Клубничный Яд

Бьянка вообще понимает, что она творит? Во что она втягивает себя?

Понимает ли она, каким чертовски первобытным она меня делает. Насколько хуже всё станет для нас обоих если я буду в таком состоянии. И не только потому, что я вот-вот разорву ее своим членом. А потому, что из всех людей на свете, с которыми я делю время и пространство, Бьянка, похоже, тонко настроена под мои потребности. Но в то же мгновение она переворачивает всё с ног на голову. Преследует меня, когда мне нужен покой. Сжимает меня в своей хватке, когда мне нужно двигаться, сосредоточиться. И превращает меня в дикаря, заставляя выплеснуть животную агрессию, в то время как я должен просто уйти.

Она словно зажженная спичка в комнате, полной бутана. Она опасна.

Обходя кровать, наблюдая, как тело Рыжей распахнуто передо мной, я хожу туда-сюда, поглаживая свой болезненно твердый член.

— После этого я буду очень сильно оберегать тебя, — говорю я, прищуриваясь и смотря на Бьянку, чтобы она поняла меня правильно.

— Я уже под твоей защитой.

Я провожу рукой от основания до кончика, обхватывая металлические шарики на головке своего члена, подходя к краю кровати, где тусклый свет из-за плотно зашторенных окон бросает мерцающие тени на оливковую кожу Бьянки.

— Я стану собственником.

Глаза Рыжей встречают мой хищный взгляд, но, в отличие от моего, ее взгляд мягкий и соблазнительный, даже игривый.

— Еще больше, чем обычно? — спрашивает она с дерзкой, сексуальной усмешкой, играющей на губах.

Игнорируя ее дерзкий ответ, я продолжаю:

— Я буду контролировать.

— Я могу справиться сама.

Мое колено ударяется о кровать, а затем и руки. Ноги Рыжей распахиваются шире в ответ. Ее красивая розовая киска раскрывается, заставляя меня стиснуть зубы.

— Я убийца, Бьянка, — говорю я, мой голос звучит грубее, чем я ожидал, когда устраиваюсь между ее ног. Мой член стоит между нами, прижимаясь к ее теплой коже.

Ее губы раздвигаются, вдыхая воздух, и она скользит вверх по моему стволу.

— Я знаю, Киллиан. Ты убил ради меня, помнишь? Я знаю, кто ты, и кем ты будешь всегда. Я ни капли этого не боюсь. Я не убегаю.

— Просто помни… — говорю я, опираясь локтем рядом с ее ухом, чтобы удерживать свой вес, затем направляю себя к ее входу. — Ты была предупреждена, — и я вхожу в нее, заполняя без остатка.

— Господи, — шиплю я, замирая, чтобы почувствовать, как ее жар обхватывает мой член.

Пальцы Бьянки впиваются в мою кожу на плечах с громким вздохом. Ее спина выгибается, впечатывая ее обнаженную грудь в мою. Я приподнимаюсь на руке, удерживая свой вес и обхватывая ее бедро другой рукой. Я опускаю голову, чтобы посмотреть, как мое тело возвышается над ее. Как мой вес вдавливает ее в матрас, темные татуировки контрастируют с ее светлой кожей, мой член полностью погружен в нее.

Ее плечи поднимаются с кровати, и она тоже смотрит вниз, наблюдая за нашими телами.

— О… Боже, — выпаливает она.

— Да, — соглашаюсь я, затем начинаю медленно двигаться. — Охренеть, идеально.

Я медленно выхожу, мои глаза скользят по ее телу, задерживаясь на темно-розовых сосках, а затем поднимаются к ее лицу, встречаясь с ее взглядом в тот момент, когда она встречает мой. Не произнося ни слова, не отводя глаз, я снова вхожу в нее мощным толчком, наблюдая, как ее губы раздвигаются в беззвучном вздохе. Я вращаю бедрами, погружаясь в нее до конца, поддразнивая основанием члена ее клитор.

— Ты веришь в судьбу, Рыжая? — шепчу я, мои губы касаются ее.

Она тяжело дышит мне в рот, ее бедра двигаются подо мной.

— Раньше не верила, — говорит она дрожащим и полным желания голосом. — Но начинаю… — ее стон вибрирует в горле, когда я снова двигаю бедрами, — Я… я…

— Пересматриваешь свои убеждения? — заканчиваю я за нее, чувствуя, как наши мысли сливаются воедино.

