Клубничный Яд

Я помню тот день, когда мама рассказала мне о смерти брата. Мне было двенадцать, и, хотя я не совсем понимала концепцию того, что у моих родителей до меня был ребенок, которого я никогда не знала, я ощущала связь с его образом все эти годы, зная, что он когда-то существовал.

Ему тоже было двенадцать, когда он умер, и, возможно, поэтому мама рассказала мне о нем именно тогда. До того дня мне просто говорили, что у меня был брат, но всё, что я знала, это то, что его больше нет. Он был как легенда в нашем доме. Иногда я слышала, как мама плакала во сне, произнося его имя, или шептала его в пылу ссор с отцом, или кузен рассказывал историю о том, как мой брат странно ненавидел конфеты и сладости, даже в раннем возрасте. Затем все смотрели на отца, и в комнате наступала тишина, прежде чем он выбегал из дома. Поэтому никто не упоминал его имени. Но я чувствовала, что мама хотела говорить о нем. Вспоминать и рассказывать истории. Может быть, это заставляло ее чувствовать себя ближе к нему. И каждый мой день рождения казался… тяжелым. Почти как будто бы дело было не во мне или в праздновании, а в том, чтобы снова пережить потерю первенца. Поэтому я никогда не ждала своих дней рождений с нетерпением, а лишь хотела, чтобы они поскорее прошли.

Джованни ехал на бейсбольный матч с несколькими школьными друзьями и отцом одного из них, который был за рулем. Грузовик перевернулся и выбил их с моста, разделяющего Ист-Бэй и Гранд-Айленд. С высоты трехсот футов³⁴ они упали в мутные воды, которые местные жители называют Промышленным Городским Водоемом. Все они утонули, кроме друга моего брата и его отца. Их тела так и не были найдены, поэтому смерти не могли быть официально подтверждены, и они считаются пропавшими без вести.

В тот день, когда мама рассказала мне, я плакала часами, сжимая в руках свое ожерелье с сердечком, оплакивая потерю мальчика, которого я никогда не знала. Я была совершенно ошеломлена своими эмоциями, потому что до того дня чувствовала лишь онемение по отношению к нему, а не печаль. Узнав, как трагически он погиб, всё стало реальнее. Его потеря стала реальной. Я осознала, что никогда не узнаю мальчика, который был бы единственным на планете человеком, очень сильно похожим на меня. С той же кровью, с теми же воспоминаниями, с тем же опытом взросления в нашем доме. Возможно, он бы защищал меня. Возможно, он был бы тем, с кем я чувствовала бы связь.

Конечно, может быть, если бы не его смерть, меня бы никогда не зачали. Моему отцу не нужен был бы ребенок, любой ребенок, чтобы выдать его замуж за Моретти в знак доброй воли.

Легкий стук в дверь из комнаты заставляет меня вздрогнуть, и мои плечи взлетают к небу. Я резко оборачиваюсь, и цементный кирпич падает в мой желудок при мысли о том, что увижу Килла.

— Входи… — тихо говорю я с балкона.

Дверь приоткрывается, и в щель просовывается голова Ребела, и это сразу успокаивает мои нервы.

— Эй, могу я войти? — его взгляд на мгновение отвлекается, блуждая по комнате, будто он видит ее впервые.

В какой-то момент я чувствую себя, как животное в зоопарке. Запертое в клетке и недосягаемое.

— Да… — я возвращаюсь с балкона — моего любимого места — и кладу копию «В диких условиях» Килла на тумбочку, прежде чем сесть на кровать и подогнуть ноги под себя, скрестив их.

— Эм… — он смотрит вниз на свой телефон, стараясь не задерживать на мне взгляд слишком долго. — Килл хочет узнать, нужно ли тебе что-нибудь в магазине…

Мои глаза чуть не закатываются при упоминании имени Килла, при мысли о том, что ему интересно, нужно ли мне что-нибудь.

Можно сказать, что я обижена. Обижена, что мой мрачный тюремщик не завел разговор после того, как кончил на мою грудь прошлой ночью. И на мгновение я действительно подумала, что значу для него больше, чем просто способ снять напряжение, но он ясно дал понять свои намерения. Да, возможно, он сдерживался ради меня. В конце концов, он не переспал со мной, по-настоящему. Но хоть бы взглянул на меня еще раз, прежде чем выйти из комнаты после того, как оставил свой след на моем теле.

