Клубничный Яд

Услышав напряжение в голосе Килла, я тихонько выбираюсь из постели, чтобы подслушать его разговор с порога спальни.

«Если хоть кто-то приблизится к ней, я спалю вашу контору к чертовой матери вместе с вами».

Слова, которые Килл произнес человеку, находящемуся на другом конце телефонного звонка — Шону, именно так он его поприветствовал при ответе на звонок, — уже три часа не выходят у меня из головы.

Что, он теперь и с собственными людьми воюет? Он идет против них из-за меня?

Осознание, что он заступается за меня перед своим дядей — лидером Хулиганов, — вызывает тяжелое чувство в животе, как будто туда положили железную плиту. Я так долго мечтала о Килле, сходила с ума от желания почувствовать его губы на своих, но теперь… мы с ним под запретом. И я боюсь, что мы зашли слишком далеко.

Я не могу разрушить его мир.

Я не могу быть причиной, по которой он пойдет против своего дяди и отвернется от своих братьев.

И нельзя забывать о том, что он сказал про «итальянцев», про мою семью:

«Если они выйдут за рамки, я всех их уничтожу, пока никого не останется».

Джино, мой кузен. Все мои кузены. Они — люди, сформированные обстоятельствами нашей жизни. У них нет выбора, нет другого пути, кроме этого. Я обязана своей семье — своим телом, своей утробой. А мужчины выполняют свой долг, отдавая жизни.

Мы все — заключенные.

Стоя у изножья кровати Килла, в его мешковатых спортивных штанах и огромной футболке, я сжимаю в руке туфли, а через плечо перекинут рюкзак, слезы жгут мне глаза.

Я не могу остаться. Но, приняв решение уйти, я чувствую пустоту. Будто выбрала неправильно. Будто оставляю часть себя позади.

Я смотрю, как его татуированная грудь наполняется воздухом, а затем с тихим выдохом опадает. Ком в горле настолько большой, что его трудно проглотить. Он ошибся, когда сказал, что я пытаюсь найти в нем хоть каплю человечности, что-то, за что можно зацепиться, чтобы его починить. Он не прав. Я не хочу исправлять его Тьму, я хочу в ней утонуть. Использовать ее, чтобы исправить себя.

Но теперь я боюсь, что всё это не имеет значения. Я обманывала себя, думая, что готова на отношения — хоть какие-то, — с таким мужчиной, как Киллиан Брэдшоу. И если быть честной до конца, я сама влезла в его жизнь.

Я украла его монету.

Я спряталась в багажнике его машины.

Я соблазняла его, крутилась перед ним, чтобы привлечь его внимание. И добилась этого.

И вот что из этого вышло.

Я видела, как он повесил голову, когда закончил разговор с Шоном. Слышала ту обреченность в его голосе, когда он прошипел: «Блядь», и швырнул телефон через стол. Понятно, что он разрывается. Он чувствует за меня ответственность, я уверена. У него доброе сердце, которое хочет защищать, и я дала ему того, кого нужно оберегать. Если я уйду сейчас, он, наверное, почувствует облегчение. Облегчение от того, что не придется больше думать о том, как меня уберечь, пока он ведет свои дела с моим отцом. Ему не нужно будет идти против своих братьев. Он сможет вернуться к своей жизни до меня.

А я смогу начать жизнь без такого дерьма вокруг. Без мафиози, без Хулиганов, без ирландских киллеров…

Так будет лучше для нас обоих.

Сорвем этот гребаный пластырь, и никто не пострадает. Кроме меня, разумеется.

Тихо прокравшись в гостиную, я бросила взгляд на дверь в кабинет Килла. Босиком пересекла деревянный пол и толкнула дверь, вздрогнув, когда петли издали тихий скрип в тишине.

Открыв ящик стола, я не нашла ничего, кроме папок, так что открыла другой. Сердце замерло, когда я увидела пистолет и пачку купюр, скрепленных золотой прищепкой для денег.

