Клубничный Яд

Секунду спустя, после кого как свежий воздух касается меня, я вытаскиваю сигарету из кармана пиджака и зажигаю ее. Втягивая богатый дым в легкие, задерживаю его, чувствуя жжение, которое успокаивает меня. Порок, который я свел к минимуму. Я не склонен чрезмерно увлекаться пороками. Стремлюсь не желать ничего, кроме как иногда покурить и случайно перепихнуться без обязательств.

— Кинь мне сигаретку, а? — говорит Финн, подходя к моей машине.

Я протягиваю ему сигарету, затем открываю дверцу своей машины и прислоняюсь к раме, вдыхая еще одну порцию дыма в легкие.

— Мне это не нравится, — говорит Ребел.

Ребел Фитцпатрик. Фитц, как его зовут некоторые Хулиганы. Если кто-то и близок ко мне по безжалостности, так это он. Если ему что-то не нравится, шансы, что и мне это не понравится, высоки. Такие люди, как мы, чувствуем опасность, прежде чем она даже материализуется.

— Что думаешь?

Я выдыхаю струю дыма в воздух, наблюдая, как она растворяется в чистом голубом небе.

— Думаю, смердит надвигающимися проблемами, — переводя взгляд с неба на Финна, я замечаю, что он смотрит на окно верхнего этажа особняка Росси.

— На что смотришь?

— Когда мы подъезжали, я увидел красотку в том окне. У Росси есть дочь?

Я киваю.

— Один покойный сын. Одна живая дочь.

— Как она выглядит? — он улыбается, его язык выглядывает и скользит по зубам.

— Без понятия. Садись в машину. Последнее, что нам нужно, чтобы Росси прострелил тебе хер за то, что ты трахаешь глазами его дочь, — я бросаю окурок на землю, растаптывая его носком ботинка, туша дым. Открывая свою машину, я поднимаю глаза на уродливых гребаных головорезов Росси и подмигиваю.

Финн и Ребел садятся в свою машину, а я — в свою, поворачивая ключ зажигания и пробуждая моего зверя к жизни. Я реву двигателем дольше, чем необходимо, объявляя всем о своем отъезде, затем направляюсь вниз по подъездной дорожке, когда мой телефон вибрирует в кармане. Я достаю его, видя имя Шона на экране.

— Да? — отвечаю я.

— Как всё прошло?

— Росси согласился на условия, но мне это не нравится, Шон.

— Тебе ничего не нравится, Килл, — он смеется. — Мне нужно, чтобы ты сделал остановку, прежде чем вернешься домой. У нас появилась небольшая проблема.

Бросая взгляд в зеркало заднего вида, я вижу Финна и Ребела в «Мерседесе» позади меня, когда я выезжаю на съезд на шоссе.

— Какого рода проблема?

— Сенатор Хамфри… — говорит он, его затянувшееся молчание звучит как приговор.

— Где?

— Его пляжный домик в Роундс Эдж. Вероятно, готовится сбежать, прежде чем приедут федералы. Килл, наш информатор из ФБР сказал, что они будут там через несколько часов. Мне нужно, чтобы ты добрался туда первым.

— Сделаю. Сказать Финну и Ребелу продолжать путь домой?

— Нет. Пусть присмотрят за тобой. Он не может оставаться в живых, он слишком много знает. Всё пойдет к чертям, если ты не разберешься.

— Не проблема, — я вешаю трубку, затем набираю Финна.

— Да? — отвечает он.

— Сделаем остановку. Следуй за мной.

— Ага, — говорит он и вешает трубку.

Я годами хочу вонзить свой клинок в этот кусок дерьма. С тех пор как сенатор Хамфри встретился с Шоном, чтобы купить себе защиту у Хулиганов, я начал внимательно за ним наблюдать. Он настолько погряз в семейном богатстве и утопает в деньгах, которые зарабатывает на торговле молодыми девушками из Мексики, что нет ничего в подполье, что он не мог бы себе позволить. Чем грязнее дело, тем глубже этот ублюдок в нем замешан.

К счастью, Шон отклонил его предложение, потому что мы можем быть коварной организацией безжалостных, убивающих дегенератов, но мы не бесчеловечны. Мы не торгуем людьми и особенно не пускаем по кругу женщин и детей. И хотя я рад покончить с этим ублюдком, я не могу игнорировать еще одну ситуацию, которую не могу полностью контролировать, но я и не ожидал ничего другого от этого гребаного дня.

