В замок мы вернулись обычным способом — пешком. Очень раннее заснеженное и морозное утро, бесконечный звёздный купол над головой и тишина. Было настолько тихо, что скрип снега под нашими шагами казался оглушительным. Гермиона выглядела свежей, отдохнувшей и излучала позитив, я же, наоборот, был вымотан и мрачен. Спать хотелось до невозможности и глаза слипались на ходу. А ведь сегодня необходимо обязательно быть на уроках. Начинаются полугодовые проверочные тесты, которые нужно будет сдать за два дня, после чего можно смело грузиться на Хогвартс–экспресс и отправляться на рождественские каникулы.
На воротах замка нас встречала такая же, как и я, сонная Макгонагалл. Подозрительно всмотревшись в мою невыспавшуюся рожу и отметив жизнерадостное состояние Гермионы, она отправила нас в гостиную факультета, напоследок предупредив, что ждёт нас обоих в Больничном крыле после уроков для серьёзного разговора. Зачем мы ей понадобились в вотчине мадам Помфри, можно было догадаться и без особых умственных способностей. Опять дурацкие подозрения в нашем моральном облике или что–то около того. Какое им всем дело?! Ни встать, ни пёрнуть без пригляда! Лучше бы так пристально за всеми придурками Уизли следили или за другими моральными уродами. Всё больше пользы будет!
Эта вспышка негативных эмоций меня немного взбодрила и уже в гостиной я стал не такой пришибленный. Быстро скинув зимние мантии, мы одновременно присели на корточки перед камином, отогревая озябшие руки. При этом Гермиона с довольным и мечтательным выражением любовалась первым своим настоящим украшением. На безымянном пальчике левой руки девчонки красовался совместный подарок Блэков. Помолвочное кольцо, то есть не кольцо, а женский изящный перстень — тонкий золотой ободок с очень ярким рубином в затейливой оправе. Мне досталась тоже подобная статусная гайка, только с изумрудом, вставленным в плоский обод кольца сантиметровой ширины и это украшение у меня не вызывало ни малейшего восторга. Я вообще, подобную мишуру терпеть не могу. Такие побрякушки — это вопиющее нарушение техники безопасности при работе с любыми механизмами, а я, как артефактор, так же работаю с различными механизмами, только магическими. Хорошо хоть я правша, иначе, с волшебной палочкой тоже возникли бы неудобства.
Были у этих колец и пара положительных свойств. Первое и главное — это статус, наш статус жениха и невесты, который защищает нас от попыток матримониальных поползновений со стороны. Второе — они являются личной малой печатью, позволяющей ставить метки на свои вещи для опознания или скреплять печати писем. Имелась и ещё одна функция, о которой я не хочу даже думать. При измене партнёра, независимо от того, надето кольцо или нет, помолвка автоматически разрывается, а камень в кольце трескается и тускнеет, после чего артефакт можно выкидывать или продавать как лом драгоценных металлов.
Наше уединение, в пустой по такому раннему времени гостинной, было внезапно прервано топотом каблучков пары молоденьких волшебниц, спускающихся по лестнице женской половины факультета. Обернувшись, мы узрели неразлучную парочку — Парвати Патил и Лаванду Браун, удивительно небрежно одетых в школьную форму. Будто они очень второпях собирались, как при пожаре.
— Говорила же тебе, что кто–то говорит внизу! — шепотом наезжала Патил на Лаванду. — А ты? «Кажется, кажется!» — передразнила она блондинку.
— Так–так–так! — обвиняющие глядя на нас произнесла Браун, и начала загибать пальцы на ладошке: — Грейнджер сегодня в комнате не ночевала, это мы знаем по факту, как выяснилось в процессе допро… опроса некоторых волшебников, Поттер тоже не ночевал в своей спальне. Вчера на занятиях их обоих так же не было и, наконец, нам не удалось выяснить даже у Макгонагалл, где была эта парочка. Нам! И не удалось! Я ничего не упустила, коллега Патил? — повернулась она с вопросом к индианке.
