Вшшухх… Волна изменений от корней к кончикам волос прокатилась по каштановым локонам и они приобрели золотисто–блондинистый цвет.
— Не–е–е… Быть похожей на Браун тебе не идёт, Гермиона. Вид у тебя сразу… — хотел сказать глупый, но, вовремя опомнившись и подумав, закончил, — несерьёзный. Хотя, как маскировка под… э–э–э… недалёкую девушку и подойдёт.
Стереотипы неистребимы. Я, конечно, не думаю, что Лаванда глупая, она просто мастерски пользуется такой своей внешностью и строит из себя анекдотичную блондинку, но за голубоглазым симпатичным фасадом скрывается весьма достойный интеллект.
— А так? — сердито засопев и гневно смотря на меня, спросила Гермиона.
Её густые волосы сменили окрас на радикально–чёрный и засверкали блестящей антрацитовой волной.
— А так ты похожа на лохматую Гринграсс, только глаза карие, а не синие, — улыбнулся я.
— Значит, Гринграсс? Лохматая, значит?! — совсем обидевшись, отвернулась Гермиона.
Женщины… Хоть и совсем ещё юные, но поди разберись, вот чего она сейчас на меня дуется? Сама ведь попросила оценить и сравнить.
Найти новое убежище на территории замка взамен утраченной и оккупированной каптёрки пока не удавалось. Не было ещё одного такого уютного помещения поблизости от гостиной, и с удобными подходами, и отвечающее по площади. Мне удалось взломать ещё одну дверь, на этаж ниже, под гостиной факультета, но за ней оказался здоровенный класс–аудитория, занимающая все пространство этажа башни, и которая бы запросто могла подойти для собрания всех учеников Хогвартса. Ещё одной подобной и удобной кандейки так и не нашел.
Сейчас мы опять сидели у меня в лаборатории, а Гермиона вертелась перед наколдованным зеркалом. Уже два дня, как я снабдил её основой моего оборотного зелья и теперь она решила показать, чего добилась. После моих посильных объяснений, предупреждений и строгих инструкций, Гермиона занималась у себя в спальне перед сном и за задёрнутым пологом кровати, совмещая упражнения окклюменции и волевые усилия с изменением внешности.
— Гермиона, ты чего дуешься? — спросил я, разворачивая её к себе лицом.
— Гринграсс, эта, — пробурчала она. — А ещё ты на неё смотришь и меня лохматой обзываешь и недалёкой. Шовинист! — совсем непонятно закончила она.
«О–ё–ёй! Какие мы грозные и страшные слова знаем!»
— Ревнуем? — весело спросил я и обняв девушку втянул в себя аромат её чувств через свою эмпатию. — Зря, между прочим. Вот скажи, только честно и непредвзято, Дафна красивая?
— Красивая, — вывернувшись из моих объятий, сердито сказала она.
— Вот и я так думаю. Красивая, но не более. Я могу смотреть на неё как на картину, статую там, что недалеко от истины. Другое дело, как я её ощущаю, воспринимаю, и как девушка она меня не интересует. Знаешь… Гринграсс, она как рекламная картинка очень вкусного на вид мороженого. Посмотришь, просто объедение, а если пробовать, то всё равно что снег жевать — ни вкуса, ни удовольствия.
— Извращенец! — буркнула Гермиона.
— Вас девчонок не понять. Чего вы там все у себя в голове думаете, никому не под силу расшифровать. Ты всё равно красивее и лучше во всём. А на «мой» вкус совсем другая, vkusnayshka просто, — закончил я весело, показательно и плотоядно облизываясь.
— Шовинист–извращенец! — отпрыгнув от моих загребущих лап, она обвинительно выставила на меня пальчик и гневно задрала подбородок.
— Да, я такой! — гордо сказал я и поймал Гермиону за запястье неосмотрительно вытянутой в мою сторону руки.
Наша возня закончилась шутливой потасовкой и обнимашками с поцелуями, но так, без всего лишнего.
