Колонна и горизонты

КОТОР-ВАРОШ

Двигаясь на восток, через Врбас и долину реки Босна, мы вскоре оказались у Скендер-Вакуфа. Вьюга буквально заметала нас. Но, несмотря на трудности перехода, наша колонна продолжала жить полнокровной боевой жизнью. Мы постоянно стремились проникнуть в замысел противника и, следуя военной логике, почти интуитивно научились определять своего рода барьер, предохранявший нас от всякой случайности. Мы и случайность старались сделать своим союзником. В общем, делали все, чтобы отнять военное счастье у врага. Боевая деятельность не прекращалась и во время отдыха. Бойцы спешили получить новые задачи.

Прослышав, что сюда подходят пролетарские бригады, несколько, сот четников поспешно убрались с нашего пути. Перед Котор-Варошем мы разделились на две колонны: крагуевчане и белградцы со 2-м черногорским батальоном и 3-й санджакской бригадой под командованием Лекича наступали непосредственно на Котор-Варош; другая часть наших сил — кралевцы, ловченцы во главе с Милоем Милоевичем и мы — двинулись к Баня-Луке, чтобы прикрыть наступавших на Котор-Варош с этого направления.

На рассвете 4 декабря наши подразделения начали окапываться у шоссе, возле речушки Врбани. За нами на холме виднелись сады, рощи, крыши сельских домов, а на самом верху стояло противотанковое орудие Любеза. На заснеженном лугу чернела только что вырытая земля. Это сооружались окопы для наших станковых и ручных пулеметов. Выстрел с наблюдательного пункта должен был послужить сигналом к открытию огня с боевых позиций.

С наступлением дня напряженность возрастала. Было ясно, что гитлеровцы поспешат из Баня-Луки на помощь своим в Котор-Варош. Когда совсем рассвело, из-за поворота, содрогая землю, появилась колонна из семи металлических громадин. Пушечные стволы танков, будто щупальца, «обнюхивали» ближайшие холмы. Перед рвом на шоссе танки остановились. С расстояния около трехсот метров мы открыли огонь из всех видов оружия. Было видно, как пули, словно кресало, высекали искры и отскакивали от брони. Началась дуэль, в которой наш Любез держался почти до последнего снаряда. Семь вражеских орудий вели огонь в основном по домам и заборам, пытаясь нащупать орудие Любеза. В дерево рядом с противотанковым орудием попал снаряд, и оно переломилось, как березовый прутик. Расчет Любеза повредил гусеницу одного из танков. С тыла нас атаковали четники из Липовицы. Бурич послал туда Войо Абрамовича вместе с 1-й и 2-й ротами, но четники отошли еще до того, как наши бойцы развернулись для контратаки. Прицепив поврежденного «собрата», танки, отстреливаясь, задним ходом скрылись за поворотом. Многие наши артиллеристы получили ранения, а наводчик Миомир Вешович, бывший офицер, был убит. Рядом с ним лежало всего три неиспользованных снаряда.

Гитлеровские моторизованные подразделения предпринимали отчаянные попытки пробиться в направлении Котор-Варош, Баня-Лука, но, потерпев неудачу, отошли. Экипажи и водители поврежденных трех бронетранспортеров и нескольких грузовиков сожгли свои машины и скрылись в лесу. Котор-Варош был полностью освобожден.

В эти дни в одной из наших рот произошел нелепый случай. Два товарища, находясь в разводке, развернули «теоретическую дискуссию», которая переросла в ссору и подтрунивание: «Если ты не маменькин сынок, давай покажи себя в бою!» И оба помчались по заснеженному полю к немецким окопам. Станковый пулемет сразил обоих и сразу решил их спор.

После долгих скитаний по лесам и селам вокруг Котор-Вароша мы заночевали в доме одного богатого серба. В углу комнаты находился иконостас, огромный, как классная доска, в центре которого горела лампада. Зашел разговор о религии. Из всего, что хозяин о нас слышал и знал, больше всего его смущало наше непочитание бога. Мы объяснили, что уважаем религиозные чувства верующих, но как коммунисты больше верим в человека, так как человек — творец всего, и именно он, а не кто-то иной, создал и веру в бога, которая хотя и не освободила его от страха перед силами природы, но все же заставила поверить, что она защищает его от них.

На столе появились огромные деревянные миски с горячим супом. Озябшие и усталые, мы даже почти не думали о еде, хотелось как можно скорее лечь на пол и забыться во сне.

Однако, или это мне показалось, чья-то рука потянулась за деревянной ложкой. Хозяин же будто этого только и ждал. Он медленно, как и предписано ритуалом, поднялся и сказал, что по существующему у них обычаю перед обедом нужно прочитать молитву. Мы расценили это как испытание нашего уважения к чувствам верующих и вслед за хозяином встали, поснимали шапки, будто и до этого всегда так делали, и отстояли хозяйский «отче наш». По окончании молитвы произошло то, чего никто из нас и предположить не мог. Видимо, сказалась крайняя усталость. Когда хозяин начал креститься, заканчивая молитву, кто-то из нас, трудно сказать, кто именно, поднял руку, чтобы почесать лоб, а другим показалось, что он присоединился к хозяину. И у всех по неписаному закону рефлексов руки сами начали креститься. Подобревший хозяин теперь, казалось, с большей, чем раньше, сердечностью всем своим видом говорил: вот теперь вы здесь не чужие, пожалуйте к столу. А мы, сконфуженные такой любезностью, молчали и мысленно проклинали себя за то, что предали свои принципы за этот, минуту назад такой желанный, а теперь совершенно безвкусный суп.

Позже мы старались даже в шутку не напоминать друг другу об этом «крещении».