Клубничный Яд

Мой рот наполняется слюной, пока я иду через кухню к раздевалке в задней части паба. Гас ставит тарелку с фаршированными картофельными шкурками под лампу для подогрева в окне выдачи заказов, и на секунду, я подумываю стащить их, пока никто не видит, но передумываю.

Скрипя зубами и чувствуя, как урчит мой желудок, я ускоряю шаг по коридору к шкафчикам.

Мне нужна эта паршивая работа. За вычетом редких мерзавцев, вроде того, с кем столкнулась ранее, я получаю неплохие чаевые. Люди пьянеют и оставляют мне все свои деньги. Главное — продолжать разливать напитки, быстро приносить еду и держать свой рот на замке, когда они меня злят.

А это никогда не было моей сильной стороной.

Сидя на скамейке возле своего шкафчика, я достаю из фартука кошелек этого придурка. Забираю наличные и выбрасываю остальное в ближайшую мусорку. Сорок баксов. Это немного, но осознание того, что он теперь на сорок долларов беднее и ему придется возиться с заменой всех своих кредитных карт и водительского удостоверения, приносит мне удовлетворение.

Когда я засовываю деньги в задний карман, мой палец задевает холодный металлический край монеты. Улыбаясь, я достаю ее из кармана, и память о том, другом, мужчине захлестывает меня. Я опираюсь о шкафчик и закрываю глаза, чувствуя на себе его глубокий синий взгляд.

«Он тебя не уважал. Ты не умеешь справляться с таким отношением к себе».

Он был прав — не умею. И как, черт возьми, он это понял, просто глядя на меня? Наблюдая за мной всего несколько минут? Как долго он меня изучал?

Он выглядел как ирландский мафиози и пах еще более угрожающе. Бергамот, кедр, виски и опасность — в общем, секс и будущие сердечные муки. Он вызвал бурю эмоций в моем животе, и самой сильной из них была похоть.

Его светло-каштановые волосы — длинные на макушке и зачесанные назад, выбритые по бокам, ничего не скрывали: ни его красивого лица, ни квадратной челюсти, ни точеных черт. Он был одет в черный костюм, белую рубашку и классический черный галстук, как будто дорогие костюмы шились специально для него. Сильная стальная осанка и широко расставленные крепкие бедра под столом.

Да, я заметила. Как я могла не заметить?

Край его татуировок выглядывал из-под воротника рубашки и поднимался по шее. Интересно, что он выбрал для татуировок, какую историю рассказывает его тело. На костяшках его пальцев были татуировки с надписями «give»³ и «pain»⁴, а ноющая боль между моих ног подсказывала, что я хочу ощутить его руки на своем теле, даже если он причинит мне боль.

Конечно, я не могла понять, хотел ли он меня задушить или трахнуть. Но мне не нужно, чтобы он меня любил, для того чтобы подарить мне оргазм.

Я смеюсь про себя, внимательно разглядывая серебряную монету. Блестящая. И тяжелее, чем должна быть. Я держу ее на ладони, чувствуя вес, затем сжимаю ее в кулаке и снова засовываю в карман.

Выпрямившись, я достаю свою сумку из шкафчика и перекидываю ее через плечо.

— Ты закончила, девочка? — Грейс, другая официантка, просовывает голову в дверь.

— Да, я иду домой. Я думала, ты тоже на второй смене…

— Я подменяю Пратта, — она закатывает глаза. — Вечные двойные смены, девочка. Подожди пока ты перестанешь быть новенькой, тогда они и за тобой начнут охотиться.

Я смеюсь.

— Ну, спасибо за помощь сегодня.

— Без проблем. — она делает еще шаг, опираясь бедром о дверной косяк. — Кстати, я видела, ты говорила с Киллом раньше…

— С Киллом?

— Да, Киллианом Брэдшоу, — она поднимает бровь. — Люди тут его знают. Он приходит каждые несколько недель и ни с кем не разговаривает. До тебя, по крайней мере.

— Ну, он говорил со мной только для того, чтобы послать подальше.

— Должно быть, он подумал, что ты милая, — она подмигивает. — Увидимся завтра?

— Да, буду здесь, — я улыбаюсь, застегивая свою толстовку. — Спокойной ночи.

Она исчезает, я закрываю шкафчик и направляюсь к выходу.

Выйдя на прохладный ночной воздух, я застегиваю толстовку, затем накидываю капюшон на голову и иду через парковку на Вторую улицу.