Гермиона продолжала, стоя перед зеркалом, изменять цвет своей шевелюры на различные оттенки и пыталась поменять цвет лица, после того, как я коряво объяснил, какие для этого нужны внутренние ощущения и настрой. Получалось не очень. Ей пока только удалось устроить на своей моське смертельную бледность, правда, не сказать, что именно бледность, просто удалила весь пигмент с лица, от чего сквозь белую кожу стала просвечивать сеть капилляров. Жутковато смотрелось, но её это даже радовало и ничуть не смущало.
— Гарри, я не пойму. Ты говорил, что метаморф может управлять своим телом, но ведь взять хотя бы волосы. Это уже не живое тело, мёртвый белок — ороговевший кератин, мне вот удаётся поменять в волосах пигмент по своему желанию. Как так получается? С ногтями так же, ты мне показывал, но это же практически одно и то же, что и волосы! С кожей, наоборот, сложнее. Там почему–то больше усилий требуется, — задумчиво смотря в своё отражение рассуждала она.
— Понятия не имею, Гермиона. Я тебе, кстати, ещё один фокус не показывал.
Я сосредоточился. Щёки, подбородок и скулы дико зачесались, а на свет вылезла шикарная трёхдневная щетина. Сразу плюс триста к взрослости. Этот приём я проделывал летом, когда мне нужно было купить что–то, что не продавалось подросткам. Тогда, со стороны, я выглядел как двадцатилетний невысокий студент. Если бы бородку себе отрастил, то тут подозрение сразу бы возникло в фальшивости и гриме, а так — брутальная щетина, которая на моей морде смотрелась очень естественно. По возрасту, такая буйная растительность на лице мне была ещё недоступна, но помогла память, та, из чужой жизни. Вспомнить все ощущения небритости оказалось очень легко и проделать трюк с выращиванием густой бородищи тоже не составило каких–нибудь затруднений.
Я подошёл к Гермионе, смотрящей на меня с раскрытым ртом и наклонившись, зашептал в её ушко:
— Не знаю, как так получается и куда уходит пусть и невеликая масса ногтей и волос после трансформации, но работает. Ты тоже сможешь управлять причёской, укорачивать или удлинять, да даже полностью убирать. Например, волосы можно удалить с разных мест, — продолжил жарко шептать я, касаясь щетиной её щёки.
— Дурак! — воскликнула она и попыталась меня оттолкнуть. — У меня всё и так… — осеклась она и густо покраснела.
— И после этого меня называют извращенцем! — горько и грустно покачал головой я. — Между прочим, я имел в виду, что как девчонке, тебе ноги можно будет не брить и даже при помощи заклинаний, ну и подмышки тоже. Знаю, как это муторно с палочкой вместо бритвы возиться. А ты про что подумала? — с любопытством спросил я.
— Я тебя сейчас прибью, Гарри Джеймс Поттер! — кипя маленьким самоваром, воскликнула Гермиона Джин Грейнджер.
После того, как Живоглот порезвился, и с самыми ярыми завистницами и недоброжелательницами Гермионы стали происходить не только неприятности, но и несчастные случаи более серьёзного характера, все остальные девчонки временно затихли. Пусть так, но спускать с рук те проклятия, что были наложены на мою девушку, я не собирался.
Мантия–невидимка, кроссовки, до сих пор держащие «Репаро», но ставшие уже тесноватыми, и одежда, подобранная в тёмных тонах — вот и всё снаряжение на сегодняшнюю ночную операцию. Ну это всё, помимо стандартной палочки и резервного концентратора в виде клыка василиска, который и так всё время со мной.
