Клубничный Яд

— Спасибо, — произношу я, засовывая кошелек обратно в карман и смахивая пачку сигарет с прилавка в ликеро-водочном магазине неподалеку от моего дома.

Я собирался бросить курить. Но думаю, что сейчас у меня есть более серьезные привычки, от которых нужно избавиться. В голову приходит сладко пахнущая, болтливая, назойливая девушка с клубнично-рыжими волосами.

Плюхнувшись на водительское сиденье своей машины, я стучу пачкой сигарет о ладонь, чтобы уплотнить табак. Открываю коробку, вытаскиваю одну сигарету зубами и поджигаю ее кончик, глубоко вдыхая. Дым заполняет мои легкие, и от наступившего умиротворения мои глаза едва не закрываются.

Вот оно… Сладкое спокойствие.

Поворачивая ключ в замке зажигания, я чувствую, как мощный двигатель вибрирует подо мной, заставляя меня улыбаться, пока мелодия «The End Is The Beginning» от The Smashing Pumpkins смешивается с ленивым дымом.

Легкий дождь начинает стучать по лобовому стеклу, и я наблюдаю, как вода покрывает стекло, за которым виднеется тлеющий кончик сигареты.

Никакой работы на целую неделю. Давно уже работа не переставала быть постоянным отвлечением. Я не знаю, ненавижу эту мысль или рад ей.

Мой телефон вибрирует рядом со мной, прерывая момент спокойствия. Я оглядываюсь по сторонам на пустую парковку этой обветшалой заправки, затем смотрю на экран и вижу имя Фитца.

Наверное, звонит, чтобы сказать, что уволился с должности няньки. Либо она сбежала после того, как он не смог устоять перед ее чарами. От одной этой мысли меня передергивает, но я напоминаю себе, что это не моя проблема.

— Чего? — отвечаю я, не в силах сдержать раздражение от последней мысли.

— Тебе тоже привет.

Я молчу, удерживая слова, которые он так жаждет услышать.

— Так вот, — продолжает он, — Шон хочет, чтобы я собирал деньги с Гоустом сегодня. Меня не будет всего пару часов.

— Кто-нибудь еще там? — спокойно вдыхаю сигаретный дым, наблюдая, как он закручивается в спирали, втягиваемый в щель окна.

— Килан, но позже он поедет на уборку на базе, так что уедет вместе со мной. А еще Шон, но он собирается в винокурню. Она будет в порядке одна. Просто сообщаю тебе.

— Ладно, спасибо.

Повисает напряженная пауза. Сказать, что это меня беспокоит — ничего не сказать. Если он что-то недоговаривает, это касается Бьянки.

— Что, Ребел?

— Мы же собираемся ее отпустить, верно? — в его голосе слишком много заботы, чтобы я чувствовал себя комфортно.

— Почему? — рявкаю я. — Ты что, привязался к ней?

Прошла уже неделя с тех пор, как я в последний раз был у Шона и видел Рыжую. Неделя, в течение которой я представлял себе, как она соблазняет кого-то другого, отвлекает его своей красивой маленькой киской, чтобы спланировать побег. Мои пальцы судорожно сжимают фильтр сигареты.

Она не моя проблема, это просто работа, — повторяю я себе, отдавая душу какой-то силе, более могущественной чем я сам, которая, возможно, убедит меня в этом.

— Привязался? Я не знаю, к чему ты клонишь, Килл, но нет, я не привязался, — отвечает Ребел, явно оскорбленный моим намеком. — Она не имеет никакого отношения к Альдо…

— Смотри за ней! Это твоя единственная задача. Что мы с ней сделаем, тебя не касается.

Он не знает, что я тоже не хочу, чтобы она там оставалась. Я не хочу, чтобы ее ранили, и если бы это произошло, то только от моих рук, а не из-за ее толстокожего отца. Что бы он ни собирался сказать, я, вероятно, соглашусь, но до завершения нашей сделки с Альдо Росси остается две недели, и Шон не отпустит ее до этого момента.

И есть еще кое-что, что я узнал от одной пташки, время от времени дающей мне информацию. Лоренцо Моретти распространяет слухи — он считает, что она принадлежит ему, и хочет ее вернуть.

Этот кусок дерьма встретится с моим лезвием, но пока мне нужно держать Рыжую подальше от улиц. Ее пребывание у Шона это обеспечивает, и именно поэтому я перестал убеждать его доверить мне сделку с Росси и отпустить ее.

Рыжая способная, очень способная. Но мне не нравятся ее шансы с тем количеством монстров, которые за ней охотятся. Я в их числе.

— Понял, Килл. Четко и ясно.

— И не выводи ее больше из чертовой комнаты, Ребел. Ты подвергаешь ее опасности.

— Я бы не позволил ничему…

Я повесил трубку. Пошел он. Черт с ними со всеми.

Делая последний глубокий затяжной вдох, я выкидываю окурок в окно с силой, и он отскакивает от земли. Бросаю телефон на пассажирское сиденье, включаю передачу и выезжаю с парковки, направляясь к дому Шона.

