Как я ни старался не загреметь в Больничное крыло, но всё же сподобился. Зато личный рекорд установил: «Полгода без мадам Помфри», даже чуть дольше. Прям впору памятный знак себе цеплять или медаль какую. Да мне за это даже орден Мерлина можно выправить! А если без шуток, то меня сразу же и под конвоем нашей медички сопроводили в медицинские застенки замка. Никаких моих бурчаний и заверений о том, что со мной всё в порядке даже слушать не стали. Только и удалось перекинуться парой слов с Сириусом, вернуть ему палочку и попросить его напрячь и спустить с поводка Хосе Вальдеса по юридической части. Хмурый Блэк лишь кивнул, а необычайно бледная Каролина экспрессивно обматерила по–испански. Я уже немного понимаю все эти её: «Chungo! Conchuda! и Corijo tu!»* Забавно звучит. Не знал, что она так за меня переживает. Не хватало мне ещё одной женской истерики. И так, с трудом удалось уговорить Гермиону выпить успокоительного со снотворным за час до поединка и отправить спать под присмотром Браун и Патил. На вопрос, заданный сквозь всхлипы и шмыганье носиком, как она узнает результат, и всё ли со мной в порядке если она будет спать, я, молча указал на её кольцо. Правда, не стал уточнять, что она почувствует даже во сне, когда прервётся наша связь в случае моего поражения, которое не предусматривало выживания.
Сейчас я сидел на табурете, а мадам Помфри нехорошо так улыбалась глядя на меня. Весь её вид заставлял меня жалобно морщиться и боязливо вжиматься в жёсткую сидушку. Всё дело было в том, что в руках она держала острый такой, даже по виду, небольшой ножичек с узким лезвием. Что–то слишком часто в последнее время мне приходится иметь дело с колюще–режущими предметами.
— Сидите спокойно и не дёргайтесь, мистер Поттер. Я вас уверяю — больно не будет. Чик! И всё! — зловеще пообещала она.
— Надеюсь, мадам Помфри, мэм, что вы сделаете это не больно, — печально вздохнул я.
— Ладно, не паясничайте, мистер Поттер, подставляйте голову. Мне нужно выбрить область около раны, — улыбнулась она.
— Кто ещё паясничает? — хмуро и тихо буркнул я, и продолжил возмущённый бубнёж: — Есть же чары «Калворио», специально для такого.
— Я не знаю, что за проклятие было на оружии, а оно там точно было, и неизвестно как поведёт «Калворио» при взаимодействии с проклятием в ране, — пояснила Помфри, попутно, ловко и деловито орудуя своей бритвой. — Хмм… Странно.
А вот слушать меня надо! Ничего там странного, просто метаморфизм, но всё равно, ей знать ещё и о таких возможностях не нужно. Пусть из себя теперь цирюльника изображает, если не лень. Можно простым «Эпискеем» вначале обойтись, а затем повязку с «Рябиновым отваром» наложить и завтра только шрам останется, который я потом сведу, своими способностями, как и все что были на теле до этого, кроме ничем не убираемой памятной отметины Темного Лорда. Теперь ещё и волосы придётся долго отращивать, чтобы не палиться перед всеми остальными как метаморфу.
В конце концов, со мной сделали всё то, что я и прокручивал в мыслях. Только мадам Помфри, скептически полюбовавшись на мою частично плешивую голову, обрила и мой левый висок для симметрии и замотала бинтом с тампоном смоченным как положено в том самом «Рябиновом отваре».
Перед дуэлью у меня не было времени анализировать поведение и мотивы сторон, а теперь я могу спокойно всё обдумать. Непонимание Дамблдора, оказывается, можно было просчитать просто потому, что он не стал копаться в частностях, хоть я и не уверен. Ему на подпись Хедвиг доставила только разрешение на поединок, где не указаны условия, а лишь только причины. Обдумав, что можно понять из того документа, пришёл к выводу, что его можно рассматривать как заявку на конфликт двух малолетних студентов после ученической дуэли которых приносятся извинения проигравшей стороной. Там именно такие формулировки, а то как будет проходить сам поединок не написано ни слова. Мне даже в голову не могло прийти, что директор не будет интересоваться приложением с картелем, которое заверялось в министерстве. Кто–то либо не поставил его в известность с этим документом, либо намеренно скрыл этот факт. Видно старичок весь в поисках крестража, и мыслит линейно, ориентируясь на одну цель. Да и школьные дела он основательно подзабросил, спихнув всё на и без того замотанную Макгонагалл.
