Клубничный Яд

К тому моменту, когда Ребел выносит меня на свежий воздух, мое сердце болит сильнее, чем окровавленные ступни и израненное тело. Горло сорвано от криков, язык пересох.

Как только мы подходим к линии деревьев, где припаркован ряд спортивных мотоциклов, кто-то подбегает к нам сзади. Ребел поворачивается, поднимает пистолет, готовясь стрелять.

— Это я, это я! — кричит знакомый голос, и я вскидываю голову, видя своего кузена, Джино.

— Джино! — кричу я. На мгновение кажется, что Ребел выстрелит, но он этого не делает.

Ребел опускает пистолет и убирает его в кобуру. Затем помогает мне встать на траву, всё еще поддерживая меня за спину.

— Ты сможешь стоять? — спрашивает он.

Я киваю, злобно глядя на него за то, что он оставил Килла внутри.

— Ты собираешься убежать? — его голос полон сомнений.

Я бы убежала, если бы могла. Но я едва могу ходить, не говоря уже о том, чтобы бежать. Я слишком зла, чтобы говорить, слишком сбита с толку тем, почему мой кузен здесь и почему он ведет себя так вежливо с Хулиганом. Поэтому я просто качаю головой.

— Отведи ее к машине, — говорит Ребел Джино, отступая и внимательно наблюдая, как я стою на своем.

— Что происходит? — спрашиваю я. — Почему он здесь? — показываю на своего кузена.

— Килл заключил сделку с твоим отцом, принцесса. Если Альдо поможет ему найти тебя, Жнец убьет всех, — отвечает Ребел.

Слова о том, что Килл обратился к моему отцу за помощью, словно удар в живот. Он, должно быть, отчаянно пытался найти меня, потому что иначе не пошел бы на такой шаг.

А затем до меня доходит другая часть слов Ребела.

— Мой отец хочет, чтобы они все были мертвы… — шепчу я в пустоту. Вот почему Килл взял телефон Лоренцо. Чтобы добраться до Алессандро, как он и обещал, но зачем?

Я хочу спросить, хочу узнать, что, черт возьми, происходит, но это больше не имеет значения. Важно только одно — Килл. Он всё еще в этом особняке.

Ребел смотрит на Джино.

— Уведи ее к машине. Сейчас! Я возвращаюсь за Киллом. Мы никогда не бросаем своих братьев, — говорит он и поворачивается к нам спиной, отправляясь обратно, и в груди у меня загорается искорка надежды.

На миг я представляю, как Ребел выходит из этого дома, поддерживая Килла своими руками, и на моих губах расцветает улыбка.

Джино подходит ко мне.

— Пошли, Би, — говорит он. — Ребел вернется за твоим парнем.

Мы оба поворачиваемся, и в этот момент оглушительный взрыв сотрясает мрачное, облачное небо, озаряя темные деревья перед нами. Мы с Джино разворачиваемся, и я вижу, как Ребел отшатывается назад, подняв руки вверх, когда куски крыши особняка разлетаются в небо.

— Нееет! — кричу я, делая несколько шагов вперед, но Джино хватает меня за руку.

Ребел бросается к особняку, передняя часть которого всё еще стоит. Он добегает до подъездной дорожки, как вдруг раздается второй взрыв, и фасад особняка сотрясается, отбрасывая нас на несколько метров назад, где мы приземляемся на траву.

В ушах стоит звон, и к горлу подкатывает тошнота. Я лежу на спине, слишком ошеломленная, чтобы думать, слишком потрясенная, чтобы дышать. Кажется, что проходит несколько минут, прежде чем я начинаю приходить в себя после шока.

— О, Боже! — кричу я, поднимаясь на колени.

Ребел делает то же самое.

— Блядь! Нет! Ебать! — он поднимается на ноги, дрожа, и обхватывает голову руками, шагая из стороны в сторону.

Джино тоже встает, с открытым от шока ртом.

А я просто стою на коленях, неподвижно, не веря в то, что вижу. Не веря в то, что дом, в котором я оставила Килла, теперь разрушен и охвачен пламенем.