— Мм-хм, — соглашается она, ее веки тяжелеют, губы приоткрыты, давая мне частичный вид на ее розовый язычок.

Я остаюсь глубоко внутри нее и медленно покачиваю бедра вперед, массируя головку члена о ее точку G снова и снова, медленно. Ее стон становится тягучим, с болезненной ноткой, ее глаза закатываются.

— Тебе это нравится, грязная девочка?

— Обожаю, — шепчет она, ее бедра движутся навстречу мне каждый раз, когда я заполняю ее. — О, Боже, обожаю.

Мой язык скользит в ее рот, пока мои бедра набирают темп и силу. И всё в этой чертовой комнате темнеет под завесой нашей связи. Я не знаю эту девушку вообще, но в то же время я знал ее всю свою жизнь. Это не случайная встреча. Нет, это было предначертано десятилетиями, многими жизнями и циклами луны. Бьянка Росси была создана для меня, и наша история требует быть рассказанной.

Вероятно, меня убьют из-за нее. Но это будет смерть, которую я приму с радостью, после того как испытал с ней хоть мгновения, какими бы краткими они ни были.

Моя совесть борется с желанием, и, хотя я хочу трахать ее, пока не разобью кровать, — взять всё, что хочу, пока мы оба не будем в синяках и измотаны, я также хочу, чтобы ей было хорошо.

Чтобы она получила то, что ей нужно.

Но затем она поднимает голову с подушки, ее лицо исчезает в изгибе моей шеи. Ее мягкий, теплый язык касается моей кожи, облизывая область слева от кадыка. Мои губы приоткрываются, когда я понимаю, что она сделала — она только что облизала порез на моей шее, втягивая мою кровь в свой рот. Стон вырывается из моего горла, мой член болезненно набухает внутри нее. Пальцы вонзаются в ее плоть, когда я осознаю на духовном уровне, что нет смысла бороться с собой.

Этой девочке нужно именно то, что я даю.

Без предупреждения я вырываюсь из ее киски, хватаю ее за бедра и переворачиваю, укладывая на живот. Она вскрикивает от неожиданности, когда я рывком поднимаю ее бедра, поднося ее зад к моему члену, почти теряя контроль. Я не могу вспомнить время, когда мое тело так отчаянно желало кого-то — скорее всего, потому что этого никогда раньше не было.

— Тебе стоило бежать, когда у тебя был шанс, Рыжая.

Сжав ее ягодицы, я раздвигаю их и плюю на ее задний проход, прежде чем ввести туда большой палец, а затем снова вбиваюсь в ее киску, туда, где мне самое место. Ее резкий стон разрывает тишину, и она начинает двигаться в такт моим толчкам, умоляя, чтобы ее быстро и неистово поимели.

— Тебе нравится так, Бьянка? — мое прерывистое дыхание становится быстрее, пока я наращиваю темп, вгоняя в нее свой член. — Ты хочешь, чтобы мой палец был в твоей попке… Моя кровь на твоем языке… Хочешь быть оттраханой вот так?

— М-м-м… — это всё, что она может произнести. Ее стон настолько чистый и искренний.

Я собираю ее длинные рыжие волосы в свою руку и обматываю их вокруг кулака, подтягивая голову назад, продолжая трахать.

Моя другая рука всё еще удерживает палец глубоко в ее заднице, и я едва могу смотреть на нее, иначе кончу раньше времени.

Моя татуированная, покрытая шрамами кожа, полная напоминаний о людях, которых я убил, и о тех, кто сделал из меня монстра, резко контрастирует с ее, — чистой и нежной.

Моя полная противоположность.

Яйца тяжелые и болезненно напряженные, поднимаются, и я знаю, что осталось всего несколько толчков до того, как я взорвусь. Но я еще не закончил с Бьянкой. Перед тем, как кончить, я хочу получить еще один ее оргазм. И пока она на пике, я хочу зарыться в нее так глубоко, словно высасывая ее жизнь через свой член. Хочу владеть ею, когда мы оба достигнем разрядки. Быть внутри нее.

— Ки-и-илл, — она тихо протягивает мое имя, вытягивая звук.

— Тебе это нравится, детка? — рычу я, слегка двигая большим пальцем, оставляя его глубоко в ее тугой дырочке.

— Да! — шипит она.

— Да? — из моих губ вырывается грубый, голодный стон. — Это доставляет тебе удовольствие?

Мой язык скользит вверх по ее позвоночнику.

— Бьюсь об заклад, блядь, что да.