Пробраться до больничного крыла не составило у меня каких–либо затруднений. Обошёл аж три патруля из мило беседующих старосты воронов Клируотер и Перси Уизли, семенящего по кольцевому коридору нашего этажа Флитвика и устало дремлющего на стуле недалеко от Зала наград Филча. И вот теперь я стоял перед кроватью, на которой спала Минг Ши Лан, та сука, что не вняла моим предупреждениям. Некачественно сработал Живоглот, неправильно рассчитал, видать, фугасное действие зелья и поражающую способность осколков котла. Хотя откуда ему знать такие вещи? Несмотря на фиолетовый ожог на щеке и замотанные бинтами руки, рейвенкловка не выглядела очень уж побитой. Руки задрожали и мне неимоверно захотелось свернуть её тонкую шею. Будь я обычным подростком, то, наверное, не удержался бы. А, во–первых, нужно учитывать, что даже если я могу это сейчас сделать и не оставить следов, то потом очень сильно влетит Поппи Помфри. А я очень сильно задолжал этой прекрасной женщине, не хотелось бы её подставлять, ведь все студенты в больничном крыле находятся под её ответственностью и случись что, то неприятности нашему колдомедику обеспечены. Во–вторых, после такого набежит толпа авроров с маховиком времени и начнут вынюхивать и тут уже я имею все шансы попасть, только под маховик репрессий. После моего столкновения с дементорами они тоже суетились с этим прибором, но там слишком много времени после боя прошло, а явные улики я все подобрал. В-третьих, мне с возмездием нужно поторопиться. Семикурсники перед рождеством сдают школьные тесты и отчаливают на полугодовую практику, после которой появляются в школе только летом на министерский экзамен ЖАБА, а до рождества осталось ровно два месяца и плюс ко всему, через четыре дня начинаются осенние пятидневные каникулы. Поэтому сейчас мне крайне нужна информация об этой Минг.
Я легонько постучал палочкой по лбу спящей китаянки и когда она открыла заспанные и мутные со сна глаза, шёпотом произнёс:
— Легилименс!
Охренеть там у них в Китае дела происходят! Какой Волдеморт? Какая великая гражданская война в Англии?! Непрекращающаяся резня магических кланов, сообществ волшебных существ и различных и многочисленных авторитарных и сильных волшебников, до уровня которых Володьке ползти всю жизнь пердячим паром. Утрировано, конечно. Всей мощи Волан–де–Морта я не представляю, но, допустим, Дамблдор, там не сильно бы выделялся на общем фоне.
У семьи Минг или, вернее сказать, клана Минг — там несколько семей и отдельных фамилий в конгломерате клана, был затяжной конфликт с… не знаю, как правильно это назвать, но самое близкое по смыслу — логовом, оборотней хули–цзин, под собственным названием «Хей ху–яо». Мля! Ну и название! Хотя можно было их окрестить и чёрными яо–ху, то есть чёрными кицуне или чернобурками–кумихо. Один хрен.
Лан была единственной наследницей клана и преемственницей всего его достояния. Кроме Минг Ши Хо, старухи, которая рулила в данный момент всей структурой. Остальных упорные кицуне помножили на ноль и не осталось ни одного легитимного наследника, кроме скрывающейся на территории Англии сволочи, и которую очень даже мстительные создания активно искали.
Как бы мне не хотелось собственноручно порешить эту тварь, но приходится следовать правилам игры. Кстати, те две её подруги–рейвенкловки попали под горячую лапу Живоглота совершенно незаслуженно. Никакого зловредного умысла у них и в мыслях не было, и в подготовке, и в самом ритуале проклятия не участвовали.
— Обливейт!
— Хедвиг, красавица, тебе предстоит очень долгий перелёт, — говорил я поглаживая нежные и тонкие перья на горле своего фамильяра. — Охотиться можешь свободно, но очень постарайся донести послание до адресата. Не попадись! Поэтому передвигайся только ночью и не сильно усердствуя. Я знаю, что ты обязательно выполнишь все мои приказы, но не спеши и хорошо продумай, как доставить послание. Не торопись! Я не очень хорошо представляю, как это работает, но приказываю: Донеси это письмо на территорию логова «Хэй яо–ху». Лети!
Моя сова посмотрела на меня огромными мудрыми глазами и даже не клюнула, а ласково толкнула клювом: мол, не дрейфь, хозяин, всё будет в лучшем виде. А затем мягко оттолкнулась от насеста и бесшумно взмахнув крыльями, скользнула в ночь.
Я провожал взглядом выделяющееся на фоне таращащего в небо тёмными ветками Запретного Леса белое пятно своего фамильяра со смешанными чувствами. Слишком уж я переживал за это беззаветно преданное мне существо. Сложно там всё… в отношениях хозяин–питомец. Моя Хедвиг была только моя, и объяснить это другими словами очень сложно. Может быть, по–другому у всех остальных, но я очень сильно был привязан к своей сове.
