Колонна и горизонты

БЕЛЫЕ ВОДЫ В ОГНЕ

Янко, Тале и меня направили в местный отряд, находившийся на горе Звиезда. Наша задача состояла в том, чтобы установить связь с партизанами. Смертельно усталые, перед вечером мы вернулись в батальон. Все уже было готово к маршу. Никто не интересовался, есть ли у нас силы, выдержим ли мы предстоящий марш, голодны ли мы, что принесли со Звиезды. Имущество было уже погружено на обозы. Вокруг нас трещали пулеметы, бушевали пожары.

В свое время, еще у Павиного поля, нас предупреждали, чтобы те, кто «не готов зубами разгрызать колючую проволоку перед вражескими блиндажами», не записывались в 1-ю пролетарскую бригаду. Ведь впереди ее ждали жестокие бои. В Округлице и Средне мы почти забыли об этом грозном предупреждении. Какое разочарование было написано на лицах тех парней, которые вышли тогда из строя на том лугу, у дороги! Они вернулись в свои партизанские роты для продолжения борьбы в Черногории. Не принимали в пролетарскую бригаду и тех, кто был единственным кормильцем семьи… После нападения на Добравин мы надеялись, что дни, заполненные напряженной учебой, еще продлятся. Но теперь со всех сторон к нам рвался враг, чтобы рассечь нас на части и уничтожить.

Пока наши роты и батальоны завершали разоружение четнических отрядов в селах и хуторах Романии, началось второе наступление врага. Это было примерно в середине января 1942 года. Немцы, усташи и домобраны, наступая с нескольких направлений, спешили захватить свободную Романию. Продвигаясь от Сараево, через Црвене Стиене и Мокро, от Вишеграда, Зворника и Кладаня, они оттесняли восточнобоснийские партизанские отряды и наши батальоны к Романии и Явору, где, как считали враги, нам была уготована верная гибель.

Что подстерегало нас за бесчисленными сугробами, никто не знал. Не знали этого и бойцы из посавской роты 5-го шумадийского батальона, когда они расстались с ужичанами перед зданием подроманийской казармы и, возглавляемые Чичей Романийским, пошли в направлении Власеницы.

К роте 2-го батальона, охранявшей Верховный штаб, позже, на пути к Праче и Яхорине, присоединились две роты крагуевчан и рота шумадийского батальона во главе с Николой Любичичем. Две крупные колонны противника — одна со стороны Рогатицы, другая со стороны Прачи, как и предполагал Фичо, — несмотря на сопротивление наших отрядов, спешили навстречу друг другу, стремясь любой ценой засветло соединиться в Подромании. В наших рядах началась паника. Колеблющиеся возвращались к четникам или открыто переходили на сторону немцев.

В ту ночь Верховный штаб с двумя ротами перешел железную дорогу и, переправившись через речку Прачу в районе Реновицы, покинул эту местность всего за несколько часов до того, как вокруг нее замкнулось кольцо окружения. В то время, когда Верховный штаб переходил железную дорогу, белградский батальон, ужицкая рота и несколько подразделений прачанского батальона обеспечивали движение в направлении Подграба и Прачи.

Вопреки ожиданиям, густой лес не смягчал стужу. Голова колонны осторожно вошла в Реновицу. Каждому очень хотелось зайти в какой-нибудь дом, чтобы согреть хотя бы руки. Но любой населенный пункт мог оказаться для нас западнёй. На окраине села, расположенного вблизи гор Яхорина, мы обнаружили дозор противника. Фашисты остановились и спокойно наблюдали, как движется наша колонна, затем повернулись и ушли.

Вся ночь и половина следующего дня прошли в марше. Вокруг простирались хвойные леса, засыпанные снегом, нигде не было и признаков человеческого жилья. Только после полудня впереди наконец показались избы. Обессилевшие люди уснули прямо на полу.

Ночью — снова марш. Около полуночи наш батальон подошел к бревенчатым избам и сараям, между которыми стояли стога соломы. Это было село Белые Воды. Избы оказались переполненными беженцами — стариками, детьми, женщинами. На кроватях всем не хватило места, и люди спали прямо на полу. Перед избами дымились земляные печи, возле которых суетились женщины. Осторожно перешагивая через спящих, мы втроем нашли себе место на полу возле кровати, на которой спали люди, накрывшись ряднами. Опустившись на пол, я подвинулся, чтобы не придавить спящего, но тот проснулся, с трудом вытащил руку и начал меня отталкивать. Я увидел красивое девичье лицо. Рядом с ней спала другая девушка. Придя в себя, они немного потеснились, чтобы освободить место нам. Сонное тепло спящих подействовало на нас сразу. Мы моментально уснули. Проснувшись, увидели круглый противень с картофелем.