— Сильнее, — кричит она, и я едва не теряю ебанный контроль над собой. — Сильнее. Сотри все воспоминания до тебя.

— О, ебать, — я вхожу сильнее, глубже, давая ей то, о чем она умоляет. — Ты позволила мне войти в это тело, правда, детка?

— Да, — кричит она. — Каждый раз, когда ты хочешь меня, — бери.

Ее вечное согласие заполняет пространство внутри меня, как будто мои ребра сжимаются от этого осознания, и я почти рычу от внезапного чувства полноты.

Продолжая толкаться в нее, я вынимаю большой палец из ее задницы, чтобы взять подушку и подложить ее под изголовье кровати. Это изголовье обито кожей, и холодный, твердый материал не так уж приятен для ее нежной кожи. Способ, которым я собираюсь вбиваться в Рыжую, наверняка причинит боль без дополнительной защиты в виде мягких подушек.

Я хватаюсь за изголовье обеими руками, одно колено опирается на кровать рядом с ее бедром, а стопа другой ноги прижата к матрасу. С этой новой позиции и дополнительным рычагом, в виде изголовья, я начинаю двигаться с бо̀льшей силой, заполняя Бьянку быстрыми и глубокими толчками. Ее шея изгибается, а голова вдавливается в подушку с каждым моим ударом.

Звук моих яиц и бедер, ударяющихся о ее кожу, наполняет комнату вместе с ее страстными стонами. Ее киска сжимается вокруг меня, становясь еще туже, чем раньше, и ничего, я имею в виду ничего, не доставляло мне такого гребанного удовольствия.

— Господи, Бьянка, — выплевываю я, задыхаясь, пот катится с моего лба и капает ей на спину. — Мы давно к этому шли, детка. Мы всегда знали, что это произойдет, не так ли?

— С тех пор, как я украла твою монету, — ее протяжный, хриплый стон вырывается из горла. — Я собираюсь кончить — я уже кончаю!

Мои пальцы крепче сжимаются на изголовье, я толкаюсь в нее, кровать ударяется о стену, и наверняка соседи снизу уже всё слышат. Я должен быть обеспокоен тем, что ее голова бьется о подушку с каждым моим толчком, но моя потребность кончить вместе с ней слишком сильна.

И она, кажется, в полном порядке. Более чем в порядке.

Когда я понимаю, что ее оргазм начинает утихать, я отпускаю изголовье, выпрямляюсь и выхожу из нее. Срывая презерватив, я прижимаю головку своего члена к ее заднице и кончаю, выпуская свою сперму на ее сжатую дырочку. Я сжимаю свой член, кончая с глухим рыком, с трудом удерживаясь от того, чтобы вонзиться в нее. Она пока не готова к этому, но я знаю, в глубине души, что когда-нибудь она захочет. Моя грязная девочка.

— Ох, черт… — тяжело дышит она, ее мышцы ослаблены, она падает на матрас.

— Не двигайся, — сипло приказываю я, нехотя отстраняясь от нее, и спускаюсь с кровати, вытирая пот со лба предплечьем.

Я иду в ванную комнату, чтобы взять полотенце, и возвращаюсь к Рыжей, останавливаясь на мгновение, чтобы посмотреть, как моя сперма стекает по ее заднице прямо в киску. Охренительно красиво.

Я аккуратно вытираю ее, одновременно зарывая нос и рот в ее волосы.

— Ты идеальна, Бьянка, — шепчу я, вспоминая, что она назвала меня своим Волком.

Я ее Волк. И буду им, разрывая на части каждого, кто встанет между нами.

Потому что я не верю в судьбу. Но если она существует, мы только что укрепили нашу.

Легкое прикосновение Рыжей скользит по моей груди, туда-сюда, останавливаясь на каждой татуировке.

— А что насчет этой? — спрашивает она, указывая на винтажные карманные часы, вытатуированные на моей левой груди, с надписью «Потерянное время не вернуть», выгравированной на циферблате часов вместо отметок.

— Мне было восемнадцать. Это одна из первых.

— Какое именно время ты потерял?

Я провожу пальцами по ее голому боку, наслаждаясь тем, как мурашки покрывают ее кожу. Мы так и не оделись после того, как трахнулись. Уже два часа лежим здесь, обмякшие, ее тело прижато к моему боку — разговариваем и наслаждаемся уютным молчанием, когда слова не нужны. В воздухе висит запах клубники, пота и секса, словно окутывая нас влажным облаком. На мгновение — и, хотя это может показаться мимолетным, — я не чувствую себя одиноким в своей Тьме. Возможно, с ней, Богиней света, эта Тьма не так велика.