Например, у Сириуса тоже появился свой почтовый фамильяр, и это был ядовито–зелёного цвета попугай, который исправно таскал мне письма аж из Испании. Не то, чтобы это было какой–то редкостью и экзотикой, таких питомцев и у студентов Хогвартса хватало. Но то, что этот зеленый выглядел не очень ухоженно и счастливо, много говорило о его хозяине. Такое ощущение складывалось, что это я его хозяин, а не Блэк, так был счастлив и доволен попугай, когда прилетал ко мне. Со скуки, наверное, и ради прикола, я его учил различным фразам, и теперь, он знал: «Пиастры!!!», «Карамба!!!» и звучащее странно для уха европейца — «V ochered', sukiny' deti, v ochered'!!!». Между прочим, Хедвиг, глядя на все эти занятия с попугаем, жутко меня ревновала.
— Главное, долети обратно! — прошептал я вслед Хедвиг.
Если эти лисы–оборотни обидят моего фамильяра, то я персонально наведаюсь в Китай и такой клан кицуне уйдёт в историю. Я ЗНАЮ, как охотиться на подобных созданий и убивать их. Ничего им не поможет! А залётный псих–европеец будет в Китае только «в тему» для уничтожения не очень дружелюбных существ.
Сейчас мы неторопливо гуляли по галерее нашего факультетского этажа и вполголоса продолжали обсуждать вчерашний разговор о метаморфизме и его потенциальных возможностях.
— А ещё можно отрываться от преследования, — продолжал объяснять я. — Зашла за угол блондинка, а те, кто гонятся, пробегают мимо негритянки. Только до того момента, когда получится менять телосложение или даже пол, ещё далеко.
— Какие–то у тебя невесёлые все варианты использования, Гарри. Такое ощущение, что ты только для сражений эту способность рассматриваешь, — грустно сказала Гермиона, — или для криминальных вещей.
— Да? А ты предложи свой — мирный вариант, и полезный для окружающих, — парировал я. — Мог бы, конечно, многое сказать, но, как говорится: не мы такие — жизнь такая. Кстати, ещё раз повторяю, никто не должен знать об этих наших способностях.
— Гарри! Я и так всё понимаю, это как козырь — неожиданная и неприятная для врагов и только твоя способность. Если станет известно о таком, то это уже будут учитывать.
— Эх–х–х! — вздохнул я. — Вот если бы ещё книги с инструкциями где–нибудь раздобыть с описанием метаморфизма и механизма его развития. Я точно знаю, что в библиотеке Хогвартса таких нет, то есть, возможно, и есть в виде чьих–то мемуаров и жизнеописаний, но вот специализированных учебников и наставлений точно нет. А искать это замучаешься. Там тонны макулатуры перебрать нужно. Я через крёстного попробовал связаться с Нимфадорой Тонкс, чтобы попросить всю информацию, что ей известна, но ответа ждать ещё неделю.
— Ты знаешь, мне что–то подобное попадалось, ещё на первом курсе. Я тогда информацию по анимагам искала, и мадам Пинс мне показала целый стеллаж с мемуарами знаменитых анимагов и там… — она с напряжением нахмурила лоб, — вроде был, такой маг — «Хор–Пересмешник» и он упоминался как метаморф: …«и был он подобен воде, и менял обличия по разумению своему то в зверя лесного, то в хожалого люда, и был то не чаровником абы ведьмаком, но волшебником сильным и воином знатным»… «Исход семьи Шомма в земли друидов» — очень старая книга на очень архаичном английском. Я не смогла многое там понять, язык сильно изменился за это время, но там были описания его похождений и то, как он преображался.
Вот это у неё память! У меня, правда, сейчас не хуже, но тогда ведь Гермиона и не изучала окклюменцию. Запомнить нелепо звучащую цитату и восстановить её по памяти! Аж завидно! Я в очередной раз залюбовался задумчивой девушкой.
— Я тебя сейчас поцелую, — очень угрожающе сказал я и надвинулся на Гермиону.
— Гарри, прекрати дурачиться! — отодвигаясь, смущённо воскликнула она. — Я ещё поищу в библиотеке, может быть, ты просто плохо искал или не там, где нужно. Если ты говоришь, что эта Тонкс тоже метаморф, то, если она не совсем глупая, могла искать подобную литературу для себя. А такое можно посмотреть через её библиотечную карточку в архиве.