Слезы, которые я сдерживала с того момента, как решила уйти, начали катиться по щекам. Я быстро их стерла и сунула деньги в задний карман. Я не смогу далеко уйти без денег и работы. Мне нужна помощь, чтобы убраться как можно дальше, а потом я верну долг. Я знала, если бы он понял, что я собираюсь сделать, он сам бы мне их дал. Хотя, в глубине души, понимаю: если бы он узнал, что я собираюсь уйти, он бы меня не отпустил. А видеть его глаза, когда он осознает, что я ухожу… это бы заставило меня остаться.

Быстро взяв ручку с его стола, я оторвала лист бумаги от блокнота и нацарапала записку:

С запиской в руке я тихо прошла на кухню и оставила ее на столе, затем выскользнула в коридор, убедившись, что дверь за мной заперта.

Вот и всё. Назад пути нет, если только я не разбужу его. Но если я это сделаю, он увидит записку, поймет, что я ухожу. Нет, надо продолжать двигаться, как бы больно это ни было.

Я двигаюсь вперед по коридору и проскальзываю в лифт, где, наконец, обуваюсь, и выхожу на холодный утренний воздух. С каждым шагом боль в груди — та самая боль от осознания, что я ухожу от мужчины, который кажется мне родным, как будто мы делим одну кровь, — усиливалась, будто мои ребра трещат, а сердце вырывают наружу.

«Это правильно», — думаю я, продолжая шагать к автобусной остановке.

Проскользнув через вход в здание, я тихо пробираюсь мимо двери моего домовладельца и поднимаюсь по лестнице на второй этаж.

Снаружи еще достаточно рано, улицы Дориана тихие, но где-то вдалеке уже слышится шум пробуждающегося города, а солнце медленно поднимается над горизонтом. Мне нужно забрать свои вещи оставшись незамеченной и отправиться на вокзал, чтобы купить билет подальше отсюда.

Когда Килл поймал меня в багажнике, он забрал мой телефон и сумку. А с тем, как он уносил меня из дома Шона, вещи были далеко не на первом месте в моих мыслях. Только в автобусе я вспомнила, что у меня нет ключей от квартиры. Если дверь заперта, а это почти наверняка так, мне придется через служебный ход на крыше спуститься по пожарной лестнице до своего этажа, где я смогу разбить окно, чтобы попасть внутрь. Это задержит меня, но я не могу потратить деньги, которые взяла у Килла, на новую одежду и предметы первой необходимости. Я пересчитала их по дороге сюда — 800 долларов хватит, чтобы уехать далеко и снять жилье. Может, даже на телефон останется, чтобы потенциальный работодатель мог мне позвонить, но это не так уж много, если ты начинаешь жизнь с нуля.

Нервное напряжение нарастает в животе, когда я подхожу к своей двери на втором этаже.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шепчу я себе под нос, протягивая руку к ручке. Но, прежде чем я успеваю ее повернуть, дверь распахивается, как будто и не была заперта.

Я замираю на месте в полушаге и задерживаю дыхание, прислушиваясь к тишине в открывшейся квартире. Ничего не слышно. Возможно, это был Килл, когда заходил сюда за моими вещами. Или мой мерзкий домовладелец, который, может, снова что-то вынюхивал после угроз Килла.

Осторожно ступая внутрь, я замечаю, что ничего не выглядит подозрительно, и тихо направляюсь в спальню осмотреть обстановку.

— Всё вроде на месте, — говорю я себе и подхожу к шкафу, чтобы открыть его. Снимаю рюкзак с плеча и набиваю его до отказа одеждой, затем иду в ванную за зубной щеткой, пастой, дезодорантом и расческой.

В тот момент, когда моя нога переходит с грязного линолеума ванной на отвратительный коричневый ковер спальни, что-то холодное прижимается к моему виску, а тень огромного силуэта нависает надо мной. Я застываю, кровь стынет в жилах.

— Привет, Principessa, — раздается голос.

Медленно повернув голову, я смотрю на мужчину с пистолетом. Передо мной стоит большой неуклюжий амбал с самодовольной ухмылкой на губах.

— Привет, — дрожащим голосом отвечаю я, когда в комнату заходят еще двое мужчин в черных строгих костюмах.