— Всю ночь по очереди готовили еду для партизан, — сказала одна из девушек, которых мы нечаянно разбудили ночью. Ее голос звучал почти весело. — Хочется как можно больше приготовить, чтобы всех вас накормить.

Откуда у нее столько спокойствия и силы?! Не сломили ее беды, обрушившиеся на Белые Воды! Говорит, что два месяца назад вышла замуж. Ее муж там, с партизанами.

За селом началась стрельба. Некоторые дома уже были объяты пламенем. Снег вокруг них заметно темнел, оседал. Через несколько минут нашу роту послали на позиции. Утопая по пояс в снегу между огромными елями, добрались мы до своих мест. Где-то за лесом догорали села. На рассвете следующего дня мы оставили позиции и пошли дальше. Я не знал, куда мы идем. В пути нам встречались местные жители — крестьяне, покинувшие свои горящие села. Они стояли на обочине, у деревьев, кутаясь в домотканые покрывала. Может быть, среди них была и та молодая женщина, которая готовила нам в Белых Водах завтрак. Крестьяне безучастно смотрели, как догорают их дома.

Согнувшись под тяжестью пулемета, Драгутин Лутовац что-то бормотал себе под нос, и трудно было понять, поет он или причитает, видя эту ужасную картину. Запомнились мне его слова:

После полудня хвойные леса, стрельба и пожары остались позади.

Перед вечером колонна остановилась на холме, поросшем кустарником. Перо Четкович взобрался на большой камень, чтобы сообщить личному составу батальона о том, что противник наступает со всех сторон и что, если наши подразделения нарвутся на засаду или на группы вражеских лыжников, мы должны группами и поодиночке пробиваться в направлении расположенного неподалеку села. Из слов Четковича вытекало, что в данной обстановке нужно спасаться, кто как может. То прекрасное, светлое и большое, о чем мы столько мечтали, исчезло в одно мгновение. Осталось только ощущение ненадежности земли, на которой стоишь, и холода, распространявшегося от желудка к сердцу, холода, не дававшего перевести дыхание. Это неожиданное известие не выбило нас из колеи. Напротив, оно мобилизовало нас. Теперь мы были готовы вынести все, что только может случиться. Даже смерть, думал я, разделенная с многими товарищами, не будет страшна.

А тем временем в Пеноваце произошло следующее: наш 5-й шумадийский батальон, словенский взвод и небольшие группы бойцов романийского и бирчанского отрядов после боя с мотопехотой и лыжниками противника у Плочи отошли к Пеновацу — маленькой железнодорожной станции, расположенной глубоко в лесу. Чича Романийский рассчитывал, что противник обойдет это глухое место и пойдет дальше, в Романию. Когда рассвело, бойцы поняли, что станция в долине, окруженная рощами и занесенная со всех сторон снегом, вовсе не подходящее место для размещения. Командир роты Момчило Вукосавлевич, бывший сержант авиации, и заместитель комиссара роты Милослав Боич, до войны рабочий из Обреноваца, желая успокоить бойцов, пошли к Чиче Романийскому, чтобы узнать о предстоящей задаче. Вернувшись, они приказали бойцам заниматься осмотром оружия. Чича не сказал ничего определенного о предстоящем марше.

Казалось, что день тянется очень медленно. Но вот наконец подошла колонна саней в воловьих упряжках. На станции началась перегрузка. Бойцы изо всех сил старались как можно быстрее закончить работу и покинуть эту долину, которая казалась им западнёй. Люди сгибались под тяжестью ящиков с мукой, солью, сахаром и гранатами, скользили, падали на снег и злились. Все, что мешало погрузке — винтовки, подсумки, рюкзаки, — было отброшено в сторону.

Тем временем Бранко Татомирович вернулся со своей группой из разведки, которая действовала в направлении Хан-Пиесака. Разведчики доложили, что в Берковине, в четырех километрах от станции, они встретились с немцами. После такого известия дальнейшая работа была бессмысленной, в особенности возня с двумя полевыми орудиями без замков. Взводы и роты засуетились у лесопильни и станции, бойцы схватили свои винтовки, рюкзаки, пулеметы.