Мир останавливается, пока слезы жгут мои глаза, а горло сжимается так сильно, что я едва могу дышать. Время словно исчезает, и гравитация не держит меня, как будто я уношусь прочь. Прочь от этого момента, чувствуя себя настолько оторванной от жизни.

Мое сердце сжимается под тяжестью всех событий, которые привели к этому. К потере его.

Я могу только запомнить всё до мельчайших деталей, зная, что буду возвращаться к этому моменту снова и снова всю оставшуюся жизнь.

Летающие искры в сером, безрадостном небе.

Запах дыма и смерти.

Жар, настолько сильный, что кожа горит даже на расстоянии в несколько десятков футов.

Треск древесины и рушащийся фундамент.

Потеря…

Такая огромная потеря.

Я как будто сгораю в этом доме вместе с ним. Без Килла я — просто оболочка, лишенная души, лишенная бьющегося сердца, улыбки, любви. Всего, что делает жизнь стоящей. Всё это исчезло.

Ребел поворачивается ко мне, и я чувствую желание разорвать эту связь между нами. Он смотрит на меня, долго борясь с внутренними демонами, прежде чем шагнуть ко мне, со слезами, струящимися по его щекам. Я поднимаюсь на ноги, встречая его взгляд, и, как только он оказывается в пределах досягаемости, моя рука резко взлетает и с силой ударяет его по щеке.

Я не планировала этого. Это было просто реакцией на что-то большее, чем мои решения. Реакцией на полное бессилие. Следствие, нуждающееся в причине, возлагающее вину туда, где ей не место.

Ребел принимает удар, затем хватает меня за руки и притягивает к себе, прижимая к груди.

— Бьянка… — начинает он, затем замолкает, словно не может решить, что сказать. Или как будто его разум не может сформулировать достаточно слов, чтобы произнести их.

И всё напряжение, всё, что держало меня одним целым, ломается, разрывая мою грудь так резко, что этого не исправить. Всё начинает вырываться наружу.

Я рыдаю на его плече, рыдания переходят в гневные крики отчаяния.

— Прости, — повторяю я, обессиленно падая в его объятия. — Прости, прости, прости, прости… — я повторяю снова и снова, чувствуя пустоту, такую глубокую и черную, что я будто мертва внутри. — Я его оставила, — кричу я, нуждаясь в том, чтобы хоть что-то облегчило мое состояние, иначе я могу не пережить этого.

— Ты не оставила его, — шепчет Ребел, поддерживая меня, когда я разваливаюсь на части. — Это не твоя вина, — он держит меня несколько минут, позволяя мне освободиться от горя, шока и злости.

Звуки сирен и луч прожектора от вертолета напоминают, что пора уходить, пока не приехали копы.

Ребел немного отступает.

— Пошли, Бьянка. Нам нужно убираться.

— Я не могу снова оставить его, — говорю я, еле слышно, изнемогая от усталости.

— Мы уже ничего не сможем для него сделать. Весь особняк охвачен огнем. Он… его нет, Бьянка, — отвечает Ребел, отступая с покрасневшими, опухшими глазами. — Нам нужно уходить.

Ребел тянет меня к деревьям, и мои ноги послушно двигаются, но мое сердце остается в огненной бездне. Оно остается там, в огне, с моим Волком.

Два шага, отделяющие нас от леса, и мои шаги останавливаются, словно против воли.

— Подожди, — говорю я, едва слышно. — я чувствую его… Я не могу уйти.

— Бьянка, мы должны идти, — торопит меня Ребел, звук сирен становится всё громче.

— Нет, — кричу я, отступая назад и поворачиваясь к Ребелу и Джино. — Я не оставлю его…

Но, прежде чем я успеваю договорить, Ребел подхватывает меня, и я оказываюсь на его плече, словно мешок с картошкой.

— Пусти меня на землю, мать твою! — кричу я, бью Ребела по спине, пока мы несемся через лес под треск веток и хруст листьев.

— Би, мы не можем остаться, — отвечает Джино, не сбавляя шага рядом с нами. — Ты сама видела дом.

— Килл хотел, чтобы я вывел тебя отсюда, Бьянка, — добавляет Ребел. — Он бы поставил твою безопасность превыше всего.

— Перестаньте говорить о нем как о мертвом, — кричу я. — Он не может быть мертв!