Встреча с Бьянкой не входила в мои планы на сегодня, но я не хочу, чтобы она оставалась без охраны.

Кроме того, пора ей столкнуться с последствиями своих поступков. Пора ей встретиться со Жнецом.

Подъехав к дому Шона, я сразу понимаю по отсутствию машин, что все уже уехали. Мои глаза моментально находят балкон Бьянки с боковой стороны дома, но двери закрыты. Я выхожу из машины и достаю телефон, засовывая его в задний карман. Подходя к входной двери, я закатываю рукава, готовясь к шквалу лжи, который она вот-вот выплеснет на меня.

«Я не собиралась заколоть тебя твоим же ножом, Килл».

«Я бы никогда не причинила тебе вреда, Килл».

«Особенно, когда твой язык зарыт глубоко в мою киску, Килл».

Что касается Рыжей, я уже смирился с тем, что услышу только ложь. Я должен был понять это в тот момент, когда увидел, как ловко ее маленькие руки стащили кошелек того парня в «Мерфи». Эта маленькая гадюка обвивается вокруг меня с тех пор, сжимая и затягивая свои кольца всё сильнее. Сегодня мне нужно убедиться, что она не обовьется вокруг моей шеи.

Она всего лишь работа, — говорю я себе.

Шагнув через порог дома Шона, я сразу чувствую… что-то не так.

Страх витает в воздухе, словно застойный дым от сигар. Тишина. Никаких признаков жизни.

И хотя я не ожидал услышать много — зная, что Бьянка здесь одна, — в этой тишине слышится что-то еще.

Мое тело создано для того, чтобы ощущать малейшие отклонения. Ощущение тревоги пронизывает мои вены, предупреждая о надвигающейся опасности. Волосы на затылке встают дыбом, и с каждым шагом, который я делаю через общую комнату к лестнице, я понимаю, что нахожусь в том самом моменте неизвестности перед лицом чего-то ужасного.

Небо всегда замирает перед торнадо.

А потом тишину разрывает ее крик, словно выстрел, эхом разносясь по дому.

В тот момент внутри меня что-то меняется. Вся моя холодность, спокойствие, решимость держаться подальше от нее, желание заставить ее ответить за предательство — всё это взрывается, сгорая в пепел. Мои ноги двигаются, как скорый поезд. Со сжатой челюстью я влетаю в коридор, кончики моих пальцев зудят от инстинктивного желания защитить.

— Убирайся от меня! — кричит Бьянка, ее голос дрожит от ярости.

— Ах, блядь! — раздается низкий мужской голос, вгоняя холодный шип в мой позвоночник.

Килан.

— Ты, тупая сука! — орет он.

Звук пощечины, хлопок ладони о кожу, отскакивает от стен коридора, за ним следует еще один крик, разрывая пространство между моими ушами. Время, кажется, замедляется до невозможного. Желание прорваться сквозь стены вместо того, чтобы обойти их, захватывает меня.

Я выбиваю дверь, и мои глаза расширяются от ярости, когда я вижу Килана, стоящего за спиной Бьянки, с ее запястьями, крепко сжатыми в его кулаке, и штанами, свисающими ниже бедер. Этот образ врезается в мой мозг, разжигая огонь, который никогда не погаснет.

— Килл! — кричит она.

Я специально не смотрю на нее. Если посмотрю, если увижу страх в ее глазах, если увижу синяки или кровь — меня ослепит ярость.

Вместо этого я двигаюсь, как вода — плавно и быстро. Моя рука тянется к ножу за спиной, оставляя Килану минимум времени на реакцию.

Его рука тянется к пистолету на тумбочке, но я добираюсь до Килана первым. Схватив его за горло, я толкаю его вперед, с силой прижимая к стене.

Вторая рука уже в движении — я поднимаю лезвие к его подбородку и втыкаю в череп.

Мое лицо всего в нескольких дюймах от его, зубы сжаты, и я вглядываюсь в его умирающие глаза, когда проталкиваю нож дальше, поднимая его ноги от земли. Глубокий рык вырывается из моих губ, когда кровь Килана струится по моей руке, заливая бок моего тела его смертью, которую я только приветствую.

Зверь внутри подсказывает мне держать голову на месте, пока я не проведу ножом вниз по его горлу до груди, вскрывая его, но слабый стон возвращает меня в реальность, заставляя резко повернуть голову в сторону источника этого звука.

Бьянка.

Наши взгляды встречаются, и я едва не падаю на колени.

Ее лицо, мокрое от слез, ищет утешения, пока она собирает разорванную одежду и обхватывает себя руками. Я, должно быть, выгляжу, как психопат. Проклятье, я и есть психопат, но она смотрит на меня в поисках защиты, и я чувствую, как всё сжимается внутри, словно меня сбросили с самого высокого здания в этом штате.

В этот момент она становится моей единственной заботой.

Я выдергиваю нож из черепа Килана, вытаскивая куски мозга, и вытираю о его рубашку, прежде чем безжизненное тело падает на пол в луже крови. Я убираю нож обратно в ножны, делаю два больших шага к Бьянке, скользя руками по ее щекам, когда добираюсь до нее.

