Крестраж # 1

Глава 31 Проблемы доверия

Очнулся утром, за час до начала занятий в своей кровати факультетской спальни с квадратной головой, гадостным привкусом во рту и проспиртованной атмосферой вокруг. Первое моё похмелье в этой жизни, и сейчас я чувствовал, что не стакан огневиски, доставшегося в наследство от О'Нила, выпил, а как минимум половину ящика этого адского пойла выхлебал в одно лицо. М-да, главное — не привыкнуть к такому и не покатиться по наклонной с решением всех проблем подобным образом.

После казни мы вдвоём с Сириусом вернулись в «Логово» в несколько дерганом и подавленном состоянии, и, уже молчаливо сидя в креслах перед камином, я не нашёл ничего лучшего, чем снять стресс обычным для мужиков способом. Крёстному хорошо, у него ещё один способ в его спальне «массу давит», мне пока такое не доступно. Завидую ему, немного, светлой завистью. Мне завтра на учёбу с утра, вернее, уже сегодня, а ему тут красотуля под боком и медовый месяц, с–с–собака!

Что мы по пьяни друг другу говорили и рассказывали, я припоминаю довольно смутно, но отчётливо помню, как взбешённая новоиспечённая миссис Блэк наорала на нас и отволокла бухого крёстного наверх в их спальню, а я, пошатываясь и икая, поплёлся в свой кабинет, с пьяной тщательностью совершил переход в свою лабораторию, с трудом из неё вылез и, не раздеваясь, рухнул в свою кровать.

И вот теперь я пялился в потолок балдахина своей кровати и со скрипом мозговых извилин корил себя, что в моей аптечке нет простого антипохмельного — великого, без всякого преувеличения, даже гениального, изобретения магического мира. Хотя когда бы я смог подумать о таких вещах? Совсем не рассчитывал, что «начну» в таком юном возрасте. Пришлось вставать и по стеночке, чтобы «не расплескать», очень аккуратно добираться до душевой. Контрастный душ и зубная паста помогли лишь отчасти, и на общее состояние с выхлопом не сильно повлияли. Волшебники… Прав был Снейп, чтоб ему икалось, глупое размахивание палкой тут не поможет, зельеварение — величайшая наука! Ну почему? Почему, я спрашиваю, зелье от похмелья есть, а чар от него же не существует? Я даже из всего обширного арсенала колдомедицины не могу подобрать что–то для снятия абстинентного синдрома. Можно, конечно, применить комплекс от отравления и с использованием «Очищающего», но не с моими трясущимися руками. А может?.. У Гермионы ведь получилось?

— Тампи! — в пространство позвал я.

— Молодой господин Гарри звал Тампи?

С громким хлопком, после которого меня чуть не стошнило, передо мной появилась моя старая знакомая домовушка, как всегда сосредоточенная и серьёзная. Мгновенно оценив моё состояние, она осуждающе посмотрела на меня и неодобрительно покачала головой. Короче, выразила мимикой все те чувства, которые подходили для данной ситуации.

— О великая королева домовых эльфов, — высокопарно и с похмельным апломбом начал вещать я для смутившейся Тампи. — Не найдётся ли у вас «эликсира Верне» для страждущего, недостойного волшебника? Я заплачу!

Румяный и в прекрасном настроении, спустившись вниз в гостиную, я заметил ещё одну раннюю пташку, которая сидела на диванчике около окна с неизменной книгой в руках. Немного напрягся, когда разглядел, что она была невыспавшаяся, нервная и какая–то вся подавленная.

— Доброе утро, Гермиона, что–то случилось? — присев рядом с ней, спросил я.

— Ты позавчера показывал мне то, что тебе прислала миссис Уизли, помнишь? — спросила она меня и после моего согласного кивка продолжила. — А вчера Джинни меня угостила конфетами и предлагала сразу их попробовать… настойчиво. Но ты же знаешь, как я отношусь к сладкому, и позже я применила то заклинание, которое ты советовал, для проверки всех подарков.

Она замолчала и с надеждой посмотрела на меня.

— Как так можно, Гарри? Я же всегда к ним хорошо относилась, а они… оказывается, травили меня какой–то гадостью.

— Потому и хорошо относилась, — буркнул я, беря её за руку. — Пойдём, здесь не место для таких разговоров.

Мы вышли из гостиной, прошли немного по коридору и остановились напротив той самой кладовки, в которой перед каникулами я варил зелья.

