Бьянка наблюдает за мной поверх чашки с горячим чаем.
Она насторожена. Погружена в мысли.
Не могу сказать, что не разделяю ее беспокойства. Сделка с Альдо состоится менее чем через два часа. Если всё пройдет гладко, и итальянцы не подкинут нам сюрпризов, я смогу спокойно вздохнуть, зная, что сделка честная. Но если нет… тогда сегодня ночью кто-то умрет. И это точно будут не мои люди.
— Что? — говорю я, закрепляя ножны на поясе.
Сегодня у меня будет много ножей. Сегодня я готов ко всему.
— Ты… хорошо вооружен.
Ее взгляд скользит к моим рукам, когда я беру небольшой тактический нож и опускаюсь на одно колено, чтобы засунуть его в кобуру на щиколотке.
— Ты рассчитываешь использовать всё?
Я выпрямляюсь и смотрю ей в глаза. На мгновение чувствую тяжесть, опускающуюся в живот. Что бы ни случилось сегодня ночью, Росси — ее семья. Если всё пойдет наперекосяк, ее кузенов могут убить. И я могу оказаться тем, кто это сделает.
— Ты беспокоишься о них или обо мне?
Она тяжело выдыхает.
— И то, и другое. Мои кузены такие же, как ты. Такие же, как я. Рождены в жизни, которую они сами бы не выбрали. И Хулиганы не заслуживают войны. Я… я боюсь, что мой отец что-то планирует. Я не доверяю ему, Килл.
Я обнимаю ее за талию, притягивая к себе. Она ставит свою кружку на кухонный стол и обвивает руками мою шею.
— Я тоже ему не доверяю. Мы готовы к любому исходу, Бьянка.
Я не даю ей ложных обещаний. Не говорю, что ей не о чем волноваться. Я не лгу. Но я могу пообещать одно:
— Что бы ни случилось этой ночью, я вернусь к тебе. Я всегда буду возвращаться.
Это единственное, что я знаю наверняка. Это единственное обещание, которое я могу ей дать.
Она делает глубокий вдох и опускает голову, прижимая лоб к моей груди.
— Всё в этой ночи кажется неправильным, — говорит она, качая головой, затем поднимает лицо от моей груди, снова встречаясь со мной взглядом. — Позволь мне пойти с тобой.
Я сразу начинаю смеяться.
— Что ты будешь делать, рыженькая?
— Я собираюсь защитить тебя, — уголок ее губ слегка поднимается в улыбке.
Я наклоняюсь и целую ее губы, зная, что она будет беспокоиться всё время, пока меня не будет. Мои руки скользят в ее волосы, как раз в тот момент, когда телефон издает предупреждающий сигнал, сообщая, что кто-то приближается к двери. Эта мера безопасности — моя уверенность в том, что я оставляю Бьянку в надежных руках.
Я тихо ругаюсь, неохотно отрываясь от ее губ и поднимая телефон, чтобы посмотреть на экран.
— Кто это? — спрашивает она.
— Твое сопровождение, — говорю я, открывая дверь.
Финн входит в помещение и улыбается.
Бьянка закатывает глаза.
— Ты назначил мне чертову няньку? Чем он здесь поможет? Разве он не должен быть с тобой, прикрывая твою задницу?
— Тоже рад тебя видеть, — говорит Финн, его улыбка становится шире. — И, на всякий случай, присматривать за задницей Килла — это не мое любимое занятие. Я предпочел бы устроить ночевку с тобой.
— Никаких ночевок, — сухо отвечаю я, закрывая дверь за Финном. — Пара часов, максимум. И он не нянька, Бьянка. Он здесь, чтобы защитить тебя в случае…
— О, Господи, — она закатывает глаза снова, на этот раз еще более демонстративно. — Такой сексист, не находишь?
Я сжимаю зубы, зная, что должен был сказать ей об этом раньше, чтобы избежать этой маленькой вспышки гнева.