— Вы забыли уточнить, коллега Браун: нам не удалось выяснить правду ни на одном из факультетов, — серьезно ответила Патил и повернувшись к нам предложила: — Покайтесь, дети мои… пока не поздно!
От такого наезда, я малость прифигел и выпал из колеи, а тем временем, наши разведчицы прямо скользили взглядами по нашим, молча застывшим фигурам. Это было необычно. Они даже смотрели синхронно, можно сказать, в унисон и, когда они заметили моё кольцо, в глазах у обеих вспыхнуло узнавание… тоже синхронное.
— Не может быть! — одновременно прошептали они и переглянулись.
Когда я прочел у них в глазах намерение выяснить у меня все–все–все подробности с применением паяльника, ржавых плоскогубцев и грубого напильника, я состроил самую зверскую рожу какую смог. Вообще–то думал, что они разведчицы, а не гриффиндорское гестапо. Моментально просчитав мою бесперспективность, как источник информации, они также просканировали мою девушку, стоящую рядом и увидели такой же как и у меня артефакт.
Гермиона, под их взглядом, молниеносно спрятала руки за спину, чтобы не «светить» своё кольцо, а подружки сделали слитный шаг вперёд и нетерпеливо задрожали, как фокстерьеры при виде лисицы. В глазах гриффиндорок зажёгся огонёк безумного охотничьего азарта хищниц почуявших жертву. Гермиона, не дожидаясь дальнейшего развития ситуации, попыталась спрятаться мне за спину, но, видимо поняв, что это не такое уж и надёжное убежище, белкой заметалась по гостиной. Визги, топот, крики: " — Грейнджер! Тебе лучше сдаться по–хорошему!», " — Заходи справа!» и даже: " — Парв! Отгоняй её от Поттера!».
Не… Не уйти ей! Эти загонят, стопроцентно! Ну вот, что и требовалось доказать. Зажали и сцапали Гермиону в углу и затем подхватив её под мышки потащили добычу для допроса в свою девчоночью берлогу, чуть ли не урча и повизгивая от восторга.
— Гарри! — обернувшись в железной хватке подружек и смотря на меня с надеждой, жалобно воскликнула Гермиона.
И чего переживает? Ничего же с ней плохого не случится. Вредноскоп ведь в её кулоне не сработал.
— Патил! Браун! — рявкнул я, и тихо добавил: — Отпустите мою невесту.
— Смотри Лав, стоит только немного надавить, и он сам во всём сознался! — констатировала довольная Патил.
Они, под конвоем сопроводили поникшую Грейнджер до диванчика и усадили там между собой.
— Рассказывайте! — категорично потребовала Лаванда.
— Что рассказывать–то? Ну, была у нас помолвка. Что в этом необычного? Больше трети Хогвартса пару имеют и это почему–то вас не волнует. На Слизерине вообще две трети таких, на Рейвенкло почти половина. Что у барсуков, я не знаю, слишком уж они скрытные ребята. Да даже у нас, где–то четверть помолвлены, а иные, так и в браке состоят. И это только что я точно знаю.
— Заливаешь, Поттер!
— Понимаешь, Лаванда, — начал объяснять я ей как совсем несмышлёнышу, вышагивая туда–сюда перед сидящей на диване троицей. — У меня есть глаза — я ими смотрю, у меня есть уши — я ими слушаю, а так же есть немного мозгов, — я постучал пальцем по виску, — я ими думаю. Всё это, в сумме факторов, даёт мне такую волшебную способность, как наблюдательность.
— Не может такого быть! Женатых у нас даже среди старшаков нету. Я бы знала! — скептически воскликнула Браун.
— Да? А ты, Браун, у своей подруги поинтересуйся, что это у неё за татуировка на запястье, — лениво зевая предложил я, и переведя взгляд на мгновенно побледневшую индианку, спросил: — Брахманские штучки, а? Патил?
— Па–а–арв?! — непонимающе протянула, Браун, оборачиваясь к подружке.
Парвати вскочила и вихрем умчалась вверх по лестнице, в спальню девушек.