Это были последние слова, сказанные до того, как Ребел открыл дверь своего черного «El Camino»⁵⁵, усадил меня на пассажирское сиденье и захлопнул дверь, завершив разговор.

Я хочу выбить дверь, выбежать обратно к особняку, но какой в этом смысл? Они не позволят мне броситься в руки ФБР, и часть моего подсознания подсказывает, что Килл мертв.

Мое тело погружается в черную кожу сиденья, мои кости словно пронизаны атрофией от горя.

Джино кладет руку на окно — жест поддержки, но я не поднимаю головы, чтобы его заметить.

Сквозь стекло я слышу, как Ребел говорит:

— Нам нужно вернуться к Шону. После того как я поговорю с братьями, я отвезу тебя, куда нужно, а потом ты можешь идти своей дорогой. Согласен?

— Да, конечно. Делай, что должен, — отвечает Джино. — И знаешь… что бы это ни значило, мне жаль по поводу Жнеца, твоего… твоего друга…

— Моего брата, — поправляет Ребел, но в его голосе нет злости.

— Да, мне жаль по поводу твоего брата, — добавляет Джино, и я чувствую его взгляд на себе, он задерживается еще несколько секунд, пока Ребел не обходит машину и не садится на водительское сиденье.

— Садись, — говорит он, затем опускается на свое место. — Малышка Росси, подвинься.

— Не называй меня так, — огрызаюсь я, чувствуя, как ненависть бурлит в моем животе, словно саранча. — Я больше не хочу, чтобы меня связывали с ними!

Адреналин обрушивается на меня, и я придвигаюсь ближе к Ребелу, пока Джино открывает пассажирскую дверь и садится рядом со мной.

Джино — Росси. Большинство моих кузенов — Росси. Они одни из моих любимых людей в этом мире. Я не знаю, как мне относиться к ним теперь — люблю ли я свою семью или ненавижу. Но сейчас, кажется, я хочу дистанции. Расстояние от всего этого.

Следующие двадцать минут мы едем в гнетущей тишине, каждый погружен в свои мысли, и это молчание кажется громче, чем когда-либо — оно словно живое, жужжащее вокруг нас, как комары, слышно, но не видно.

— Все остальные выбрались? — наконец тихо спрашивает Джино, прерывая заклятие молчания, давая нам возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме того, что только что произошло. И того, что мы оставили позади.

— Да, — отвечает Ребел, прочищая горло, избавляясь от эмоций в своем голосе. — Сиан получил пулю в ногу, поэтому Боунс и Деррик увезли его минут двадцать назад. К тому моменту мы уже почти разобрались с крысами. Без обид.

— Всё нормально, — отвечает Джино.

— Гоуст и я остались, чтобы закончить дело, — продолжает Ребел. — Я сказал Гоусту уходить, когда огонь добрался до гостевого дома у бассейна, — его взгляд на мгновение устремляется на меня, затем он снова смотрит на дорогу, в его глазах проскальзывает сожаление. — Потом я пошел искать тебя и Килла. Я и не думал, что огонь перекинется на особняк. Честно говоря… — он хмурится и качает головой. — Я даже не знаю, как это произошло. Может, мы оставили за собой крысу.

Мне нечего ему сказать. Поэтому я молчу. Я опускаю голову на плечо Джино, совершенно измотанная и лишенная жизни, пока мы едем к дому Шона.

Это не вина Ребела. Я это знаю. Он пришел помочь своему другу — своему брату, — спасти его девушку, попавшую в беду и окруженную опасностью, сотканную из ужасных решений.

Я встретила сильного, недосягаемого мужчину. Мужчину, который, возможно, остался бы в стороне, если бы я не зацепила его, если бы не украла его монету и не влезла в его жизнь. Потом я забралась в его багажник. Я заставила его влюбиться в себя — обрученную женщину… женщину, принадлежащую итальянской мафии — и эта любовь убила его.

Мне нечего сказать. И, может быть, я больше никогда не буду говорить.

Я точно больше никогда не полюблю. И никогда больше не доверю свое сердце. Потому что когда я люблю кого-то, а они любят меня в ответ, — то умирают.