На подступах к городу уже гремел бой. Высоко в небе разыгрывались воздушные дуэли. Стремясь сохранить город от разрушений, советское командование не применяло свои бомбардировщики, больше того, оно привлекло сюда огромные силы истребительной авиации, чтобы не допустить к Белграду бомбардировочную авиацию гитлеровцев. И советские истребители не позволили вражеским бомбардировщикам разрушить город.
Вооруженные жители города, присоединившись к воинам НОАЮ и Красной Армии, умело преодолевали простреливаемые пространства возле Славии и Мостара, выносили с поля боя раненых и хоронили погибших бойцов.
Рабочий и студенческий Белград — до войны боевой оплот коммунистов в их борьбе против реакционных режимов, — город Босы Миличевич, Живана Седлана, Жарко Мариновича и Мирко Срзентича, студентов, павших от полицейских пуль во время демонстраций, город, который полностью вышел на улицы, чтобы выразить свой протест против присоединения к Тройственному пакту, город, который, проснувшись 6 апреля 1941 года среди развалин, пожарищ и смерти, не прекращал сопротивления в течение всех лет оккупации.
На улицах пылали гитлеровские гаражи, склады горючего и военные грузовые машины, от пуль подпольщиков падали гестаповские офицеры и шпионы. Патриоты ликвидировали пресловутого Космаяца. Между городским подпольем и партизанами была установлена надежная связь, и благодаря этому тысячи бойцов были переправлены из города в партизанские отряды. Белград, совершивший героические подвиги и потерявший многих своих героев: Джуро Стругара, Воислава Вучковича, Елену Четкович, Вукицу Митрович, Давида Паича, Станислава Сремчевича, Джуро Гаича, Мирко Томича, Бошко Вребала, Бранко Джоновича и Слободана Йовича, Белград, о котором в Рудо черногорские студенты вспоминали как о давнем знакомом и товарище, Белград, чей пример заставлял нас, молодежь 1-й пролетарской бригады, быть по-коммунистически активными и стойкими в боях, — этот Белград наконец дождался момента, чтобы взяться за оружие и вместе с нами и советскими войсками пойти на решающий штурм.
Один наш батальон прошлой ночью неожиданно столкнулся у железнодорожной станции Мостара с моторизованной колонной гитлеровцев. Вначале бойцы батальона подумали, что это приближаются советские войска, но затем, когда они услышали немецкую речь, отходить было уже поздно. Пришлось занять оборону и отражать натиск превосходящего противника, окружившего станцию со всех сторон. Этот бой продолжался целый день.
Штаб нашей дивизии разместился на Светосавской улице над Славией. Когда мы прибыли туда, Милоня сообщил нам, что в соответствии с планом наша рота размещается на Дедине.
Стрельба в городе становилась все сильнее. Бойцы НОАЮ, советские солдаты и вооруженные горожане — все, не жалея жизни, дрались с врагом. Фашисты ожесточенно обороняли крупные здания, превращенные в узлы сопротивления. Чтобы их выбить оттуда, приходилось использовать артиллерию. Бой медленно перемещался к крепости Калемегдан и мосту через реку Сава. В парках вокруг Славии чернели свежие могильные холмики, а непосредственно за стрелковыми цепями царила настоящая суматоха: белградцы подносили бойцам еду и питье, выносили раненых и просто наблюдали за боем, чтобы потом поделиться впечатлениями со своими знакомыми.
Мы разместились на Дедине, вблизи штаба артиллерийского дивизиона Паевича, орудия которого в данный момент поддерживали пехоту. Дивизион был в трауре: в этот день он потерял своего комиссара Миля Родича, жизнерадостного молодого рабочего из Дрвара. Когда дивизион во время боя, максимально приблизившись к противнику, перешел на стрельбу прямой наводкой, комиссар был сражен пулей фашистского снайпера.
На соседней вилле, где раньше жили гитлеровские офицеры, какой-то боец из Лики раздавал жителям города кожаные кресла, кушетки и другую господскую мебель. Это был последний случай, когда мы поступали так. Если раньше, освобождая какой-нибудь город, мы знали, что не сможем его удержать, и торопились раздать все ценное имущество местному населению, то теперь все было иначе. На виллу пришел товарищ из интендантской службы и потребовал собрать все розданное имущество: оно понадобится для госпиталя, который скоро прибудет в город.