Само дуэльное соглашение обговаривалось с Малфоем лично и я сам выдвинул условия с заменой по желанию. Иначе бы он не согласился ни за что, и мои планы бы вылетели в трубу. Зачем ещё мне нужно было нарываться на такой конфликт? Нет, поморщить мелкого гада за отношение к моей девушке — это само собой, но и сопутствующие бонусы собрать нужно было. Со слизеринца, в таком случае и взять нечего, кроме личных вещей, а Малфой–старший и так вывернулся изящно с наймом бретера, чтобы лично не участвовать в поединке. Ещё и по формулировке самой жёсткой: «Право чести», которая подразумевает бой насмерть. Можно было, конечно и более мягкие условия выдвинуть, например, до первой крови или пока противник не выронит палочку, либо намеренно её бросит. По разному можно было повернуть, но тут уж мне нужен был именно такой бой. Иначе не получилось бы вытащить из министерства мои имущественные документы. Ставка в поединке такая была, что победитель по результатам получает всё от трупа под ногами. Теперь, у меня даже две одномоментных победы. Одна в дуэли, другая в поединке, и если бы Малфой участвовал лично, то эти два понятия совместились, и Малфой–старший, хоронил бы сейчас своего сыночка или сам стал бы «Безголовым Люцем», а я бы был очень богат. Интересно, что есть у Макнейра? Этим вопросом сейчас должен Сириус заниматься вместе с Хосе и мои бумаги тоже должен прибрать как опекун и крёстный, имеющий право на такие действия.
Воспроизводя в памяти сам бой, был собой крайне недоволен. Это ж надо так подставиться! Если бы не моё желание скрыть истинные возможности, то не загорал бы сейчас в Больничном крыле. Нетрудная, но сложная связка заклинаний, которые я с Филчем в различных вариациях тренировал чтобы снять возможные щиты, и потом добить чем нибудь простым вроде «Диффиндо», а если бы помучить захотелось, так и «Дуро» можно было применить, тем более, что Макнейр и не маневрировал совсем. Нет же! Гарри Поттер не ищет лёгких путей! Перемкнуло закончить всё проще и одним ударом. Идиот! Чуть конкретно кони не двинул. А Макнейр ещё тот фикус оказался. «Авада» при стольких свидетелях — не очень правильное решение. Ему потом по–любому бы этап в Азкабан светил. На что он рассчитывал? Ну да бог ему судья и земля стекловатой. После драки кулаками не машут.
Никаких левых посетителей ко мне мадам Помфри не пустила. Блэкам сейчас не до меня, вернее до меня, но они моими же делами и заняты сейчас. Вот же образовался у них родственничек… проблемный и суетной с шилом в известном месте. Даже Сириус, такой же непоседливый, жаловался мне на меня же. Неудобно как–то получается — напрягать его со своими проблемами. Гермиона сейчас спит и проспит ещё до утра и пока не подозревает обо всём случившемся. Пытавшихся же прорваться ко мне журналистов, наша колдомедик завернула ещё на входе. Дуэль проводилась вечером, через два часа после ужина, так что теперь у меня есть целая ночь, за которую я могу хорошенько отдохнуть.
И как только я об этом подумал, в палату, величаво, как ржавая баржа в затон, вплыл наш главнейший бородоносец. Ага, бля! Отдохнул!
— Гарри, мальчик мой, мне очень печально видеть, в кого ты превратился, — грустно покачал он головой.
С–с–сука!!! С порога начал прессовать, старый уёбищный динозавр! А ведь в эмоциях у него полнейшее спокойствие и совсем немного интереса, как к редкому виду животного. Он меня сейчас даже как человека и личность не рассматривает. Вот уж кто сама самоуверенность, даже самоуверенность в квадрате.