— А ну–ка, стоять!!! — заорала Браун и помчалась вслед за индианкой.
Я был на них немного зол, за то, что они тут гоняли Гермиону. Пусть теперь между собой разбираются, любопытные, гиперактивные засранки, а нас оставят в покое. Хоть ненадолго.
За завтраком, где я отпаивался кофе с трудом найденным на столе, моё кольцо заметил Лонгботтом и не преминул поздравить. Остальным гриффиндорцам в большинстве своём было плевать и они не приглядывались к нашей компании, зато уже на выходе из большого зала, мы столкнулись с дуэтом Паркинсон–Булстроуд.
— Ты разбил мне сердце, проклятый гриффиндорец! — экспрессивно и фальшиво воскликнула Паркинсон, когда срисовала кольцо на пальчике моей девушки, а Булстроуд, на миг сменив своё суровое выражение лица, задорно подмигнула Гермионе.
— Гарри, о чём это она? — осторожно спросил меня Невилл, когда мы прошли мимо. — Не может же быть, что ты и э–э–э… Паркинсон…
Я усмехнулся, смотря, как Лонгботтом косится на спокойно шагающую рядом Гермиону. Его другу тут одна девушка претензии любовного характера выдвигает при стоящей рядом невесте, а той — хоть бы что. Даже не поморщилась. Как будто и не произошло ничего. Разрыв шаблона у бедняги. С Паркинсон вообще забавная ситуация. Когда мы в прошлые разы ездили на Хогвартс–экспрессе, то Панси как–то уж слишком часто и с восхищением на Невилла пялилась. Со времён происшествия с дементорами мы уже вот такой вот странной компанией катаемся — мультифакультетной. Там все есть. Не каждой твари по паре, но, тем не менее, представители всех факультетов Хогвартса присутствуют.
— Это девчонки, Нев, — философски сказал, я. — Мерлин его знает, чего там у них в головах происходит.
— Я тебя сейчас стукну! — буркнула, Гермиона.
— Вот видишь?! — победно воскликнул я. — Говорил же! На ровном месте — немотивированная агрессия… Странные они.
— Не слушай его, Невилл. Это Паркинсон так шутит. Она всегда так… — начала подробно объяснять, Гермиона, и я перестал прислушиваться к разговору. Всё равно, судя по ошарашенному лицу Лонгботтома, он нифига не понимал.
На проверочной работе у Снейпа, было задание воспроизвести на пергаменте рецепт зелья от слизней. Пестицид от магических вредителей. Мы его изучали в начале года, но вспомнить технологию производства у меня получилось без труда. На всякий случай я накидал целых два рецепта. Один из учебника, другой тот, что был записан на доске самим зельеваром. Только потом сообразил, что как бы я не старался, Снейп «выше ожидаемого» или «превосходно» мне всё равно не поставит, а то и «удовлетворительно» от этого придурка можно и не дождаться. В этом году у него я просто закоренелый троечник, и в сравнении с прошлыми двумя курсами это ещё неплохо.
От Спраут мы вышли по уши измазанные землёй, в провонявших драконьим навозом рабочих мантиях и местами покусаными хищной лианой. Декан барсуков не признавала письменные работы. Только практика! Только хардкор!
Бинсу я сдал пергамент с одной из многочисленных копий его однотипных лекций и все полтора часа теста, нагло и с удовольствием продрых за партой. Такой мой хитрый финт ушами, до глубины души возмутил Гермиону и она за это на меня дулась аж до вечера, когда нам нужно было идти на астрономию. Там нам нужно будет предоставить расчёты для определения наиболее благоприятного времени отправления в путешествие для каждого отдельного студента, соответствуясь с датой рождения данного студента. О как! С помощью справочника с этим можно справиться в любое время суток, но ведь это Хогвартс и преподаваемая тут астрономия! Тут лёгких и логичных путей не ищут. Они тут вообще не предусмотрены. Вечером — значит, вечером! Звёзды должны быть на небосводе, хотя телескоп мы даже издали не понюхаем — он там нахрен не нужен будет. Но перед всей этой шизофренией мы с Гермионой, как и обещали Макгонагалл, потопали в Больничное крыло.
