был поводом для беспокойства, а и ворон, во время разговора спокойно сидящий на плече Тайного Канцлера Инквизиции. На самом деле птица как раз была неспокойна. Это собака может смирно сидеть, верно посматривать на хозяина, ожидать его команд и лишь радостно помахивать хвостом, а птицы всегда настороже: дёргаются, внимательно смотрят по сторонам, периодически начинают перебирать перья. Умные птицы с удовольствием будут ещё любопытствовать, или проказничать, доставать своего хозяина, или громким криком оглашать о своих помыслах, как это, например, делают особо эмоциональные попугаи. Вот и чёрному ворону не сиделось спокойно на месте: он сполна соответствовал птичьим повадкам, порой настолько, что Сенешалю приходилось проявлять строгость, например, когда птице вздумалось то ли почистить клюв, то ли просто из озорства поклевать кожаный наплечник камзола. Но даже тогда ворон хоть и слушался, но всё равно отвечал своим вредным «кар».

Такое поведение самое естественное для умного независимого животного, не сбивающегося в стаи со строгой иерархией, о чём Лелиана изначально и просила, поскольку ни один из присутствующих в Зимнем Дворце, будь он хоть самым опытным шпионом, не должен даже заподозрить, что в теле птицы скрывается вполне себе настоящий человек, маг. Раз ныне Тедас убеждён, что магия оборотня порочна, подобна магии крови и не забыта если только у южных дикарей, то и не нужно его переубеждать в обратном.

Только, в отличие от Канцлера, остальные не могли быть также спокойны, даже зная правду… Точнее — потому что они знали правду. Когда смотришь на животное, неотличимое даже по поведению от настоящего, но при этом наверняка знаешь, что это человек, неприязнь и страх приходят сами собой. Как и страх перед возможностью магов: понимание, что если бы эта магия была распространена, то ни одному животному нельзя доверять свои тайны, пугает ещё сильнее, чем большая толпа на рыночной площади, в которой могут вольготно подстерегать убийцы и воры. Вот почему советники старались во время разговора на ворона лишний раз не смотреть.

Когда на последнем, за день до бала, собрании Лелиана, наконец, рассказала об участии магистра, все были несказанно поражены. С самого начала Безумец для Инквизиции был беглецом, но важным беглецом, поэтому его необходимо было изловить как можно скорее, пока он не наделал дел или, ещё хуже, не примкнул к своему безумному сородичу. Когда сновидец оказался по вине кунари в Тевинтере, советники решили, что мага оттуда им уже не вытащить, а значит, придётся справляться с Брешью собственными силами, скомандовав подконтрольным магам начать опасные эксперименты в этом направлении. Спустя время отчёт Варрика, в котором гном дал понять, что магистр жив, здоров и вполне по собственному желанию вернулся на юг, а не под личиной агента Венатори, посеял смуту в умах советников, подарил надежду, что в закрытии Бреши не придётся ударяться в крайности, как это пришлось сделать Стражам во время Первого Мора, чтобы спасти мир от архидемона. Но при этом зародились закономерные сомнения, и пришлось каждому лидеру вновь решать, как к этому (не)человеку стоит относиться.

Сестра Соловей была весьма откровенна в своём отчёте, описывая достижения недолгого, но уже продуктивного союза. Правда о том, что для спасения их упрямого командора пришлось магистра даже приглашать в Скайхолд, Каллена смутила и пристыдила так, как никакие другие слова Канцлера ранее, да и запутала тоже. Сложно ведь, согласно храмовничьей выучке, продолжать желать поскорее изолировать монстра от мира, один раз уже его изуродовавшего, когда только благодаря этому вроде бы «монстру» он пережил лириумную ломку, о которой и поныне до боли в костях больно вспоминать, и заполучил древнетевинтерские способы бороться с этим страшным ядом для своих соратников. А уж правда о том, кто в одиночку расправился с Кошмаром, обеспечив Инквизиции практически бескровный штурм крепости Адамант и захват Стражей, точно не позволила советникам оставаться при своих прошлых убеждениях. Как следствие, когда Лелиана сказала, что маг будет присутствовать и на орлейском балу, уже никто не спешил её образумить и осудить за своеволие.

Впрочем, даже если бы это осуждение было, оно бы не заставило Левую Руку передумать. Может раньше она и сомневалась в образе магистра, подозревала в опасной подлости и симпатии идеям Старшего, но теперь её уверенность в маге хоть и не была, и никогда не будет абсолютной, но зато достаточной, чтобы точно сказать, что пользы от его присутствия точно будет больше, чем вреда.

Той же уверенностью не могла похвастаться Кассандра Пентагаст, хоть не один раз перечитывала доклад и Варрика, и Хоука и обдумывала сказанное рыжей авантюристкой. За этот относительно немалый срок, более года, отношение к магу изменилось. Давно уже пришло смирение, что по их миру бродит первое порождение тьмы и он не хуже своего сородича, хотя бы потому что не спешит переделать мир под своё безумное виденье. Эта мысль стала именно привычной, не вызывала страх, тем более, со слов Лелианы, второй магистр не является инициатором того страшного, судьбоносного ритуала — всего лишь исполнителем, которого по воле Создателя занесло в Тень вместе со своими хозяевами-жрецами. Но совсем не значит, что можно говорить о дружелюбии, доверии и прочем бескорыстии — в понимании Искательницы это было бы фатальной ошибкой. Ещё каких-то пять лет назад этого малефикара храмовники бы убили без всяких разбирательств или усмирили без зазрений совести, ведь никто не посмеет сказать, что маг неопасен, непорочен. Сейчас же в вопросах Кругов и магов изменилось многое, но никак не правда. С падением Кругов маги получили свободу, возможность бороться за свои права, жизнь и права на жизнь, но и стали бесчинствовать разные крайности людских пороков — малефикары, вроде этого мага, на которых отныне тяжелее найти управу, но это не значит, что нужно говорить об их невиновности. И мысли о магистре каждый раз заставляли воительницу хмуриться: она не собиралась забывать свои старые привычки, но до скрежета в зубах готова была мириться с тем, что маг, каким бы он ни был, должен жить, поскольку он им нужен и при этом не создаёт, в отличие от Корифея, бедствий, прогнозируемых когда-то.

— Он убийца. Ради своих целей он пойдёт на любые средства — то, что случилось в Денериме, это доказывает, — решила напомнить Кассандра своей соратнице об опасности мага, которого она даже умудрилась впустить в самое сердце Инквизиции — в Скайхолд.

— Я тоже. И Совет нередко прибегает к моим способам устранения наших врагов. Единственная разница в том, что я действую на благо Инквизиции, а он — на своё собственное.

— Но тебе не доступны такие разрушения, на которые способен он своей магией.

— Однако мои кинжалы «разрушений» принесли не меньше.

Тогда спор двух советниц не продолжился, поскольку он уже переходил в философский: где заканчивается грань между своими и чужими, чтобы говорить, какой убийца действовал на благо, а какого надлежит казнить? А такие раздумья точно были выше практичной и прямолинейной Искательницы.

Сейчас вспоминая их разговор и периодически посматривая на якобы птицу, Кассандра не думала менять хмурость лица, но чего-то более опасного магистр не увидит. Неприязнь, недоверие, ненависть (неизвестно ещё к чему больше: лично к нему или его древнетевинтерскому происхождению) — да, но не угроз и запугиваний. Если маг на самом деле решил действовать на благо спасения мира — его можно и стоит терпеть. Всё же лучше, чем безумие Корифея и недальновидность, глупость и тщеславие Венатори, которые собственными руками помогают порождению тьмы уничтожать свой родной мир. Меньшее из зол, как говорится.

Значит, такие герои ныне угодны Создателю.

Хотя у кого из присутствующих руки не по локоть в крови? Даже Леди Посол способна убить, пусть не оружием, а острым словом, зато не менее подло и хладнокровно.

Верхний ярус главного зала вмиг погрузился в строгое безмолвие, когда громкий голос церемониймейстера объявил о прибытии одних из самых ожидаемых гостей сегодняшнего бала. Когда даже самые болтливые господа и дамы отвлеклись от сплетен, обернулись и глянули вниз, то смогли увидеть четырёх советников, ровной шеренгой идущих по залу для приветственных слов Императрице.

То, в каком виде предстали перед двором управленцы Инквизиции, точно ещё долго будет темой для обсуждения в дворцовых беседах. Парадный костюм каждого советника был практически аналогичен другим, одного кроя. Строгий однотонный камзол, плотные перчатки, не дающие увидеть рук, кожаные сапоги с высоким голенищем, и только полоска ткани, перекинутая через плечо и подпоясывающая обмундирование, разбавляла эту строгость, являлась украшением. Женщины Совета пренебрегли красотой и искусностью платьев, чьи подолы стелются по полу, ошеломляющими головными уборами и богатыми украшениями, которые являются показателем материального достатка носительницы, а командор не нацепил на себя уйму медалей и гиперболизированной металлической «атрибутики» доспех, чтобы под светом люстр на потолке не блестеть ярче золотых статуй львов, подобно Великому Герцогу. Неудивительно, что одеяние Инквизиции многие дворяне посчитали неуместным, пригодным для каких-нибудь военных парадов, но никак не для императорского бала-маскарада. Но советники это и задумывали: уже с порога они показывали, что являются не гостями сегодняшнего вечера, а приглашённой независимой стороной, на правах организации, заявившей себя и как миротворческой, надзиратели мирного протекания переговоров. И на их лицах не было масок — миротворцам нечего скрывать.

Пока по залу звучали регалии каждого советника, двор мог оценить, с каким точно неслучайным ровным шагом они шли. Одинаковой в общих чертах одеждой и маршем ровной шеренгой, в которой никто не выйдет вперёд или скромно не отстанет сзади, они давали понять о своём единстве. У возрождённой Инквизиции нет Инквизитора, нет и конкретного лица, который бы держал в своих руках всю власть ордена, столь быстро набравшего силу. Есть только Совет — объединение людей, искренне преданных идее спасения мира от проклятого порождения тьмы и действительно делающие всё возможное, чтобы этой цели достичь. И хотя таким безмолвным заявлением каждый из советников оказывается в центре внимания, и все глаза двора будут направлены на них в одинаковой степени, а ошибка каждого неблагоприятно скажется на репутации всей Инквизиции, но они смиренно приняли свою роль и ответственно к ней подошли, будь то тайный убийца, предпочитающий оставаться в тени, или солдат, готовый лучше ещё раз штурмовать крепость, переполненную демонами, чем оставаться в приторно лживом орлейском обществе знати. Инквизиция так успешна и сильна благодаря единству и сплочённости Совета. И никто сегодня не должен усомниться в том, что единство это разорвать невозможно.

И дабы подчеркнуть, что Совет — это не какая-то там абстракция, посланная милостивым Создателем, а весьма конкретные люди, чьим трудом вершились все воспеваемые успехи Инквизиции, их парадные костюмы сколь были схожи, столь же и отличались: у каждого найдётся какой-либо отличительный атрибут, согласно исполняемой им роли в Совете.

Одеяние Леди Посла, например, даже при всей строгости нельзя не назвать изящным. Более длинные полы камзола отдалённо напоминали подол платья, лента не стягивала, а изящно подпоясывала, небольшой каблучок придавал визуальной лёгкости ногам, закованным во вроде бы грузные солдатские сапоги, а высокий пучок волос с вплетёнными косами хоть и не сравнится с конструкциями на голове некоторых орлесианских дам, зато придавал сложности, загадки, которых ни один солдат себе позволить не сможет.