Томление зарождается между моих ног при воспоминании о том, как он размазывал свою сперму по моему языку большим пальцем — его рот приоткрыт, а глаза пристально смотрят на меня… Но нет. Я отмахиваюсь от этого и решаю позлить Килла любым способом, каким могу. Если мне суждено застрять здесь, то я могу хотя бы немного повеселиться.

— Да, мне нужны тампоны супер плюс.

— Я не буду говорить ему эту фигню!

Я фыркаю от смеха.

— Боже мой, повзрослей, — я протягиваю руку, злобно глядя на ошеломленное лицо Ребела. — Дай мне свой телефон.

Он бросает телефон мне в руку и скрипит зубами:

— Я, твою мать, за тобой слежу.

— Я даже не знаю, где нахожусь, придурок…

— Просто, — перебивает он, — …скажи Киллу, что тебе нужно. Он достаточно любезен, чтобы заехать куда-нибудь для тебя.

— О да, он настоящий джентльмен, — я опускаю взгляд на телефон Ребела, и тяжесть заполняет мою грудь, когда я читаю слова Килла.

Я с трудом сдерживаю улыбку, которая грозит появиться на моих губах, и набираю сообщение.

Я жду ответа Килла, наблюдая за тремя точками, которые то появляются, то исчезают, то снова появляются. Смех бурлит в моей груди, когда я представляю, как он читает это сообщение, стиснув челюсти, пока его глаза прожигают дыру в телефоне. Когда его ответ так и не приходит, я ухмыляюсь и возвращаю телефон Ребелу. Он смотрит на мой ответ, и его рот приоткрывается.

Теперь ты знаешь, что суровый Киллиан Брэдшоу проводит время с маленькой итальянской пленницей — дочерью врага.

Он ухмыляется и направляется к двери.

— Ребел… — по какой-то причине, желание поговорить — поговорить с кем-то, кроме Киллиана — заставляет меня нервничать и чувствовать панику. — Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста… я совсем одна.

Он глубоко вздыхает и оглядывает комнату, затем снова останавливает взгляд на мне и сжимает челюсть.

— На минутку, — говорит он и садится на кресло у кровати, на котором обычно сидит Килл.

Мои глаза устремляются к открытому дверному проему, и вид коридора вызывает у меня трепет.

— Ты уверен, что не хочешь закрыть и запереть дверь? Не боишься, что я убегу?

Он садится, расслабляя спину, проводя рукой по своим растрепанным волнистым волосам, которые упали ему на глаза.

— Ты не выйдешь из этого дома. Живой, по крайней мере.

Ком в горле сжимает меня. Мой взгляд падает на его потрепанные черные ботинки, и я осознаю, что это может быть один из последних разговоров, который я когда-либо проведу. По крайней мере, он может быть одним из последних людей, с которыми я поговорю, кроме Киллиана.

— К тому же, — добавляет он, ковыряя дыру в кармане своих выцветших черных джинс. — Если Килл вернется и застанет меня с тобой за закрытой дверью, он перережет мне глотку.

— Почему?

Его глаза прищуриваются, а на лице появляется насмешка.

— Ты знаешь почему.

— Ты намекаешь, что я ему нравлюсь?

Он не отвечает, просто смотрит на меня с понимающим, насмешливым выражением лица.

— Киллиан — психопат, — добавляю я.

— Да. Но психопат с сердцем, которое бьется в его груди. Он движим инстинктами, потребностями и желаниями, как и все мы. Он уже совершил глупости ради тебя. И сделает это снова.

Я позволяю словам Ребела осесть в моей голове, прижимаю подушку к груди и небрежно обнимаю ее.

— Поэтому ты меня ненавидишь? Потому что я действую твоему лидеру на нервы?

Ребел хмыкает.

— Килл не наш лидер, и я не ненавижу тебя. Ты создаешь напряжение, и я вижу в этом опасность, но я не ненавижу тебя. Почему тебе не всё равно?

— Мне не важно. Но ты единственный человек, которого я видела, кроме Килла, за последние несколько дней.