Я с беззаботным и меланхоличным видом раскачивался на задних ножках стула, на котором сейчас сидел, при этом удостоившись неодобрительного взгляда нашего декана. Мадам Помфри в это время колдовала над Гермионой за больничной ширмой. Типа — врачебная тайна и недопущение распространения приватной информации, ага.
Внезапно, из–за ширмы, заполошенно выскочила наша медичка, на миг остановилась, встретилась с глазами с встревоженной Макгонагалл, еле заметно отрицательно мотнула головой и умчалась к себе в кабинет. Макгонагалл сначала расслабилась, но потом проводила её непонимающим взглядом.
«Угу. Понятно. Получено подтверждение, что студентка вернулась в замок целиком в комплектном виде. Без царапин, вмятин, потёртостей и без демонтированных деталей. Как брали, так и вернули. Но чего это Помфри всполошилась?»
Обратно наш колдомедик прибежала с папкой под мышкой, в которой я узнал историю болезни пациента.
«Ах, вот оно что! Студентка вернулась мало того, что без повреждений, а изрядно тюнингованная и тут, видимо, у мадам Помфри возник закономерный вопрос: Откуда дровишки? Вон как побежала старую техкарту с нынешней прокачкой сравнивать.»
Только через пятнадцать минут ко мне и опять ставшей нервной Макгонагалл, вышла задумчивая Помфри.
— Ничего не понимаю, — ни к кому конкретно не обращаясь, устало пожаловалась она и посмотрев на меня, засыпала вопросами: — Как вам это удалось, мистер Поттер? Какой ритуал помолвки вы использовали? Это же просто невероятно! Да тут можно смело монографию писать! И откуда у мисс Грейнджер…
— Мадам Помфри! — поспешно перебил я. — Только под Непреложный Обет всех присутствующих!
— Мистер Поттер, я как декан и замдиректора имею здесь даже больше прав, чем мадам Помфри. У меня есть допуск ко всем делам студентов, включая их медицинские данные, — укоризненно попеняла мне Макгонагалл. — Можете смело рассказывать. Личную информацию посторонним я выдать не смогу.
— Даже директору? — скривившись спросил я.
— Вы считаете директора посторонним, мистер Поттер? — спросила она, и, нахмурившись, тут же мрачно поправилась: — Хотя, Альбус, он… тогда, летом… Ладно. Я Вам обещаю, мистер Поттер, что о сегодняшнем разговоре никто другой не узнает и он не выйдет за пределы этих стен.
Очень не хотелось выдавать мои, то есть теперь уже наши секреты. Хотя, как говорил один кинематографический персонаж: Знают двое — знает свинья. Тем не менее в Гермионе я был более или менее уверен. Она ни за что не проболтается тем же Браун с Патил или другому ученику, да даже, как показала практика, родителям о важном может умолчать, но вот нашим преподавателям, может запросто выдать все расклады, только из пиетета перед ними и из–за того, что врать совершенно не умеет.
Я подал мантию Гермионе, поправляющей на себе школьную форму и уже с любопытством присоединившуюся к нашему разговору. Ведь всё равно от меня не отстанут. Эти две пожилые волшебницы всё такие же любознательные и любопытные, как и в молодости. Мда. Женщины — это навсегда. Ничего по сути не меняется из века в век. Ну хоть попробую минимизировать и дозировать информацию, и постараюсь выдать как можно меньше сведений о себе и Гермионе.
— Что вас конкретно интересует, мадам Помфри? — вздохнув спросил я.