Одеяние Тайного Канцлера, наоборот, было самым строгим, в заметно более темных тонах, без единой болтающейся лишней ткани, даже лента будто была намертво пришита, чтобы ненароком в самый неподходящий момент не отвязалась. Если присмотреться получше к сапогам, можно заметить, что сшиты они были на самом деле по-иному, из гораздо более фрагментированных кусков кожи, чтобы даже высокое голенище сапог по минимуму стесняло в движениях, а мягкая подошва без каблуков позволила добиться привычного тихого шага. В итоге такая точная подгонка обмундирования позволила женщине даже в парадном костюме вполне без ограничений исполнять роль Левой руки, а привычки барда помогли ей даже в скудном на складки и карманы одеянии вооружиться до зубов.

Одеяния Искательницы и Командора соответствовали их более армейскому и боевому нраву. Пусть основой костюма оставалась ткань и кожа, однако металлические вставки эту основу никак не портили. И в отличие от иных господ на балу, которые руководствовались правилом: чем больше и причудливее будет металл, тем воинственнее и солиднее будет вид, а функциональность неважна, их металлические детали были выкованы с умом. Защищались ноги, на перчатках количество защитных пластин разнилось в зависимости о того, какая рука держит щит, а какая — меч, под защитой была даже шея. В таком виде оба бойца, привыкшие к доспехам, чувствовали себя менее уязвимо и признавали, что костюм вполне способен помочь своему носителю пережить настоящий бой. Также оба одеяния отличались и между собой. Кассандре, избравшей наступательную тактику ведения боя, в общем-то и не нужно было громоздкое обмундирование, а скорее более дорогой и лучше зачарованный материал, чтобы даже маги Венатори не были проблемой, тогда как Каллену, обученному по-храмовничьи держать оборону, лишняя защита не помешает, как и не помешает наглядно самому последнему остолопу показать, кто именно тут командор и почему с солдафонами лучше не связываться. И, конечно, всё это бронирование было в пределах разумного: лишний блеск никого не ослепит.

В общем никого не удивит то, что вид советников Инквизиции совершил фурор среди знати, которая из скуки обычно очень охотно перенимает новые потенциальные веяния в моде. Быстро затишье в момент появления новых лиц сменилось гомоном взбудораженного двора. Поутихнуть их заставила только Селина, вышедшая поприветствовать долгожданных гостей: перебивать её уж точно не осмелится никто.

— Добро пожаловать, посланники доброй воли Новой Инквизиции. Отрадно, что Совет решил принять участие в сегодняшнем торжестве. Не могу не выразить восхищение тому, как отважно Инквизиция привносит просветление и порядок в умы, заблудших во страшной лжи всем нам известного врага. Надеюсь, сегодняшний столь прекрасный вечер оставит у вас столь же светлые впечатления.

В приветственной витиеватой речи Селина не заставила себя ждать. На фоне её манер и движений даже ровный строй советников уже не выглядел столь ровным: кто-то шёл очень грациозно, плыл, словно в танце, кто-то твёрдо вышагивал, будто на марше, а кто-то ступал так аккуратно, будто не шёл, а крался, тогда как Императрица двигалась очень выверено, можно сказать с идеальной точностью. Не будь её голос столь оживлён и завораживающий орлесианских акцентом, а маска не скрывала бы лица лишь наполовину и не утаивала мимику, то можно было подумать, что стоит не человек, а кукла.

Учитывая, какими безвкусными, вульгарными и пёстрыми могли быть наряды знати, платье Селины, к удивлению, было слишком строгим, но не бедным, а даже очень искусным в своей простоте. Преимущественно сапфировое платье лишь в подоле и рукавах пошито более темной тканью, что дополнительно подчёркивало его строгость, сдержанность. Зато золото, которое окаймляло наряд и преобладало в украшениях, сполна компенсировало всю простоту, не позволяя хоть кому-то заикнуться о бедности. Чего стоила только круглая конструкция за спиной императрицы, собранная то ли из отлитых золотых перьев, то ли лучей солнца. Из-за неоднозначности смотрящий может принять это украшение как за хвост птицы, павлина, так и за солнце — лик самого Создателя.

Сновидец не без ехидной ухмылки отметит, что наряд правителя Орлея в некоторых важных деталях очень похож на наряд архонтов Древнего — ненавистного на юге — Тевинтера. За спиной императрицы был не только лик солнца, но и широкая горизонтальная конструкция, на которую крепилось полотно, подобно плащу, до пола. Ровно такую же конструкцию носят главные люди Тевинтера, чтобы визуально увеличить плечи и спину. Даже маска обрамляла её голову, подобно шлему, как и корона кобры на голове архонта Радониса, отличие только в том, что маска не переходила в широкий капюшон кобры, а заканчивалась большими синими, в тон платья, перьями.

В приветственных словах императрицы опытные игроки увидят не только формальность. Говоря о борьбе с известным врагом, она точно имела в виду штурм крепости Адамант, расположенной на территории Орлея, и благодарила за то, что Инквизиция взяла под личный контроль орден Серых Стражей, разгневавших своей последней выходкой всё южное общество. Также командор может вздохнуть спокойно: почти что прямо Селина сказала, что закроет глаза на проход армии Совета почти через весь Орлей, чтобы добраться до Адаманта, и не назовёт это актом агрессии, вторжением или неудачной попыткой аннексии со всеми вытекающими из такого заявления последствиями.

После общего поклона Жозефина спасла коллег и сама ответила на формальную любезность другой льстивой формальностью от лица Совета. Это было лучшим вариантом, поскольку отчётливо слышно, как заскрипели зубы храмовников во время поклона: настолько сильно они старались держать себя в руках, оказавшись под пристальным взором сотни лживых глаз и тратя время на эту обязательную показуху. А в сторону Сенешаля и вовсе все, Селина в том числе, старались без лишней нужды не смотреть: репутация Левой руки уже давно шла впереди неё.

— Позвольте узнать, каковы ваши впечатления о Зимнем Дворце? — после обмена приветствиями Селина спросила.

— В этом вопросе Совет будет единогласен: он превосходен, Ваше Величество, — при новом обращении к Совету у остальных даже мускул не дёрнулся на лице в попытке изобразить отвращение — леди Монтилье могла искренне погордиться проделанной ею работой по обучению соратников Игре хотя бы на том уровне, чтобы Инквизиции не проиграть с порога. — Правда, пока мы смогли увидеть лишь малую часть его красот.

— Что ж сегодня вы сможете оценить оставшуюся: вечер будет долгим, — улыбнулась Селина.

Теперь, кто не очаровался обманчивой добротой правительницы, поймёт о её прекрасной осведомлённости в том, что Инквизиция прибыла не для развлечения гостей собой в качестве молчаливого дополнения к балу, а вполне себе нагло сунет нос в дела Орлея. Однако Селина была не против по крайней мере до тех пор, пока действия Совета не противоречат её интересам.

Понял этот намёк, очевидно, не только Совет. Лелиана, уже начав внимательно следить за залом, сразу заметила, как подозрительно дёрнулся до этого спокойно стоящий неподалёку цветасто разряженный шут. Сложно пока сказать, кого это так испугало, что Инквизиция получила официальное разрешение совать свой нос не свои дела, но женщина порадовалась: нашёлся первый кандидат, за которым стоит пристально наблюдать, а если он решится покинуть людный зал, то схватить и допросить.

Никто из советников не брался точно предсказывать, чем руководствовалась Селина, приглашая их на переговоры. Первая вероятная причина, но, конечно, не единственная, заключалась в том, что она хотела попросту опередить своего противника борьбы за престол. Ныне Инквизиция имеет столь огромное влияние, что вполне своим вмешательством может решить исход гражданской войны вообще в другой стране. Ожидаемо, что Гаспар де Шалон, кузен императрицы и её оппонент, который не имел никакого влияния в Совете Герольдов — объединение могущественных лордов, которые разрешают спорные вопросы, связанные с престолонаследием, — попытается найти союзников в лице другого могущественного объединения — Инквизиции, — расположив к себе приглашением и сладко напев о выгоде сотрудничества именно с ним. Но Селина его опередила. Также Совет предполагал, что, хотя предупреждения Инквизиции до неё так и не дошли, женщина оказалась достаточно-таки прозорлива и сама догадывалась о возможном вмешательстве венатори в столь судьбоносный для страны бал, о покушении, поэтому пригласила прославленных борцов с Тевинтером. Возможно, вынудила её искать поддержку со стороны прозвучавшая однажды новость, которая и поныне будоражит умы всех правителей, о планах кунари посеять хаос на юге, взрывом гаатлока сместив верхушки правления всех государств Тедаса. Может быть, её приглашение — просто попытка ещё больше утвердить своё влияние, ведь Селина стала первой, на чей бал советники Инквизиции, уже успевшие укорениться в умах жителей Тедаса спасителями всего мира, прибыли в полном составе, что не могло не возвысить её и весь Орлей ещё больше в глазах других стран и соперников. Эти варианты были одними из возможных, но никто не сомневался, что могут быть и другие.

Эта неоднозначность мотивов, несомненно, отторгала, но у Совета не было выбора: нарушить планы Корифея по погружению юга в хаос намного важнее их собственного душевного спокойствия. Осталось им лишь надеяться, что запутанные дрязги и нечестные приёмы борьбы двух (на самом деле трёх) потенциальных правителей не сильно помешают их личному расследованию.

Продолжила разговор с прибывшими гостями Селина знакомством с другими важными участниками сегодняшнего вечера. Первым удосужился чести быть представленным, собственно, её оппонент, Великий Герцог, что стоял у спуска на нижний ярус зала. Несмотря на то, что Гаспар получил очень даже лестное и вежливое описание своих титулов и заслуг от соперницы, с которой он ведёт самую что ни на есть полномасштабную гражданскую войну, шевалье вскоре достаточно-таки нетактично её перебил и поздоровался по-армейски лаконично. Пусть кто-то в зале и покривился от такого безвкусия, но нельзя поведение мужчины назвать полным нарушением правила Игры, скорее показателем того, что он был в ней не столь искусен, как кузина, и плохо скрывал отсутствие вовлеченности в эту сторону орлейских традиций. Даже в его наряде из парадного были только горгера — круглый белый гофрированный воротник, коллар — массивное ожерелье как символ его власти и положения в орлесианском обществе, и местами совсем нефункциональные металлические вставки обмундирования, которые из-за размера и вычищенного до блеска состояния слишком уж хорошо отражали свет паникадил, из-за чего блики от шевалье были как от статуи, что его самого, впрочем, ничуть не волновало. Но советники заметили: сними все эти не очень-то вписывающиеся в образ детали, и перед ними будет стоять человек, облачённый в обычные добротные доспехи, что можно рассматривать, как готовность герцога сегодня вечером брать дворец силой с помощью своих людей. И достаточно-таки почтенный возраст ветерана, который уже приближался к седьмому десятку, очевидно, не стал преградой лично возглавить такой не очень изящный, зато действенный тактический ход.

Появление Инквизиции лорд посчитал как незапланированным вторжением в его планы, так и новой прекрасной возможностью, поэтому сходу, не смущаясь публики и своей соперницы, пригласил советников на частную беседу.

Второй, кого представила Селина, стала Флорианна де Шалон как ярая зачинщица этого прекрасного бала, которая, в отличие от брата, удосужилась чести стоять на ярусе рядом с Императрицей. Женщина встретила гостей весьма холодно, даже нехотя, хотя и была, как и положено, вежлива. Но на это никто из знати даже не обратил внимание, поскольку всем известно, что она не обладает ни дипломатическим талантом своей кузины, ни военной проницательностью своего брата, и Флорианна всегда была самым незамечаемым членом королевской семьи. Двор её считал — насколько это позволяла Игра — неопасной и бездейственной, постоянно собирающей лишь крошки величия своих более способных родственников.