— Не спорь со мной на этот счет, Рыжая. Это не из-за того, что он мужчина, а из-за того, что ты еще не знаешь, как защищаться.
— А я разве не ускользнула от тебя? Вспомни винокурню.
Сквозь раздражение я не могу удержать легкую ухмылку.
— Потому что я позволил тебе. Я устал.
— Чушь собачья! — говорит она, пыхтя от досады.
Затем оборачивается к Финну, который улыбается и, кажется, наслаждается каждым мгновением этой сцены, и говорит:
— Спасибо, Финн. Уверена, ты — прекрасная компания, но можешь идти…
— Нет, Финн, не можешь, — говорю я, выпрямляясь и расправляя плечи, придавая себе дополнительный дюйм роста. — Слушай сюда, — я делаю шаг к ней, — ты упрямая, крохотная заноза в моей заднице.
Я делаю последний шаг, почти наступая на ее обнаженные пальцы, покрытые красным лаком.
— Финн остается здесь, пока меня не будет. Я не сомневаюсь, что ты можешь постоять за себя, но Финн знает, как драться, как защищать. Он — убийца, Бьянка, — я тянусь вперед и беру ее за затылок, притягивая так, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Ты не только не будешь спорить со мной об этом, но и будешь благодарна за усилия, которые мы приложили для твоей защиты. Потому что каждый момент, когда ты будешь переживать за меня, я буду думать о тебе. А это отвлекает, это может стоить мне жизни, — моя хватка на ее затылке становится крепче: — Ясно?
Ее милые маленькие ноздри раздуваются, но взгляд смягчается, понимая, что Финн здесь скорее для моего душевного спокойствия, чем для чего-либо еще.
— Да, — шепчет она.
Моя рука отпускает ее затылок, и я запускаю пальцы в ее волосы, притягивая ближе и целуя в висок, затем обнимаю и она прижимается ко мне.
— Ну, раз уж с этим покончено… — Финн снимает с плеч черный кожаный рюкзак и расстегивает его: — У меня кое-что есть для тебя, малышка Росси, — он достает из рюкзака нож. Один, гораздо меньший, чем мой. Затем протягивает его Бьянке.
Ее спина выпрямляется, и изящная улыбка разглаживает складки на ее лбу.
— Это для меня? — спрашивает она, взяв нож в руку.
Она вытаскивает его из черных кожаных ножен, разглядывая рукоятку, украшенную перламутром, в точности повторяющую мою, и замечает выгравированное крошечное слово кроваво-красного цвета: «Рыжая».
— О, Боже, это ты сделал?
Финн кивает.
— Да. Но дизайн был полностью Килла. Он велел мне сделать его для тебя.
Ее глаза увлажняются, на лице появляется искренняя улыбка, и она обнимает Финна.
— Спасибо, — говорит она, и парень обнимает ее в ответ, посмеиваясь.
Затем она поворачивается ко мне, ее взгляд полон эмоций и жизненной силы, чего-то, что делает ее по-настоящему притягательной для такого человека, как я.
Она возвращает нож в ножны и кладет его на гранитную поверхность.
— Спасибо, — говорит она, обвивая руками мою шею.
Я обнимаю ее за талию, поднимаю, целуя ее шею до самого уха.
— Пожалуйста, — шепчу я. — Вернусь через пару часов, — затем я опускаю ее на пол, беру нож и, приподнимая ее рубашку, засовываю ножны за пояс джинсов, сзади, ближе к левому боку, зная, что она правша. Затем прикрываю его рубашкой, — …вот так, — инструктирую я, прежде чем поцеловать кончик носа, а затем губы.
— Я принес фильмы, — говорит Финн, напоминая, что он здесь.
Мы с Бьянкой оборачиваемся к нему, когда он достает из рюкзака два фильма: «Красотка» и «Хулиганы Зеленой улицы». Мой взгляд сужается, а его взгляд скользит к последнему из них.
— Что? — спрашивает он, — слишком прямолинейно?
Он ухмыляется, и я почти готов стукнуть его по голове.