Она задумчиво погладила обложку медицинской карты, лежащей у неё на коленях и сначала принялась рассказывать:
— Диагноз я поставила. Он хоть и очень редкий и встречается в моей практике лишь второй раз. Это variabilis vulgaris*, вторая стадия. Что удивительно, нет никаких побочных отклонений. Мне приходилось наблюдать очень долго подобного пациента, чтобы сравнивать, но не это главное. Сейчас у мисс Грейнджер наблюдается взрывной рост и усложнение магических каналов, так же как и у вас, мистер Поттер, тогда, летом и в крови присутствуют следы неизвестного стимулятора их роста. Но и это не столь важно. Исток, или если хотите, магическое ядро — оно развивается прямо на глазах! Такое может быть только при специализированных темных ритуалах некромантии с очень многочисленными жертвами. Однако, даже следы тёмной магии в ауре отсутствуют. Но несомненно, был использован какой–то донор и я подозреваю, что это вы, мистер Поттер. Что это был за ритуал?
Мерлин! Как же не хотелось колоться перед этими слишком уж прозорливыми дамочками. Но я и так знал, что подробности выплывут при первом же медицинском осмотре и поморщившись начал по капле выдавливать из себя информацию.
— Ритуал как ритуал — обряд магической помолвки, — пожал плечами я.
— Какой обряд? Только мне известно двадцать четыре самых распространённых и не меньше полусотни подобных. С такими эффектами, как в вашем случае, я не знакома. Что за направление? Какая школа? — азартно спросила Помфри.
— Обряд времён «Первого рассвета», школы не имеет по определению. Направление… Магия Крови, — нехотя признался я.
— Мерлин, всемогущий! Кто рассчитал ритуал? — воскликнула мадам Помфри.
— Я.
Её дальнейший монолог, приглушённый и эмоциональный больше походил на бубнёж под нос. Помимо упоминаний Морганы и Мордреда, он был густо перемешан обсценной лексикой. Я аж заслушался. Могёт старушка!
— Что вы так распереживались, мадам Помфри? — усмехнулся я.
— А вы, мистер Поттер, учитывали опасность проклятия? Ведь у вас обоих может сформироваться печать предателей крови, при нарушении условий обряда а это…
— Не может она сформироваться… никак, — перебил я медичку.
— Но ведь…
— Вы же сами спросили, кто рассчитывал ритуал? Неужели вы подумали, что я желаю такой участи своей невесте? Для такой погани, как печать предателей, нужны магические клятвы, а их не было. Так что в случае разрыва помолвки, никому, ничего не грозит… лишь небольшой эмоциональный откат, — нахмурясь, опять перебил я.
— Мне бы хотелось узнать подробности, — осторожно сказала Помфри. — Такой ритуал… он очень полезен.
— Ритуал несложный, но есть тонкости. Я его переработал под нас. Мы, как вы заметили — метаморфы и даже диагноз, если его уточнить, будет звучать, как: tempus variabilis supra**. Обряд и в те времена был не слишком популярен. Всё дело во времени. Для увеличения источника обычного волшебника от донора, понадобится очень много времени, порядка нескольких десятилетий. И даже донором, второго мага называть некорректно. Он ничего не даёт, он… тянет за собой, вытягивает на свой уровень. А за такое продолжительное время связь прошедших обряд может слететь от различных причин. У нас с мисс Грейнджер, в этом плане преимущества, именно из–за variabilis и других не столь важных факторов.
На самом деле метаморфизм там минимальную роль играет, основная причина развития маносистемы — это «Василисовка номер один». И тут можно обмануть даже Помфри, метаморфы вообще, крайне слабо изучены. Мерлин его знает, что там у них внутри. Вот и получается, что сейчас я вытягиваю и раздуваю источник моей девушки, а зелье на яде василиска развивает её каналы. И светить подобный стимулятор всем кому непопадая, опасная затея. Могут и пришить, где нибудь в уголке за обладание таким сокровищем. Единственный, относительно безопасный препарат для увеличения магических способностей и снятия проклятий. Он, наверное, даже дороже «Слёз Феникса».
Дальше у нас с Помфри начался получасовой медицинский диалог, с размахиванием руками, чарами диагностики, примерами из богатой практики медиковедьмы и моими контраргументами. Всё это было обильно замешано с узкоспециализированными выражениями на латыни. Сам от себя такого не ожидал! Нет, я знаю, что так умею, но сомневался, что получится. Выражался как заправский колдомедик. Чего уж тут скрываться? Помфри меня ещё в начале как облупленного срисовала, но и молчала о моих странностях, что вызывает некоторую надежду на сотрудничество. А перед Макгонагалл и Спраут, я тоже уже провалился в конспиративном плане в происшествие с Живоглотом и проклятиями. Да все уже знают, наверное, что Поттер не так прост стал, после того, как провалялся здесь, в Больничном крыле при странном ритуале.