Если платье Селины было олицетворением строгости, сдержанности и при этом богатства, то вот платье Флорианны точно было олицетворением вульгарности, беспочвенной пестроты — это заметили даже неискушённые Игрой члены Совета. Бабочка стала вдохновением для её платья и всех деталей на нём. Верхняя часть подола и вовсе была исполнена в виде сложенных крыльев данного чешуекрылого насекомого. В меру такой дизайн посчитали бы красивым, однако «меры» у герцогини не было. Также был выбран не самый удачный цвет платья — чистейше белый, на котором все яркие, слишком контрастные декоративные элементы резали глаза смотрящим сильнее, чем даже блики от доспех герцога. И ещё такое платье сливалось с её излишне бледной кожей и умышленно заработанной худобой, которые живости её образу ничуть не добавляли. Ну а чтобы никто не сомневался, какое животное вдохновило её портных на создание образа, тканевая маска дамы исполнена в виде большой бабочки, под которой не было видно глаз. И главное маска была даже больше, чем у Императрицы. Но из-за столь не вписывающегося образа и возмутительной попытки затмить правительницу на Флорианну опять никто не обратил внимания.

Совет бы тоже не обратил, если бы эта женщина не была в списке подозреваемых в сотрудничестве с Венатори. Но Инквизиция не спешила с обвинениями, потому что помимо задачи по поиску агента не менее важно было узнать, какое покушение задумал Старший. Селину убить была возможность и раньше, но он почему-то тянул вплоть до столь важного для Орлея вечера.

Тем временем, пока Совет оказался в самом эпицентре дворцовых интриг, маг в образе ворона вольготно расположился на крыше одной из террас, и мог прекрасно наблюдать в окно за происходящим, за началом Игры, поверх голов столпившейся знати. Он не участвовал в том, что наблюдал, и это его более чем устраивало.

— Эй, кыш!

Тому, кто наслаждался тишиной и своей безучастностью, стало даже неожиданно услышать где-то снизу чужой голос. Оторвавшись от лицезрения, черные глаза-бусинки глянули вниз и заметили ничем непримечательного эльфа-слугу, который заметил животное и решил его прогнать. Но задумка раттуса упрямого ворона абсолютно не интересовала, и он спокойно вернулся к своему молчаливому наблюдению.

— Кыш-кыш. А ну лети отсюда, — однако эльф не намерен был оставлять в покое залетевшую в запрещённое место птицу.

Когда слуга снял с головы свою умышленно пошитую нелепо тряпичную шапку и начал стараться подпрыгнуть, размахивая тканью в руках, тогда ворону невольно пришлось вновь обратить на постороннего внимание, потому что ещё несколько разминочных прыжков, и эльф его точно заденет. Не имея желания отвлекаться на какого-то бестолкового слугу, птица ему уступила и, стуча когтями по импровизированному насесту, перебралась на другую сторону арки перголы. Вид отсюда открывался всё ещё приемлемый, зато, чтобы достать вторженца, эльфу придётся забраться на ограждение балкона и с него не свалиться, на что обычный слуга, не шпион, едва ли будет способен.

Когда наступила тишина и он больше не слышал писклявого голоса раттуса, ворон позволил себе расслабиться. Оттого для него стал даже неожиданностью скорый удар по перекладине палкой, создав для сидящего неприятную вибрацию. А этот эльф оказался не только дотошный, но ещё и догадливый: нашёл где-то палку и теперь старается ей прогнать птицу.

Чем попытки ударить по цели становились всё точнее, а палка — ближе, тем больше ворон превращался в сплошной черный комок перьев: он всё сильнее начинал злиться потревоженному покою, из-за чего его перья взъерошивались, вставали дыбом.

Но слуге это ни о чём не говорило, и он не прекращал попыток согнать нарушителя. Так что в один момент, когда палка уже была занесена, чтобы точно ударить по упрямому вторженцу, ворон мигом спикировал вниз. С громкими неистовыми «кар», размахивая огромными крыльями, птица набросилась на дотошного слугу, пытаясь его заклевать острым клювом, а где не дотянулась, то и оцарапать массивными когтями.

Эльф оказался беззащитен перед гневом умной птицы, тут же выронил палку, постарался закрыть лицо руками и начал в панике отступать, пока не упал и не оказался забитым в угол. В результате его руки и лицо оказались в кровавых подтёках от рваных ран, а сам перепуганный раттус клубком свернулся в углу.

Какое-то время ворон простоял рядом, злобно смотря на эльфа, и ожидал от него ещё выходки в качестве повода заклевать серьёзнее, лучше — до смерти как плата за наглое вторжение в планы господина. Но слуга оказался хоть и дотошный, но ничуть не смелый или бойкий, поэтому в конце концов ворон потерял к раттусу интерес, важно приосанился, что-то напоследок гаркнул, почти членораздельное, а потом в два прыжка отправился в полёт восвояси. Пока он отвлёкся, императрица с Советом налюбезничалась, и они все разошлись по своим делам — больше наблюдать за залом ему было неинтересно.

Безумец, пока вечер даже не начал расходиться в своих событиях, а последние гости только-только подтягиваются, не стал изучать огромный Зимний Дворец. Вопреки своему ненасытному любопытству сейчас взгляд на Шато Лион не будил в нём дух исследователя от слова совсем. Если ещё сам город Халамширал как в прошлом столица Дол сохранил следы того времени и прогуляться по нему стоит хотя бы для изучения архитектуры времён неудачной попытки эльфов создать своё государство, к своему удовольствию отмечая, что это зодчество порой пытается копировать более древнее — времён Элвенана, то вот дворец — это строение, которое полностью соответствует культуре Орлея. При первом взгляде на него можно восхититься, но потом начинаешь замечать его… нелепость. Безумец пришёл к выводу, что Орлей ворует достижения предков, гиперболизирует какую-то его часть, а потом называется своим. Мужчина, конечно, не собирался лицемерить, принижая культуру этой страны, поскольку, не кривя душой, признавал, что всю свою историю Древний Тевинтер также разворовывал арлатанскую эпоху, однако подход своей родины ему нравился много больше. Особенно это касается архитектуры.

Магу никогда не нравилось отношение знати к золоту, неуместное впихивание его ради показательного богатства в любой элемент интерьера и экстерьера. Но подход в этом аспекте Орлея, давно уже зашедший в крайность, ему буквально резал глаза, вызывал отвращения. Если в Тевинтере будут узорчатые плиты мрамора, интересные архитектурные решения или магические декорации, то в Орлее это всё заменяет золото да покрашенные под золото объекты. Даже статуи скучны: повсюду либо величественная боевая дева — Андрасте, — или склонившийся, схватившийся за голову то ли от скорби, то ли от мигрени, то ли от удара о дверной косяк Маферат.

А вот насчёт самой традиции магистр уже не был столь однозначен в своём отторжении. Пусть ему и не нравилось, что опасные игры знати Тевинтера были как раз гиперболизированны и стали центральной культурой Орлея, однако мужчина не мог не поймать себя на мысли, что, наблюдая за балом, он невольно возвращался в родную Империю, в интриги, в которые был когда-то втянут. Опасность, подлость, пороки, удары в спину от союзников — всё было так знакомо. В отличие от других южан, сновидцу даже одержимость масками была понятна. Различались только сами вещи: в Орлее знать помешена на масках, а в Тевинтере все знатные маги испокон веков были помешены на посохах, даже сопорати предпочитали использовать трость, а не ходить с пустыми руками. Хотя отличия тоже были, например, в том, что в Тевинтере нередко борьба сводилась к беспощадной демонстрации своей магической силы, тогда как в Орлее — к беспощадной подлости. И дуэли были просто спасением для тех, кто в подлости оказался бездарен, что магистр считал пустой тратой времени — лучше вызвать соперника на дуэль и убить, чем годами плести против него интриги и самому погибнуть, раз оступившись.

Отчасти эта пустая трата времени, как правильно заметила часть советников, происходит и сейчас, ведь вместо того, что бы прямо сообщить императрице о нападении (что как бы в первую очередь в её же интересах) и уже совместными усилиями искать лазутчика, Инквизиция вынуждена одной рукой спасать Селину, а второй спасать себя, чтобы не оказаться в ловушке одной из сторон мирных переговоров.

Но, пожалуй, больше всего Безумец не понимал тенденций изменений эталонов красоты. В Тевинтере эталоном будет сильный, породистый маг, обязательно смуглый, потому что светлое лицо — это признак жителей более южных, холодных земель, а все самые влиятельные магистры — это жители жаркого, тропического Минратоса, и желательно имеющий черные волосы, как гарант более чистокровного происхождения. Особенное внимание уделяется сложным причёскам и уходу за волосами для женщин и ещё за бородой — для мужчин, потому что нечёсаными, нестриженными и немытыми могут быть только варвары того же юга. В Орлее же Безумец увидел, что одеяния и украшения куда важнее внешнего вида и физических качеств, а уж то, что здесь знать намерено обеляет себе кожу, вообще отдельно его удивило. Та же Флорианна своей бледностью и худобой даже сновидца, пробывшего больше тысячелетия в Тени, сумела обойти по мёртвости лица, а казалось бы, куда уж мертвее.

И вспоминая все эти неоднозначные впечатления, которых он набрался, успей бал только начаться, Безумец ещё раз порадовался своему лишь косвенному участию на вечере. Пока события не погнались галопом, он предпочёл спрятаться от суеты и смертельных интриг в пустующей библиотеке, заняться чем-то уже действительно, по его мнению, важным.

К счастью, как Лелиана и говорила, во время бала библиотека пустовала благодаря тому, что парадный вход в неё со стороны вестибюля был заперт. Поэтому, чтобы в неё попасть, нужно плутать по сейчас закрытой части гостевого крыла дворца и попасть через дверь для слуг и работников, либо показать чудеса скалолазания в корсете и многослойном подъюбнике, ну или будучи незаметной птицей пролететь в открытую форточку мимо всех преград. Собственно, последним магистр и воспользовался.

Удивился ли Безумец, увидев большую библиотеку Халамширала? Нет. На самом деле мужчина понимал, что императорский двор Орлея — это далеко не те люди, которых можно было бы обвинить в необразованности. И сейчас он в этом лишь убедился. Собрание книг в Зимнем Дворце — одно из крупнейших в мире, в этой стране — уж точно: лишь библиотека Университета Орлея и столичного императорского дворца могут сравниться с ней. Немалый вклад внесла Селина, которая первой из правителей за долгое время решила профинансировать Университет и взялась в общем развивать науку в стране. И поддержка оказалась столь действенна, что результат такой политики проявился уже в ближайшие годы. Никогда никем не упоминаемое учебное заведение, стало самым элитным во всём Тедасе, куда отправить учиться своих неспособных или почти не способных к магии детей стремились даже знатные семьи Тевинтера. Книги стали создаваться, покупаться из-за границы или подниматься из пыльных архивов, реставрироваться — восстанавливались библиотеки, и не только университетские. Благодарные учёные нередко отправляли императорскому двору книги — так и для библиотеки Халамширала началась новая жизнь.

Селина даже сама поступала в университет, чтобы вдохновить своим примером аристократов. Правда, из-за сильной занятости всё её обучение свелось к редким встречам с преподавателями во дворце, однако и это уже был достаточный вклад в возродившуюся в Орлее моду на образованность.

Безумец вне всяких сомнений был сторонником этой моды и искренне восхищался политикой, проводимой местной правительницей. Заодно изучение истории Орлея позволило мужчине как учёному лишь утвердиться в своём мнении, что развитие науки для страны не менее важно, чем военная оснащённость, может даже важнее, поскольку развитие военного дела — прямо следует из развития науки. А в качестве доказательства он бы сразу привёл три империи: Элвенан, Тевинтер и Орлей, — которые в свой конкретный исторический промежуток времени лидируют, потому что их страны-современники не уделяли того же внимания развитию научного сознания. На фоне Тевинтера это особенно хорошо просматривается: сейчас Империя занята черти чем, пытается стройные ряды противником-кунари обойти тем же строем (что априори проигрышная стратегия в войне с рогатыми, чья религия заточено на единство), и как результат от своего былого влияния почти ничего у неё не осталось, и выживает она только за счёт этого остатка, наследия предков и более адекватного, с точки зрения магистра, отношения к магии.