— Что вам от меня нужно, директор, сэр? — скривив мордочку как от зубной боли, спросил я.
— Ну как же?! — воскликнул он. — Разве ты не знаешь? Убийство, Гарри, оно раскалывает душу и мне грустно видеть, что ты уже в своём возрасте…
Зачем он всё это мне говорит? Такое дерьмо только детсадовцы скушают только потому, что они не знают, что это дерьмо. Ну ладненько. Поиграем в его игры. У меня есть что сказать на такие его речи. Тот, последний дневник Ханеша содержал в себе не только досье пожирателей, но и некоторые сведения самого Тёмного Лорда, которые он занёс в крестраж, ещё не окончательно сойдя с ума и не превратившись в безумного маньяка, а будучи обыкновенным ублюдком — Томом Реддлом. Когда будущего Волан–де–Морта выпнули во внешний волшебный мир по окончании Хогвартса, Дамблдор постарался обеспечить ему массу неприятностей, так как видел в юном волшебнике огромный потенциал, амбиции и такие же проблемы. И Томми, далеко не дурак, моментально просчитал и выяснил, кто же ему так усердно гадит по жизни. Начал копать и собирать сведения о своём бывшем учителе и накопал он много. Даже в Германию ездил и в архивах тамошнего министерства делал выписки из найденных документов. Только Реддлу, а теперь уже и мне, было известно семьдесят два имени волшебников лично убитых Дамблдором! И ведь это наверняка не все. И сейчас, вот этот вот пидор, полоскает мне мозги с моралью за убийства?!
Дамблдор продолжал убаюкивающим тоном монотонно тарахтеть свою сочувственно–обвинительную речь, а я, даже не прислушиваясь, тихо начал перечислять имёна. Сначала имена тех, которых педантичные немцы, после расследования поединка Дамблдора и Гриндевальда занесли в документы с описанием всех подробностей. Дамблдор буквально по кишкам и разорванному мясу тогда прошёл через охрану своего одиозного кореша, для откровенного разговора с глазу на глаз и это не считая все те трупы которые он сделал до того и после:
— Франц Клабке, Гюнтер фон Левенштейн, Альфред Монке, Тиорн Вебле, Моника Лонгтон, Обарбе Маджит… — сначала негромко, но потом всё повышая голос перечислял я. — Стивен О'Лири, Элизабет Невис, Дитрих Вебер, Жаклин де ла Вильен …
— Что?.. Я… Я не понимаю… — изображая настоящее непонимание, растерянно проблеял Дамблдор.
— Сейчас, директор, сэр! Я говорю о вашей душе! Это имена далеко не всех, которых вы убили лично, директор! Ваша душа, сэр, не расколота, в таком случае — она разодрана на части! И вы смеете меня сейчас упрекать?!
— Гарри, мальчик мой, наверняка тебя неправильно…
— Нерон Сомми, Евгений Лествицкий, Юнами Рейдзи, Таонга Ашанти…
Не слушая его я продолжал перечислять имена. Долбаный многостаночник–интернационалист! Кажется, что он у всех народов отметился, и что цитируемая вереница различных имён будет тянуться бесконечно. Теперь я их всех помнить буду до конца жизни, потому что память у меня такая сейчас, и сведения из дневников не забываются, потому как свойство у наследства Ханеша такое. Это же только маги все, а сколько он за всю свою долгую жизнь магглов положил? Боюсь такое представлять. Душа у меня видите ли теперь не такая! Вся вот прямо расколотая и бракованная! Рыдаю, блядь, в раскаянии! Сам–то, небось на пути к вершинам своего нынешнего положения ничем не гнушался. Невозможно вскарабкаться на такую высоту в магическом обществе не замарав руки в крови, а он в ней по самую макушку выкупался. С–с–светлый волшебник!
— А с чего всё началось, мистер Дамблдор, сэр? С вашей сестры Арианы? Или с вашего лучшего друга Геллерта? Постойте, сэр! Я ещё не закончил! — прокричал я вслед директору, который после слов о его сестре, растеряв всю свою величавость развернулся и стремительно зашагал на выход.