— Пошёл вон, мелкий засранец! На колени, ничтожество! Ты должен умолять меня, чтобы я откры… — начала возмущаться бронзовая ручка в виде головы медузы–горгоны по центру двери.

— Ты, я вижу, меня забыла, тупая деревяшка? Я могу напомнить! — и пнул дверь носком ботинка.

Дверь поспешно и без звука отворилась, пропуская нас в уютную, нашими совместными трудами обустроенную комнатку. Усадив Гермиону в удобное кресло, которое всё ещё держало трансфигурацию спустя два месяца, как и мой турник, к слову, я начал рассказывать, как я вижу всю ситуацию в целом:

— Понимаешь, Гермиона, у Уизли очень много парней, и потому естественно желание Молли пристроить их. Ты ведь сейчас заметила, после летних каникул, что в их обществе тебе неприятно и неуютно? Это от того, что кончился эффект всего, что эта пробивная кошёлка добавляла во все вкусности, присылаемые к незначительным праздникам нам, как друзьям Рона. Мне пока с эффектом привязанности к Рончику, а тебе уже, наверное, с изрядной долей стандартной амортенции к тому же Рону или одному из близнецов, а то и к двум сразу, от неё и подобного можно ожидать. Самое интересное, что очень скоро подобными конфетами и меня будут травить все, кому не лень…

Я рассказывал и рассказывал, вываливал на неё все свои выводы и возможные варианты развития событий с обоснованными объяснениями, почему так, а не иначе.

— А почему ты мне, ну… рассказал это всё только сейчас? — спросила потерянная и ставшая, казалось бы, ещё меньше и незаметней, какая–то вся поникшая Гермиона.

— Почему рассказал только сейчас, а не почему вообще рассказал? — она кивнула. — Сложный на самом деле вопрос, особенно для меня. Я не знал, кому можно доверять, да и кому было бы какое дело, что со мной творится. Кроме тебя, конечно, — добавил я, улыбнувшись на её возмущённый взгляд.

— И что теперь? Как они вообще могли… — начала было возмущаться Гермиона.

— Ой, вот только не надо! Всё ты понимаешь, — насмешливо сказал я. — Я наблюдал за тобой, и если раньше ничего не понимал, то сейчас мне очень многое открылось. Ведь ты себя тоже ведёшь очень подозрительно, особенно на фоне того, какой ты была на каникулах и стала здесь, в школе. Окончательно понял всё уже перед поездом, там, на перроне. Ты, например, знаешь, какие сложности и опасности тебя здесь ожидают, и потому так перевоплощаешься и ведёшь себя. Я прав?

Она понуро молчала, кривила губы и чуть не плакала.

— Вот только не помогут все твои ухищрения, поверь. Тут такое дерьмо творится!

— Гарри, что за выражения, — тихо, по привычке, прошептала Гермиона.

— Дерьмо! — надавил я. — И ты в него вляпалась уже по факту своего рождения волшебницей. Ведь ты умная девочка и мигом просчитала, что здесь далеко не прекрасная сказка, а самый что ни на есть серпентарий и банка с пауками, где о гуманизме и общечеловеческих ценностях довольно смутные представления. Наверняка перечитала всю полезную литературу, что нашла в библиотеке, но не нашла и малую часть ответов на свои вопросы. Но одно ты должна была понять, здесь правит сила, а не закон, особенно в отношении таких как ты — магглорождённых. Так?

— Да, — нехотя призналась она. — Что ты имел в виду, говоря, что не поможет?

— Ты, Гермиона, слишком… яркая.

— Ну конечно, — скривившись, скептически пробормотала она.

— И не только внешне, хоть и пытаешься это скрыть. У тебя громадный магический потенциал, и многие это видят, поэтому ты уже сейчас превращаешься в объект охоты или нежелательную помеху в чьих–то планах и можешь поверить, здесь у тебя очень мало шансов на самостоятельность, — продолжил я трудный, неприятный для меня и неё разговор.

— Я думаю, что ты преувеличиваешь. Кому я нужна такая — лохматая заучка и зануда? — грустно спросила она.

— Скажи, Гермиона, почему ты стала дружить со мной? Только честно, — неожиданно для неё спросил я.