К тому времени, когда его мысли опять ушли в сравнительное сожаление, мужчина решил их прервать. Он прибыл сюда, чтобы понаслаждаться разнообразием книжной коллекции, и не хотел отвлекаться. Библиотека не будет в его распоряжении весь вечер, потому что скоро придётся даже ему более активно поучаствовать на балу и оказать помощь Инквизиции хотя бы из желания её победы, а не Корифея, а в иное время его сюда никто не допустит.

И пока у него было это время, сновидец с удовольствием бродил меж шкафов, изучая коллекцию. Заодно подмечал и прекрасную работу шкафных дел мастера — книжные полки по праву можно было считать одним из лучших образцов инкрустации по дереву. Культура, помешанная на драгоценных металлах и камнях, как оказалось, неплохо работает с деревом, даже лучше Тевинтера, который больше предпочитает монументальность камня или изделий из твёрдого, не подверженного коррозии металла.

Сам состав книг был магистром вполне предугадан. Здесь не было книг, связанных с магией, научных, в самом прямом значении этого слова — написанных одним учёным для других, зато было много общеобразовательных, без заумных слов способных познакомить с наукой даже самых простых обывателей, и исторических — кажется, здесь собрана вся история Орлея. Разумеется, не обошлось без религиозных, Песен Света. И только книги по мистицизму, астрологии и прочей псевдомагии выбивались из предсказанного. Эти книги точно принадлежали действующей императрице в виду её страсти к оккультизму. Безумца же данное чтиво лишь рассмешило, как и попытки некоторых сопорати познать магию и её законы, особенно привязывая какие-то явления к созвездиям.

Столь смехотворной ему не казалась даже деятельность одной древнетевинтерской секты магистров, преимущественно южных, которые, желая свергнуть Магистериум с его несправедливым правом назначать магистров в Сенат и вернуть времена, когда всем правили великие сновидцы, решили развивать потенциал неприметных наук, одной из которых была астрономия, никогда особо не являвшаяся популярной в Империи. Для Безумца всегда было загадкой, как этот культ решил свергать вертушку правления, собирая из звёзд на небе рисунки, и ни он, ни другие историки никогда не узнают ответ, потому что Звёздный Синод расправился с сомневающимися в воле Древних Богов, которые, собственно, и сподвигли архонта Дариния основать Империю и Магистериум, раньше. Их наследие порой встречается и поныне в землях, отдалённых от Минратоса, например, астрариумы — вполне интересные инструменты для изучения звёздного неба, а также способ обнаружения тайных схронов и мест сбора культа. Однако более современным фантазёрам хватило ума, лишь чтобы наваять сомнительного качества книгу.

Разумеется, хромой маг найденные книги по мистицизму не воспринимал всерьёз, потому что подход, когда сопорати пишет о магии и при этом не удосуживается хотя бы проконсультироваться с настоящими магами, опытными чародеями Кругов, язык не повернётся назвать научным. И скорее он бы назвал это трагикомедией: и смешно, и грустно что фантазию этих «учёных» публикуют, и у неё ещё находятся последователи.

«Лучше бы книги Варрика читали — в них и то больше достоверности», — подумал однажды маг, когда после долгой ходьбы решил сделать перерыв, передохнуть, присел в одно из белых мягких кресел в читательской зоне библиотеки и взял в руки очередное увеселительное, для него, чтиво.

Но отдохнуть ему не дали.

Как это обычно бывает, когда уходишь с головой в изучение чего-либо то ни было, прошло больше времени, чем сновидцу казалось. Все опаздывающие уже прибыли, гости разошлись по залам, а главные действующие лица Войны Львов удалились на переговоры, хотя каждый из них понимал, что вряд ли они договорятся. Тем временем непубличные, закрытые для посещения места уже должны быть посещены теми, кому в открытых залах было тесно в рамках Игры. Так что вторженец в тишину никому ненужной во время бала, полного убийств и судьбоносных политических решений, библиотеки Безумца ничуть не удивил.

Кто именно потревожил его полезное времяпровождение, магистр пока не знал, но это точно был маг, причём немалых сил — его приближение сновидец в Тени почувствовал чётко. Впрочем, установление личности сейчас и не было первостепенной задачей, этот неизвестный не мог быть дворянином-сопорати, решившим поискать неприятностей себе на маску, а значит, в любом другом случае учёному магу нужно будет встретить постороннего во всеоружии.

Тяжело поднявшись с кресла, мужчина похромал к книжной полке, чтобы вернуть книгу на место, а тем временем посох в его руках окутал голубоватый ореол магии, дающий понять об использовании заклинателем магии духа.

— Так-так. Не успел вечер начаться, а агенты Инквизиции уже повсюду, даже там, где, казалось бы, некого искать. Какое пренебрежение гостеприимством — в лучших традиция Игры.

Стоило магистру только поставить книгу, так тут же за спиной он услышал женский голос. Таинственно неспешный, с заметной хрипотцой в качестве то ли умышленной игры голосом, то ли части незнакомого ему акцента, и прям-таки ядовитой издёвкой, неприкрытой никакой лестью — такой голос не может принадлежать орлесианке. Заинтригованный маг даже резче, чем нужно, обернулся.

Этот момент, когда два мага, адепта запретных знаний, встретились лицом к лицу, был самым важным, показывающим: пройдёт ли их встреча в небесполезной беседе или в смертельном поединке. Неудивительно, что мужчина, пока не зная её мотивов, сразу покрепче обхватил посох, готовый отразить удар противницы. Но женщину этот жест также заставил предпринять меры предосторожности, в её случае ещё более основательные, потому что она была без посоха и, значит, изначально в проигрышном положении.

В тот же момент, когда Морриган решила призвать защитное заклинание, она вовремя его прервала. Если хорошо приглядеться, можно заметить, как вокруг её рук образовалось молниевое свечение, которое, стоило ей хоть на секунду протянуть магичество, ударило бы её заклинанием столь сильным, что вызвало бы судороги, и ей бы уже было не до магии. Как только ведьма глянула на свои руки, всё же ощутив покалывания от неуспевшей реализоваться полностью антимагической защиты, её взгляд, казалось бы, несменно спокойный, циничный, сейчас отразил озадаченность, даже приятное удивление.

— Необычно. Думала: вымерли уже маги с таким интересным подходом к магии, — её тёмные из-за помады губы кривятся в ухмылке, а ярко-жёлтые глаза хищно впиваются в невпечатляющий силуэт мага, который оказался ещё более загадочным, чем ей думалось изначально.

В момент встречи перед собой Безумец увидел магессу, которая внешним видом отлично показывала свой спорный титул. На ней было красивое платье из темно-красного бархата с золотой отделкой, которое никто не посмеет назвать дешёвым, и она вольготно могла плыть по залу, ловя на себе завистливые взгляды, — никто её не назовёт здесь лишней. Очевидно, императрица была весьма щедра, когда дело касается нарядов её советницы. Однако столь же Морриган и выбивалась из общества орлесианской знати. На ней не было маски, тем самым она показывала свою отстранённость от Игры, утверждала свой статус иноземки. Тёмный цвет платья прекрасно сочетался с её черными волосами и тёмным макияжем, а золото было продолжением её жёлтых глаз — лучшего сочетания, пленяющего взгляды, и представить нельзя. Однако в Орлее не слишком распространены тёмные наряды, и это скорее традиции Тевинтера. А уж движения тем более выдавали её незнатное происхождение — магистру это тоже сразу бросилось в глаза. Видно, что ей преподавали уроки этикета, однако происхождение за пару встреч никакой учитель не сможет искоренить: она не грациозна, не плавна в своих движениях, а, наоборот, абсолютно не расточительна на показуху, тиха, резка, как затаившийся на охоте хищник, можно сказать: даже груба, как и её голос. Того же видела и присутствующая на балу знать, поэтому ведьму никто не утомлял излишним вниманием: даже те, кого заинтересует её необычный внешний вид на уровне примитивных, животных желаний, не находили смелости, чтобы к ней подойти.

У Безумца тоже были причины считать магессу весьма неоднозначной. Его не волновали предрассудочные сплетни о том, что отступница очаровала Селину, а теперь позволяет себе хозяйничать во дворце и одеваться как маркиза, потому что он видел гораздо более интересную истину. Морриган не сомниари и не сильный врождённо маг — от её ауры не исходило сильных волнений. Однако магесса всё равно сильна, и сильна она именно своими знаниями. Сколько бы раз Безумец ни обращался к Тени, он так и не смог охарактеризовать её способности. Она использует магию, гораздо более сложную, чем может быть у прямолинейной стихийной школы, при этом он не чувствует ровности, предсказуемости её сил, которые свойственны магам, прошедшим обучение в Кругах или по частному чётко систематизированному учебному плану, — в этом смысле она истинный отступник. Да только её силы, путанные и непонятные, всё равно были очень стабильны, ведьма прекрасно контролирует свой дар, заодно и может выходить за рамки привычной академической магии.

Магистр заметил, с какой уверенностью магесса говорит о его принадлежности к Инквизиции, а к такому однозначному выводу она могла прийти только, если увидела его рядом с главами организации. Маг был с ними только раз, да и то в образе птицы, но она всё равно его увидела, догадалась о ложности вранового тела и даже быстро определила, что за маг прятался под чужой личиной. Сновидца, в арсенале которого было только два тела для перевоплощения, конечно, нельзя считать мастером школы оборотничества, зато эти тела он изучил столь хорошо, что мог не только существовать в них днями, но и достоверно подражать животному поведению. Тот, кто способен обнаружить его обман, явно обладает не только теми же познаниями в оборотничестве, но и другими нестандартными знаниями, которые позволяют вполне хорошо ориентироваться в чужой магии, не видя её напрямую, как это делают сновидцы. А всё это сводится к тому, что ведьма специализируется на запретных знаниях и магии, которые выведены из обихода даже в Кругах Тевинтера, и собирает их так давно, что это даже сказалось на её ауре.

Магистр, также посвятивший жизнь сбору этих знаний, ожидаемо увидел перед собой конкурента, а взгляд его белых глаз тут же устремился на весьма вызывающий, чарующий силуэт не менее хищно, даже с некоторой изощрённой ревностью.

Сторонний наблюдатель бы точно назвал эти гляделки странными и удивился, почему они не перешли во что-то более опасное и даже смертельное.

— Морриган, советница императорского двора по вопросам магии, я так понимаю, — спустя какое-то время, за которое они пытались понять, что ожидать друг от друга, Безумец, как более подкованный в сокрытии эмоций потомственный дворянин, всё же оказался первым, кто замаскировал собственный интерес равнодушием и сдвинул их встречу с мёртвой точки.

— Не думала, что слухи обо мне столь распространены и точны, — магесса выразила ложное удивление.

— Я был предупреждён заранее.

Мужчина весьма умышленно заменил слово «осведомлён». Лелиана рассказала ему о личности советницы Селины именно из предупреждения. В словах Канцлера было много личной оценки, вероятно, под влиянием конфликта, зародившегося ещё со времён совместного похода с Героем Ферелдена, когда обе молодые девушки, но по разным причинам, были увлечены Серым Стражем и видели друг в друге соперниц. Однако магистр не считал, что всеми её словами правили эмоции: это было бы непростительное недооценивание профессионализма Соловья. А сейчас, уже после встречи с ведьмой, в точности этих предостережений Безумец лишь только больше убедился.