— Suchara! Da idi ty' v pizdu, hueputalo ebanoe!!! — бешено проорал я краешку мелькнувшей в проёме двери ядовито–синей с серебряными блёстками мантии директора, и мне было плевать понимает ли он по–русски.
Мудила бородатая! Всё настроение испортил! Тоже мне, психолог доморощенный! Я тоже умею на нервах и нехороших воспоминаниях играть. Не всё же тебе одному срать в душу и давить на слабости и привязанности ничего не понимающих детей!
— Мистер Поттер! Что случилось? — материализовалась около моей кровати, мадам Помфри и, заметив моё неадекватное состояние и бешеный взгляд, насильно втиснула в ладонь пузырёк с зельем и гневно воскликнула: — Вот, выпейте это успокоительное и ложитесь в конце концов спать!
А ведь сейчас мой конфликт с нашим директором стал открытым. Это противостояние и раньше было, но пребывало, скажем так, в прохладной фазе. А тут, понимаешь, высказал в глаза ему такие вещи, о которых лучше молчать. Благо, наедине всё происходило и без свидетелей. Может, только мадам Помфри слышала что–то краем уха. Дамблдор мне этой выходки может не простить и затаить «мстю». Та ещё злопамятная тварь. На такой «позитивной и жизнеутверждающей» мысли я окончательно и вырубился…
Мне снился очень приятный сон в котором меня накрыло просто бездной невообразимого счастья, я таких чувств никогда и не испытывал. Всё было хорошо, пока я этим счастьем не стал захлёбываться и дошло до того, что даже дышать стало трудно. Всё тонул и тонул в волне восторга и какого–то даже обожания… пока не проснулся в панике. Дышать мне действительно было трудно и к тому же рот и нос были забиты мягкими локонами очень знакомого каштанового цвета и приятно пахнущими цветочным ароматом, только вот вкус подкачал.
— Кшхвтф–ф–ф! — попытался я освободить свой речевой аппарат от препятствия и прохрипел: — Гермиона! Задушишь!
Куда там?! Меня ещё крепче обняли. Гермиона, молча, вцепилась натуральным клещом. Не… ничем не отколупать её сейчас от меня. С трудом поднялся с кровати вместе с запрыгнувшей на меня девчонкой и стал ходить вперёд–назад по палате успокаивающе поглаживая её по голове.
— Ну что ты, kotenok, всё же хорошо уже? Видишь, ничего страшного нет, — мягко сказал я.
— А голова? Что случилось? У тебя вся голова бинтами замотана! — пробормотала она мне в плечо.
— Пфф, да ничего особенного, и мадам Помфри сказала, что это обычная царапина, — пренебрежительно фыркнул я, чувствуя как мои руки опять обретают подобие разума и по независящим от меня причинам начинают исследовать интересную ношу повисшую на шее.
Ну а что? Имею немножечко право! Вид у меня сейчас как у самого отъявленного и злостного геройского героя. Голова повязана, кровь на брючине́, след кровавый стелется по сырой… Мда. Вот весь же антураж пропал неизвестно куда. А всё мадам Помфри! «Мистер Поттер, это нужно срочно почистить! Мистер Поттер, вам нельзя быть в таком виде! Мистер Поттер, мозги и кровь на брюках не сочетаются с цветом ваших глаз!» Не так дословно, конечно, но что–то около того.
— Кхм! Кхм–кхм! — раздался какой–то даже требовательный кашель.
— А? Что? Мадам Помфри? — я с огромным усилием оторвался от мягких губ своей девушки и совершенно обалделым взглядом посмотрел на мадам Помфри, сердитую чисто внешне, но с весёлыми и ехидными глазами.
— Мисс Грейнджер! Отпустите мистера Поттера! Мне его нужно осмотреть, — строго и еле сдерживая улыбку сказала она.
Покрасневшая и растрёпанная больше чем обычно, Гермиона, нехотя от меня отцепилась, и отошла на полшага, продолжая удерживать меня за руку.