На улице темно. Слишком темно для такой девушки, как я… если бы я не умела за себя постоять. Это цена, которую я плачу за прошлое, которое пережила.

Немного тьмы меня никогда не беспокоило.

Я бегом перехожу улицу, шагаю по тротуару, пытаясь успеть на автобус. Достаю телефон из кармана.

— Проклятье, — шиплю я, ускоряя шаг.

Перепрыгивая через лужи, чувствую, как вода пропитывает ткань моих высоких конверсов. К счастью, дождь прекратился. Но воздух всё еще насыщен влажностью, угрожая новым ливнем. Я бы предпочла добраться домой до того, как снова начнет лить. Что-то в этом ночном городе, мокром и заброшенном, заставляет мой желудок сжиматься.

Как я уже говорила, я могу за себя постоять, но не рискую искушать змей, которые скрываются в темноте, невидимые моему глазу.

Проезд между двумя кирпичными зданиями прорезает тротуар, а потрескавшийся асфальт заполнен водой. Я прыгнула на место, выше уровня дороги, чтобы избежать воды, как вдруг меня резко потянули влево и затянули в переулок.

Шатаясь вперед, я врезаюсь в грудь мужчины. Настоящий дизельный грузовик.

— Какого хрена? — кричу я, прежде чем его рука сжимает мое горло, и отталкивает к кирпичной стене позади меня.

Мой взгляд быстро скользит с белой рубашки и черного галстука на его лицо.

Килл.

Его глубокие голубые глаза мерцают в тенях, падающих на лицо. Выражение лица жесткое, а его рука сжимает мое горло, перекрывая бо̀льшую часть кислорода.

— Я думал, что сказал тебе держаться подальше от таких, как я, Рыжая, — говорит он.

Я хватаю его за запястье, пытаясь оттащить руку от горла.

— Ты буквально… выслеживал… меня, — прохрипела я, с трудом набирая воздух.

Он ослабляет хватку, но оставляет руку, сжатую на моем горле, шаг вперед и его грудь прижимается ко мне. Его запах заставляет мой пульс учащаться, и когда он наклоняется, чтобы прошептать мне в ухо, теплое дыхание касается моей кожи, заставляя мои внутренние мышцы сжаться вокруг чего-то невидимого.

Чертов Ад. Я могу умереть прямо здесь и сейчас, но меня возбуждает этот психопат.

— Разве ты не этого хотела, рыженькая? Моего внимания? — его свободная рука скользит по моему бедру, заставляя сделать быстрый вдох, проникая в передний карман джинс. Когда он не находит в нем того, что ищет, то скользит своей рукой по другому моему бедру, сжимая самую толстую его часть. Я слышу, как стон вырывается из его горла.

Попробуй еще раз, мудак.

Уголки губ Килла приподнимаются в улыбке, когда он скользит ладонью по моей спине, проводит по одной ягодице, затем по другой, и останавливается над карманом, в котором лежит монета.

— Когда ты забрала ее у меня, ты хотела, чтобы я пришел и нашел тебя?

Его губы касаются моей ушной раковины словно острие ножа, пробуждающее мои чувства в тот момент, когда его кожа соединяется с моей.

— Извини, что разочаровываю, но мне просто нравятся блестящие штучки, — говорю я, затаив дыхание.

— Мне тоже.

Его соблазнительный тембр эхом отдается между моих ног.

Я томно вздыхаю, когда его широко открытая ладонь описывает круг по всей моей заднице, затем он сжимает одну ягодицу в своей руке так сильно, что наверняка останутся синяки. Моя грудь поднимается и опускается с тяжелым дыханием, когда я тянусь вперед и скольжу руками по его бедрам, втягивая его тело в мое.

Рука, которую он обернул вокруг моего горла, словно лозу, ослабевает, его большой палец скользит по моей коже, потирая мой дико стучащий пульс. Он тянется в мой карман другой рукой и вытаскивает свою монету, засовывая ее в свой собственный карман.

— Скажи мне, рыженькая, ты веришь в судьбу?

— Нет… — я провожу языком по нижней губе, пробуя слова на вкус, уговаривая себя не хотеть его, не нуждаться в его руках на моем теле.

Он опасный человек, даже я это вижу.

— Я верю в последствия.

Оставив одну руку на его бедре, я медленно двигаю другую вокруг его талии, пока не ощущаю рукоять ножа, который знала, что найду. Встав на цыпочки, я слегка касаюсь его шеи губами, заставляя его пальцы глубже впиться в мою кожу.