— Вот оно как, — задумчиво произнесла Морриган, заметив этот необычный выбор слова. — Инквизиция осведомлена и подготовлена слишком хорошо для простых гостей, значит, жизнь Селины, и правда, сегодня под угрозой.

— И в её смерти ты не заинтересована?

— Как и в победе её кузена, но в её смерти — ещё больше. Иначе гонения мне как магу не избежать, — Морриган ничуть не возмутили намёки на обвинение её в причастности к покушению, поскольку она понимала, что под подозрения попадают все приближённые Селины, и в первую очередь сомнительные личности вроде неё. — А для Инквизиции у меня кое-что есть.

— Я передам Совету, — выразил магистр готовность получить от магессы это «кое-что».

— И не сомневалась, — усмехнулась женщина. — Но сперва назовись сам, раз раскрыл тайну личности советницы по оккультизму, — пусть Морриган и свела своё требование к шутливой несправедливости, мол, он её имя знает, а она — его нет, однако в её словах на самом деле были не вежливость или формальность, а весьма осознанное желание узнать как можно больше об этом непохожем на других маге, сейчас — хотя бы имя.

— Агент Инквизиции, очевидно, — поэтому Безумец ей и не ответил.

Разумеется, Морриган не удовлетворили такие слова.

— А если это будет условие моей помощь?

— Тем хуже для тебя. Как ты и сказала, если императрицу убьют, тебя повесят без судебных разбирательств. Или посадят на кол, как поступала Империя Тевинтер с южными дикарями — и наглядно, и доходчиво, и птицы покормятся падалью.

— А как поступала первая Инквизиция с магами, которые ей наскучили? Уже определился, где на лбу лучше будет смотреться клеймо усмирённого? — не собиралась Морриган молча слушать угрозы в свой адрес.

Эта взаимная неприкрытая грубость, даже агрессия, отчётливо уменьшила дружелюбие их беседы.

— Не могу узнать, откуда в тебе уверенность, что маг, случайно встреченный в пустующей библиотеке, верен именно Инквизиции? — когда стало понятно, что в вопросах помощи они не продвинутся и их беседа перейдёт в молчаливые гляделки, Безумец спокойно сменил тему и решил спросить, что ему было интересно.

— Сильно сомневаюсь, что леди-фарисейское-самодовольство пустила бы на свои плечи кого попало. Она в этом обычно избирательна, — в ответе Морриган, пропитанном ядовитой язвительностью, также чувствовалось влияние их былого с Лелианой соперничества.

Маг убедился в абсолютной правдивости своих догадок о познаниях этой ведьмы.

— Но похоже не так уж ты и верен, раз не торопишься услужить своим хозяевам, — подметила магесса, когда их разговор всё же перешёл в молчание, а мужчина так и не выразил заинтересованность.

— Успех Инквизиции для меня не стоит выше отсутствия желания потакать ведьме. Твои сведения может передать и любой другой уступчивый агент. Но советую: напрямую, исключая посредников, обратиться к Канцлеру — это только упростит Инквизиции работу.

Как бы раздражающе ни было чванливое поведение мага и ни злило, что он остаётся для неё всё также неизвестен, Морриган признавала, что её бездействие ей же и не идёт на пользу — конфликтовать со столь могущественной организацией, значит, попасть под раздачу, когда убийца будет пойман и в поисках сообщников начнут тыкать в имена и называть пальцы. Но подходить к другим агентам Инквизиции прилюдно, тем самым порождая лишние сплетни, ей не хотелось не меньше. Так что ведьма первая уступила.

— Недалеко отсюда я наткнулась на тевинтерского лазутчика. Пришлось его убить. На его теле был ключ.

— Удалось его допросить?

— Знаешь ли, он не очень-то был настроен на разговор — напал первым.

— Что открывает ключ?

— Мне неизвестно. Но предполагаю, что людскую: вход в неё самый ближайший. Инквизиции будет не лишним туда наведаться.

Безумец кивнул, соглашаясь. Он посчитал услышанное зацепкой для начала уже активных поисков, ведь если есть лазутчик, значит, где-то бродят и солдаты Венатори.

Теперь в руках магессы показался немного опалённый ключ, который она готова была передать. Два мага стояли друг от друга на приличном расстоянии, поэтому для передачи ключа его нужно было перекинуть или подойти и передать из рук в руки, но Морриган не спешила, потому что желала, чтобы подошёл сам сновидец. И на этот раз магистр решил ей поддаться, а не тянуть время, желая поскорее избавить себя от общества ведьмы.

Морриган не собиралась обманывать, а желала просто проверить свою догадку и сполна насладилась этой проверкой. Наблюдая за тем, как мужчина шёл, она всё сильнее веселилась. Ведь не шёл он, а сильно хромал при этом с таким важным видом, будто бы он сделает своё жалкое состояние менее… жалким.

— И где таких убогих Совет только набирает? — язвительно заметила она, когда подошедший магистр забрал у неё ключ, при этом сделал это с такой брезгливой аккуратностью, чтобы только не коснуться её руки. Собственно, её насмешливую улыбку он прекрасно наблюдал.

— Точно не в дикарских южных болотах — эпицентре антисанитарии и отсутствия культуры полового воспитания.

За то время, которое он провёл в библиотеке, открытые для посещения комнаты заметно оживились. Не так много аристократов осталось в главной бальной зале наслаждаться музыкой, танцами и развлекательными спектаклями шутов, остальные же разошлись по разным зонам в зависимости от собственных планов. Кто-то решил отстраниться от политики за выпивкой в небольшом гостевом саду с фонтаном — а когда перестанут подавать напитки, глядишь, война и кончится. Кто-то с той же целью получить порцию дурмана не будет выходить из курительного салона. Ну а кто-то продолжит плести интриги, ведя всякого рода беседы. И где-то среди таких озабоченных и не очень переговорами будут бродить агенты Инквизиции, строгостью костюма и молчанием подчёркивая свою беспристрастную миротворческую роль. Да и сама знать пока не определилась как стоит к таким гостям относиться, поэтому большинство попыток агентов с кем-либо заговорить обычном заканчивались скупой чеканкой слов.

Безумец наблюдал за действиями Инквизиции даже с любопытством: ему интересно, как работает организация, которая сегодня при любых раскладах должна выйти победителем. По мере изучения, тихих перелётов от одного окна к другому мужчина нашёл того, с кем захотел побеседовать раньше, чем отправиться на поиски Канцлера.

Солас стоял в углу одной из галерей, опираясь на высокую вазу, почти незримо для всех участников вечера. Старый хитрец ничуть не смутился использовать своё происхождение себе же на пользу, поэтому и костюм он попросил сшить самым сдержанным, и себя назвал всего лишь слугой Инквизиции, а не полноправным её участником, экспертом не много не мало в вопросах Тени и Бреши, и забавный головной убор надел, чтобы свой статус утвердить. Этого было достаточно, чтобы в его сторону знать смотрела без интереса, а снующие туда-сюда слуги не особо таились в своём перешёптывании вблизи него. Однако окончательно войти в доверие к местным эльфам у него всё равно не получилось, потому что не выглядел Волк слугой в привычном понимании этого слова, как бы он себя ни называл. Взгляд его слишком острый и внимательный, бесстрашие перед знатью очевидно — он не трясся как другие эльфы, его голос не дрожал в ужасе, он не краснел, стыдливо пряча глаза, когда какой-нибудь лорд его окликнет, потому что думал, что его маленькую шпионскую игру раскрыли. Он был умиротворительно спокоен настолько, что такую маску на лице бога обмана не превзойдёт ни один здешний аристократ. Одновременно его происхождение и выделяло элвена из серой толпы слуг. Мужчина был слишком хорошо сложён, выше почти всех современных эльфов, что сразу бросается в глаза худощавым сородичам. И если в обычное время он уже научился скрывать свои отличия за тряпичной, лоскутной, мешковатой одеждой, то вот сегодня, наоборот, парадный камзол излишне подчёркивал его физические качества.

В своё время Солас бы этого и добивался, как и другие эванурисы — не зря костюмы каждого из них всегда были самым настоящим произведением искусства и предназначались исключительно для одного носителя. А сейчас это лишь ему мешало. Однако, по всей видимости, Волка это только задорило. Новые обстоятельства и трудности пуще разжигали его страсть к дворцовым интригам. Раньше сил и власти у него было столько, что соперничать с ним на равных могли только другие боги, а подобный узкий круг конкурентов и столетия однообразия способны наскучить даже неспешным в своём бессмертии элвен, зато сейчас перед ним непаханые края возможностей, и никто его даже не знает.

Однажды из блаженного пребывания в родной среде названного отшельника вывел стук по стеклу ближайшего к нему окна. Стук был достаточно громкий — некоторые господа обернулись, но хмыкнули и быстро потеряли интерес, не обнаружив источник звука. А Соласу и не нужно было искать ворона, потому что Канцлер заранее предусмотрела такую систему сигнализации между агентами Инквизиции и сторонним неожиданным союзником на случай, если последнему будет что обсудить. Эльф, в том числе зная эту несложную систему знаков, точнее стуков, напоследок окинул коридор пронзительным взглядом и направился в сторону ближайшей террасы. Многие наряды аристократов не предназначены для прогулок по ночной уличной прохладе, поэтому балконы нередко являются местом уединения, секретных бесед и пикантных встреч для тех, кого холод не отпугнул. Не зря они обычно обильно засаживаются зеленью. Поэтому найти пустующий балкон, где тайного союзника Инквизиции никто не увидит, мужчине трудов не составило.

Выйдя на террасу и оставив позади полное алчности общество лордов, Солас с удовольствием вздохнул полной грудью. Всё же было одно отличие сегодняшнего бала от того, к чему он привык, и заключалось оно в излишней закрытости помещений и слишком уж спёртом воздухе. Дворцы элвен более открытые, просторные и гораздо лучше соприкасаются с природной красотой и растениями, которые росли повсеместно, а не только в конкретных садовых зонах и горшках, которые размерами и высотой были больше того, что в них росло.

Вскоре неподалёку появившегося магистра Волк встретил с приветственной улыбкой. Безумец ответил теневому собеседнику с тем же дружелюбием.

— По всей видимости. ты наслаждаешься происходящим, — не мог не заметить магистр слишком уж хорошее настроение у своего знакомого.

— Мне нравится пьянящая смесь власти, интриг, опасности и секса, которая наполняет такие события.

— Очень необычно для…

— Эльфа? — с ухмылкой Солас предугадал, что хотел сказать тевинтерец, который, разумеется, не привык, что бы представитель рабской расы следил за балом как полноправный участник, а не просто подносил угощения. Но злобы в его голосе совсем не было.

Будучи перебитым Безумец какое-то время молчал, потому что эльф сказал точно.

— Отшельника, который посвятил жизнь изучению Тени, а не дворцовым интригам, — чуть позже маг усмехнулся сам и сделал вид, что изначально он другое имел в виду.

— Я изучаю не Тень, а то, что она мне покажет, воспоминания давно ушедших времён, которые впитали духи, — деловито поправил эльф, абсолютно никак не выдавая, что собеседник указал на очень заметное противоречие. — В том числе воспоминания о празднествах древности, которые принципиально ничем не отличаются от лживости происходящего в данный момент. Они всегда меня увлекали. Мне даже несколько жаль, что я не в центре сегодняшнего действа. Думаю, это был бы незабываемый опыт.

— Или тебя бы убили. Весьма забываемо, — хмыкнул Безумец, не оценив мечтательность в словах эльфа, поскольку всегда желал ровно противоположного.

— Или так. Но в том и азарт, — в свою очередь попытка ухода магистра от традиций общества, в котором он был рождён и прожил всю жизнь, Волка только забавила.

Они не соглашались с мнением друг друга, но принимали его без осуждения.

— Личина слуги Инквизиции оказалась эффективной? — спросил Безумец, вернувшись к делу. Хотя в его голосе была слышна издёвка отчётливо, когда он покосился на головной убор собеседника.