— Точно поцелую!
Давно хотел посмотреть, что же делают Лавгуд и Лонгботтом в отбитом у меня помещении. Последний раз, когда я там был, то там никого не было, и я сгрузил и починил там тот самый диван, что нашёл в Выручай–Комнате, и приклеил на подоконник статуэтку танцующей пикси при помощи чар вечного приклеивания. Эту эротическую провокацию я сделал специально, с робкой надеждой и расчётом, что юное, но уже черствое сердце безумной шмакодявки не выдержит такого зрелища. Зря, как выяснилось, рассчитывал. Чудовище Рейвенкло так просто своих позиций не оставило.
Приоткрыв необычно молчаливую дверь, что, по идее, должно было уже меня насторожить, увидел зрелище, которое отпечаталось в сознании и ещё очень долго потом не отпускало. Начнём с того, что в каптёрке было очень многолюдно, и что самое удивительное, толпа студентов была на удивление разнообразна по факультетскому составу. Помимо самой Лавгуд тут был и Лонгботтом, сейчас с интересом читающий журнал в кресле около окна, а также компания слизеринок из Паркинсон, Булстроуд и Гринграсс. Правда, и наш факультет был представлен здесь и выигрывал количеством. Кроме Невилла тут был отдел разведки в полном составе, дополненный дуэтом журналистики из братьев Криви. Каким ветром сюда надуло хаффлпаффцев, мне было решительно непонятно, но Ханна Эббот и Сьюзен Боунс — племянница главы Департамента Магического Правопорядка мадам Амелии Боунс, тоже тут присутствовали, при поддержке представителя маггловской аристократии в лице Джастина Финч–Флетчли.
Первое, что бросилось в глаза, так это флаги, развешанные по стенам. Наш стяг с гордым львом, который раздобыла и укрепила на стене ещё Гермиона, так и висел, всем своим видом воплощая полковое и потрёпанное в сражениях знамя. Рядом был криво приколочен флаг Рейвенкло, в котором я с трудом опознал ту синюю тряпку, что видел в последний раз на плечах Луны. Знамя «воронов» и сам ворон, на нём изображённый, выглядел удручённо и растрёпанно, а полотнище, казалось, пережило нехилые приключения с выносом его с боями из нижних планов Инферно. Новенький, с иголочки, флаг слизеринцев висел прямиком над диваном и сверкал серебром вышитого на нём самодовольного змея. Закреплённое напротив жёлтое полотнище Хаффлпаффа скалилось настороженным бронзовым барсуком.
Браун, Патил и Булстроуд оживлённо тараторили за чайным столиком, стоящим посреди комнаты, Паркинсон и Флетчли с интересом слушали их трёп, а Боунс и Эббот в это время суетились с заварником. Оба Криви в две колдокамеры щелкали вспышками и фотографировали Гринграсс, которая с видом Шамаханской Царицы, подперев подбородок, возлежала на диване и негодующе косилась на танцующую пикси. Я вообще первый раз на её лице видел такие сильные эмоции. У Криви получились бы исторические колдографии, если бы не Лавгуд. Она, опять почему–то босиком, стояла на спинке дивана и, вытащив от усердия язык, фломастером пририсовывала чёрные усы серебристому змею на флаге Слизерина. Усы получались точь–в–точь как у Флитвика, а змей стал из высокомерного выглядеть охреневшим.
Это зрелище заставило меня очень сильно задуматься о целостности моего рассудка. Лавгуд! Вот же сволочь мелкая! Превратить такое хорошее место не пойми во что! В это время Лу́на повернулась в открытую дверь и, видимо, нас заметила. Чёрт!
— Гар–р–ри По–о–оттер! — протянула она и радостно улыбнулась безумной улыбкой.
— Ну, нахер!!! — я как можно было быстрее захлопнул дверь и раздражённо пошёл в сторону гостиной.
— Гарри! — воскликнула семенящая за мной Гермиона.
— Нет, ну ты видела?! Видела?!!! — возмущённо спросил я.