— Киллиан, — всхлипывает она, почти падая в мои объятия, а звук моего полного имени на ее губах окутывает меня, словно шелковое одеяло.

— Я здесь, — говорю я, поднимая ее.

Я обхватываю ее тело, прижимая ноги к своим бокам, и крепко держу, пока мы идем к двери.

Она цепляется за меня, а мои руки инстинктивно сжимаются на ее ногах и спине, чтобы убедиться, что между нами не останется даже сантиметра.

Не раздумывая, я выношу ее из комнаты, спускаюсь по лестнице, преодолевая ступени по две за раз. Вынужденная необходимость вынести ее из этого дома наполняет мои вены, заставляя мышцы напрягаться, пока я держу ее.

Я чувствую, как мое бьющееся сердце стучится о ее с другой стороны ребер. Мы проходим через общую комнату, затем выходим на улицу.

Свежий, влажный лесной воздух окутывает нас, и мы оба вдыхаем его глубоко и синхронно.

Я иду к машине, обдумывая, не стоит ли мне просто бежать до дома, чтобы не ставить ее на землю. Эта мысль сжимает меня еще сильнее.

— Киллиан… — шепчет она, ее лицо уткнулось в мою шею, тело дрожит.

— Я здесь, детка. Я здесь, — отвечаю, еще сильнее прижимая ее к себе, пока наши дыхания синхронно сбиваются.

Когда мы подходим к моей машине, я открываю пассажирскую дверь, удерживая Бьянку одной рукой.

— Мне нужно тебя опустить, — я приседаю, но она сцепляет ноги за моей спиной, крепко сжимая мои бедра своими, и сильнее обхватывает меня руками, не позволяя нам разойтись.

И черт, как же я не хочу отпускать ее.

— Бьянка, я здесь. Я никуда не уйду. Позволь мне посадить тебя в машину.

Я жду мгновение, чувствуя себя, словно гора, удерживающая снег, пока солнце медленно начинает его топить, угрожая забрать ее у меня.

В тишине, прежде чем она кивает, соглашаясь сесть, я понимаю, что она тоже это чувствует.

Я медленно скольжу по ее телу, ставя ее на землю, и ее ноги опускаются, чтобы встать самой. Я провожу руками по ее волосам, с ненавистью замечая кровь Килана на своих руках, ладонях, прикасающихся к ней. Даже мертвый, он не заслуживает быть так близко к ней.

— Посмотри на меня, — говорю я, поднимая ее лицо к себе, обеими руками обхватив ее щеки. — Детка, посмотри на меня.

Ее голова медленно поднимается, и глаза встречаются с моими. Мои ноздри раздуваются, и я резко вдыхаю, когда замечаю синяк, начинающий формироваться на скуле.

— Твою мать, — шиплю я. — Мне так жаль, Бьянка.

Ее глаза наполняются слезами, и когда она моргает, одна из них скатывается вниз по щеке.

Моя рука движется без колебаний, и большой палец смахивает слезу с ее кожи, прежде чем мои губы касаются того места, по которому она стекала. Ее тело напрягается, и это чувство заставляет мою кровь кипеть, словно лава.

Она испытывает беспокойство — возможно, из-за того, что только что произошло, или из-за того, что я никогда не был осторожен с ее сердцем. Любой из этих вариантов разрывает меня на части, пробуждая демонов, живущих внутри меня.

— Поехали, — говорю я, помогая ей сесть на пассажирское сиденье.

Пристегнув ее ремнем безопасности, я собираюсь закрыть дверь, но она хватается за мою руку, и в ее глазах отражается отчаяние. Мое сердце разрывается, зная, что я не могу изменить того, через что ей пришлось пройти. Я не знаю всех деталей, но, если бы Килан не был мертв, я вернулся бы наверх и убил его снова.

Присев рядом с дверью, я провожу рукой по щеке Бьянки и целую ее в лоб.

— Ты в безопасности, Бьянка.

Ее глаза изучают мое лицо, будто пытаясь сложить все кусочки сложной головоломки.

Она кивает, доверяя мне, и что-то глубокое, и всепоглощающее, одновременно болезненное и удовлетворяющее, взрывается в моей груди. Я еще не заслужил ее доверия. До этого момента я даже не знал, что хочу его.

Я закрываю дверь и иду к багажнику, зная, что только что поместил в машину что-то хрупкое.

Что-то хрупкое и невероятно ценное, и тяжесть ответственности за нее становится такой огромной, что земля трескается под моими ногами.

И только теперь я осознаю, что я сделал.

Я только что убил Хулигана.

Я убил Хулигана в доме Шона, и теперь я увожу его страховку — Росси.

Я открываю дверь со стороны водителя и сажусь в машину с чувством непреодолимой решимости защитить эту девушку, понимая, насколько это недопустимо.

«Один глубокий вдох, один последний шаг в бездну, где смерть протягивает свои объятия, приветствуя меня» — на ум приходит цитата Стефана Крейга. Поэтическая песня, озвучивающая принятие моих последствий.

Я только что убил одного из своих людей ради дочери моего врага.

Но ради Бьянки Колетты Росси я бы убил их всех.