Клубничный Яд

Килл поворачивается и направляется к двери, а внутри меня вспыхивает огонь, растекаясь жидкой яростью по всему телу до самых кончиков пальцев. Его слова проникают в меня, и всё, что я слышу — статические помехи, пропитанные злобой. Я рычу от раздражения, хватаю подушку с кровати, единственную вещь в пределах досягаемости, и швыряю ее.

Словно мои глаза застилала красная пелена — я не знала, что собираюсь это сделать, пока подушка не ударила Килла по затылку в тот момент, когда он уже шагнул через дверной проем.

Тихий вздох срывается с моих губ, руки дрожат, ожидая его реакции.

Он резко оборачивается, нахмурив брови, и в эту долю секунды осознание того, кто он такой и на что способен, захлестывает меня, и я начинаю бояться за свою жизнь.

Что, блядь, я только что сделала?

Но потом я понимаю, что этот человек, этот грозный мужчина, может быть монстром для остального мира, но я знаю, как обращаться с монстрами. А этот конкретный монстр сейчас в моем списке дерьма.

— Ты только что бросила в меня чертову подушку? — рычит он, его грудь вздымается и опускается от ярости.

— Да, бросила. Если ты снова повернешься, чтобы уйти, в следующий раз я брошу стул, — с трудом скрывая дрожь в голосе, выплевываю я.

Его взгляд перемещается на кресло рядом со мной.

— Ты имеешь в виду это кресло? — он указывает на него.

Я уверенно поднимаю подбородок.

— Да, его.

Он переступает через подушку и идет ко мне, как ураган, разрывающий землю на своем пути.

— Это чертово кресло? — он хватается за спинку кресла, поднимает его на пять футов от пола и с силой бросает в стену, разнося в щепки.

Осколки дерева и острые обломки разлетаются по полу у наших ног.

Крик застревает у меня в горле, и жар от его разъяренного тела, находящегося так близко, обжигает мою кожу, словно солнечный ожог. Он сверлит меня взглядом, заставляя мои мышцы напрячься, но я удерживаюсь, стою твердо, прижимая ноги к деревянному полу.

— Ты гребанное животное, — мой голос дрожит.

— А ты гребанная капризная девчонка, — его голос остается твердым.

Слезы наполняют мои глаза, но я должна помнить, почему всё это делаю. Я должна помнить, что поставлено на кон, и выбраться отсюда. Если я этого не сделаю, они убьют меня. Потому что мой отец будет плести против них интриги, а я стану сопутствующим ущербом.

Отведя взгляд от Килла, я смотрю на открытую дверь.

— Не вздумай, — предупреждает он.

Я знаю, что далеко не убегу, но мне нужно выбраться из этой комнаты. Подальше от него. Подальше от его накачанных мышц, его крепкой челюсти и его глубоких темно-синих глаз. Я должна убежать от того, что он заставляет меня чувствовать. Я делаю шаг, ослушиваясь Короля.

— Бьянка, — рычит он сквозь зубы.

В одно мгновение я бросаюсь в сторону двери, словно бомба взорвалась за мной, толкая вперед. Я вырываюсь в коридор, чувствуя, как за спиной назревает буря. Тень Килла окутывает меня тьмой, прежде чем я чувствую, как его рука обвивается вокруг моего живота. Мои ноги отрываются от пола, когда он поднимает меня, прижимая спиной к своей груди, его пульсирующие мышцы трутся о мою спину. Он тащит меня обратно в комнату, мои ноги брыкаются, и я знаю, что кричу, но слышу только стук своего сердца в ушах.

Килл захлопывает дверь за собой, всё еще держа меня в захвате, и, прежде чем я успеваю понять, что происходит, он поворачивает меня лицом к себе, схватив за горло, прижав к стене рядом с кроватью.

— Я сказал «не надо».

— Мне. Наплевать.

Его взгляд мечется по моему лицу. Глубокий синий цвет его глаз отражает страсть и гнев. Его глаза опускаются на мои губы, и его ноздри раздуваются в ответ. Я не смею пошевелиться. Его выражение лица дикое, руки покрыты вздувшимися венами. Ладонь сжимается на моем горле, и легкое удушье напоминает мне о месте в этой ситуации.

Он как дикий зверь, решающий, что делать со своей добычей, слишком дикий, чтобы не захотеть поиграть с ней.

— Почему, — шипит он, — ты такая чертовски сложная?

— Кажется, мы уже выяснили это в первую ночь, когда встретились, — шепчу я, голос дрожит, но остается твердым. — Я не боюсь тебя, Килл.