— Я… всегда была одна… Думала, здесь найду друзей, я ведь никогда не знала, как это — дружить… — словно во сне тихо говорила она. — Сначала вы с Роном вели себя… вернее, только Рон, вел со мной как и там, в старой школе, а потом… тролль, приключения в запретном коридоре и дальше… У меня здесь нет никого ближе, чем ты… я… я не знаю… — совсем уже поникнув и покраснев, шептала она.

Я подошел, присел на подлокотник кресла и приобнял вздрогнувшую в моих руках девушку. Сначала напряжённая, она через минуту немного расслабилась и прислонилась к моему боку, а я зарылся рукой в густые волосы, притянул её симпатичную головку к своей груди и стал успокаивающе гладить.

— Кому нужна? Может быть, мне нужна, — тихо сказал я.

Сопящая в моих объятиях Гермиона вдруг встрепенулась, повернула на меня своё покрасневшее личико с расширенными в неверии глазами и, недоверчиво сморщив носик, спросила:

— Ты что!? Пил?

Бли–и–и-ин!

— Ну, Гарри, так ведь нельзя, это очень вредно в нашем возрасте! Как ты мог? — продолжала нудить Гермиона всю дорогу до Большого Зала, пока мы шли на завтрак.

Я хотел добавить «без меня», но промолчал. Откуда в ней это берётся? Как настоящая жена пилит и пилит. Бедняге крёстному, наверное, сейчас тоже мозг выедают… или не выедают, а… м-да… Я тяжело вздохнул.

— Гермиона, мы живём в свободной стране, и я тебе не муж, чтобы читать мне нотации по такому поводу! — раздражённо сказал я.

— Гыр… быр… пока… — приглушённо и возмущённо бормотала она.

— Что, прости? — ничего не понял я из её бубнежа.

— Ничего, — быстро ответила она и смутилась.

Я подозрительно осмотрел её с ног до головы, а она в это время с повышенным интересом рассматривала потолок. Ты чего это задумала? Я, прищурившись, смотрел на это олицетворение вселенской невинности. Знаем мы такие заходы из–за печки, чую что–то нехорошее.

— Ла–а–адно, — протянул я. — Идём, а то опоздаем.

Сегодня первыми двумя уроками было сдвоенное со Слизерином Зельеварение, прямо как пара в институте, теория, совмещённая с практикой и проверочной работой за прошлый семестр, как сообщила мне Гермиона, и пока мы завтракали, я в быстром темпе просматривал прошлогодний учебник. Ничего нового, чего бы я не знал, в нём не было, и потому был уверен, что при проверке программы за прошедший год смогу ответить на все вопросы. Правда, тут ведь Снейп, а эта сволочь может доколупаться и до столба с непредсказуемыми последствиями.

На сегодняшнем уроке нам объясняли, как правильно подготавливать ингредиенты для «Уменьшающего зелья». Интересная хреновина, позволяющая на несколько минут вернуть себе детский облик или откатить предмет до состояния нового, своеобразный алхимический аналог «Репаро», только для живых организмов и недолгого действия. Прочитав и вспомнив всё, что можно, про него, я задумался над определёнными опытами. Например, если выпить это зелье, остричь себе волосы в состоянии, когда я совсем шкет и потом добавить в основу оборотного, получится ли у меня обратится в себя мелкого на продолжительное время? Хотя нет, уже не получится.

Экспериментируя со «своей» обороткой, чуть не траванулся, когда добавил свои же волосы в основу и хорошо, что догадался продиагностировать полученное зелье. Яд однозначно получился, когда я испытал его на пойманной крысе. В идеале, как от обычной оборотки, она должна была превратится в мою уменьшенную копию, что подтвердили аналогичные опыты с материалом Блэка, с моим же я наблюдал отвратное зрелище оплывающей как воск твари, которая подыхала в мучениях. Видимо, так мой метаморфизм действует и теперь тех, кто захочет преобразиться в меня с помощью моих волос или ногтей, да даже крови, ждут поистине недолгие и незабываемые приключения. Очень жаль, что по метаморфизму так мало информации или я её плохо искал, приходится изучать самого себя методами, далёкими от научных и практически целиком полагаясь на интуицию.

Все эти мысли вертелись в моей голове, пока я шинковал корни маргариток, гусениц мандрагорового шелкопряда и съеживающийся инжир, потом нужна будет ещё одна свежая крысиная селезёнка и давленная требуха из пиявок. Капец ингредиенты! И это ещё не самые отвратительные, в некоторых зельях и похлеще субстанции используются… Сука! Зря я это вспомнил! Мне–то пофигу, а вот девчонки, что слизеринки, что гриффиндорки, почти все, как один, были бледно–зелёные, кроме Патил, Булстроуд и Гринграсс, которой, кажется, вообще всё фиолетово.