Вскоре лыжники в белых маскхалатах с холма, а кавалеристы с железнодорожной насыпи открыли огонь. Кто-то из наших громко скомандовал бойцам занять позиции слева и справа от станционных зданий. Между выстрелами уже слышались выкрики на немецком языке: «Стой! Руки вверх!»

Возчики из местных жителей попрыгали в речку, чтобы спрятаться между лежавшими в воде балками и под водопроводными трубами. Станция засуетилась, как встревоженный муравейник. Перепуганные лошади обрывали постромки и убегали прочь, волы опрокидывали телеги… Бойцы падали, сраженные пулями, раненые громко кричали от боли. Лыжники, не останавливаясь, строчили из автоматов и спешили дальше, чтобы закрыть выход в сторону Олово. Станция была окружена. Из-за домов, снежных сугробов, заборов и аккуратно сложенных пиломатериалов наши бойцы продолжали отстреливаться, но с каждой минутой их сопротивление ослабевало.

Наши подразделения стали беспорядочно отступать; некоторые бойцы отходили к речке и шли дальше, к опушке леса, но эта местность простреливалась станковым пулеметом противника с соседнего гребня. Из членов штаба батальона спастись удалось немногим. Чича Романийский побежал на станцию, чтобы позвонить в Олово, но, сраженный пулей, упал всего в нескольких шагах от убитого командира 5-го шумадийского батальона Милана Илича, носившего псевдоним Чича Шумадийский. Комиссар батальона Драган Павлович, бывший студент, имевший за плечами большой опыт партийной работы и не один год просидевший на каторге, был ранен в обе ноги; он опустился на утрамбованный снег и отстреливался до последнего патрона. Снег чернел под телами убитых, раненых и тех, кто, прижатый автоматными очередями к земле, выжидал момент, чтобы сделать следующий рывок вперед.

На поле боя осталось более 60 погибших бойцов, и среди них 42 пролетарца. 10 человек из словенского взвода и 11 из романийского отряда. Таким образом, шумадийский батальон практически перестал существовать. При помощи оставшихся в живых крестьян немцы и усташи опознали труп легендарного Славиши Вайнера, носившего псевдоним Чича Романийский. Его положили в сани и повезли в Хан-Пиесак, чтобы выставить там на всеобщее обозрение. Затем его показывали и в окрестных населенных пунктах.

Группы уцелевших бойцов, преследуемые немецкими автоматчиками, безостановочно отступали в направлении Олово. Никто из бойцов даже не заметил, как позади остались пять километров трудного пути и они оказались на станции с названием «Невачка».

И вот теперь, выслушав Перо, мы снова выступили в поход. Шли, не говоря почти ни слова. Обмотанные тряпками, с намерзшими на них сосульками льда, мои ноги выглядели довольно неприглядно. Несмотря на то что в моей голове одна ужасная картина сменялась другой, я никогда еще так остро не чувствовал, что наша колонна представляет собой серьезную силу. Опасность, преувеличенная страхом, исчезала сама по себе, и мне по мере ее исчезновения все больше становилось стыдно за проявленную мною растерянность в бою за Добравин.

Насколько сложна была тогда обстановка, видно было и в боях за село Белые Воды. Противник, по словам бойцов одной из рот кралевацкого батальона, подходил к нам со стороны Рогатицы. Вражеские солдаты, шедшие в обход от Црвене Стиене и Мокро, уже обнаружили наши силы, которые остановились на дневку в селе Педише.

2-й черногорский батальон и романийский партизанский отряд неожиданно встретились с противником у села Белые Воды. После небольшого боя обе стороны отошли. При отходе часть бойцов черногорского батальона соединилась с участвовавшими в этом бою боснийскими партизанами и образовала целую новую роту. Штаб 2-го батальона понял, что в селе находятся незначительные вражеские силы, и приказал новой роте овладеть им. Выдвигаясь на рубеж атаки, это подразделение встретило группу домобранов из пятнадцати человек, которые сдались без единого выстрела. При этом было захвачено два станковых пулемета. Эти домобраны умышленно покинули расположение своей части, чтобы не принимать участия в злодеяниях усташей. Наши бойцы осмотрели их оружие и не обнаружили нагара на внутренних стенках стволов. Этих людей сразу же освободили.