— Садись, Бьянка, — говорит самый высокий из них. Похоже, он здесь главный.

— Я бы предпочла посто…

— Сядь, блядь, — рявкает он, делая шаг ко мне.

— Ладно, ладно, — пою я, поднимая руки в знак капитуляции и опускаясь на край кровати.

Тот, кто держал пистолет у моего виска, расслабляется и отходит в угол комнаты, присоединяясь к другому амбалу. Я не знаю этих людей, но у всех на мизинцах сверкают массивные золотые перстни.

— Где Гейб? — спрашиваю я. — Отец никогда не послал бы людей за мной без него.

Мелкий издает писклявый смешок, стоя рядом с большим амбалом, который держит пистолет в руке.

— Мы не работаем на Альдо, — с радостью сообщает мне главарь.

Его слова проникают в комнату, как песок в воду, заполняя всё пространство, пока не останется ничего кроме. Такое чувство, как будто меня ударили в живот, выбивая воздух из легких, плечи опускаются под тяжестью страха.

— О, — говорю я и внезапно мне становится ясно, кто их отправил и к кому они меня приведут. Страх удваивается. — Лоренцо? — спрашиваю я, и мелкий кивает с широкой ухмылкой, показывая все зубы.

Пиздец.

— Ты, наверное, совсем тупая, раз решила сюда вернуться, — говорит главарь, качая головой, убирая пистолет за пояс.

Безжизненный смешок вырывается из моей груди.

— Да, ну, я никогда не славилась продуманными планами.

Он смеется, и одна его нога оказывается между моих ног, в то время как другая остается на полу. Он нависает надо мной.

— Похоже, я должен тебя поблагодарить за то, что ты так облегчила мне задачу, — говорит он, поглаживая большим пальцем мой подбородок.

Я вздрагиваю от его прикосновения.

— Или… — начинаю я, пытаясь скрыть дрожь в голосе, — Как насчет восьмисот долларов? Это всё, что у меня есть, но они все твои, если ты меня отпустишь.

Он смеется, его глаза сужаются от искреннего веселья.

— Восемьсот долларов? Малышка, это ничто по сравнению с тем, что я получу за тебя. Твоя поимка — приоритет номер один для Лоренцо, — он наклоняется ко мне, его колено между моих ног давит сильнее, и в животе у меня всё переворачивается.

Пора включать обаяние. Выбирайся отсюда, Бьянка.

Ты ведь была в компании и гораздо более опасных людей, — напоминаю я себе.

Я поднимаю голову, смотрю этому уроду прямо в глаза, затем приподнимаю бедра, потирая о его колено. Он смотрит вниз, туда, где моя промежность касается его штанов, а потом снова встречается со мной взглядом.

— Ты этого хочешь, малышка? — спрашивает он.

Я подавляю подступившую тошноту и заставляю себя улыбнуться.

— Будем честными, как только Лоренцо получит меня, моя сексуальная жизнь будет зависеть только от его удовольствия. Все слышали, как ему это нравится. Я хочу, чтобы другой мужчина заставил меня кончить в последний раз. Ты симпатичный… — еще одно движение бедрами, и новая волна рвоты жжет горло, но я ее проглатываю. — Сделай хорошо мне, и я сделаю хорошо тебе, — мои глаза скользят к другим мужчинам в комнате, затем возвращаются к главарю. — Я даже позволю им смотреть.

Его губы кривятся в ухмылке, и рука с пистолетом тянется почесать гладко выбритое лицо.

В другой ситуации он мог бы показаться привлекательным. У него есть тот налет обаяния, как у Рио³⁹ из «Хороших девочек»⁴⁰. Если бы Рио был итальянцем и намного выше. Он движется с уверенностью, но в данной ситуации он вызывает у меня только отвращение, будто моя кожа пытается соскользнуть с тела и сбежать прочь. Мерзкое ощущение.

Большой амбал достает телефон из кармана и говорит:

— Ронни, это Бун.