Ещё через полчаса нас, наконец–то отпустили. Напоследок, Макгонагалл, предупредила, что баловаться с Магией Крови, всё же не следует. Нет, конечно она нас не сдаст, но и не хочет видеть своих студентов в Азкабане, если оные студенты увлекутся столь спорной и уголовно наказуемой дисциплиной. На что я возразил, что при обряде присутствовал представитель Аврората, и даже слова поперёк не сказал, правда скромно умолчал, что этот представитель был натуральным, зелёным стажёром, вернее даже легкомысленной «стажёркой». Ну да и ладно, нам пора на астрономию топать.
В кабинете, который находился рядом с основанием Астрономической башни, тест мы сдавали вместе с рейвенкловцами. Нам всем выдали из колоды похожей на игральную, несколько карточек по выбору, на которых были данные определённого студента. Нужно было, вооружившись своим конспектом и справочником произвести необходимый расчет, соответствуясь с положением планет и звёзд для определённого события этого студента. Запрещалось только делать такие расчеты для себя и при совпадении карточек, они менялись.
Поднялся невообразимый гвалт и веселье, а каждый посчитал нужным сообщить кто–кому достался. Ко мне подошёл Терри Бут и почему–то смущаясь показал свою карточку.
— Ты это, Поттер… Ничего такого, но мне вот, Грейнджер выпала, — боязливо доложил он.
Ну и что? Я то тут при чём? Ну выпала и выпала. Чего это он? Но на всякий случай, состряпав кровожадную морду я предупредил:
— Смотри, Бут! Считай очень хорошо! Иначе, я могу и обидеться.
После того, как он поспешно от меня свалил, ко мне подскочила ещё одна любопытствующая личность. Эта была Патил, только не наша, а та, которая Падма — сеструха–близняшка нашей Парвати.
— А тебе кто достался, Поттер? — излучая интерес спросила она.
— О–о–о… Падма. Мне достался великий маг! Некто Рональд Биллиус Уизли! — торжественно похвастался я.
Девчонки стоящие рядом захихикали, а Уизли, оказавшийся неподалеку и слышавший наш разговор, покраснел.
— Так! А ну–ка все успокоились!!! — рявкнула профессор Синистра. — Приступить к выполнению задания!
Постепенно все угомонились и стали решать тест. По моим расчётам выходило, что Рон Уизли может отправляться в путешествие в любое для него удобное время. То есть может идти куда ему вздумается, и когда его левой пятке пожелается приключений. Звёзды ненавязчиво дают понять, что дуракам везде у нас дорога. И это не потому, что так можно, а потому, что дураки могут зайти в те места, куда вход не положен.
После того, как тест был сдан, все студенты столпились на выходе и стали делиться друг с другом информацией, кому лучше и когда начать путешествовать исходя из их расчётов. Ко мне подошёл Уизли и ядовито поинтересовался:
— А мне что ты насчитал, Поттер?
— Даже не знаю, Рон. Мне, наверное, впору тебе завидовать, — серьёзно и задумчиво потирая свой шрам, смотря в пол сказал я, и замолчал.
Вокруг, как–то внезапно наступила тишина, все с ожиданием на меня уставились, а Рон, аж подпрыгнул от нетерпения и воскликнул:
— Ну что там?! Что ты знаешь?
Я всё так же демонстрировал задумчивость и загадочность. Наконец, будто очнувшись и с непониманием оглядевшись, начал торжественно говорить:
— Тридцатого февраля, тебе, Рон, нужно встать с кровати ровно в четыре тридцать шесть утра, повернуться, и пойти строго на юг. Это важно, Рон! Запомни! Строго на юг! Тогда, на пути туда, тебя ждёт великое богатство и ещё большая слава. Так сказали мне звёзды, Рон!
