Клубничный Яд

Я ковыляю через комнату, сдерживая боль от глубокого пореза на правой ступне, пока не оказываюсь рядом со своим ножом. Поднимаю его, и перламутровая ручка мерцает под ярким светом над головой. Я переворачиваю его и вижу выгравированное золотом прозвище. Это был подарок от Килла, — его дизайн, но изготовил его Финн. Финн сделал его для меня. В горле поднимается такой ком, что я почти задыхаюсь, но отмахиваюсь от печали, слыша звуки выстрелов и крики где-то вдали.

Вытираю кровь Лоренцо с лезвия об ближайший стул, прячу нож и перевожу взгляд на Килла. Он вытаскивает нож из головы Моретти, позволяя его телу рухнуть на пол, словно мокрое одеяло.

Затем он приседает, вытирает лезвие о штаны Лоренцо, а потом лезет в его карманы. Найдя их пустыми, он переворачивает безжизненное тело и проверяет следующие.

— Что ты ищешь?

— Его телефон, — отвечает он, не колеблясь.

— Зачем тебе его телефон? — спрашиваю, нахмурив брови от любопытства.

Килл встречается со мной взглядом, в котором я вижу колебание и грусть.

— Что? — спрашиваю, когда он вытаскивает телефон из кармана Лоренцо и засовывает его к себе. Затем он встает, его взгляд мягче, но всё еще устремлен на меня.

— Килл, что? Скажи мне.

Он подходит ближе и обвивает рукой мою талию, как только оказывается достаточно близко, чтобы коснуться меня. Затем поднимает меня, крепко обнимая за спину, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, вдыхая мой запах.

— Клубника, — мурлычет он, и мое тело расслабляется от его низкого хриплого баритона. — Ты так хорошо пахнешь, — шепчет он, сжимая меня крепче.

В ответ мои руки обвивают его плечи, и вдруг мне становится безразлично, почему ему понадобился телефон Лоренцо, или что он собирается убить Алессандро, или что он, похоже, что-то скрывает от меня. Я просто благодарна за то, что нахожусь в его объятиях.

Я благодарна за то, что жива и принадлежу ему.

— Мы должны поговорить, ты кое-что должна знать о Моретти, но сейчас нам нужно убраться отсюда.

Он аккуратно опускает меня на пол, и я вздрагиваю от боли, стоя на своих избитых ногах. Килл бросает взгляд вниз, его лицо мрачнеет при виде моего состояния — напоминание о том, через что мне пришлось пройти, чтобы вырваться из плена.

Он подхватывает меня на руки, обхватывая одной рукой под колени, другой поддерживая за спину, после чего заключает меня в объятия.

— Килл, я могу идти сама, — говорю я, пытаясь освободиться.

— Бьянка, твои ноги… — его лицо искажает гнев, глаза сверкают бурей. — …они опухли и истекают кровью. Ты едва держишься. Я тебя понесу.

Он усаживает меня так, что мои ноги обвивают его пояс, а одной рукой поддерживает меня, пока наклоняется, чтобы поднять пистолет. Я крепче сжимаю руки у него на плечах, чтобы не мешать, если ему понадобятся обе руки, затем опускаю голову ему на плечо, чтобы не загораживать обзор.

Килл решительно шагает через дверной проем, держа пистолет наготове, пока мы пробираемся через этот запутанный особняк. Кажется, Моретти строили его как убежище. Место, где можно спрятаться, оставаясь в роскоши во время войны.

Мы поворачиваем за угол, и его тело напрягается, когда он поднимает оружие, рука на моей талии становится тверже.

— Брось его! — кричит он мне в ухо. — Брось гребаное оружие!

Я сильнее обвиваю его шею руками, застывая от страха, боясь помешать ему. Не видя того, что видит он, мои нервы закручиваются в узлы, я замираю и зажмуриваю глаза, ожидая выстрела, но слышу лишь удаляющийся топот по мраморному полу.

Кто бы это ни был, он убегает.

— Что случилось? — спрашиваю, уткнувшись лицом в его шею.

— Это был всего лишь мальчишка, — говорит Килл с явным разочарованием. — Просто чертов мальчишка.

Я понимаю, почему он не выстрелил сразу. Почему он предложил договориться, а не убил на месте. Я уже знала раньше, но сейчас это особенно ясно: Килл — хороший человек.

Может, не по стандартам общества, но кому нужна эта обыденность?

— Прости, — шепчу я, мои губы касаются его теплой, покрытой татуировками кожи. — Это всё из-за меня.