— Ну что ж! Ничего страшного, — констатировала она, когда размотала бинты и осмотрела мои повреждения. — Не знаю, останется ли шрам, мистер Блэк забрал оружие и мне теперь неизвестно какая там была сталь. Но если это гоблинская работа, то вывести след будет очень трудно. Если вы, мистер Поттер, заглянете ко мне попозже, то я, возможно найду способ избавить вас от этого «украшения», — уверенно сказала она, покосившись на смотревшую на мой висок Гермиону, в расширенных глазах которой стояли слёзы.
— Разберусь, как–нибудь, мадам Помфри, — легкомысленно отмахнулся я. — Мы можем идти? Скоро завтрак, а я немного голоден.
— Шрам не чесать, мыть с осторожностью, при малейших симптомах недомогания, незамедлительно обращайтесь ко мне. Слышите, мистер Поттер? Я сейчас не шучу! А то оставлю вас здесь на неделю! — нешуточно погрозила она.
— Да я абсолютно здоров! — возмутился я.
— Это мне решать! — сурово отрезала она, и ворчливо продолжила: — Идите уже с глаз моих! Никаких сил на вас нет!
Пока умывался и натягивал вчерашнюю, вычищенную и выглаженную домовиками одежду, я рассматривал свою рожу в зеркале. Брута–а–альный — жуть! Так и хотелось в морду плюнуть своему отражению. Ещё бы натуральный комплекс полноценности с такой внешностью не заработать? Выбритые виски мне шли, придавая вид, то ли рокера, то ли мужественного наёмника, то ли ещё не пойми кого, но очень хищно–агрессивного. В сочетании с причудливо безобразным, багровым шрамом на правом виске, так и вообще — Встречайте нового Темного Лорда! Как бы проблем не было.
Всю полноту выражения: «А на утро он проснулся знаменитым» я познал в Большом зале Хогвартса за завтраком. Мы на него опоздали на минут десять. Нужно было заскочить в свою комнату за ученической мантией, добраться от Больничного крыла до своей спальни, успокоить Гермиону, которая не хотела меня отпускать из поля своей видимости ни на миг, собраться, привести себя в порядок, туда–сюда, время и вышло.
До стола Гриффиндора мы добрались не привлекая внимание, потому что всё это внимание было направлено на толпу галдящих и орущих друг на друга первачков в центральном проходе зала между факультетскими столами. Сначала не понял причину этого столпотворения, но расслышав вопли на разные лады, вроде: «Он здесь стоял!» и «А этот тут валялся!», осознал, что я очень сильно сглупил с местом дуэли. Младшекурсники размахивали газетами, тыкали пальцами в раскрытые страницы и о чём–то спорили между собой и не обращали внимания на гневные возгласы преподавателей.
Только когда мы подсели ко всей нашей компании, которая, к слову, тоже нас не заметила по причине увлечённого чтения утреннего выпуска «Пророка», я разобрался с общим ажиотажем. Спланировавшая сверху Хедвиг прицельно отбомбилась мне по макушке уже моим выпуском газеты. Всегда так делает, когда мной недовольна. Тоже мне, полярный бомбардировщик! И, наконец, развернув газету, мне захотелось выразиться совсем непечатно. Они там что?! Совсем охренели?!
Статья называлась: «Казнь палача» и заголовок был на всю передовицу вместе с огромной колдографией. Да это ж ни в какие ворота не лезет! Больные на голову кретины! Никакой цензуры на них нет! Я там, на этой колдографии вообще шикарно получился: залитое кровью на половину лицо, мрачный взгляд исподлобья, две палочки в опущенных руках и трупешник без головы под ногами. Кр–р–расавец! Что тут скажешь? Если колдография была из серии — лучше такое развидеть, то сама статья… даже не знаю. Тон в ней по отношению ко мне был настороженно–доброжелательный. Типа, да, такой молодой, а уже перспективный волшебник, да, отстаивал честь, но не перегнул ли он с этим отстаиванием палку? И ещё, описание самого поединка отдавало натуральной театральщиной. «…Напряжённое лицо молодого мага, и твердо сжимаемая в руках палочка…» или «…Его решительный взгляд не оставлял никакого сомнения что он пойдёт до конца…» и ещё подобных перлов на половину текста. Найти бы того кто это написал, и его руки в его же задницу запихать!