— Мое детство, Рыжая.

Я чувствую, как ее грудь слегка опускается с тихим выдохом, и я знаю, к чему это ведет. У меня нет секретов. Я расскажу ей всё, что она захочет знать, кроме того, что может подвергнуть ее опасности. Но, делая это, — рассказывая историю, написанную на моей коже, я открываю проблему, которую нужно решить, поврежденную душу, которую нужно исцелить.

Но я не такой.

— Всегда есть время, Килл. Ты можешь изменить…

— Не пытайся найти искупления во мне, Бьянка.

— Я не пытаюсь, — ее голова качается на моем плече, волосы щекочут мою челюсть. — Я просто говорю, что если ты захочешь…

— Если я захочу изменить свою жизнь, то у меня еще есть время? С чего ты взяла, что я хочу меняться? — спокойно спрашиваю я. — Ты пытаешься найти во мне что-то человеческое. Не надо. Есть моменты моего детства, по которым я скучаю. По моим родителям, к примеру. Я скучаю по последнему мгновению, когда чувствовал себя обычным человеком с предсказуемым будущим. Я скучаю по невинности и крепкому сну. Но не обольщайся, теперь я что-то другое. Что-то бесчеловечное, и я это принимаю. Приветствую. Я могу умереть завтра, и меня это устраивает.

— Это не может быть правдой, — она откидывает голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза.

— В этой жизни ты либо молот, либо гвоздь. Я не трачу время на сожаления, что я — молот. Я не боюсь смерти. Когда-нибудь она придет за всеми нами.

Мой телефон вибрирует на тумбочке, напоминая мне, что, когда я вернусь в реальность, там меня ждет куча дерьма. Я убил одного из Хулиганов. Я бы сделал это снова, но дал клятву служить и защищать их, как своих братьев, свою плоть и кровь. Личные чувства не в счет — я предан им, братству. И я знаю, что сейчас меня пытается достать Шон. Еще одна из его многих попыток за последние пять часов.

Зная, что нужно ответить, чтобы они не приехали сюда, я выскальзываю из-под головы и плеч Рыжей.

— Мне нужно ответить, — встаю, абсолютно голый, и смотрю на телефон. Шон, как я и думал.

Она недовольно стонет, потягиваясь и поднимая руки над головой, подразнивая меня пухлой нижней губой, в которую хочется впиться зубами.

Я улыбаюсь, натягиваю трусы и беру телефон.

— Я всего на минуту, вредина. Переживешь мое отсутствие.

Она улыбается в ответ.

— Может быть. Но если нет, я не боюсь смерти. Смерть придет за всеми нами, — дразнит она, и я мысленно отмечаю себе, что нужно будет наказать ее за это, с довольной ухмылкой на лице.

Я отвечаю на звонок и подношу телефон к уху:

— Шон, — говорю, выходя из спальни и проходя через гостиную на кухню.

— Не хочешь рассказать мне, почему я вернулся домой и нашел ебанное место преступления и отсутствие чертовой девчонки? — орет он, его голос дрожит от ярости.

— Успокойся на хрен, — говорю я, открывая шкаф и доставая стакан.

— Не говори мне успокоиться. Ты убил Килана. В моем гребанном доме! Он был твоим…

— Не смей называть его братом! — шиплю я сквозь зубы. — Он не был мне братом. Когда я вошел, он причинял боль Бьянке. Пытался ее изнасиловать, Шон! — эти слова разжигают во мне огонь ярости, и я хочу вернуться назад во времени, чтобы снова вонзить нож в его череп. — Он никогда не был одним из нас. Он не стоял за то, за что мы стоим. Он был просто больным ублюдком, который использовал братство как прикрытие для своего желания убивать. Именно таких людей я обычно убиваю. Я предупреждал его, что будет, если он не остановится.

— Это неважно, ты дал клятву!

— Клятву служить и защищать Хулиганов! Защищать тебя. Когда люди, которые работают на нас, крадут у нас, лгут нам, я их убиваю…

— Но мы не убиваем своих! Мне жаль девчонку, правда. Я бы расправился с Киланом по-нашему, потому что мы не одобряем такое поведение. Он был бы наказан по справедливости, Килл. Я бы дал тебе его, но…

— Ты думаешь, выбить из него дух в Круге — это справедливое наказание за то, что он сделал? Тебе не стоило держать ее там, если ты не мог обеспечить ее безопасность.