Я смотрю на лицо Ребела, и понимаю, что он красив. Он похож на рокера из девяностых с гораздо бо̀льшим количеством денег и лучшим отношением к гигиене, но он красив, несмотря на его жесткие черты и суровую манеру поведения.

— Ты веришь, что я не шпионка?

— Да. Килл сказал, что ты говоришь правду, значит, так и есть. Люди не могут лгать ему. Он знает всё.

— Как?

— Его подготовка. Его нервы. Килл — робот, малышка Росси.

Ребел смеется и подмигивает, оставляя свои слова без пояснений.

Его подготовка…

«Меня тоже вырастили чудовищем ради моей семьи», — как-то сказал Килл.

Засечки в шкафу…

Надпись: «Несломленный — К.Б…»

Мое сердце опускается в желудок. Глубоко вздохнув, я понимаю теперь, что Килл не просто хорош в том, что он делает; он и есть — то, что делает. У меня имеется довольно хорошее представление, но что бы он ни делал для Хулиганов, это отличает его от остальных. Он может не быть их лидером, но он их Король.

— Кто же ваш лидер? Дядя Килла? Шон, да? — спрашиваю я, надеясь, что Ребел не закроет тему. Я знаю, что раздражаю его, но он всё равно отвечает мне, хотя мог бы и не делать этого. Возможно, Ребел — хороший человек глубоко внутри.

— Слишком много вопросов, малышка Росси.

— «Малышка Росси?» — мои плечи вздрагивают от сдерживаемого смеха. — Вам нравится давать прозвища.

Он улыбается.

— Это ирландский знак товарищества. Прими это как комплимент.

Так ли это, или ты пытаешься обезличить девушку, которую собираешься убить. В любом случае, мне это прозвище даже нравится. Мне так же нравится и то, которое дал мне Килл.

Мой взгляд падает на его руку, где осталась корка в форме полумесяца в том месте, куда я укусила его.

— Как твоя рука?

— Почти зажила.

В любой момент он может уйти, и я задаю вопросы, чтобы продолжить разговор:

— Почему у тебя нет акцента, как у остальных?

— Я вырос здесь.

— А Килл? У него тоже нет акцента. Он не из Ирландии, как его дядя?

Он качает головой.

— Нет. Он тоже вырос здесь.

— Но его воспитывали люди с акцентом, как же…

— Не знаю, что сказать тебе насчет Килла. Не пытайся его понять, он — призрак.

— Думаю, ты прав… — я прикусываю нижнюю губу, вспоминая, как он прокрался в мою комнату, чтобы смотреть, как я сплю.

Призрак… Скорее полтергейст.

— Ладно… — Ребел встает, поправляя свои штаны. — Мне пора идти. Килл скоро должен быть здесь.

Ребел поворачивается и направляется к двери, но внезапная паника охватывает меня. На этот раз не за себя и не от мысли, что я снова останусь одна. Я чувствую панику за Ребела, Килла, Шона и всех Хулиганов, кем бы они ни были.

— Ребел… — выпаливаю я.

Он слегка оборачивается.

— Да?

— Мой отец… Я не знаю, какое у вас с ним дело, но будьте осторожны. Вы имеете дело с человеком, который продал свою единственную дочь насильнику ради бизнеса.

Его глаза смягчаются, но рот сжимается в жесткую линию, прежде чем он снова поворачивается к двери.

— Ребел… — мой голос снова настигает его.

Он поворачивается и внимательно изучает мое лицо с мягким взглядом.

— Да?

— Они убьют меня?

Он слегка качает головой.

— Не знаю, Бьянка. Думаю, это зависит от твоего отца.

От моего отца? Нет.

С этими словами Ребел наконец-то выходит за порог, и я позволяю ему это. Дверь закрывается, щелчок замка стягивает мои внутренности в тугой узел.

Я никогда не выйду отсюда. Если я не могу доверять своему отцу, то не могу доверять и тому, что они меня отпустят. Я их не знаю, но я знаю Альдо Росси. Человека, у которого всегда есть козырь в рукаве. Моя безопасность зависит от чести человека, у которого ее нет.

Желание выбраться отсюда возросло десятикратно.

Прости, но пришло время использовать твои слабости против тебя, Килл. Ты можешь быть роботом, но, как сказал Ребел, тобой движут желания.

Пора узнать, насколько глубоко они скрыты.