Шум и гвалт продолжались, пока я не отложил газету и не приступил к завтраку. Теперь мой подбитый череп не скрывал газетный лист и все могли оценить и убедиться, что всё на самом деле произошло и всем ничего не привиделось и не показалось. Вот оно — доказательство сидит в полный рост и с чаем булку трескает. Вообще–то, мне почему–то казалось, что после той колдографии ни у кого аппетита не будет, ведь прямо здесь в двух шагах мертвяк без башки валялся и нехилая лужа крови была. Так ничего подобного! Наступила тишина, прерываемая лишь звоном столовых приборов и оглушительным чавканьем Рональда Уизли. Правда единственного у кого действительно отсутствовал аппетит, я высмотрел. Драко Малфой был бледен больше обычного, нервно отводил глаза от стола Гриффиндора, а рассмотрев меня вообще как–то странно задёргался. Он–то, в отличие от других видел поединок во всех деталях и без всяких газетных «красивостей». Встретившись с ним глазами, я по–доброму, ласково так улыбнулся, растянув губы в голодном оскале, и как мог изобразил мордой вопросительное ожидание.
— Мистер Поттер, я при…
— Мистер Малфой, если вы хотите принести извинения, то извиняться должны не передо мной, а перед моей невестой, — холодно перебил я мямлящего слизеринца, подошедшего к нашему столу.
— Мисс Грейнджер, я приношу вам свои искренние извинения и прошу…
Мелкий ушлёпок! Понятно, конечно, что искренних извинения или раскаяния от него в век не дождаться, но хоть так, прилюдно, макнуть его носом и обломать гордость, тоже неплохо. Тем более, пусть все думают, что я только ради Гермионы готов головы голыми руками откручивать. Я и так к этому готов, но и акценты немного сместить нужно, чтобы не слишком все присматривались к истинной подоплёке этого дела, и считали, что я только в интересах своей невесты действую. Надеюсь, теперь её побоятся задевать и третировать. Колдография и моя зверская рожа на ней с наглядным результатом около ног, не допускает двойного толкования.
Вот теперь–то я был действительно доволен. Никто ко мне с расспросами не лез, всё шарахались от меня только завидев издалека и не приставали с претензиями. Настали старые добрые времена…
— Неужели ты не мог без такого риска? Гарри, ты же против тройки магов держишься без проблем. Сильных магов, уж в этом–то я понимаю, — упрекал меня сейчас Сириус.
— Я тебе уши пообрываю, Хайзенберг! Знаешь как я испугалась?! — воскликнула Кора Блэк.
— Сириус, о моих возможностях знаешь ты, Кора и её братья, знает Гермиона и ещё один волшебник. Это и так очень много народа и я не хочу, чтобы об этом знали все. Мне пришлось притворяться, чтобы меня недооценивали и не знали всего, — устало сказал я в очередной раз, так как Гермиона уже всю плешь проела с такими же упрёками.
— Всё равно, ты очень сильно рисковал, — недовольно сказал Блэк. — Ладно, об этом позже поговорим. Смотреть, что получилось вырвать из лап гоблинов будешь?
— Зачем бы я тогда сейчас тут был? — ухмыльнулся я.
— В гости просто так зайти, значит не судьба? — ядовито поинтересовалась Каролина.
— Да хватит уже вам! Совсем застыдили! — возмущённо воскликнул я.
— Прошу, синьор Поттер, — протянул мне кипу папок, молчавший всё это время Хосе Вальдес.
Я с Гермионой, которая теперь везде ходила за мной как привязанная сидели сейчас в обширном кабинете Сириуса, особняка на площади Гриммо двенадцать, беседовали с Блэками и подводили итоги по результатам моей очередной бестолковой выходки. В воскресенье, выбраться из замка через привычную дорогу в своё «Логово», а оттуда камином в гости к крёстному не составило никакого труда. Мы могли бы даже мантией–невидимкой не пользоваться. Посторонние и так старались не попадаться на глаза. Совершенно не боялись и продолжали общаться с нами, только все из нашей компании. Невилл так и вообще с огромным уважением на меня смотрел, Браун и Патил, видно очень хотели выспросить у меня детали, но не решались. Зато теперь, при встречах, Булстроуд не изображала при мне презрение, а Паркинсон стала менее язвительной, совсем чуть–чуть, самую капельку. Только Лавгуд не в теме была. Она вообще не понимала из–за чего вся движуха и ей как всегда было плевать.