— Ладно, — говорю я, указывая на Финна. — Если я напишу или позвоню, отвечай немедленно. Если мой звонок попадет на автоответчик и мне придется оставить то, чем я занимаюсь, чтобы проверить мою девушку, ты за это заплатишь. И руки держи, блядь, при себе.
Финн смотрит на Бьянку.
— Он просто чуть-чуть переусердствует с защитой, да?
Она смеется и встает передо мной, поднимаясь на носочки.
— Всё будет в порядке, — она проводит руками по моим щекам. — Только помни свое обещание. Ты вернешься ко мне.
Она целует меня, а я целую ее в ответ, поднимая руку за ее спину и показывая Финну средний палец. Он смеется, и я неохотно отрываюсь от ее губ, шлепая Рыжую по заднице.
— Ладно, мне пора, — целую ее в нос в последний раз и выхожу, прежде чем меня потянет отнести ее в спальню для должного прощания.
Припарковав машину на пустой стоянке восточного дока, я медленно иду к грузовому отсеку, затягиваясь сигаретой, чтобы успокоить нервы.
Чувствовать себя неуютно из-за неопределенности — одно дело. Это естественное ощущение в моей работе. Но давненько я не испытывал настоящего волнения от мысли, что что-то может пойти не так. Я понимаю, что причина — в том, что впервые в жизни я о ком-то по-настоящему забочусь. Забочусь о ней. И если бы она была связана с обычной семьей, я бы не так неохотно оставлял ее дома, зная, что она в безопасности.
Но это не так. Она — дочь убийцы, который пообещал ее руку другому убийце. Тому, кто сейчас заключает сделку со мной — тоже убийцей.
Хаос окружает мою девочку. А когда на улице идет дождь, ты неизбежно промокнешь.
— Ты здесь, — говорит Шон, когда я подхожу, выпуская клубы дыма в ночное небо.
— Здесь, — я роняю сигаретный фильтр на деревянный пол под ногами и растираю его носком ботинка, пока дым полностью не исчезает. — Где грузовик?
— Примерно в миле от территории Альдо, — отвечает он, — скоро пройдет через первый пост.
— Есть ли намеки на неприятности?
Он качает головой.
— Все Смотрящие на местах, ничего подозрительного. У нас есть люди, которые держат ухо востро. Пока что никаких движений.
— Я звонил Титеру, просил его проверить онлайн-активность. Тоже никаких разговоров о плане в сети.
— Хорошо, хорошо.
— Эй, — кричит Ребел с расстояния в несколько футов от нас, не отрывая глаз от экрана телефона. — Грузовик только что прошел первый пост. Смотрящий подтвердил, что за рулем всё еще наш водитель. Всё выглядит нормально.
Шон смотрит на меня, в выражении его лица читаются вопросы, которые он пока не задал. И это меня раздражает. Вся сделка раздражает. Сам факт, что я вынужден иметь дело с Альдо Росси, — меня раздражает. Но я должен признать: если бы не эта сделка, не мой визит в дом Альдо, Бьянка не появилась бы в моей жизни.
И я не могу понять, раздражает ли меня это тоже. Ради ее же блага.
Я запускаю руку в карман куртки и достаю пачку сигарет. Похоже, сегодня я буду курить одну за другой.
— Что? — спрашиваю я, раздраженный, что Шон продолжает на меня смотреть.
— Думаешь, всё будет гладко с этой сделкой?
Поджигаю кончик сигареты, глубоко затягиваюсь, позволяя дыму заполнить легкие. Медленно выдыхаю, наблюдая, как облачко белого дыма смешивается с серым туманом, скрывающим звезды и луну. Я выпрямляюсь и смотрю на черные воды, плескающиеся о цементную пристань, прислушиваясь к отдаленному громовому раскату.
Надвигается буря.
Хотелось бы знать, какого рода.
— Спроси снова, когда наш корабль отплывет, и я буду на пути домой к Рыжей.