В Белых Водах противника не оказалось, и рота остановилась там на ночь. Выставленные часовые охраняли ближайшие подступы к селу, а дозор контролировал дорогу, ведущую к населенным пунктам Стари Град и Лучевик, откуда прошлой ночью появился противник. На рассвете из села Вражича вышла лыжная колонна автоматчиков противника. Она направлялась к Долово и Педише. Наступая на двух направлениях, противник окружил Белые Воды. Часовой выстрелом разбудил роту. Встревоженные бойцы выбежали из домов и сразу же поняли, что окружены. Оборонялись кто как мог, отстреливались из-за бревенчатых изб, заборов, сугробов. К противнику непрерывно подходило подкрепление. Те два «домобранских» станковых пулемета сослужили нашим бойцам хорошую службу. Пулеметный огонь косил не только первую цепь противника, но и подтягивавшееся к нему подкрепление. Враг обрушил на оборонявшихся шквал огня.

Тем временем противник ворвался в село Педише. Теснимый превосходящими вражескими силами, взвод черногорцев оставил позиции под селом Штитар и начал отход в сторону Добродола. Штаб 2-го батальона вернул этот взвод на прежнюю позицию и приказал атаковать противника во фланг. Атака удалась. Только благодаря этому был обеспечен выход из окружения наших бойцов под Белыми Водами. На снегу возле изб остались тринадцать молодых черногорцев и один романиец. Не многих раненых удалось спасти. Вучета, Милика и Драгутин Люмовичи, Радомир, Джордже и Комлен, Ташковичи Радомир и Вуядин, Божовичи Радован и Райко, Петр Бркович, Милисав Четкович и Мило Маркович погибли в бою за Белые Воды, может быть, в тот же самый час, когда под Пеновацем сложили свои головы шестьдесят шумадийцев, словенцев и боснийцев.

В горах Озрен эта группа бойцов с большим трудом пробивалась через сугробы. Свирепствовала метель, мороз грозил превратить людей и лошадей в ледяные глыбы. В тучах снега проводники не могли ориентироваться, и колонна сбилась с пути. Чтобы не потеряться, бойцы держались за руки. Перед рассветом они набрели на занесенную снегом хижину и решили, что неподалеку находится населенный пункт. Но о недавнем присутствии людей в хижине ничто не говорило. Отчаявшиеся бойцы, забыв о том, что марш должен происходить в строгой тайне, начали громко звать на помощь. Их крики услышали крестьяне из ближнего села Вукиняча. Они вышли с зажженными факелами и отозвались на крики, но бушевавшая метель заглушала их голоса. Тогда крестьяне пошли к бойцам навстречу. Прибыв в село, командир группы немедленно направил в штаб бригады посыльного, который доложил командованию о месте нахождения группы и причине ее задержки.

Днем бойцы спали и, только когда начало темнеть, с новыми силами продолжили марш. Чтобы наверстать упущенное время, 2-й батальон решил идти напрямик, коротким путем, но вскоре снова потерял дорогу. Вместо того чтобы направиться в обход горы Столне-Стиене, колонна с обозом, ранеными и тяжелым оружием пошла в противоположную сторону. За ночь вьюга замела все дороги. Бойцы пробивались наугад, руками и ногами подминая под себя снег метр за метром и таким образом создавая опору для лошадей, которые под тяжестью раненых и груженного на них имущества утопали в сугробах до самых седел. Часто приходилось снимать все грузы с лошадей и на руках переносить через сугробы и засыпанные снегом ямы. Так «короткий путь» оказался вдвое длиннее обычной дороги. Комбриг Коча встретил их в селе Стублины. Батальон очень опоздал, и Коча едва сдерживал гнев, но, увидев измученные лица людей, он приказал разместить прибывших по домам и предоставить им отдых.

Наш 1-й батальон, в отличие от 2-го батальона, штаба бригады и бригадного медпункта, совершая марш, не встретил особых трудностей на своем пути. После полуночи южный ветер принес нам запах воды. Глубоко в озренских лесах, в ущелье, возле заледеневших водопадов показались мельницы. На фоне отвесных скал вырисовывались дубы, а под ними, точно прилепленные к утесам, ютились домики. Поселок спал, словно притаившись в надежде остаться в стороне от грозных событий. На наш стук отворилась дверь одной из мельниц. Запахло мукой и мешками. Голос из темноты спросил, кто мы. В поселке засветились многие окна. В целях маскировки командование батальона немедленно отдало распоряжение везде закрыть ставни. В течение дня бойцам и местным жителям запрещалось выходить из домов, если в этом не было крайней необходимости.

Для разведки дорог, ведущих к Сараево, была выделена рота семизовчан. Предполагалось, что выход из окружения будет осуществляться именно в этом районе, и рота получила задачу обеспечить подход туда наших войск.