— Мне жаль, что ты так всё воспринимаешь, правда. Но мне нужно, чтобы ты привел ее обратно. Я не смогу объяснить парням…

— Нет, — моя спина напрягается болезненно. — Я не верну ее, и мне плевать, что ты им скажешь.

— Килл, я не прошу.

— Я всегда защищал братство. Я бы умер за тебя. Твою мать, когда-нибудь я, вероятно, так и сделаю. Если тебе нужно, чтобы я разоблачил план итальянцев, я выверну все гробы, пока не найду их скелеты. Если они выйдут за рамки, я перебью всех до единого, пока никого не останется. Но Бьянка больше не часть твоего плана. Теперь она со мной. Если кто-то к ней приблизится, я сожгу твою организацию до основания вместе с тобой. Понял меня?

— Смелый ход во имя твоего нового пристрастия, Килл.

— Понял меня? — спрашиваю я снова.

На линии раздается тяжелый выдох Шона, затем тишина.

Я никогда так не бросал вызов Шону. В этом никогда не возникало необходимости. Я был рад делать то, что мне говорят, потому что мне это нравится.

Мне нравится быть его Жнецом, его партнером в вершении правосудия. Между нами есть негласное понимание: не я лидер Хулиганов, а он. Но я и не работаю на него. Мы равны, сражаемся на одной стороне, за одно дело.

И прибыль огромна.

Именно такие трещины в броне приведут нас к гибели. Мы оба это знаем. Но я стою на своем. Это то, что я должен был делать с самого начала. Потому что я всегда знал, что Бьянка не принадлежит этому месту. Я мог думать, что она выполняет задание своего отца, но это длилось всего несколько минут. Я всегда знал, что она не должна находиться под крышей Шона. Не под защитой кого-либо, кроме меня.

Теперь Бьянка Росси со мной. И со мной она останется.

— Ладно, — его ирландский акцент становится сильнее, когда злость усиливается. — Она остается с тобой, договорились. Я расскажу Хулиганам, что сделал Килан. Скажу, что поддерживаю твои действия. Килл, я скажу им, что мы давно за ним наблюдали, и это была его последняя ошибка. Не могу позволить, чтобы они думали, что ты сорвался из-за итальянской птички. Это вызовет недоверие, с которым мы не сможем справиться. И, Килл?

На линии наступает напряженная пауза.

— Нам нужно будет встретиться и поговорить о плане с итальянцами. Ты уверен, что она не побежит к своему отцу? Не расскажет ему, что произошло?

— Я уверен. И если война придет к нашему порогу, я смогу справиться с последствиями.

— Ладно. Надеюсь, что до этого не дойдет. Но если это случится, тебе понадобятся люди, те, которых ты не хочешь называть братьями, — после этой фразы снова наступает тишина, когда я не отвечаю.

Он не ошибается, я это знаю.

— Возьми пару дней. Пусть это дерьмо уляжется, а потом поговорим.

— Конечно, — говорю я, затем касаюсь экрана телефона, прерывая звонок. Положив телефон на столешницу, я глубоко вздыхаю. Ухватившись за край кухонного острова, я наклоняюсь вперед, опустив голову, обдумывая все возможные исходы этой ситуации. Я не наивен, чтобы верить, что всё разрешится радужно и со взаимными рукопожатиями. Я думаю о том, не подвергаю ли я Рыжую еще большей опасности, пытаясь защитить ее.

— Проклятье, — выдыхаю я, сжимая пальцами гранитный край.

Что мне делать с Бьянкой?

Я не знаю, но она останется со мной. Это не подлежит обсуждению. Она не будет в безопасности, если останется одна. Ее связь с нами, с Хулиганами — со мной, их Жнецом — может привести к смерти как от ее собственных людей, так и, возможно, от наших врагов. Люди ее отца наверняка уже ищут ее. Люди Лоренцо Моретти тоже, вероятно, пытаются ее найти, чтобы доставить к нему.

Моретти. Еще один человек, который считает, что имеет право на то, что принадлежит мне.

Однажды я брошу монету, а он будет стоять на другой стороне. Я позволю ему думать, что он может обменять свое достоинство на жизнь, и заставлю его умолять. Но мы оба знаем, как это закончится — монета всегда падает в мою пользу.

Наилучший исход для меня? Жених Бьянки с пулей во лбу.