— Не сейчас, — рявкает Ронни, поворачиваясь ко мне с мерзкой ухмылкой. — Я слышал кое-что о маленькой Principessa Альдо Росси… — он поднимает пистолет к моей щеке, скользя по моей челюсти, вниз по шее к груди. Ствол оружия давит мне на сосок, вызывая вспышку боли под кожей. Я сглатываю, удерживая натянутую улыбку.

— Слышал про то, какая ты красавица, — продолжает он. — Про твое девственное тело и большие сиськи, — он надавливает пистолетом сильнее, заставляя меня поморщиться, прежде чем убрать его и засунуть обратно за пояс. Затем он расстегивает свой пиджак. — Должен признать, я представлял тебя немного более ухоженной. Но, держу пари, под этой мешковатой одеждой всё как надо…

Я выпрямляю плечи.

— Раздень меня и проверь. Но предупреждаю о двух вещах: во-первых, я не девственница.

Ронни нависает надо мной, и мой взгляд падает на пистолет, который он спрятал за поясом.

Я незаметно вытаскивала кошельки прямо из карманов. Пистолет прямо здесь, не должно быть слишком сложно его стащить.

— А что второе, малышка? — спрашивает он, давя коленом сильнее между моих ног.

Для пущего эффекта я заставляю свои веки дрогнуть. Ронни прикусывает нижнюю губу с самодовольной ухмылкой, думая, что я действительно начинаю возбуждаться от него, но он дальше от истины, чем мог бы себе представить. Я была с Киллианом Брэдшоу. После него, вряд ли кто-то сможет меня по-настоящему завести.

Ронни заводит руку за мою шею и крепко сжимает затылок, пока я скольжу руками по его груди, поднимаясь с кровати, чтобы прошептать ему на ухо. Улыбка появляется на моих губах, когда я мысленно измеряю расстояние до пистолета.

Поторопись, Бьянка. Действуй быстро.

— А второе… — мурлычу я, касаясь губами его мочки уха. — Я люблю жестко, — в ту же секунду моя левая рука скользит по его штанам, а правая выхватывает пистолет из-за его пояса.

Его люди стоят позади и не видят, что происходит за его спиной, но я знаю, что его тело уже подает сигналы мозгу, и через мгновение он поймет, что произошло.

Всё случается быстро и плавно: он хватается за мое запястье, и в ту же секунду наносит мне открытой ладонью удар по лицу. Мой взгляд затуманивается, боль пронизывает челюсть, но я знаю, что если не действовать быстро, мне конец.

Я не даю себе шанса сдаться боли. Позволяю телу упасть назад и со всей силы пинаю его в грудь обеими ногами.

Он отлетает, сбивая с ног своих головорезов, как кегли в боулинге, а я вскакиваю с кровати и бегу в другую сторону.

Поддаюсь искушению оглянуться, хотя знаю, что это замедлит меня. Поворачиваю голову, когда пересекаю порог спальни, и вижу, что они уже поднялись на ноги и собираются догонять меня.

Из моей груди вырывается пронзительный крик, и лишь наполовину я осознаю, что это мой голос.

Я не чувствую своего тела, только неистовое желание выжить.

Перевожу взгляд вперед и захожу в коридор, но тут сталкиваюсь с чем-то твердым, чего там не должно быть. Чья-то рука обвивает мою талию и прижимает меня к крепкому телу.

Я поднимаю голову и встречаю взгляд Килла как раз в тот момент, когда его свободная рука поднимается, и три приглушенных выстрела разрывают воздух. Комната погружается в тишину, а в ушах звенит. Я утыкаюсь лицом в грудь Килла.

Его рука, всё еще крепко держащая меня за талию, сжимается, а другая рука, с пистолетом, проходит сквозь мои волосы.

— Бьянка… — произносит он.

Я слышу его. Я знаю, что он здесь и говорит со мной, но я не могу двигаться, не могу ответить, не могу сосредоточиться ни на одной мысли.

— Бьянка… — повторяет Килл, проводя рукой по моей щеке, чтобы приподнять мое лицо. — Малышка…

Я не знаю, чего ожидала, но, подняв лицо от его груди и встретившись с его глазами, я не ожидала увидеть там ни капли мягкости или сострадания. В его голосе слышится забота, его прикосновение нежное, но в глазах — абсолютная Тьма. Мужчина, поглощенный своим гневом.