— Что ты собираешься делать с моим ножом? — его голос глубокий и насмешливый.

Я рычу, отступая к стене, затем скрещиваю руки на груди и закатываю глаза. Звук его низкого, дразнящего смеха отдается эхом по стенам переулка, вызывая у меня желание вонзить колено в его мужское достоинство. Но я не делаю этого. Бог знает, что бы со мной случилось в ответ.

— У тебя есть яйца, Рыжая, признаю. Но я не какой-то пьяный придурок из твоего паба. Я — настоящее дерьмо, и ты намеренно ставишь себя в мое поле зрения.

— Я говорила, что не боюсь тебя, — повторяю я, поднимая подбородок.

— И я думаю, это мило, но тебе стоит бояться.

— Я знаю таких мужчин, как ты. Я провела с ними всю жизнь. — спасибо моему отцу. — Так что, нет, я не боюсь. Я украла монету, потому что она блестит, и мне она нравится. Что, Килл? Неудобно с женщиной, которая берет то, что хочет?

Он молниеносно бросается вперед, его бедра запирают меня в ловушку между ним и стеной, и опускает свой рот к моему. Чувствую, как внутри меня вибрирует желание и потребность.

— Только если ты не против того, что мужчина возьмет то, что захочет, малышка.

Руки Килла тут же покидают мое тело, и я не могу отрицать разочарования, которое пронзает меня. Он упирается одной рукой в кирпичную стену над моей головой и наклоняется ближе.

— В следующий раз, когда я поймаю тебя на попытке украсть мои вещи, — шепчет он, — убью тебя.

Потом он отстраняется, и мое тело тут же остро реагирует на его исчезновение. Холод и тьма, которую я чувствую, куда мрачнее той энергии, которая его окружает. Как порыв ветра: в одну минуту он здесь, сеет хаос, а в следующую — исчезает, оставляя меня потрясенной и разбитой.

Я смотрю, как его широкая спина удаляется, и в этот момент снова начинается дождь. Я должна была обезуметь от страха из-за того, что оказалась в ловушке, задушена в переулке мужчиной вроде Киллиана Брэдшоу, но этого не случилось. Я должна была бы испытывать облегчение от того, что он уходит, оставляя меня в живых. Но всё, что я чувствую сейчас — это желание и злость.

— Ты мошенник, Килл? — слова сорвались с моих губ, прежде чем я поняла, что собираюсь их сказать.

Он резко разворачивается, стоя прямо, словно стальная башня, посреди слабо освещенной дороги. Его волосы свисают на лоб, капли дождя стекают по лицу. Белая рубашка теперь насквозь мокрая и прилегает к телу, словно вторая кожа, открывая вид на его татуированный торс.

Его взгляд пронзает меня, будто я смотрю прямо в дуло пистолета.

— Твоя монета… — я делаю шаг вперед. — Она утяжелена. Чью судьбу ты решаешь? Свою или чужую?

— Я не решаю ничью судьбу, рыженькая, только разбираюсь с последствиями.

С этими словами он поворачивается ко мне спиной, и я вижу, что его татуировки опоясывают всё его тело. Затем он сворачивает за угол и исчезает.

Святое дерьмо.

Улыбка, которой не должно быть, появляется на моих губах. Что, черт возьми, только что произошло?

Я чувствую себя так, будто прыгнула с самолета без парашюта и чудом выжила после падения. Как будто плавала среди акул, ощутила риск, но избежала смертельной опасности. Я чувствую себя преисполненной восхищения и по-настоящему живой.

Я чувствую… возбуждение.

Собравшись с мыслями, я перекидываю свою сумку через плечо, вздыхая от того, что она насквозь промокла, и снова иду по улице. Застегиваю молнию на толстовке до самого верха, ощущая, как холодный воздух становится ледяным. Я касаюсь пальцами шеи, чтобы проверить, на месте ли мое ожерелье — привычка, которая появилась у меня с детства.

Но его там нет.

Мои ноги замирают, а в животе возникает тяжесть. Это была последняя вещь, которую подарила мне мать. Я рву ворот толстовки и рубашки вниз, снова пытаясь нащупать его, но ничего нет.

Он забрал его.

— Гребанный Киллиан Брэдшоу, — хриплю я сквозь стиснутые зубы. — Ты ублюдок.