Он наблюдает за моими губами, когда я говорю, его взгляд задерживается, когда его имя срывается с моего языка. Мы стоим нос к носу, участвуя в безмолвной дуэли, оба злые и жаждущие, ни один из нас не желает выйти из этого транса.

И тогда это происходит. Я не знаю, собиралась ли я это сделать или он это спровоцировал, но он делает шаг вперед, его бедра прижимаются к моим, и я тихо стону. Это было слабое, едва слышное дыхание, но его достаточно, чтобы Килл оскалился и зарычал, будто больше не может сдерживать своего зверя.

Я поднимаю взгляд, встречаясь с его глазами, в которых мелькает вспышка яркого синего света, прежде чем его губы обрушиваются на мои. Мои руки взлетают к его голове, я хватаюсь за его волосы, сжимая их в кулаке. И в этот момент я понимаю, что умру от рук ирландского убийцы, потому что не смогу контролировать свои чувства к нему. Потому что видеть его монстром, каким он является на самом деле, — опьяняет.

Его рука сжимается на моем горле, но его губы поглощают мои, и я пытаюсь вдохнуть через нос, чтобы не потерять сознание, пока не насыщусь им. Будто услышав мои желания, его пальцы ослабляют хватку, и рука скользит вверх к моему подбородку, в то время как его язык скользит по моим зубам, прося впустить его.

И я поддаюсь. Я открываю рот и переплетаю свой язык с его, заставляя его стонать и сильнее прижиматься ко мне. Его руки опускаются на мои бедра, сжимая их в своих широких ладонях, крепко, а затем он поднимает меня. Я обвиваю ноги вокруг его талии, втягивая его язык в свой рот.

— Проклятье, — шипит он сквозь поцелуй, неся меня к кровати.

Он разворачивается и садится на край матраса, усаживая меня себе на колени и притягивая за бедра так, чтобы между нами не оставалось никакого пространства. Я не теряю времени и начинаю тереться своим пульсирующим центром о его эрекцию, скрытую под брюками.

— Блядь, — снова рычит он. Его сильные руки направляют мои движения, помогая мне двигать бедрами, пока мы практически занимаемся сексом в одежде.

Он отрывает свои губы от моих.

— Почему ты так чертовски вкусно пахнешь? — спрашивает он, затем опускает губы к моей шее и втягивает в рот мою кожу.

Я знаю, что он оставит след, но мне всё равно. Я хочу этого. Мне нужна метка зверя.

— Какая я на вкус? — спрашиваю я, поднимая подбородок, чтобы удлинить шею и дать ему больше пространства.

— Как клубника, Рыжая.

И затем его губы снова на моих. Наши зубы сталкиваются от нетерпения, и мое тело содрогается при мысли о том, как он встанет с кровати и спустит свои брюки, просто чтобы освободить член для меня. Я снова трусь об него, представляя, как он вонзится в меня своим огромным членом, содрогаясь, потому что знаю, какой наполненной он меня сделает, как глубоко он проникнет. Где именно эти металлические шарики будут тереться. Мои хлопковые трусики теперь кажутся влажным напоминанием о том, насколько Килл разжигает мое тело и возбуждает меня.

— Попроси меня полизать твою киску, — рычит он, его бедра приподнимаются с кровати, чтобы оттрахать меня в ответ. — Скажи, как сильно тебе нужно, чтобы я попробовал этот сладкий нектар прямо из источника.

— О, боже, — выдыхаю я, прыгая на нем вверх и вниз, пока его брюки плотно прилегают к его члену. — Пожалуйста, Килл… — стону я в тот момент, когда его рычание вибрирует в моем ухе. — Пожалуйста, полижи мою киску. Ты нужен мне.

Я никогда не говорила так с кем-то. Я никогда не думала, что смогу так сказать. Я всегда думала, что меня бы смутило, если бы кто-то говорил грязные вещи мне, и уж тем более, если бы я сама должна была ответить. Но Килл умеет поглощать своей Тьмой. Он умеет опьянять своими словами, своим тоном, тем, как его большие, сильные руки хватают, сжимают, присваивают меня.

Мне нравится эта новая сторона, та, которая не боится просить то, что хочет. Сторона, которая не стесняется и не сомневается. Сторона, которая ведет войну с Киллианом Брэдшоу.

Мои чувства обостряются, когда Килл вдруг переворачивает нас, и я оказываюсь на спине, прижатая к матрасу, пока он нависает надо мной.

Его губы касаются моих, но мне этого мало. Я жажду его тела, прижимающегося ко мне. Тянусь к нему, но его губы отрываются от моих, и он встает. Поднимаюсь на локтях, чтобы посмотреть на него, надеясь, что он не уйдет.