Строго на юге находится окно нашей мальчишеской спальни… Не, ну а вдруг? Жаль, что в английском нельзя применить исковерканное русское «на йух», и завуалированно послать Уизли именно туда.
Фишку про тридцатое февраля сначала вкурили рейвенкловцы и начали ржать. Потом подхватили наши, а рыжий Уизли обиженно отвернулся. Достал меня этот неприятный парнишка. Как я только мог считать этого завистливого, подловатого и эгоистичного засранца своим другом?
Следующий день промелькнул незаметно, хоть с оставшимися предметами мы и намучились.
Чары у Флитвика, с описанием и схемами жестов, формулы трансфигурации у МакГи, описание существ и методов противодействия им у пришибленного Люпина.
После его неудавшегося представления на первом уроке с боггартом, к Люпину, студенты стали относиться настороженно. Хотя все и признавали, что как преподаватель он, ничего так. Намного лучше и компетентней предыдущих. Что–что, а интересно и с примерами, учебный материал этот оборотень рассказывать умел. У него даже поклонники среди всех курсов и факультетов появились, традиционно исключая большинство слизеринцев.
К Люпину я старался относиться ровно и, по возможности держал дистанцию, ни на миг не забывая, кто он такой на самом деле. Мои батя и крёстный — натуральные психи, если дружили с подобным… существом. Я приемлю оборотней, но все мои изученные знания, в тех дневниках, что оставил мне Ханешь, просто кричат, что Люпин опасен. Не стоит сближаться с ним. Это уже не человек, а кровожадная машина для убийства, расхаживающая вне резервации. Пусть он старается противиться своей сути, пусть ищет метод избавления, но это не станет ему мешать, когда он попытается перегрызть мне горло. Как метаморфу, мне плевать на риск заражения ликантропией, но ведь убить меня и не это может, а клыки и когти вот такого лунатика. Правда тут спорно. Ещё нужно поглядеть, кто кого!
Единственное, что мне запомнилось в этот день, так это Гермиона, идущая как на казнь, для сдачи теста по «полётам». Это обязательный предмет для юных волшебников до пятого курса и по нему даже СОВ сдают. Этакая своеобразная физкультура магического мира. Летать нам было не нужно — погода, мягко говоря, совсем не лётная, но теорию и описание манёвров мы должны были накалякать письменно и сдать работу мадам Хуч.
Вечером был предпраздничный пир, а уже двадцать четвёртого с утра все, кто решил праздновать Рождество дома, толкались и ругались на платформе Хогсмида. Из–за мороза получалась не чинная и неторопливая посадка на Хогвартс–экспресс, а натуральный штурм вагонов, как во времена «мешочников». Еле–еле нам удалось почти без применения насилия устроиться в ставшим традиционным купе. И то это удалось всей нашей компании только потому, что с нами был Лонгботтом. Используя его, как таран и ходячий танк, мы с Булстроуд по флангам и с нашими всеми девчонками в тылу проломили аморфную и хилую толпу физически не развитых юных волшебников. За нами в кильватер пристроились все мелкие девчонки, первачки и второкурсники — все те, на которых старшекурсникам плевать. На возмущённые вопли и угрозы расправы я выдернул из прохода кем–то нагло брошенный нетяжёлый, но объёмный чемодан, который, собственно, и создал пробку, и метнул этот снаряд на голос, по пути матерно пообещав засунуть этот чемодан кому–то куда–то. Короче, отвоевали себе жизненное пространство и восстановили справедливость.
Только уже сидя в теплом купе, прихлёбывая из чашки горячий чай и смотря на удаляющийся силуэт Хогвартса, я понял, насколько он мне осточертел, но в тоже время и стал почти родным домом. Хорошо, что каникулы начинаются и ими можно наслаждаться, как… да как подростку можно и нужно наслаждаться — к тому же, впереди Рождество.
* variabilis vulgaris (лат.) — обычный изменчивый (метаморф)
** tempus variabilis supra (лат.) — период сверх метомфизма.