— Не особо. Всё же я мало похож на слугу. Однако местные эльфы ко мне заметно терпимей относятся.

— Охотней подливают в бокал?

— И угощают — тоже. В основном закуски здесь неплохи. Не так странны, как принято считать. Сладости особенно — советую попробовать.

— Увы, я незваный гость сегодняшнего банкета.

— Какая жалость. Зато ты свободен в своём перемещении, пока я, так уж и быть, невзрачным слугой наслажусь вечером и угощениями, — театрально вздохнул Солас, достал из подсумка взятые со стола конфеты и с показательным растягиванием удовольствия их съел.

Мрачный взгляд истинного любителя сладостей подтверждал, что эльф сполна вернул издёвку.

— Помимо этого эльфы достаточно много напрямую переговариваются о своих делах, — а Солас как ни в чем не бывало заговорил о делах. — Точно известно, что часть слуг — это шпионы посла Бриалы. Они получают от неё распоряжения и делятся ими друг с другом записками, которые спрятаны в тайниках по всему дворцу, — на этих словах знаток Тени достал из другого подсумка клочок бумаги и протянул тевинтерцу. На нём была переписка слуг.

Эльфийка Бриала благодаря своим способностям к шпионажу была не последней подданой при императорском дворе: официально — тайный канцлер, а неофициально — любовница императрицы. И даже после конфликта с Селиной и её изгнания Бриала всё равно оставалась очень влиятельной, так как создала огромную сеть эльфов-шпионов по всему Орлею, а может, и за его пределами. Сил этой шпионской сети хватило, даже чтобы вставлять палки в колёса двум сторонам Войны Львом, обостряя тем самым ситуацию. Остаётся только догадываться, так уж шпионку волнует судьба своего народа или она просто использует их, чтобы добиться для себя власти, но эльфы очень охотно подхватывают её речи. На сегодняшние переговоры Бриала в качестве посла прибыла по приглашению Селины. Императрица надеялась помириться с давней подчинённой, чтобы заручиться помощью её шпионской сети как против кузена, так и против иных врагов Орлея. Однако только наивный будет считать, что властолюбивая эльфийка не попытается получить от встречи выгоду и для себя.

Когда Безумец ознакомлялся с информацией, которую ему предоставила Лелиана, по скором переговорам, в том числе описание главных их участников, то со скрипом в зубах ещё готов был признать нравы нового мира, и что раттус может составить полноправную конкуренцию всему императорскому двору. Но когда он узнал, что эту эльфийку мало того, что терпят, а не пытаются поставить на место, так ещё официально приглашают на бал в качестве посла, к которому почестей больше, чем ко всей Инквизиции вместе взятой со всеми её заслугами, это сновидца поразило. В тот момент только понимание, насколько важно порушить планы Корифея на Орлей, удержало его от желания отказаться от участия во всём этом безумном фарсе.

«Эльфку пригласили на переговоры государственной важности? А что дальше — передадут ей правление Орлеем?» — при новом упоминании спорного имени Безумец вспомнил своё прошлое негодование.

— И это шпионы тебе рассказали о тайнике с их перепиской? — удивился магистр непрофессионализмом якобы шпионов, раз чужому эльфу можно встать с ними рядом в людном помещении и спокойно узнать обо всех их планах.

— Как я и упомянул, они переговариваются напрямую. Это вполне ожидаемо, потому что это не опытные шпионы, а просто привлечённые Бриалой слуги. Для многих из них передача записок — это своеобразная игра, благодаря которой каждый из них чувствует себя частью чего-то большего. Вряд ли им важны истинные намерения Бриалы — она помогает им просто верить, что они делают великое дело для городских эльфов. Но для неё их неопытность — не проблема. Чтобы услышать их перешёптывания, нужно захотеть их услышать, а орлейская знать, к удивлению, живёт и даже не догадывается, что у их слуг сформировано целое общество, — объяснил Солас, а затем продолжил доклад. — Как можно судить по переписке и их обеспокоенному шёпоту, они потеряли связь с крыльцом слуг. Все, кто туда входил, обратно ещё не вернулись.

— У меня есть ключ, снятый с тела лазутчика, предположительно пришедшего оттуда, — дополнил хромой маг.

— Значит, враг начал действовать, — подытожил Солас, уже догадываясь, что Инквизиция найдёт в людской, когда туда спустится. — Учитывая, что имперской стражи сегодня меньше, чем обычно, новость не из приятных.

— Почему стража убрана?

— Некоторые считают, что Селина решила положиться на шевалье Гаспара, которых он привёл на переговоры для «защиты» дворца. Но точно никто не знает. Либо солдаты переодеты под гостей с какой-то целью, либо что-то пошло не так. Также неприлично задерживается эмиссар Совета Герольдов — предполагают, что он отправился в людскую в поисках развлечений с доступными служанками.

— Не удивлюсь, что развлечений он всё же нашёл, но только не тех, которых ожидал.

— Весьма вероятно, — согласился Солас. — Это всё, что мне удалось узнать. Передай сведения Лелиане: тебе, как вижу, по пути.

— И в какой только момент при разговоре с Канцлером я согласился быть её посыльным? — с театральным разочарованием произнёс Безумец.

— Соловей умеет уговаривать, — Солас усмехнулся, а про себя задался вопросом: не реализовала ли Лелиана его давно озвученное предложение по «дружескому» привлечению магистра на их сторону? Уж больно неожиданным оказалась тяга последнего к сотрудничеству с Инквизицией.

Найти Сенешаля было ещё проще: конечно же, она останется в центре сегодняшнего действа. И хотя стена, которую женщина избрала, чтобы на неё опереться, была весьма отдалённой и непримечательной, не радующей взгляд даже маленьким цветочным горшком, зато вид отсюда открывался на всю большую залу и, что важнее, на ярус, где в жарком споре сцепились главные лица сегодняшних переговоров. И за всем этим Лелиана с живым интересом наблюдала. Её никто не отвлекал, даже не смотрел в её сторону, что Левую руку полностью устраивало.

— Вы женаты, командир?

— Я… женат на работе.

— Значит, свободны…

Эти слова, чудом донёсшиеся до неё через гомон и музыку зала, Лелиану повеселили. Тогда как она наслаждалась своим одиночеством, полностью погруженная в работу, их командир, сам того не ожидая, оказался в центре внимания. Леди Соловей насчитала, что он уже успел привлечь девять женщин и шесть мужчина, а также получить два брачных предложения. А это ведь ещё далеко не конец вечера. Излишняя вежливость и скромность Каллена при попытках прогнать незваных почитателей лишь ещё больше их задорила. Если так дело пойдёт и дальше, ему понадобятся телохранители. Но это Канцлер, конечно, решила оттягивать, ведь пока их командор остаётся таким же хорошеньким, у неё накапливается список лиц, кто чахнет по их командиру. А подобной информации она ещё найдёт применение.

Повезло ещё меньше только Варрику — его буквально с порога обступили взбудораженные фанаты и уволокли для тысячи глупых вопросов.

В один момент стук в оконное стекло нарушил её родное времяпровождение.

— Вижу, и вы получаете удовольствие от происходящего, — не мог не заметить Безумец, когда они вдвоём также укрылись от посторонних глаз и ушей на балконе.

По привычному таинственная Левая рука, пугающая одним своим взглядом, сейчас была непривычно дружественная, улыбчивая. Магистр понимал, что это — прекрасная маска и с той же улыбкой подосланные барды обычно убивают, однако была в улыбке и доля правды — ей нравилась Игра. Но эта улыбка ничуть не умиляла. И Безумец, даже зная, что лживая смертоносная маска предназначалась не для него, всё равно испытал тревогу, которая свербила на каком-то совсем уж подсознательном уровне, на уровне глубинной лимбической системы, и не поддавалась контролю, стоит только подумать, что шпион и убийца наслаждается тем, что вернулся к своему подлому ремеслу.

— Это Игра, лорд Фауст. Разумеется, она мне нравится. Иначе бы меня уже не было в живых, — ответила Лелиана и вопреки забаве решила на время разговора вернуть себе былой образ молчаливого таинственного, но зато вполне очевидного в своей опасности Тайного Канцлера для собеседника.

— Значит, Игра не помешает вам увидеть то, что незримо для других ваших союзников?

— Именно так. Например, вы бы видели танцевальные туфли леди Камбьен — верх безвкусицы.

— Если вы о леди, в данный момент испытывающей на прочность терпение зрителей и своего кавалера столь же безвкусным танцем, то видел. Её туфли обильно украшены драгоценными камнями, поэтому сверкают ярче её отполированной маски. А ведь во время танца их так просто потерять — что, судя по блеску на полу, уже и произошло. Вульгарное выпячивание своих богатств. А если учитывать, что это удостоилось даже вашего внимания, то ложных богатств.

— Не так давно ещё её семейство распродавало последний фамильный антиквариат для погашения немалого долга.

— И вы задались вопросом об источнике столь неожиданного пришедшего обогащения, который с большой вероятностью окажется незаконным, что вами как Канцлером может быть использовано.

— Совершенно верно.

Заговорив о, казалось бы, совсем неуместном, Лелиана ожидала услышать грозный упрёк в том, что у них тут покушение намечается, а она позволяет себе пустяками интересоваться, любоваться туфлями. Чувство превосходства перед менее искушённым в интригах собеседником ей бы польстило, стало своеобразной шуткой. Однако сновидец её удивил. Точнее напомнил, что он тевинтерский дворянин и имперскому подобию Игры хорошо обучен, пусть и пользовался этим без особого азарта. То, что шутка не удалась, а мужчина не купился, барду понравилось намного больше скучной предсказуемости. На секунду Лелиана даже позволила себе улыбку, уже настоящую, из-за странной пришедшей воодушевлённости, что человек, стоящий напротив, похоже смотрит на мир. И пусть его сознание столь же основательно и необратимо не специализировалось, чтобы буквально везде видеть шпионскую выгоду, однако он и не простодушный как… ферелденец.

— Подобных неспособных игроков немного, другие же не выставляют свои секреты напоказ, — продолжила Соловей говорить уже деловито о своей слежке за политическими спорщиками. — Посол Бриала в том числе. Она сама пожелала побеседовать со мной. И надо сказать её собственная позиция касательно переговоров может открыть для нас небывалые возможности.

— Вы хотите, чтобы Инквизиция поддержала беспочвенные посягательства на престол… эльфа? — скривился магистр.

— Её шпионская сеть — прекрасное приобретение. Ситуация сейчас очень шаткая, так что даже у эльфа есть шансы добиться власти, правда, минимальные. Но это только сделает её самым преданным союзником, если получится её непредсказуемо для всех возвысить. Селина же недолго будет хранить благодарность за спасение. Есть подозрения, что она изначально и пригласила нас, чтобы мы сделали за неё всю грязную работу.

От вида небывало нахмурившегося и точно про себя ругающегося мага Лелиане было только ещё смешнее — тевинтерцы неискоренимы в своём неоригинальном отношении к эльфам.

— Это лишь мои размышления, Фауст. Я не намерена принимать столь важные решения без согласования с моими коллегами.

— Думаю, они считают иначе: моё сегодняшнее участие остальных советников весьма удивило.

— Вы — иной случай, более… деликатный, и отвечать за последствия в случае вашего обмана придётся только мне. А вот ответственность за исход сегодняшних переговоров, если стороны не договорятся сами — а они не договорятся — понесёт вся Инквизиция.