— Раздвинь ноги, — приказывает он, его глаза сверлят меня.

Не раздумывая, я раздвигаю ноги, показывая ему свои мокрые и, вероятно, уже прозрачные трусики. Его челюстные мышцы напрягаются, когда он медленно вдыхает, расширяя грудь. Он медленно расстегивает свою белую рубашку с воротником, его глаза переходят с моих трусиков на лицо.

— Я собираюсь пожирать эту киску, пока ты не начнешь кричать, — хрипло говорит он, снимая рубашку с одной руки, обнажая рукав черных татуировок — историю, которую я мечтаю узнать.

Затем он снимает ее с другой руки, обнажая еще больше татуировок. Он аккуратно складывает рубашку пополам и укладывает ее на угол матраса.

— Ты даже не сможешь говорить завтра.

Килл стоит передо мной, одетый только в тонкую белую майку, заправленную в его хорошо сидящие брюки, и всё мое тело жаждет почувствовать его. Он — самый привлекательный, самый сильный мужчина, с которым я когда-либо сталкивалась, и он смотрит на меня, как на свою следующую цель.

Или свою единственную слабость.

Чернила татуировок, покрывающих его торс, отчетливо видны сквозь тонкую ткань его майки, они поднимаются вверх по его шее.

Он проводит большим пальцем по нижней губе, слово «Боль»³⁵ выбито на его костяшках, и ухмыляется.

Затем он вынимает нож из-за пояса, и я застываю.

С трудом сглатывая, я могу только смотреть, как Килл делает шаг вперед, его голова наклонена, словно он оценивает мою реакцию. Он ухмыляется, когда его колено упирается в край матраса, и наклоняется надо мной, холодное острие его ножа касается моего бедра.

Я вздрагиваю от этого ощущения, размышляя, стоит ли ему доверять, но слишком поглощена похотью, чтобы заботиться об этом. Затем его нож скользит вверх по моему бедру, и я задерживаю дыхание, охваченная предвкушением настолько, что забываю дышать.

— Ты мне доверяешь? — холодный металл ножа скользит под резинку моих трусиков, чуть выше бедра.

— Нет, — говорю я, и его ухмылка растягивается в улыбку.

— Хорошо, — отвечает он, резким движением ножа разрезая мои трусики, и прохладный воздух моментально обжигает мою влажную кожу.

Вдыхая воздух через нос, я задыхаюсь, голова кружится от избытка кислорода.

Килл откладывает нож на сложенную рубашку, затем обхватывает мои колени руками и тянет меня к краю матраса, прежде чем опускается на колени.

Мои руки сжимаются на простынях, когда горячий, влажный язык крепко прижимается к моему клитору, мгновенно вызывая в моем теле ноющую боль. Килл рычит от прикосновения, его руки скользят по внутренним сторонам моих бедер, пока он поднимает мои ноги и оборачивает их вокруг своих плеч. Одна его рука проникает между моими ногами, сжимая нежную кожу на внутренней стороне бедра, почти до боли. Другая рука находит мой вход и начинает нажимать, готовясь проникнуть, заставляя меня стонать от предвкушения того, как он войдет внутрь.

Килл массирует мой распухший клитор, его глаза устремляются на меня с хмурым взглядом.

— Почему у тебя такой вкус?

— Клубничный? — шепчу я, еле приподнимая голову, чтобы встретить его взгляд.

— Да, Рыжая, ты — чертова клубника, — его голова наклоняется влево, затем вправо, его язык облизывает, рот охватывает мою киску.

— Я… Я не знаю…

Без предупреждения, кончик его пальца проникает в меня, затем погружается полностью до самого основания. Я вскрикиваю от неожиданного вторжения и выгибаю спину, чтобы он проник глубже.

— Тебе нравится глубоко, грязная девочка?

Я могу только стонать в ответ, когда его язык снова начинает работать над моим клитором, на этот раз быстрее, и его тяжелое дыхание почти доводит меня до оргазма.

Он вытаскивает палец и, когда в следующий раз погружает его, присоединяется второй, растягивая меня еще шире двумя пальцами, которые изгибаются и бьют по точке G.

— О, боже, — стону я, двигая бедрами навстречу его лицу, его язык вибрирует по моим чувствительным нервам, пока теплая волна не начинает подниматься по моим ногам.

— Не Бог, Бьянка… — говорит он, его голос полон притязаний и силы. — Смерть. Всё, что было до меня — мертво. Теперь есть только я.

Да здравствует Король Смерти и Страсти.