Килл останавливается и смотрит на меня, его лицо смягчается, и я тоже расслабляюсь.

— Бьянка, это не твоя вина. Это война между двумя мужчинами — Алессандро и твоим отцом, которые борются за власть. Ты просто оказалась в эпицентре событий. Ты невиновна.

— А из-за меня и ты оказался в этой войне.

Килл поворачивается и прижимает меня задницей к стене для опоры. Затем проводит руками по моим щекам и запускает пальцы в мои волосы.

— Детка, я всегда должен был быть рядом с тобой. Эта война началась из-за них, но закончится нами, рука об руку.

Я с трудом сдерживаю улыбку, которая не должна появляться в этот момент.

— Я думала, ты не веришь в судьбу.

— Я не верил во многое, пока не встретил тебя, Рыжая. Но теперь я знаю, что ты всегда была предназначена мне. А я тебе. Наши тела знают это… — он нежно целует меня в губы, — …наша кровь знает это, — он целует меня снова, задерживаясь чуть дольше, а затем прижимает лоб к моему, — …и наши души знают это.

Слезы наворачиваются на глаза, и я чувствую комфорт, которого не должна ощущать, когда вокруг звучат далекие выстрелы. Но мы с ним находимся в совершенно иной плоскости, нежели остальные. Мы в дымке, поглощены друг другом.

— Давай убираться отсюда, — шепчет он, едва касаясь моих губ. — Мне нужно искупать свою женщину.

Моя улыбка сама прорывается наружу, и я уже собираюсь ответить, когда резкий хлопок заставляет меня вздрогнуть, и из горла вырывается тихий вскрик. Килл мгновенно прижимает меня крепче к себе, разворачиваясь в сторону звука, и поднимает пистолет, дважды выстрелив.

Всё происходит так быстро, что у меня кружится голова от прилива адреналина. Я прихожу в себя, когда мои глаза опускаются на мужчину, которого Килл только что застрелил в грудь. Дважды. Парень совсем молодой, ему, наверное, не больше восемнадцати.

Тот самый «мальчишка», которого Килл только что пощадил, видимо.

Грусть обрушивается тяжестью на мое сердце.

— Это он? — спрашиваю я.

Но Килл не отвечает.

Когда я снова смотрю на него, его лицо бледное, почти серое. Его хватка ослабевает, и он отступает назад, сдавленно стонет, когда руки сами собой отпускают меня.

— Килл! — кричу я, поднимаясь на порезанных ногах, устремляя взгляд на красное пятно, расползающееся под рубашкой на его ребрах. — Нет! Килл!

Он опускается на колени, глухо рыча от боли.

— Бля-я-я, — выдыхает он, опустив взгляд на свой бок.

Я действую на автомате, разрывая его рубашку, и нахожу пулевое ранение сбоку, с выходной раной на спине. Килл пощадил юношу, только чтобы быть подстреленным им позже. Это слишком трагично, чтобы сразу понять.

Слезы текут по щекам, когда я пальцами цепляюсь за дыру в своих леггинсах, рву ткань до бедра. Затем оборачиваю ее вокруг его спины, стараясь прикрыть рану.

— Это будет больно, — предупреждаю, стараясь не обращать внимания на пот, который выступает на лбу Килла, и тяжелые веки, опускающиеся под усталостью.

— Делай, — шепчет он, сжав кулаки, вдавив их в свои бедра.

Я затягиваю узел и туго стягиваю ткань на ране. Килл вскрикивает от боли, но я продолжаю натягивать сильнее, чтобы замедлить кровотечение. Его крик перерастает в яростный рык.

— Прости, мне так жаль, — шепчу я, слезы стекают с подбородка на колени. — Это поможет на время, но нам нужно отвезти тебя к врачу.

Я ничего не знаю о таких ранах или о том, сколько у нас времени, прежде чем он начнет терять сознание от потери крови, но он, наверняка, понимает больше, чем я. Всё, что я знаю — я не справлюсь без него. Я не смогу выбраться из этого дома и сохранить нам обоим жизнь так, как смог бы он.

Но я, черт возьми, попытаюсь.

— Пошли, — говорю я, поднимаясь на ноги, стиснув зубы, чтобы скрыть боль. Я хватаю его за руку, чтобы помочь встать. Он поднимается, лишь немного пошатываясь, и часть меня начинает верить, что у нас получится.

Помогать ему идти тяжело из-за разницы в росте, и я вижу, что Килл переносит больше веса на левую сторону, чем следовало бы. Но у меня нет выбора. Если мы останемся здесь и будем ждать помощи — нас убьют.