Его взгляд останавливается на моей щеке, и он проводит большим пальцем по уголку моего рта. Когда он отнимает руку, палец окрашен в кровь. Я беззвучно вздыхаю и касаюсь своей пульсирующей челюсти и губы ладонью, не понимая, что удар расколол мне губу.

— Кто из них сделал это? — спрашивает Килл, отстраняясь от меня, оставляя мое тело замерзать без его тепла.

Наконец, я поворачиваюсь к мужчинам. Словно по волшебству, их стоны становятся слышимы.

Как будто моя душа могла сосредоточиться только на Килле. Теперь я слышу лишь агонию, их хриплое дыхание и бульканье, пока они истекают кровью на мой грязный коричневый ковер. Они еще живы, но умирают. И тут я замечаю, что Килл выстрелил каждому в одно и то же место. Их руки закрывают пулевые отверстия в шее и кровь струиться у них между пальцев.

Как он это сделал?

— Кто, Бьянка?! — рычит Килл, и я быстро указываю на Ронни.

Килл уверенно подходит к двум другим мужчинам, которые, по сути, были виновны лишь в том, что выбрали не ту работу и охотились не за той женщиной. Он быстро поднимает пистолет и выстреливает одному прямо между глаз, затем плавно поворачивает оружие и стреляет в другого в то же место, мгновенно лишая их жизни.

После этого он оборачивается и переступает через мужчину, который посмел прикоснуться ко мне своими руками. Он отвинчивает глушитель с пистолета и убирает его в карман.

Спокойно прячет оружие в кобуру у ребер, а затем достает нож из ножен за спиной.

— Я оставил тебя в живых не просто так, — говорит Килл, ставя ноги по обе стороны от талии Ронни и приседая на корточки. — Хочешь узнать почему?

Ронни, задыхаясь, держится за шею, его глаза расширены от ужаса, и он извивается на полу, пытаясь бороться с болью и кровопотерей. Из его приоткрытого рта вырывается приглушенное хрипение.

— Эй! — кричит Килл, хлопая Ронни по лицу, как будто пытается привести его в чувство после сильного опьянения. — Я задал тебе вопрос.

Глаза Ронни закатываются к затылку, а веки тяжелеют и смыкаются, словно он не может держать их открытыми. Его рука падает, и от вида пулевого отверстия, из которого свободно вытекает кровь, у меня кружится голова от тошноты.

— Дерьмо, — шипит Килл и снова шлепает его. — Эй! Оставайся со мной.

Килл выпрямляется, раздвигает лацканы пиджака Ронни кончиком ножа и рвет его рубашку.

— Я оставил тебя в живых, тупой ублюдок, чтобы ты мог прочувствовать всё.

Он вонзает нож в грудь Ронни и начинает медленно тянуть его то вверх, то вниз.

— О… Боже, — я задыхаюсь, подавшись вперед, и тошнота удваивается, когда я понимаю, что Килл вырезает слова на коже мужчины. Ронни рычит на Килла, пытаясь закричать в те мгновения, когда он вырывается из хватки со смертью.

Я сгибаюсь, обхватывая себя руками, чтобы хоть как-то справиться с растущим чувством тошноты. Я видела мертвых людей раньше, выросшая в семье мафиози, но это… это нечто совсем другое. Запах крови витает в воздухе, как электрический заряд, и я смотрю на человека, которым теперь полностью поглощена. Теперь я точно знаю, что его жизнь и его работа намного более мрачны и жестоки, чем я когда-либо могла себе представить.

Когда Килл заканчивает, он вытирает лезвие ножа о штаны мужчины и встает. Достает из кармана телефон, нажимает на экран и подносит его к уху, после чего отступает назад. Его глаза, холодные и острые, пристально смотрят на меня, оценивая мою реакцию.

Когда он отходит от лежащего на полу тела, становится видна грудь Ронни. И слова, которые он вырезал.

«Она моя».