Безумец не стал продолжать эту тему. В конце концов в своей неожиданной фантазии исхода сегодняшнего вечера выделяется не только Лелиана: у всего Совета нет единства в этом вопросе. И если Жозефина уверена, что Селина доказала свою способность к правлению умелой многолетней политикой, и не понимает, какие тут ещё могут быть достойные альтернативы, то вот Каллен и Кассандра, наоборот, считают начавшуюся гражданскую войну как раз показателем неумелой политики императрицы. Сейчас, когда юг Тедаса на грани хаоса, а мир — гибели, Селина позволяет себе устраивать весь этот фарс, празднества, формальные переговоры, которые были обречены на провал изначально, потому что ни одна сторона не собирается уступать. И на фоне её неспешных действий притязания Гаспара им кажутся куда более привлекательными, потому что кто лучше ветерана и опытного военачальника может знать, как нужно действовать в условиях военного времени. И Герцог точно не будет тратить драгоценные ресурсы страны на разные танцульки, пока над головой рвётся небо.

Безумец, конечно, не был с ними согласен, считая, что быть хорошим военачальником — совсем не значит быть хорошим правителем. Опыт Ферелдена времён Пятого Мора его в этом только убеждает. Тем более кто сможет гарантировать, что здравомыслие и сдержанность старого солдата всё же удержат вверх перед манящей возможностью воспользоваться смутой и замахнуться не только на Ферелден, вернув Орлею над ним власть, но и на Вольную Марку и Неварру, о чём Гаспар заявлял на протяжении всей Войны Львов? А это лишь усугубит ситуацию в мире на пользу Корифею.

Но и влезать в спор мужчина не хотел. К счастью, пока это только те же размышления, потому что ни один из советников не имел наглости единолично решать такой вопрос, и Инквизиция всё ещё придерживается плана по спасению императрицы: нарушить планы Старшего сейчас для неё важнее споров о престолонаследии.

— Кузен её величества весьма пренебрежителен к Игре, но это мало его заботит, — продолжила Лелиана, когда убедилась, что магистр не затаил злобу за её слова.

— Это не означает поражение для него? — не понимал Безумец, ведь его так долго пугали вездесущностью орлейской традиции, пренебрежение которой будет стоить местным аристократам всего.

— Членам имперского двора может сходить с рук некоторая… непохожесть, тем более ветерану, почтенному шевалье и весьма уважаемой личности в рядах имперских солдат. И сейчас знать больше впечатлена резкими высказываниями Гаспара, чем его плохой игрой. Например, он неприкрыто угрожал расправой Совету Герольдов.

— Разве этот радикальный ход не поспешен?

— Так и есть. Но все, в том числе и он, понимают, что по-другому с ними договориться не получится, потому что большинство участников Совета Герольдов подкуплены находчивостью Селины. И если вновь вопрос престолонаследия без них не разрешится, то советники встанут на её сторону.

— Эмиссар Совета подозрительно долго не возвращается из людской — это может означать, что герцог перешёл к исполнению своих угроз.

Дальше Безумец сообщил главной сборщице зацепок всё, что узнал от Соласа, обрисовал сформированную им картину и, наконец, передал ключ.

— Эта советница по оккультизму бессовестна и способна на всё. Однако она права: убийство Селины поставит её под удар. Так что, весьма вероятно, она сказала правду, — размышляла Лелиана, пока перебирала в руках ключ, его изучая. — До нас уже доходили слухи, связанные с крылом слуг, но, по всей видимости, там произошло что-то серьёзнее локальной стычки. Это нужно проверить. Я сообщу Кассандре о необходимости отправить отряд при поддержке солдат. Если крыло захвачено, его нужно отбить как можно скорее, — специально для магистра женщина высказала всё это вслух, а потом глянула на него самого. — Господин Фауст, я попрошу вас проследовать за нашим отрядом и помочь им в поисках. Если в Зимний Дворец действительно проникли венатори, то могут пригодиться ваши… особенности, — попросила Лелиана, надеясь, что в магистре именно сейчас, когда события набирают обороты, не взыграет горделивая безучастность. А говоря про «особенности», она имела в виду в том числе скверну в его крови.

— Я исполню вашу просьбу, леди Лелиана, — Безумец дал согласие.

Возмущаться и наигранно жаловаться было бессмысленно — его весьма активная помощь подразумевалась изначально, в ином случае не нужно было вообще соглашаться. А сидя весь вечер в библиотеке, он будет не полезнее любого другого лорда, посетившего бал исключительно ради увеселительных целей. По крайней мере древнему магистру становилось уже по-настоящему интересно, даже хотелось самому понять, что же происходит, и в первых рядах наблюдать, чем это всё закончится.

Да и вся эта знакомая смертоносная суета вновь напомнила ему о родине — как будто и не уходил.

Что бы Инквизиция ни предполагала найти в закрытом крыле слуг, реальность шокировала всё равно больше. Как только агенты переоделись, взяли в руки родное оружие и возглавили отряд солдат, тайно прошедших во дворец, то буквально с порога людской оказались сбиты с толку: перед их глазами предстала картина окровавленных эльфийских тел.

Чем дальше отряд продвигался по крылу, аккуратно переступая через мёртвых слуг, тем больше убеждался, что здесь был бой — здесь была бойня, в которой никто не выжил. На кухне, в прачечной, в спальнях, в кладовых — все были мертвы. Нападение было столь организованным и безжалостным, что где слуги находились, там их и убили. Они даже попытаться убежать не смогли.

Такая жестокость к абсолютно безвинным казалось ужасной всем, однако предаваться унынию и печали им было некогда. Если они помедлят, то таким кровавым зрелищем может стать весь дворец, а если совсем помедлят — то и весь мир.

И хотя нападавших Инквизиция не застала, а мёртвые уже показаний не дадут, но достаточно много можно было почерпнуть из того, что они просто лицезрели. Убийцы расправились со слугами не ради развлечения, скорее убирали свидетелей, значит, как можно дольше они хотят сохранить своё присутствие в тайне. Для более тщательной подготовки будущего штурма или, наоборот, сокрытия какой-то своей деятельности, никак напрямую с нападением несвязанной. Также их налёт был весьма точен — они не плутали по коридорам крыла, а знали, где ещё могут быть слуги, значит, они хорошо подготовлены, как минимум имели карту. Ну и нападавших было много: так быстро пройтись и всех искромсать, что до бального зала не донеслись даже крики, можно было только значительно превосходя количеством.

И вскоре агенты Инквизиции в этом убедятся и даже лишний раз порадуются проницательности Сенешаля, которая и настояла на том, что малочисленный отряд разведчиков обречён на смерть — нужна уже поддержка солдат.

Когда отряд покинул залитые кровью помещения слуг, то оказался в саду. Он был небольшим, зато исполненным в необычном стиле: вместо обильной растительности на земле большинство цветов было посажено в горшках, расположенных по всей площади деревянных пергол, из-за чего образовались целые зелёные тоннели, вызывающие дискомфорт у тех, кто к таким дизайнерским изыскам не привык.

Но разведчики пробирались не зря — в центре сада, прямо рядом с фонтаном, чтоб уж точно никто мимо не прошёл, они нашли отличную от ранее виданных находку. Тело мужчины в богатых одеждах сразу давало понять, что это забредший за приключениями в крыло лорд. Все сразу предположили, что это тот самый искомый коллегами эмиссар Совета Герольдов. Ну что ж приключений он себе нашёл, а они теперь нашли его тело, а также кинжал, торчащий из его спины, с выгравированным на пяте клинка гербом герцога де Шалон.

Не успели агенты поспорить, является ли находка однозначным доказательством успешного покушения Гаспара на одного из советников, как он и грозился, или, наоборот, его полной невиновности, ведь не надо обладать складом ума детектива, чтобы увидеть неестественность в забывании убийцей орудия убийства прямо с гербом заказчика в теле убитого. Впервые мёртвая тишина крыла была нарушена чьими-то чужими голосами, в сторону которых представители Инквизиции, не теряя времени, кинулись.

Сад вывел отряд в отдельный комплекс комнат — дворянские покои, в которых уже вовсю хозяйничали устроившие резню в комнатах слуг. Увидев солдат в громоздких черных доспехах и огромным рогом на шлеме, никто из агентов не сомневался, что во дворец проникли венатори.

А дальше началась не бесчестная резня, а яростная смертельная битва. Инквизиция с боем прорывалась по крылу, уничтожая врагов малыми группами. В этом было их преимущество, потому что венатори не ожидали столь скорого нападения и разбрелись по всей округе, а отряд Кассандры был собран в единый строй. Способности Искательницы также понадобились, когда вскоре стало заметно преобладание магов среди общего числа враждебных тевинтерцев — что очень для них нехарактерно.

Сражения были зрелищными из-за обилия магии, но скоротечными: Совет справился малыми потерями — только несколько солдат оказались ранены серьёзно и были вынуждены отряд покинуть, чтобы дождаться помощи сослуживцев, которых пришлют окончательно зачистить от неприятеля крыло. Собственно, по мере своего продвижения по головам врагов вглубь крыла от отряда постепенно отделялись группы солдат, чтобы зачистить помещения, которые оставались позади. Как итог, когда основные силы тевинтерцев пали, покои уже фактически принадлежали Инквизиции — с остатком недругов разберутся и малые отряды.

Когда под командованием советницы остались лишь только агенты, они уже не воевали, а осматривали дальние помещения в поисках улик. Одной из самых отдалённых от входа комнат оказалась гостевая библиотека, куда они тоже решили наведаться и ожидали найти там засевших в засаде последних венатори. Но они опоздали.

— Ей, босс. Тут ломоногий задохлик сам решил немного руки замарать, — отчитался Железный Бык, когда на правах главного тарана команды первым ворвался в помещение. За ним прошли остальные.

Безумец стоял у книжного шкафа и в сторону отряда даже не глянул, всем своим видом показывая, что высокая орлейская поэзия его интересовала намного больше. А тем временем неподалёку валялись тела нескольких имперских магов без следов насильственной смерти — сопорати даже не хотелось узнавать, как они умерли, да и вестись на показуху магистра — тоже. Бык и вовсе фыркнул, передёрнул массивными плечами, вспомнив при каких обстоятельствах он с этой хромающей опасностью впервые встретился, и решил лучше обыскать магов. Хотя по профессиональной привычке глаз с имперца не спускал.

— Ты всё это время был рядом и не мог помочь?! — возмутилась Кассандра, не оценив зазнайство на пустом месте от мага-эгоиста.

— Моего участия не предполагается, — голос мужчины был спокоен до комичного на фоне возмущённой воительницы. — Я лишь наблюдаю за вами.

— Ещё, похоже, и развлёкся тем, как эти, — с отвращением указал Бык на мёртвых венатори, устроивших бесчестную резню, — крыло «раскрасили».

— Ничуть. Совершённая здесь дератизация — пустое расточительство. Столько потерянных свойств. Хотя не буду отрицать, что меня позабавило наблюдать за хвалённым различием в отношении к рабам в Империи и слугам в церковном Тедасе — точнее за его полным отсутствием.

По авторитетному мнению Церкви, это Тевинтер — Империя Зла и людских пороков из-за отношения к бесправным рабам как к вещам, но зато, когда надо, ради Игры можно и десятками слуг пожертвовать и не даже не заметить. Ведь если бы Селина поставила в людской стражу, то хотя бы нескольким эльфам удалось спасти. Но в итоге, сновидец был уверен, жертв сегодняшнего вечера даже никто оплакивать не будет.

И если Солас вполне понял упрёк магистра в таком неприкрытом лицемерии юга, то вот остальные словами имперца не прониклись.