Перебирая бумаги и различные официального вида пергаменты, усеянные многочисленными печатями я вникал в финансовые дела моего рода. С недвижимостью оказалось не всё так печально, можно даже сказать, приемлемо. Вот только в Англии у меня осталось лишь моё «Логово», остальное либо разрушено и разграблено, либо пребывает в запустении. На родине остались только земельные участки на которых работают сторонние арендаторы со своими предприятиями. Так что меня можно смело называть лендлордом. Редкость в Великобритании несусветная. Здесь обычным людям землю не купить никакими способами будь у тебя хоть вагоны денег, только аренда. Дальше, два объекта недвижимости во Франции. Маленькая вилла в местечке Жуан–ле–Пен. Это где находится, интересно? И квартира в три комнаты в Сен–Мало. А это рядом в Бретани, через канал, даже я знаю. Есть ещё недвижимость и земли в Аризоне у кузенов за океаном. Какие–то фермы по разведению волшебного зверья и выращиванию магических растений. Кстати, судя по отчётам, почти треть доходов приносят. Небольшой домик в Норвегии в натуральной глухомани, непонятный магический магазинчик в египетской Александрии и дофигища акров пустующей земли в Австралии. Вот, собственно, и вся недвижимость.
Денег на всех счетах оказалось очень много или мне так показалось. В сумме и если сложить всё, около восьмисот пятидесяти тысяч. Этот ж сколько тонн золота?! Как–то Блэк хвастался своим капиталом и там у него в три раза больше, но так они на то и Блэки. Ребята приподнялись очень хорошо во времена географических открытий, и пиратствовали вовсю, и дела крутили. Правда всё это мне будет доступно по достижению совершеннолетия исходя из завещания моих деда и бабки, где прямо указывается, что всё имущество и долги принимает на себя прямой наследник любого пола.
Завещание моих родителей так и не нашлось и среди документов переданных гоблинами его не оказалось. Придётся открывать новое дело против министерства и доказывать свои права на всё моё достояние и наследство. Проще говоря, подтверждать, что я это я, законный наследник и прочее такое, с составлением уже своего собственного завещания. Иначе, эти уроды могут запросто записать всё в вымороченное имущество и доказывай потом что ты не верблюд. Как поставить всё на кон, так я законный наследник, а как вступить в наследование, так попробуй ещё докажи! Доберусь я до вас!
Ладно, с наследством рода, мне ещё разбираться в недалёком будущем, эмансипации всё равно пока нет. Будем смотреть, что досталось от Макнейра.
Негусто, однако, и неоднозначно. Счёт на тридцать одну тысячу сто пять галеонов три сикля и восемь кнатов и двухэтажная крохотная халупа, почти таунхаус на одну квартиру, на стыке Лютного и Косой аллеи. Ключи прилагаются. Осталось только пойти и вступить во владение. Больше у этого урода и не было ничего… официально. Никаких контрактов и долгов в бумагах указано не было, а значит и законных претензий ко мне никаких. С незаконными я как–нибудь сам справлюсь.
Что делать с неожиданно свалившейся на голову недвижимостью я ещё подумаю. По документам выходило, что домик имеет парадный вход со стороны Косой, а черный вход выходит дверями уже в Лютном. Само расположение дома было удачным и если он подключён к каминной сети, что очень вероятно — так и вообще замечательно, и вдвойне замечательно, что это не квартира в общем доме, а отдельно стоящее здание. Замутить на нём «Фиделиус», уж на это моего резерва хватит, и не нужно будет каждый раз головоломно добираться до Лондона. Хотя бы и с помощью Бэрри.
— Сириус, ты смотрел моё новое приобретение? — спросил я крёстного, после того как закончил с бумагами.
— Не-а, — лениво протянул он. — Мы с Хосе только и сумели выбить с зеленух ключи и право собственности. Там ещё и Сэвидж от Аврората обещал запечатать всё, чтобы никто ничего не растащил. Без ключей туда сейчас не попасть.