Мы должны продолжать двигаться.

Я глубоко вздыхаю и ныряю под его руку, обвив правой рукой его талию, чтобы поддержать.

Затем мы начинаем идти, а точнее, ковылять по коридору, проходя мимо одной спальни, затем другой. Когда мы подходим к концу коридора, с угла доносятся шаги, и паника волнами накатывает на меня.

— Встань за мной, — приказывает Килл, черпая силы неизвестно откуда и выпрямляется, держа пистолет наготове.

— Нет, — говорю я и вынимаю нож из ножен, становясь рядом с ним.

Килл сжимает зубы, но готовится, и в этот момент человек поворачивает за угол, явно ничего не подозревая. Его глаза расширяются, но, прежде чем он успевает поднять оружие, Килл бросается вперед, хватает его за плечо, вонзает пистолет ему под подбородок, нажимая на спусковой крючок и покрывая коридор впереди нас кровью и мозгами.

Тело мужчины отлетает назад, и Килл, не успев оторваться от движения, тяжело наклоняется вперед.

— Ебанный ублюдок, — срывается у него, пока он пытается прийти в себя.

Мое измученное тело вздрагивает, когда я помогаю Киллу подняться на ноги, стараясь не показывать боли на своем лице. Моя единственная цель — выбраться из этого проклятого особняка и доставить Килла к врачу.

Мои раны могут подождать. Они меня не убьют, но его — могут.

Я снова обвиваю рукой его талию, мои ноги дрожат от боли, и мы ковыляем по коридору, пока наконец не находим лестницу.

Слава богу, мы почти на первом этаже.

Затем до меня доходит, и тяжелое ощущение безысходности наваливается на меня. Килл не сможет нести меня из-за ранений, а я едва стою на ногах.

Как я спущу нас обоих по этой лестнице?

— Ладно… — говорю я, давая себе минуту на размышление. — Ладно… — повторяю, покачиваясь на ногах и готовясь.

Я глубоко вдыхаю, морщась от боли в ране на ступне, которая снова открылась. Килл смотрит на меня, и я проклинаю себя за этот стон, невольно вырвавшийся. Его глаза опускаются на мои ноги, окровавленные ступни, и его челюсть сжимается. Затем его взгляд прослеживает след кровавых отпечатков, который я оставила позади.

— Господи, — шипит он, полузакрыв глаза. — Бьянка, оставь меня.

— Нет! — мое тело сразу напрягается. — Нет, я тебя не оставлю. Мы выберемся отсюда вместе. Рука об руку, помнишь? Ты сам так сказал.

Он опирается на столб лестницы, и я вижу, как в его глазах загорается решимость защитить меня.

— Уходи, — повторяет он, на этот раз с еще большей твердостью, и меня охватывает ужас. — Ты слишком ранена, чтобы ходить, не то, что вытащить меня отсюда.

Слезы подступают к глазам.

— Нет, пожалуйста, не заставляй меня оставлять тебя. Я не сделаю этого, — я подхожу ближе и хватаю его за рубашку, поднимая голову, чтобы встретиться с его взглядом: — Пожалуйста… — умоляю я.

Он выпрямляется, стиснув зубы, поддерживая себя, и проводит ладонями по моим щекам.

— Малышка… — в тишине, последовавшей за этим нежным словом, его глаза говорят больше, чем голос, и это разрывает мое сердце.

— Нет, — хнычу я, умоляя его взглядом.

Он наклоняется, в его выражении столько боли, и я чувствую, что он прощается. Прижавшись носом к моему, он шепчет:

— Волк не должен был влюбляться в Красную Шапочку.

Сквозь рыдания я хватаю его за запястья, притягивая ближе к себе.

— Глупый Волк, — шепчу я в ответ.

— Прекрасная Рыжая, — шепчет он, целуя мои мокрые от слез глаза. — Иди.

Я качаю головой, делая шаг к нему, когда громкий взрыв раздается где-то на нижнем этаже, и весь особняк сотрясается.

— Я тебя не оставлю! — кричу я, выпрямив плечи.

— Если ты останешься и со мной что-то случится, они убьют тебя, — он хватает мои руки и тянет, отрывая от своих запястий, затем делает шаг назад, и окончательность этого движения оставляет меня в ужасной беспомощности.

— Нет! — я отчаянно качаю головой, понимая, что он уже принял решение. Он собирается заставить меня уйти. Но я не подчинюсь. — Килл, нет, пожалуйста!

