Клубничный Яд

Килл ничего не говорит, вместо этого он пристально смотрит на меня. Это такая тактика допроса? Умно — заставить меня нервничать, пока я не выпалю правду. Потому что он действительно устрашающий. Особенно когда смотрит на меня так, как будто ждет, что я сломаюсь. Единственная проблема в том, что моя правда не провокационна и не коварна. Если только не считать того, что я сбежала из лап демона, чтобы попасть в объятия Дьявола.

— Килл…

— Замолчи, — спокойно говорит он.

— Я просто хочу сказать…

— Заткни свой лживый рот, Росси.

Закатывая глаза, я скрещиваю руки на груди и драматично вздыхаю, потому что, честно говоря, если он даже не дает мне заговорить, как мы сможем решить проблему? А может, он и не хочет ничего решать. Может, ему нравится держать меня под своим контролем.

Или, может быть, я уже мертва.

— Мне нужна вода, — шепчу я, чтобы не раздражать больное горло.

Он не проявляет никакой реакции, даже когда говорит:

— В обозримом будущем, Рыжая, тебе будет нужно только то, что я скажу. Понятно?

— Боже, ты такой старый ворчун, — говорю я себе под нос.

— А ты маленькая избалованная девчонка, — быстро отвечает он. — Тебе что, семнадцать?

— Нет! Я выгляжу на семнадцать?

Его глаза оглядывают мое тело, задерживаясь на моей груди и ногах в ответ.

— Мне двадцать два, — говорю я, игнорируя его тяжелый взгляд. — Ты ведешь себя как восьмидесятилетний. Тебе восемьдесят?

Уголок его рта вытягивается в усмешке. Я его забавляю. О, ну, хорошо. Он собирается убить меня, но по крайней мере ему будет весело.

— Просто постарайся держать рот на замке. Думаешь, сможешь это сделать, Рыжая? Думаешь, сможешь заткнуться хотя бы на пару минут?

Я раздраженно рычу, затем хватаю ближайшую подушку и прижимаю ее к себе для утешения.

— Могу я хотя бы вернуть свой телефон?

Он медленно моргает, его плечи опускаются с поражением. Нет, я не замолчу, придурок.

Когда он не отвечает, я предполагаю, что ответ отрицательный.

— Ты собираешься убить меня?

— Да, если будешь продолжать говорить, я тебя убью.

— Ну, как мы собираемся решить нашу проблему, если я не могу говорить?

— Разве у нас есть проблемы, маленькая негодница? — он поднимает бровь, чтобы подразнить меня.

— Я не останусь твоей пленницей, Килл. Я не сделала ничего плохого.

— У тебя нет выбора. Я сам буду судить о том, насколько плохими были твои поступки, — его большой палец поднимается и скользит по нижней губе. Простое движение, но такое, от которого бабочки затрепетали в моем животе. — Я буду задавать вопросы, ты будешь на них отвечать. Всё, что выходит за рамки этого, приведет к твоей смерти. И не ошибись, рыженькая, я — человек слова. Мне может понравиться слушать твои крики, так что не давай мне повода.

Дрожь желания пробегает по мне. Такие слова, как «слушать твои крики» и прозвище «рыженькая», слетающие с его губ, звучат как чистый секс. Отгоняя облако похоти, застилающее мой разум, я сужаю глаза на Килле.

— Я не шпионю для отца, понимаешь? Хочешь знать правду? Я ненавижу своего отца. Я сбежала от него. Вот почему я живу в Мельбурне. Но он никогда не отпустит меня. Его люди похитили меня вчера прямо с тротуара. И теперь я, вероятно, потеряла работу. Единственную работу, на которую меня взяли без документов и с оплатой наличными. Мой план был убраться из того дома к чертовой матери, — я поднимаю подбородок в его направлении. — Вот тогда ты и появился. Ты шестерка моего отца, Килл? Может, мне стоит спросить, какие у тебя намерения в отношении меня, м?

— Я никому, блядь, не служу, и мои намерения в отношении тебя довольно прямолинейны. Они таковы: выведать из тебя правду, используя при необходимости пытки, а затем убить каждого, кто тебя подослал.

— Никто меня никуда не подсылал.