Может быть, во мне тоже есть что-то больное. Потому что та часть Килла, которая несет разрушение, — это часть, которая привлекает меня больше всего. И в этот момент очевидно, что я не могу это отрицать. Даже перед собой.

Зная, что мне осталось всего несколько секунд до взрыва, я расслабляюсь на матрасе, мои руки тянутся к простыням и сжимаются.

И в этот момент мои пальцы касаются чего-то холодного и твердого.

Как будто просыпаясь ото сна, я внезапно возвращаюсь в реальность, и теплая волна близкого оргазма отступает, когда я понимаю, что мои пальцы лежат на рукоятке ножа Килла.

Мой план… Черт, мой план сбежать!

Как я могла забыть? Как я могла настолько увлечься своими ощущениями от Килла, что забыла о своей свободе? О выживании? Потому что, когда Килл закончит со мной, он уйдет. Он вернется к своей жизни, к своей свободе, а я останусь здесь… До тех пор, пока не уйду.

Пока Килл продолжает ласкать мой клитор, втягивая его в рот, его глаза пристально смотрят на меня. Я задерживаю дыхание, сжимаю рукоять ножа Килла в кулаке.

Килл вдруг замедляет свои движения, его пальцы медленно проникают в меня, каждое его движение становится сильнее и ощущается острее. Он изгибает пальцы, снова попадая точно в точку G. И вместо того, чтобы вынуть их, он остается глубоко внутри, сильно воздействуя на чувствительное место.

У меня есть план, но Килл так хорош в том, что делает. В конце концов, я всего лишь человек.

Мои глаза закрываются, дыхание становится прерывистым. Я снова начинаю двигать бедрами, догоняя нарастающее возбуждение. Я стону его имя, как только теплая волна удовольствия снова начинает подниматься к своему пику.

Но потом Килл замечает что-то. Его глаза скользят с моего лица к моей руке, сжимающей нож. Он задерживает там свой взгляд на секунду, а затем медленно возвращает на мои расширенные глаза, его рот всё еще на моей киске. Я на мгновение забываю, что держу его нож, будто погружаюсь и выныриваю из реальности.

Тишина. В ушах слышен лишь гул, а в животе поселился страх — я не знаю, как он отреагирует.

Его язык останавливается, и я ощущаю только горячее дыхание, пульсирующее над кожей.

Нет, нет, нет…

— Что ты собираешься делать с моим ножом, Рыжая? — он поднимает голову, а нарастающее давление оргазма сменяется болью от несостоявшейся разрядки. Его пальцы еще внутри меня, но он поднимается, его колено упирается в матрас, и он нависает надо мной, пальцы снова начинают двигаться, заставляя меня содрогнуться от удовольствия.

— Ты собиралась ударить меня моим собственным ножом?

Медленно жужжание в моих венах снова становится электрическим, поднимая меня на волну к разрядке.

— Я… Я не знаю, — стону я.

По правде говоря, я не думала так далеко вперед. Я не знала, что собиралась сделать с его ножом, но я точно знаю одно: мой инстинкт выживания сильнее моего желания заниматься сексом. По крайней мере, я так думала. И если задуматься, я бы не стала убивать Килла. Может, я бы причинила ему боль, но не убила бы.

Его взгляд становится еще более мрачным, а пальцы, словно оружие, начинают вновь яростно проникать в меня. Его свободная рука накрывает мою, и я отпускаю нож, откидывая голову обратно на матрас, потерявшись в удовольствии, которое он доставляет мне.

— Ты бы ударила меня моим ножом, когда я был бы глубоко внутри тебя, Бьянка? — рычит он, поднося нож к моему горлу.

Его пальцы продолжают доводить меня до оргазма, его взгляд сверлит меня насквозь.

— Я… я… — пытаюсь сказать хоть слово, но его большой палец нажимает на мой клитор, а пальцы глубоко внутри меня, заставляют мышцы сжаться вокруг него.

Мои глаза закрываются, когда волна жара охватывает всё тело, но, прежде чем она превратится в оргазм, Килл вынимает свои пальцы и отстраняется, оставляя меня холодной и пустой.

Мои глаза резко открываются, как только Килл прячет нож за пояс, и тянется за своей рубашкой.

Я смотрю на него, сбитая с толку, тяжело дыша и чувствуя, как меня захлестывают эмоции.

— Только хорошие девочки получают право кончить, — говорит он, и, прежде чем я успеваю придумать ответ, уходит. Звук замка кажется предвестником надвигающегося ужаса и обиды — но не на Килла, а на саму себя.

Что, блядь, я только что сделала?