Он вынимает нож и направляет его острым концом в грудь, глубоко вдавливая, пока под рубашкой не расползается красное пятно.

— Прекрати! — кричу я, но он не слушает.

— Если ты не уйдешь, я вобью этот нож в свое гребанное сердце, потому что если они убьют тебя, оно мне больше не понадобится.

Комната кружится вокруг меня. Кажется, Вселенная меня предает. Мое сердце бьется дико, стучит, будто в клетке, и пытается вырваться наружу.

— Я люблю тебя, — шепчу я, умоляя его. — Пожалуйста, не заставляй меня это делать.

Его веки смыкаются, и он долго держит их закрытыми. Впервые я призналась ему в любви, но в этих обстоятельствах не уверена, что он услышал это так, как нужно. Когда он открывает глаза, я вижу в них отблеск окончательного решения.

В этот момент внизу на лестнице появляется Ребел.

— Килл! Бьянка! — кричит он, взлетая по ступенькам.

Волна облегчения захлестывает меня — теперь Килл не заставит меня уйти без него.

Ребел окидывает нас взглядом, его губы раздвигаются от изумления.

— Килл, твой бок…

— Меня подстрелили, — отвечает Килл, выпрямляясь, позволяя ножу упасть к его ногам. — Всё будет нормально. Пуля прошла насквозь, мне просто нужно остановить кровотечение. Кто-то остался?

— Из наших — нет, все вернулись к Шону. Из их людей может, пара осталась. Они просто шли и шли, пришлось использовать тяжелую артиллерию.

— Слышал, — Килл хмурится. — Мы потеряли кого-то?

— Кроме Финна… — Ребел разрывает зрительный контакт, его страдальческий взгляд падает на пол, он мрачнеет, но затем снова встречается с твердым и решительным взглядом Килла. — Нет.

Напоминание о потере их брата заставляет меня обхватить себя руками, чтобы найти хоть какое-то утешение. Меня охватывает чувство вины, потому что я знаю, что они, должно быть, думают о том же, что и я: это всё моя вина. И столько печали. За Хулиганов, за Килла, за Ребела и за Финна. Он был счастливым и добрым, и не заслужил умирать ради моей свободы.

— Уведи ее отсюда, — говорит Килл, выводя меня из моих мрачных мыслей.

— Что? — мой взгляд устремляется на него, и я чувствую, как тяжесть снова опускается в желудок. — Нет. Мы можем уйти все вместе.

— Бьянка, ты истекаешь кровью. Ты не сможешь идти…

— Я смогу…

— Ты не сможешь! — кричит он, и мой мир начинает кружиться и рушиться. — Мне нужно убедиться, что они все мертвы, — его ноги дрожат. Но, даже сломленный, этот мужчина — гора, неподвижная и решительная.

— Подожди, что? — удивляюсь я. — Нет, тебе не нужно этого делать. Лоренцо мертв…

— Ребел, забери ее. Уходите! — орет Килл, и из его рта срываются капли слюны. — Это приказ. Уводи ее отсюда. Живо!

Очередной взрыв сотрясает особняк снизу, и мы все качаемся, пытаясь удержаться на ногах. Ребел смотрит на Килла и понимает то же, что и я: если мы оставим его здесь, он погибнет. Затем он встречается со мной взглядом, в котором я вижу извинение и ленту скорби, пронзившую его.

— Нет, — я отступаю назад, но Ребел делает шаг вперед, хватает меня и закидывает на плечо.

— Я буду прямо за вами, — говорит Килл, но в его словах читается явная ложь, от которой у меня холодеет внутри.

Его глаза не отрываются от моих, пока Ребел несет меня вниз по лестнице, словно в его взгляде заключены тысячи невыраженных слов.

Я кричу. Я кричу всю дорогу вниз, пока вижу Килла, пятно крови на его боку всё ярче и шире, пропитывая рубашку до пояса. Но он стоит, колени дрожат. Я тянусь к нему через плечо Ребела, кричу его имя, признаюсь в любви, проклинаю за то, что заставил меня уйти. Но ничто не останавливает этот момент. Ничто не возвращает меня к нему.

Как только он исчезает из виду, я чувствую, будто часть моей души вырвана из тела. Я бьюсь и кричу, но мои руки и ноги слишком изранены, чтобы сопротивляться Ребелу. Всё, что мне остается — это плакать. Я кричу, надеясь, что он услышит. Надеюсь, что знание того, как сильно я его люблю, даст ему силы продолжать бороться.

Мое сердце зовет его, надеясь, что этого будет достаточно.

Надеясь, что этого достаточно.