— Ммм… Нужно сегодня же посмотреть, что там к чему, — задумчиво сказал я. — Кстати, где палочка и нож?
— Держи, барахольщик! — хмуро буркнул он, вытащил из ящика стола и грохнул передо мной тот самый нож, который чуть не отправил меня к предкам и волшебную палочку Макнейра.
Чего сразу барахольщик? Боевые трофеи, а не барахло! У самого целая комната с вражескими палочками и разным острым железом забита, сам видел. Мне тоже потихоньку уже пора свою коллекцию собирать, тем более начало уже положено, и палочка третья по счёту. Главное, чтобы мой концентратор не оказался на чьей–нибудь стенке висеть вместе с приколоченной рядом моей головой в качестве доказательств доблести.
— Гарри, если пойдёшь туда, на всякий случай, возьми с собой кого–нибудь из братьев, мне так спокойней будет, — попросил он.
Это я то барахольщик? Вот кто был настоящим барахольщиком и натуральным Плюшкиным, так это Макнейр. Не завалы, нет, но различные вещи и мебель громоздились в небольшой гостиной очень плотно. Понятно что «Капациус Экстремис» — заклинание расширения пространства нельзя до бесконечности растянуть, но он хоть попробовал бы немного расширить свой дом. Эти чары здесь были убогие и слабые, хоть переделывай, чем я обязательно займусь.
Только войдя в бывший дом Макнейра, я понял, что его необходимо переделать весь, если хочу его себе оставить, так как он мне сразу не понравился. И не чисто внешне, а из–за атмосферы этого места. Здесь всё было пропитано страхом. Причём страхом одного существа, которое я чувствовал эмпатией, а прямо сейчас этот страх перерастал в панику и почти истерику. Сложить два и два не составило большого труда — отсутствие пыли, вещи хоть и многочисленны, но находятся на своих местах, чистота и порядок вокруг, тут кто–то есть! И я знаю кто.
— Выходи, не бойся, тебе никто не причинит вреда, — сказал я в пространство, а стоящая рядом Гермиона, удивлённо на меня посмотрела.
Из–за огромного кресла обитого бордовым велюром осторожно вышла маленькая домовушка, одетая в голубую наволочку. Совсем молодая, наверное только нашла хозяина и этот хозяин оказался тем ещё живодёром. Она стояла перед нами не смея поднять голову и вся тряслась нервно сплетая пальцы перед собой.
— Ой! — воскликнула Гермиона и присела перед маленькой домовой эльфийкой. — Мы тебя не обидим, не бойся, — ласково сказала моя девушка и осторожно погладила ушастую по голове, а затем спросила: — А как тебя зовут?
— Ти, молодая госпожа, — тихо пискнула домовушка, и наконец, подняла взгляд, и на всех нас уставились огромные фиолетовые глаза, в которых вспыхнула надежда.
— Гарри, ты ведь её не выгонишь? — скорее не спросила, а утвердительно постановила Гермиона.
— С чего бы я её выгонял? Это ведь не мой домовик, а теперь твой, — возмутился я.
— Но я ведь…
— Ти, будет очень хорошей слугой, молодая госпожа! — пискнула домовушка и очень быстро закивала своей лопоухой головой так, что её фиолетовые глаза превратились в две фиолетовые полосы.
Влёт просекла ситуацию, молодец. А судя по ухоженности и порядку вокруг, эта Ти знает хорошо свои обязанности и я же не совсем дурак, отказываться от такого приобретения. По–быстрому привязать её к Гермионе, ведь домовушка сейчас свободный эльф и оставить пока тут по хозяйству. Источник этого дома, как я чувствую, откровенно никакой и до крайности убогий. Нужно будет заменить на другой, возвести защиту и всякие навороты и дополнить уже имеющееся или исправить неподходящее. Натравить на Ти своего Бэрримора с консультациями по анти–проникновению посторонних лиц, и, глядишь, будет со всего этого толк. И может тогда, чуть позже, я смогу наконец переварить все эти плоды победы.
*Chungo! Conchuda! Corijo tu!* — уё..ще, п…да, пошел на х.. (исп.)