В момент самых жестоких схваток на улицах города над войсками, участвующими в Белградской операции, нависла угроза: с востока от Смедерово сюда подходила крупная немецко-фашистская группировка. В случае ее успешного прорыва и соединения с оборонявшимися в столице немецкими войсками битва за Белград, на мой взгляд, еще бы больше затруднилась. Навстречу этой группировке уже выдвигались советские самоходные орудия, которые мы раньше видели у Баницы. Они должны были остановить гитлеровцев и предотвратить их удар в тыл советских и югославских войск. Вдоль смедеревского шоссе, за Авалой, части Красной Армии и наши войска вели бои, которые по тяжести не уступали боям в городе. Группировка немецких войск была почти полностью разгромлена. Здесь прекратила свое существование и 1-я горнопехотная дивизия немцев вместе с ее командиром генералом Штетнером. 20 октября 1944 года, после шести дней ожесточенных боев, последние группы немцев, под огнем артиллерии, накрываемые залпами «катюш», бежали из Белграда и через Саву отошли в направлении Срема. На улицах города начался настоящий праздник. Нашей радости не было предела.
Большой митинг в Банице, на котором присутствовали все воинские части, принимавшие участие в битве за Белград, был только частью великого торжества. В присутствии Верховного Главнокомандующего и нескольких тысяч граждан, союзнических военных миссий и воинов Красной Армии здесь из закаленных в боях итальянских батальонов имени Гарибальди и Матеоти была сформирована новая бригада, получившая название «Италия». В состав этой бригады вошли также бывшие итальянские военнопленные, томившиеся в фашистских лагерях в Белграде. Когда итальянским бойцам в Санджаке сказали, что при желании они могут немедленно выехать из какого-нибудь порта на Адриатическом море в свою страну, гарибальдийцы без раздумий ответили, что хотели бы остаться с нами. Товарищ Тито сердечно поздоровался с командиром новой итальянской бригады товарищем Марасом, бойцы которого участвовали в десятках боев; многие из них вместе с воинами НОАЮ и Красной Армии погибли здесь, в битве за Белград.
На холме, возвышавшемся над расположением нашей роты, в вилле, находился советский художественный ансамбль песни и пляски. Сердечные и скромные советские офицеры часто приглашали командование нашей роты на дружеские встречи. Разговор переходил с одной темы на другую. Советским товарищам очень нравилось, что мы хорошо знаем и безгранично любим Советский Союз и Красную Армию.
Позже роту перевели с Дединя в здание рядом со штабом дивизии. Много зданий в Белграде было повреждено. На стенах были сделаны надписи на русском языке: «Проверено, мин нет», а ниже шли подписи советских саперов. Жизнь в городе быстро входила в нормальное русло. До поздней ночи в домах культуры звучала танцевальная музыка. На улицах Теразии снова скрипели тормозами трамваи, а перед гостиницей «Москва» под звуки гармоники, сплетаясь в коло, плясали бойцы и горожане.
Вокруг площади на Славии стояло несколько десятков гробов с именами красноармейцев и бойцов нашей бригады. Там же мы увидели и имена комиссара 1-го батальона Блажо Попиводы, бывшего знаменосца бригады (сколько раз я видел, как он вел бойцов в атаку!), и его заместителя Душана Милутиновича. Штаб батальона потерял в боях половину своих людей.
В покрытых первым снегом парках на могильных холмиках лежали букеты свежих хризантем, которыми белградцы засыпали могилы своих освободителей. Позже тела погибших были перенесены из парков и площадей на Новое кладбище. Я написал об этом краткое сообщение, и оно было напечатано в «Борбе». Это была моя первая публикация.
Снова в роте, как когда-то в Горажде и под Прнявором, бойцы начали очень следить за собой, регулярно чиститься и бриться. Однажды мы послали по делу нашего вестового Джуро, юношу из Хорватского Загорья. Он не возвращался целых три часа. Когда он пришел в роту, от него потребовали объяснений. Джуро оправдывался, рассказывая, что события, происходившие на улицах, так увлекли его, что он даже забыл, зачем его послали. Когда юноша увидел, что крайнцы и сербы пишут письма своим родственникам из свободного Белграда (а это звучало так торжественно!), он, как когда-то Зако Валич, взялся за изучение букв, чтобы самому написать своим родным. Он забыл, что Загреб еще находился по ту сторону Сремского фронта.
В нашу роту толпой повалили молодые белградцы. Каждый горел желанием вступить в армию. Только за два дня мы приняли около двадцати новичков. Пришлось позвонить в штаб дивизии и спросить совета, что делать с пополнением — если дела так и дальше пойдут, рота превратится в батальон. Владо Щекич устроил нам за это настоящий разнос. Оказалось, что мы занимались не своим делом. Всех добровольцев следовало отправлять в мобилизационные пункты.
Одновременно сотни молодых белградок изъявили желание ухаживать за ранеными в госпиталях. Белградцы массами посещали своих знакомых и друзей, раненных во время битвы за город, и находились с ними до тех пор, пока медперсонал не напоминал им, что время свиданий истекло. В развалинах и подвалах жители столицы через несколько дней после освобождения все еще обнаруживали мелкие группы притаившихся гитлеровцев, которые не теряли надежды, используя свои старые связи, раздобыть гражданскую одежду и незаметно скрыться.