Искательница была в ярости — по её пальцам сжатым в кулаки до побеления костяшек было видно, насколько она боролась с желанием заслуженно всыпать магу. Не из-за его происхождения, как было когда-то, — сейчас её уже убедили, что этот человек — не копия Корифея, и его не надо ненавидеть и желать усмирить просто за то, что он первое порождение тьмы. В своём происхождении Безумец не виноват, как и в том, что его выкинуло из Тени в день Конклава, а вот в своём поведении — очень дальше. Кассандра видела, как мужчина любезно и вежливо разговаривал с Сенешалем, давая понять, что ему от происхождения не только кровожадность досталась, но и манеры. Зато сейчас ничего этого нет — есть надменность, напыщенность, чванливость и целый ворох высокомерия, когда, казалось бы, они объединились ради одного хорошего дела — противодействие планам Корифея. И он делает это специально, смеётся ей прямо в лицо — вот что выводило Кассандру из себя.

«Неужели такие «герои» Ему угодны?» — тяжело выдохнула воительница, почти рыкнула и всё же стремительно направилась к сомниари, но пока не чтобы отлупить по заслугам.

— Кончай паясничать, малефикар! — рявкнула женщина, вырвала из его рук книгу, не очень аккуратно запихнула её обратно, повредив каптал и рёбра обложки, а затем грозно впилась в силуэт хромого мага. — Лелиана сказала, что ты будешь помогать — так помогай. Иначе проваливай. У нас нет времени на твои кривляния!

Сейчас всему их шаткому миру грозило закончиться смертоубийством. Стоящие слишком близко нетерпящие друг друга люди были готовы нанести удар: рука Искателя лежала на эфесе меча, а рука мага держала посох, который уже соорудил защитные заклинания. К счастью, у них обоих было понимание, что их конфликт не стоит того, чтобы за него лишаться перспективного сотрудничества с Инквизицией или терять мага, кто единственный может безболезненно спасти мир от Бреши.

— Придётся терпеть, perrepatae. Как терпят твою некомпетентность на этом балу.

Хмыкнув, Безумец показательно опять достал ту несчастную книгу и вместе с ней решил отойти в сторону, чтобы вновь держать дистанцию от воительницы, отношения с которой у него не заладились с самого начала. Что впрочем их обоих устраивало, чем лживые любезности.

— Что касается увиденного — мои измышления почти не отличаются от ваших озвученных, — Безумец прошёл в угол комнаты, в котором лежала окровавленная эльфийка-уборщица, даже после смерти так и не выпустившая из руки щётку. Магистр, чтобы не испачкать кровью сапоги и полы плаща, тростью пошевелил уже остывшее тело так, чтобы все могли увидеть рану. Смерть её наступила вследствие одного сильного удара режущей кромкой оружия, который только из-за не совсем правильного (видимо, из-за спешки) угла не лишил бедняжку головы. — Если судить по характеру ранения, венатори преследовали только цель устранить свидетелей. И ослушаться приказ они настолько сильно боялись, что буквально ни один из них не позволил себе воспользоваться беспомощностью жертв, устроив на них охоту или хотя бы ради забавы дать шанс на сопротивление.

— Мы нашли одного — помимо дыры в животе у него были исполосованы руки и лицо. Видимо, исключение — просто один такой бойкий нашёлся. Но, к сожалению, это ему не помогло.

В ответ на замечание Быка магистр совсем нездорово посмеялся: нет, бойким этот раттус не был, а вот невезучим — уж точно. Кто увидел его веселье, предпочли отвести взгляд и не задумываться.

— Значит, им настолько было важно скрыть свою деятельность. И задумали они не только нападение, — подытожила Кассандра.

— Что насчёт герцога? По-твоему, такое очевидное подстроенное убийство эмиссара не может быть его двойной игрой? — спросил Солас, собственно, возвращаясь к спору, который начался ещё в саду.

— Сомневаюсь. Этот ход слишком искусен для прямолинейного даже в своих угрозах герцога. Прямая конфронтация — вершина его дипломатии. Впрочем, чего ещё ожидать от солдата? — на последнем слове Безумец даже без какой-либо завуалированности глянул на Кассандру.

— Как остроумно, хромой, — фыркнула Правая рука.

— По крайней мере ты понимаешь намёки.

— Про Быка ты тоже самое скажешь или тут же смелость посеял? — воительница правильно заметила, что в сторону кунари магистр старается не смотреть без надобности. Он, конечно, объяснит это своим пренебрежением к кунарийской расе, но все были уверены, что такого задохлика просто не может не тревожить здоровенный кунари, который выше его на голову, а по ширине плеч различия между ними ещё более ощутимы. Не в пользу имперца, конечно же.

— Ваш кунари — шпион. На него сказанное мной не распространяется по определению.

— А я и не знал, что ashkaari у имперцев такие болтливые. Наверное, потому что они обычно со страху помирают раньше, — заметил Бык, использовав слово из кунлата.

Именно это слово остановило дальнейшие попытки друг друга поддеть. Слово на чужом языке неожиданно магистра заинтересовало, потому что оказалось ему… понятным.

— «Тот… кто ищет» — так вы называете исследователей? — немного поколебавшись мужчина перевёл услышанное слова и решил уточнить.

— Учёных в общем.

— Весьма безыдейно, кратко и неточно, учитывая, что в языке кунари много длинных избыточных идиом.

— Значит, тот, кто придумывал, посчитал, что для учёных достаточно и это.

— Это очень пренебрежительно для народа, чьи достижения целиком и полностью зависят от развития науки: будь то наука военного дела и кораблестроения — для солдат, или психология и наука поведения социальных групп — для шпионов. Без захваченных со стороны учёных и чужих достижений кунари так бы и остались островной кучкой северных дикарей с тупиковой в далёкой перспективе религией.

— У кунари есть и свои учёные.

— Они бесполезны. Ум — это способность решать нестандартные задачи нестандартным методом. А наука — это комплекс таких методов и идей и извечный поиск новых. Кун же изначально направлен на искоренение всего отличного, следовательно без притока свежих идей со стороны он не способен породить свои собственные, приводя себя к стагнации. Элвенан показал, как быстро уничтожается всё общество, пришедшее однажды к стандарту, когда обстоятельства вдруг нестандартно меняются. К сожалению, к истории обращаются, когда ошибка уже повторилась.

Пока все присутствующие пытались уловить ту нить разговора, которая привела их от обсуждения насущных проблем до каких-то умных тевинтерских слов и философии Кун, Безумец выглядел довольным, победив в очередной попытке вывести из себя собеседника. Ведь «вывести из себя» не только значит разозлить, но и потерять контроль. А лица слушателей, которые так и не смогли угнаться за заумными словами сновидца, выглядели очень потерянными. Только Солас хмуро задался вопросом, как магистр смог так быстро перевести слово из кунлата, которого он знать не мог: не было его миру известны кунари.

— Думаю, для инициатора не столь важно, что бы стало известно, чьим оружием убили эмиссара, а важнее, кто обнаружил его мёртвое тело, — а Безумец тем временем как ни в чем не бывало продолжил обсуждение, чем заработал новую порцию нетерпимых взглядов. — Очевидное подстроенное убийство двор однако всё равно сочтёт весомым доказательством виновности Гаспара, тем более на фоне его угроз. Но те, кто нашёл тело, тоже попадают под подозрения. А убийца сделал все, чтобы тело нашли.

— Думаешь, он хотел, чтобы именно Инквизиция нашла? Но ведь сюда могли прийти, кто угодно.

— Не кто угодно. Крыло было заперто, а стороны войны сейчас заняты переговорами, а не дворцом, — уловив мысль магистра, ответил Солас.

— И только Инквизиция имеет достаточно упрямства и мотивации, чтобы сунуться туда, где её не хотят видеть, — продолжил сновидец.

— Либо венатори хотят нас отвлечь или вынудить активнее вести поиски, чтобы загнать в ловушку, либо кто-то из знати хочет, чтобы вина пала на нас, потому что доказать свою невиновность можно будет только, найдя убийцу. А то и вовсе взять на крючок и нас, и герцога. Паршиво, как ни посмотри, — рассудил Железный Бык.

— Селина? Она же сняла свою стражу, — предположила Кассандра.

— Или Бриала. Эмиссар Совета же пришёл сюда, увязавшись за какой-то эльфийкой — возможно, её шпионкой, — предложил в свою очередь Солас.

— Гаспар также не может быть исключён из подозреваемых. Он мог оказаться и достаточно глуп, чтобы на самом деле совершить такое убийство с целью запугивания, — добавил Безумец.

Присутствующие ругнулись, что на этом балу все друг друга стоят и никого не хотелось защищать.

— Венатори ты не рассматриваешь? — заметил Бык, что магистр скорее будет винить глупость шевалье, чем козни Старшего.

— Судя по тому, что они не смогли оказать вам достойного сопротивления, Инквизицию они в людской не ждали, по крайней мере не в таком составе. При столь организованной атаке на крыло дальнейшая беспечность кажется весьма странной. Да и пришли они сюда, очевидно, с другой целью и не планировали организовывать засаду, — под конец Безумец таинственно улыбнулся, искусственно растягивая интригу.

— Говори сейчас же, что ты узнал, моролюб?! — хмурым, командным голосом рявкнула Кассандра, не желая сейчас участвовать в его играх и угадайках.

Впрочем, мужчине доставили удовольствие просто лица собеседников, изнывающих в любопытстве. А пока хромой маг вновь вернулся к шкафу и вытащил ещё несколько книг с угла одной полки. К тому моменту в комнате разгоралась новая волна возмущения. Но, оказалось, что магистр на этот раз с ними не играл, а забрав книги и отойдя, взглядом пригласил Правую руку самой взглянуть на полку. Кассандра смерила мага недобрым взглядом, но всё же подчинилась, подошла и заглянула. В тёмном углу, среди книг, обнаружилась небольшая совсем неприметная коробка. Искательница её достала, удивилась по невскрытой крышке, откуда магистр уверен в её важности, не видя содержимого, и, не тратя времени, с помощью кинжала вскрыла её сама.

В ту же секунду коробка отброшенной полетела вниз, а содержимое вывалилось на пол.

— Красный лириум. Создатель! — тяжело выдохнула Кассандра, с ужасом наблюдая за находкой. У других агентов были схожие эмоции.

Именно небольшой кристалл лириума, излучая ужасающий ореол красного цвета, и был спрятан в коробке. Наверняка венатори, которые сейчас валяются там же на полу, его и притащили сюда.

— Вот чего они разбрелись по всему крылу — прятали эту гадость, — сказал Бык, а сам тем временем отошёл дальше всех от находки.

— Безумец, сколько ещё здесь этих… штук? — требовательно спросила Кассандра.

— Мне неизвестно.

— Но ты же как-то нашёл эту!

— По воле случая. Оказавшись вблизи полок, я почувствовал присутствие носителя скверны, — объяснял Безумец, а сам поразился проницательностью Канцлера, которая отправила его сюда, именно предполагая полезность его «особенного» восприятия скверны.

Кассандру находка выбила из колеи, поскольку полностью меняет планы Инквизиции на этот вечер. Однако женщина — надо отдать ей должное — быстро смогла взять себя в руки и начать раздавать команды. Вскоре очередь получить приказ дошла и до сновидца.

— Хромой, останешься и поможешь с поисками остальных.

— Нет.

— Ты издеваешься?!

— Я не участник Инквизиции, и командование мной — не в твоей компетенции, советница. А добровольно быть вашей розыскной собакой я не собираюсь. У Инквизиции достаточно людских ресурсов, чтобы обыскать всё крыло. Тем более из-за небольшого размера кристаллов красный лириум для меня почти незрим.

И хотя Кассандра была ужасно раздражена очередным препирательством, но она всё же признала, что магистр сейчас не совсем уж и необходим. Тем более его хромоногость только больше мешать будет поискам, чем помогать его «связь» со скверной. Да и сам поиск лириума сейчас — это не самое главное. Если венатори протащили сюда красный лириум, привели магов, значит, они задумали что-то посерьёзнее обычного покушения на императрицу — и именно об этом Инквизиция должна узнать в первую очередь.

— Тогда сообщи обо всём Лелиане. Как можно скорее…