— Это ты так говоришь, негодница. Вот что мне известно: ты начала работать в месте, куда я часто захожу…

— Я поселилась по улице вниз от паба. Как я сказала, «Мерфи» — было единственным местом, которое позволило мне работать без документов и без удостоверения личности. Думаю, теперь ты знаешь, что Стейси на самом деле не существует. Опять же, потому что я пыталась скрыться от отца.

— Я знаю, что ты игнорировала все мои просьбы о приватности, — продолжает он, не восприимчивый к моим объяснениям. — Я не особенно доступен для общения. Поэтому ты такая болтливая, Рыжая?

— Ты не просил, — фыркаю я со смехом. — Ты грубо командовал. И я была болтливой, потому что думала, что ты собираешься сдать меня за то, что я стащила кошелек у того идиота.

— Примерно в то же время, когда ты так изящно появилась в моей жизни, твой отец неожиданно запросил встречу с моим дядей.

— Да, — говорю я, качая головой. — Я не знаю, что ему нужно от вас, потому что, как я сказала, — я не работаю на него, но я уверена, что ты уже знаешь, что ему нельзя доверять. Он никогда не станет послушно работать с ирландцами.

— Я в курсе. Я давно этим занимаюсь. Ты пытаешься завоевать мое доверие, Рыжая?

— Твой аргумент стоит на шатких ногах, Килл, — мой взгляд не прерывается. Я не отступлю. Не только чтобы спасти свою жизнь, но и часть меня — та, что действительно запутана, — хочет, чтобы он поверил мне. Хочет, чтобы он доверял мне, знал, что я не сделаю ничего, чтобы навредить ему, и я не знаю, почему мне не всё равно. Затем я осознаю… — Кошелек!

— Тот, который ты стащила у одной из своих ничего не подозревающих жертв?

Я фыркаю со смехом.

— Да, ладно. Теперь я знаю, что ты издеваешься надо мной. Как насчет этого, умник… Если бы я была добровольным участником какой-то нелепой схемы, организованной моим отцом чтобы перехитрить тебя, это означало бы, что я активный член своей семьи. Это также сделало бы меня богатой. Ты мог бы утверждать, что я устроилась официанткой, чтобы подставить себя перед тобой, но зачем мне красть кошелек? Если бы моя работа там, — если бы вся моя созданная личность была лишь обманом, зачем мне красть кошелек того придурка и рисковать увольнением за сорок баксов и двухлетний презерватив?

Он смеется себе под нос — не совсем та реакция, на которую я рассчитывала. Я надеялась на бо̀льшее осознание или момент просветления.

— Это называется «трюк доверия», Рыжая. Чтобы показать мне, что ты такая же, как я, и заставить меня доверять тебе.

Моя голова откидывается назад от разочарования, и я рычу в потолок.

— Нет, это, — я щелкаю запястьем между нами, — называется апофенией³².

— Ты думаешь, я параноик? Как я и сказал, не бывает совпадений, ложных шаблонов, случайной цепочки событий, которую я связываю просто так. Меня тоже сделали монстром ради моей семьи. Я узнаю пешку, когда увижу ее. Позволь мне продолжить…

Вдыхая глубокий глоток затхлого подземного воздуха, я чувствую, как поражение оседает в моих костях.

— Если ты не убьешь меня, я умру от раздражения.

— В ту ночь, когда мы встретились, — продолжает он, — ты невозмутимо спросила меня о моем пистолете, давая понять, что тебя это не ужасает. Ты попыталась поспорить со мной, что у меня есть нож, чтобы еще больше завоевать мое доверие. Затем, когда я не захотел говорить или флиртовать, или уделять тебе внимание, ты украла мою монету, зная, что я приду за тобой, давая тебе второй шанс покорить меня.

Издевательский смех срывается из моих губ.

— Во-первых, ты флиртовал со мной в ту ночь. Нет смысла отрицать, потому что теперь я знаю, каково это — чувствовать твою эрекцию, прижатую к моему животу, — это вызывает у него усмешку. — Твое внимание было полностью моим, Килл. И во-вторых, ты, небоскреб в костюме, зачем моему отцу посылать меня шпионить за тобой? Он Дон гребаной Cosa Nostra. Он более могущественен, чем ты можешь себе представить. Почему бы ему не послать профессионала? Одного из полицейских на счетчике? Чертового морского котика? Зачем класть меня в багажник машины ирландского мафиози и ожидать, что я добьюсь чего-то, кроме как быть убитой?