Поездка до Роундс Эдж была быстрой — прямая дорога вдоль побережья. Когда мы прибываем на участок Хамфри, я следую по служебной дороге, которая ведет к земле, готовящейся к застройке на краю его владений. Наверное, еще один домашний кинотеатр или личная художественная студия для дорогого сенатора. Деревянная конструкция, обшитая гипсокартоном, достаточно высокая и широкая, чтобы спрятать наши машины.

Финн и Ребел паркуются позади меня и выходят, пока я достаю телефон из кармана и набираю одного знакомого.

— Килл… — отвечает Титер.

— Я собираюсь отправить тебе местоположение. Какая бы там ни была охрана, мне нужно, чтобы она была отключена на ближайший час. Затем нужно вернуть всё обратно.

— Понял, братан. Что-нибудь еще?

Братан. Титер, хакер-скейтбордист. Обычно я никогда не доверился бы такому ненадежному на вид человеку, но Титер — абсолютный мастер своего дела. Он заставляет ФБР и КГБ выглядеть полными идиотами. И он готов умереть за Хулиганов. Уже почти умер однажды.

Расстегивая манжеты рубашки, я закатываю рукава до локтей.

— Да, федералы в конце концов захотят получить записи. Всё должно быть чисто и без следов.

— Да брось, Килл, — смеется он. — Я отношусь к каждой работе так, будто ты убиваешь президента.

Улыбка касается уголков моих губ.

— И зачем мне это делать? Она ведь прелестна.

— И горячая, — слышится смешок в трубке.

— Да, и горячая. Спасибо, Титер.

— Без проблем, братан. Береги себя и удачной охоты.

С этими словами я кладу трубку и отправляю Титеру свое местоположение. Финн подходит ко мне сзади, пока Ребел снимает пальто у своей машины.

— Где мы нужны тебе? — спрашивает Финн.

— Ты идешь со мной, — говорю я ему, вытаскивая глушитель из сумки на заднем сиденье и прикручивая его к стволу своего пистолета. — Ребел, оставайся здесь. Будь начеку и следи за своим телефоном. Прислушивайся к дороге. Если услышишь даже катящийся камешек, сразу звони мне.

— Конечно, брат, — говорит он, доставая пистолет из-за спины, затем облокачивается на свою машину, держа пистолет у ноги.

— Пойдем, — говорю я Финну.

Мы пересекаем участок, останавливаясь за кустами, окружающими владение Хамфри. Я осматриваю территорию, выискивая что-нибудь, что мне не понравится. На передней и задней части его гаража установлены две камеры. Оба индикатора сейчас выключены — Титер работает быстрее, чем дилер покера в Вегасе.

На подъездной дорожке только одна машина — Porsche Хамфри. Если только он не привел кого-то с собой, в чем я сильно сомневаюсь. Учитывая его обстоятельства, он сейчас один.

Хорошо. Легкая работа для меня. Не то чтобы я не любил аудиторию. Чувствуя страх или возбуждение наблюдателей, от того, что я выпотрошу никчемных слизней этого города, моя кровь кипит в венах. Но сейчас у нас нет на это времени. Придется сохранить свою театральность для другого убийства. Всё-таки нужно опередить федералов.

Поворачиваю ручку входной двери — и что вы думаете? Не заперто. Идиот.

Я тихо вхожу в дом, пропуская Финна вперед, затем закрываю дверь за нами. Останавливаюсь, заставляя Финна тоже остановиться, и прислушиваюсь. Закрыв глаза, ощущаю этот дом, его энергию, звуки, пульс земли. Вспоминаю планировку по фотографиям с сайта недвижимости, которые я просмотрел по пути сюда. Я мог бы с легкостью пройти по этому дому с завязанными глазами.

Шорох наверху вызывает у меня улыбку. Он здесь один и находится именно там, где мне нужно.

Я смотрю на Финна, безмолвно давая понять, чтобы он остался у двери. Он кивает, прикручивая глушитель к стволу своего пистолета.

Я поднимаюсь по лестнице, ступенька за ступенькой, ощущая, как напряжение внутри меня нарастает по мере приближения к добыче. Бесшумно иду по коридору, уже зная, что он в главной спальне. Дверь приоткрыта, поэтому я прислоняюсь к проему и слушаю. Ящики открываются и закрываются, вешалки скребут по деревянным штангам, тяжелые, панические шаги по паркету раздаются где-то вдали. Он пакует вещи, готовится сбежать. Предсказуемый мелкий подонок.