Я закончил с ингредиентами самый первый и Снейп, скользящий между учениками, как пародия бэтмена в своей чёрной развевающейся мантии, остановился напротив моего разделочного стола и стал придирчиво осматривать результат моего кропотливого труда. Что там можно усмотреть не такого, я не знаю, всё строго по учебнику, и даже инжир нарезан серебряным ножом номер четыре. Ведь доебётся сейчас, как пьяный до забора.

— Поттер! — с высокомерной брезгливостью начал он.

Ну что я говорил!

— Профессор! — в точности попытался передразнить я, отчего его землистая длинноносая рожа вытянулась ещё больше.

— Я вижу, вы так и не научились вежливости, весь в своего неотёсанного отца! — с холодной язвительностью произнёс Снейп.

— Вежливые люди добавляют к фамилии приставку, мистер… профессор, сэр, — не менее ядовито ответил я и посмотрел прямо в его чёрные буркалы.

Ну давай! Ведь такой соблазн прочитать, что о тебе думают в этот момент. Ублюдок, не стесняясь, копошится в поверхностных мыслях неопытных в окклюменции детей, даже у тех, у кого стоит наведённая защита, не всегда получается контролировать свои эмоции и ментальные образы.

Я брезгливо вытащил на поверхность мыслей сгенерированную картинку с участием Дамблдора и Снейпа, где козлобородый директор, задрав мантию стоящего на карачках зельевара, совершал бёдрами поступательные движения. Колокольчики в бороде задорно звенели, а Дамблдор сладострастно бормотал: «Да! Да! Мальчик мой!». Я в это время усиленно, можно даже сказать, громко, думал одну–единственную фальшивую мысль: «Зачем директор хранит такое воспоминание в своём думосборе?»

— Урок окончен! — заорал Снейп и буквально вылетел из класса.

Злорадно улыбаясь вслед выскочившему профессору, подумал, что теперь у Снейпа может возникнуть очень много вопросов к бородатому старцу. Пусть побегает и повыясняет правду, может, ему Дамблдор и память потёр или ещё чего, теперь вопрос с доверием стоит очень неоднозначно. Что бы там не думали, но Снейп ни за что не заподозрит в третьекурснике специалиста–легиллимента с умением качественно подделывать образы, а без заклинания, только при поверхностном чтении, фальшивку не распознать.

Удивлённые слизеринцы, ожидающие, видимо, всегдашнего представления с моим участием и Снейпом, озадаченно смотрели то на меня, то в сторону убежавшего профессора. Лишь Паркинсон на секунду задумавшись, посмотрела прямо мне в глаза и заговорщицки подмигнула, стерва! Догадывается, что тут, как всегда со мной, что–то не чисто.

— Что это с ним, Гарри? — подёргав за рукав моей мантии, спросил подошедший Невилл.

— Понятия не имею, Нев, — сделал я самое честное лицо. — Пошли–ка лучше отсюда, пока он не вернулся. Нам ещё к Спраут в теплицы топать.

— К профессору Спраут, Гарри, — сердито сказала подошедшая к нам Гермиона, подозрительно меня разглядывая. — Сколько можно говорить?

— Да, дорогая! — ответил я, ухмыляясь, припомнив её нудный обвинительный бубнёж.

— И не называй меня так! — тюкнула меня кулачком в плечо покрасневшая девчонка.

— Как скажешь, дорогая! — прячась за посмеивающимся Лонгботтомом, сказал я.

Пока мы поднимались из подземелий замка, у меня созрел дальнейший план, как насолить ещё больше и подгадить ненавистному зельевару, на основе сегодняшней шутки. Нужно будет несильно модернизировать печать «Соноруса» с одним единственным звуком колокольчиков из бороды Дамблдора и подвесить её нарисованную манопроводящим составом над дверью в класс с контуром срабатывания от открытия двери. Никого это удивлять не будет, а Снейп будет знать. Однако и от моего возраста есть определённые плюсы, заклинание «Сонорус» и раскладки чар в плоскости на шестом курсе рунологии проходят, так что на меня вряд ли подумают.