— Потому что у тебя есть киска, Рыжая.

Мои глаза расширяются вдвое.

— Некоторые шпионы убивают, другие заманивают, — объясняет он. — Угадай, какой из двух вариантов был бы предпочтительнее для него… Скажи мне, у тебя уже вошло в привычку быть маленькой шлюхой для папочки?

— Ты сукин сын! — я вскакиваю с кровати, но Килл ловит меня прежде, чем я успеваю что-либо сделать. Он хватает обе мои руки и швыряет меня на спину. Он нависает надо мной, держит меня в клетке своих рук, с легкостью прижимая к матрасу.

— Не смей делать так снова! — он скалит зубы. — Не нравится положение, в котором ты оказалась? Тебе следовало послушать меня, когда я дважды говорил тебе держаться подальше от таких мужчин, как я, — он опускает свое тело, его рубашка касается моей груди, мои соски затвердевают от этого мимолетного контакта. Он медленно двигает колено, пока я не чувствую его между моими бедрами. Я вздыхаю, когда его большое бедро прижимается к моему ноющему центру.

— Может быть, я мазохистка, — шепчу я, покачивая бедрами, чтобы подразнить его.

— Тебе нравится быть наказанной, Рыжая? — его колено поднимается выше, потираясь о мой клитор.

— Я не маленькая шлюха, ни для кого, — выдыхаю я.

— Нет? — он наклоняется ближе, его рот в миллиметрах от моего.

Мое дыхание дрожит, и, хотя я хочу убить его, еще больше я хочу почувствовать вес его тела на себе.

— Тогда почему ты так стараешься не выглядеть как маленькая итальянская принцесса, если не пытаешься обмануть меня? — его пальцы скользят по моим волосам. Он сжимает прядь в кулак, затем наклоняется и нюхает ее. — Не пойми меня неправильно, Рыжая, мне нравится клубничный блонд…

Его бедра покачиваются вперед, прижимаясь к моей середине, и я почти вскрикиваю и тянусь к пряжке на его штанах, но сдерживаюсь.

— Я изменила образ, потому что не хотела, чтобы мой отец нашел меня.

— Почему? — его губы скользят по моей щеке к шее. Зависая, но не касаясь.

Дрожь желания пробегает по мне. Я хочу почувствовать, как его тело соединяется с моим, а не просто ощутить жар от него. Мне необходим настоящий физический контакт.

Собрав смелость из самых глубоких уголков души, я честно отвечаю на его вопрос:

— Потому что он выдает меня замуж за человека, за которого я не хочу выходить, — это деловая сделка.

Килл замирает, его губы отрываются от чувствительной кожи под моим ухом, и тепло его тела над моим превращается в холод. Он поднимает лицо от моей шеи, его взгляд излучает ярость.

Он отталкивается от меня, затем встает в полный рост у изножья кровати.

Я сажусь, чувствуя себя маленькой под его взглядом. Затем он поворачивается, чтобы уйти, и я паникую, так как пустота распространяется по моему телу, как лесной пожар.

— Теперь понимаешь, почему я его ненавижу? Для собственного отца я — просто товар, — кричу, пытаясь объясниться, прежде чем он уйдет.

Но это его не останавливает; он продолжает идти.

— Киллиан… — вскрикиваю я, умоляюще.

Он останавливается перед дверью, поворачивая лицо ко мне, но не разворачиваясь корпусом.

— Имя? — рычит он.

Мой мозг лихорадочно пытается подобрать тот ответ, которого он ждет.

— О, эм, Бьянка. Мое настоящее имя — Бьянка.

Выражение его лица смягчается, но челюсть остается напряженной.

— Не твое, Рыжая. Его…

Мои губы приоткрываются, и я колеблюсь, пытаясь понять его вопрос, затем осознаю то, что он действительно спросил.

— Лоренцо Моретти, — отвечаю я.

На этом дверь открывается и закрывается за ним, когда он уходит.