Я тихонько толкаю дверь и крадусь к ванной комнате с гардеробной, размером с мою детскую. Когда подхожу к дверному проему, Хамфри стоит ко мне спиной. Я убираю пистолет в кобуру, наблюдая, как он набирает в руки украшения и шкатулку с часами.

Затем он оборачивается.

Увидев меня, его глаза расширяются до размеров блюдец, зрачки становятся больше от страха. Его тело замирает в полушаге, и я улыбаюсь.

— Привет, — говорю я, затем делаю шаг вперед и ударяю кулаком ему в нос, заставляя уронить коробку с часами и украшениями. Кровь брызжет ему на рот, и я хватаю его за окровавленную рубашку, чтобы удержать на месте, пока снова и снова бью, превращая нос в месиво.

Всё еще держа за грудь, поворачиваюсь и тащу его бьющееся тело к углу спальни, бросая в декоративное кресло.

Его руки взлетают вверх: одной он закрывает лицо, пока кровь льется из изуродованного месива, которое раньше было носом, а другая парит над головой, пытаясь защититься от дальнейших ударов. Я стою перед ним, наблюдая за страхом и его выражением лица, когда до него доходит, кто я такой.

— П-пожалуйста… — бормочет он, кровь разбрызгивается по его коленям, пока он говорит. — Пожалуйста…

— В этой комнате отличное освещение, — говорю я, доставая монету из кармана. — А вид захватывает дух.

— Я ничего не сказал федералам! — выплевывает он, ерзая в кресле.

— Нет, не сказал. Но скажешь.

— Нет! — кричит он. — Я не буду. Уеду в Сан-Мигель.

— Сан-Мигель? Ты едешь не в Мексику, сенатор. Я сделал звонок по пути сюда. Твой частный самолет наготове и планирует отвезти тебя на Кубу. Направляешься к той собственности, которую купил в Баракоа под вымышленным именем Кэрри Франклин, да? Видишь ли…

Я провожу рукой по щетине на подбородке и хожу перед ним взад-вперед.

— Долгосрочные отношения строятся на честности и доверии, а ты только что мне солгал. Как я теперь могу тебе доверять?

— Хорошо, хорошо, — плачет он, его распухшие веки уже становятся фиолетовыми. — Ты прав, я еду в Баракоа. Но они никогда меня не найдут. Я никому ничего не скажу, — рычит он в конце.

Так много эмоций, так много страха, я впитываю всё, как суккуб²⁹. Как бы я ни ненавидел то, кем стал, в тишине перед сном могу признаться, что люблю это. Оголенный нерв жизни перед смертью. Только по этой одной причине я никогда не пожелаю стать кем-то другим.

Перекатывая монету по суставам пальцев, я глубоко вдыхаю, затем спокойно выдыхаю. Если бы у меня было время, я бы растянул это убийство на несколько дней. Исцелял бы его каждый раз, когда ранил, чтобы делать это снова и снова. Но у меня нет на это времени. Федералы действует быстро.

Но я действую быстрее.

— Хочешь шанс выжить, сенатор?

— Да! О, боже, пожалуйста, да! Я сделаю всё, что угодно. У меня есть деньги, женщины…

— Я похож на человека, которому нужны подачки? Ты тупой мудак, но я дам тебе шанс вернуть свою жизнь.

Его глаза блестят от желания и стремления выжить. Он не осознает, что последнее, чего добьется в своей жалкой жизни — ухватится за надежду там, где ее никогда не было. Он видит мою монету, слышит мое предложение оливковой ветви. Он сделает ставку из Тьмы ради проблеска Света. Без надежды не за что бороться. Так что я даю ему эту надежду.

Я даю всем им надежду.

Потому что нет ничего лучше, чем наблюдать, как они сражаются, а затем видеть, как их лица искажаются, когда приходит осознание и понимание того, что они вот-вот умрут.

— Я подброшу монету, — спокойно говорю я, держа ее вертикально. Солнце из большого окна с видом на океан отражается от поверхности монеты.

— Если угадаешь — орел или решка, я позволю тебе жить. Можешь улетать в Баракоа или куда, блядь, ты собирался.

— Ты позволишь мне уйти? Просто… выйти отсюда?

Я киваю.

— Я позволю тебе уйти. Просто… выйти отсюда.

Он кивает.

— Хорошо. Хорошо.

Улыбаясь, я подбрасываю монету. Мы наблюдаем, как она взмывает вверх, затем падает. Я ловлю ее в кулак, затем прижимаю к другой руке. Мои глаза встречаются со взглядом Хамфри.

— О, э-э, решка!

Я изучаю изгиб его бровей, дрожь губ, дергающийся кадык, когда он нервно глотает.

Хрустнув шеей, я впитываю силу его оптимизма. Поднимаю руку, открывая сторону монеты с орлом, затем наблюдаю, как его лицо обмякает под засыхающей кровью.

— Ну что ж, — пожимаю я плечами. — Такова судьба.

Я протягиваю руку к кобуре, вытаскиваю пистолет, целюсь и стреляю. Кровь брызжет по стене позади него, а дым сочится из отверстия во лбу. Я глубоко вдыхаю, втягивая едкий запах сгоревшего пороха в легкие, как раз когда мой телефон вибрирует в кармане. Я достаю его и вижу имя Ребела на экране.

Проклятье.

— Что? — отвечаю я.

— У нас проблема…

— В чем дело? — спрашиваю, скрипя зубами.

— Э-э, только что из твоего багажника вылезла девушка.

Какого хрена?

— Отпусти меня, кусок дерьма! — слышу я, как кричит женщина где-то рядом с телефоном Ребела.

— Из моего багажника? — спрашиваю я, откручивая глушитель и убирая пистолет в кобуру. — Какого хрена она делала в моем багажнике?

Спокойно убираю глушитель в карман.

— Хм, без понятия, Килл. Может, мне спросить у нее, пока она дерется со мной? — его голос напряженный и дрожащий. — Ай! — кричит он. — Черт, она, блядь, меня укусила!

— Твою мать, — шиплю я сквозь зубы. — Я сейчас буду. Запихни ее обратно в мой багажник. Мы не можем рисковать тем, что она сбежит.

— Понял, — говорит он и вешает трубку.

Я быстро иду через комнату, затем по коридору и спускаюсь по лестнице.

— У нас проблема, у машины, — говорю я, когда Финн поднимает на меня взгляд из прихожей.

— Проблема? — спрашивает Финн, следуя за мной к входной двери.

Иду через участок к стройке, каждый шаг в том направлении заставляет напряжение взбираться по моему позвоночнику, словно когтистые лапы дикого зверя.

— Ребел поймал девушку, вылезающую из моего багажника.

— Какого хрена?

— Вот и я хочу знать.

Когда мы подходим к машинам, Ребел обматывает банданой руку, на его лице застыла гримаса боли.

— Что, блядь, случилось? — спрашивает Финн.

— Она вылезла из твоего чертова багажника, — выплевывает Ребел, пот стекает с его лба. — Маленькая стерва еще и с характером. Она, мать твою, укусила меня.

Крышка моего багажника дрожит рядом с нами, и звук ударов изнутри царапает мою решимость оставаться спокойным.

— Кто, черт возьми, она такая? — рычу я.

— Откуда мне знать, Килл? Это твоя машина. Кого ты там прячешь?

— Никого. Ебануться! — провожу рукой по волосам, желая вырвать их с корнем. — Кто бы она ни была, она знает, что мы здесь. Никто не должен знать, что мы были здесь.

Я, блядь, ненавижу сюрпризы. И кто, черт побери, осмелился залезть в мой багажник? Оскалив зубы, я достаю пистолет, готовясь стрелять, затем открываю багажник. Мои глаза расширяются от удивления впервые за двадцать лет, когда я вижу лицо Рыжей.

Моя грудь сжимается, когда ее глаза встречаются с моими. К моему удивлению, ярость и желание защищать проносятся по моим венам, когда я вижу ее скрюченную и отброшенную, как старый мешок с вещами, в моем багажнике. Это смесь эмоций, которую я сразу понимаю как предупреждение, отрикошетившее через мою грудь и конечности.

Затем она приоткрывает свои красивые губы, чтобы заговорить:

— Вытащи меня отсюда, бесполезный кусок дерьма!

И я вспоминаю, почему ей можно доверять не больше, чем гранате с выдернутой чекой.