Каждое утро я продолжал активно использовать турник и делать комплекс упражнений с растяжкой и силовыми приёмами, ну, почти каждое. Иногда, после моих ночных вылазок и блужданий по Выручай–Комнате, сил не оставалось никаких. А так даже втянулся, что позволяло не только сбросить излишнюю энергию, но и радовало результатом. Во всяком случае, моё отражение в зеркале душевой довольно скалилось и играло отчётливой мускулатурой. Правда, именно с утра во время моей физкультуры появился один дико раздражающий фактор. Вот и сейчас:
— Фшшххс! Щёлк! — сработала вспышка колдокамеры, закончившаяся щелчком затвора.
«Упорная скотина!», — подумал я.
Спрыгнув с турника, обернулся и увидел в дверном проёме нашей спальни уже привычное по каждому утру зрелище: Колин Криви, что–то сосредоточенно подкручивающий в своём адском механизме и уже примеривающийся к повторному кадру.
— Кри–и–иви, — «ласково» улыбнувшись, протянул я.
Испуганно вскинувшись, мелкий папарацци развернулся и задал стрекача.
— Стой, suka! — зашипел я и кинулся вдогонку. — Хуже будет! Я тебя предупреждаю!
Традиционная гонка в очередной раз закончилась ничем на том же самом месте. На спуске к гостиной, из которой доносился приглушённый говор голосов нескольких студентов. В таком как у меня виде и не погоняешься, не поймут-с. Из одежды только весёленькой расцветки труселя–бо́ксеры с принтом вожделенно облизывающегося мультяшного койота.
— Ohueli tut vse uzhe v kraij, — сердито матерясь в полголоса бормотал я по пути обратно, рассуждая о том, что почему–то не чувствую его своей эмпатией, вернее, чую, но только в последний момент, когда Криви с азартом наводит на меня объектив.
Этот день прошёл незаметно, был обыденным и как никогда унылым. Занятия по Гербологии у Спраут, где мы изучали «бразильскую мухоловку», которую смело можно называть не только «мухоловкой», но и «ягуароловкой» и даже «человеколовкой». У Флитвика изучали чары «Ревелио», то есть магический поисковик, а на рунологии продолжали мучать Футарк — скандинавский рунический алфавит, что для меня было неимоверно скучно. Я бы и сам мог лекции не только по нему читать, а ещё о семи других подобных системах: славянских, германских, валлийских, древнегреческих, египетских и даже китайских. Правда, иногда профессор Бабблинг и меня удивляла нестандартным толкованием некоторых рун, что с точки зрения артефактора и ритуалиста могло мне пригодиться.
Зато следующий день по насыщенности событий, связанных с моей личностью, переплюнул первые два месяца после каникул вместе взятых.
Первое, что я увидел, выйдя из душевой — это болтающегося на турнике бледного рыжего глиста. Рон Уизли пыхтел, благоухал запахом пота, грязного тела и замызганного исподнего. От этой картины мне захотелось обратно в душ, ещё раз помыться. Спрыгнув и повернувшись, он продемонстрировал мне презрительный взгляд и свое обвислое брюхо, сейчас не набитое дармовой жрачкой, ведь до завтрака было ещё полчаса.
Нет, в принципе, мне не жалко, пусть занимается, главное, чтобы не мешал. Турник как бы и его, частично. Ведь он закреплён на столбике балдахина кровати Уизли. Но наблюдать, как он дрыгался, а подтянулся аж целых два раза было забавно. Что ж, нет предела совершенству! И с чего бы он начал физкультурой страдать, может, его по голове крепко стукнули?
Неладное я почувствовал, не доходя пары шагов до выхода в факультетскую гостиную. Множество отголосков разумов с различным эмоциональным окрасом наполняли проход. Как будто вектор внимания нескольких человек сконцентрировался именно на одном месте в ожидании чего–то или кого–то. Что за дела? На засаду похоже! Я потянул из кобуры свою палочку, мысленно разгоняя себя, одновременно замораживая в трансе эмоции и вымывая чувства…
Позже, проанализировав, я понял, что засада всё–таки была. Но именно что «засада»! А сейчас, с опаской выглянув, готовый в любую секунду отпрянуть назад в проход, я осторожно окинул взглядом нашу гостиную. Ничего не понял! Во–первых, тут присутствовали почти все наши девчонки со всех семи курсов Гриффиндора. Во–вторых, это шквал эмоций от них, который меня чуть не нокаутировал. В-третьих, там была Гермиона… очень злая и прямо–таки полыхающая ревностью и обидой. Да бля! Что я такое сделал, чтобы она так на меня ополчилась? Вроде лунатизмом не страдаю и во сне никого не обесчестил.
Пока настороженно подходил к своей?… подруге, ловил на себе множество странных взглядов. Второкурсницы, встречаясь со мной глазами, краснели и отводили взгляд, девчонки постарше смотрели либо с интересом, задумчиво покручивая пальчиками свои локоны, либо с откровенным вожделением. Так–то, конечно, мне такие взгляды льстят, как и любому парню, но когда это я успел с ними столько «репы» набить и прокачать себе показатель харизмы?
— Что происходит? — нервно спросил я.
Гермиона, закусив губу, промолчала и отвернулась, а сидевшая рядом с ней Лаванда покраснела. Браун и покраснела! Я её смущённой до такой степени и не видел ни разу.
— Парвати? — я обернулся к индианке, тоже ставшей ещё более смуглой. — Если мне никто ничего не объяснит, то я начну убивать, — совсем напряжённо заявил я и достал палочку.
— Не надо! — испуганно воскликнула Патил и быстро–быстро затараторила:
— Вчера вечером Криви… ну, который Колин, колдографию принёс, а там ты…
— Что я? — поторопил замолчавшую девчонку. — Младенцев расчленяю? Творю чёрную мессу во славу Волдеморта? Или самое ужасное преступление — плюю в чай Дамблдора? Что там, Патил?
— Ты там на такой железной палке висишь и… голый, — совсем уж застеснявшись и пряча глаза закончила она.
Опять ничего не понял. Из рассказа индианки выходило то, что Криви кому–то показал колдофото, которое сделал вчера утром во время моей утренней зарядки, и голый я там точно не был. Отчего тогда такой ажиотаж? И почему Гермиона со мной не разговаривает?
— У тебя есть это изображение? Хочу взглянуть. — пристально смотря на Патил спросил я.
— У меня нет, — очень быстро ответила она, отведя взгляд.
«Врёт! Причем нагло врёт! Да что ж там такое? Даже самому интересно стало!» — думал я.
Пока я рассуждал, к нам подошёл зевающий Лонгботтом, поздоровался и поинтересовался, по какому поводу собрание.
— Вообще не в курсе, Нев, но я обязательно выясню.
Стоя за спиной мирно завтракающего и болтающего с друганами Криви, я сверлил его спину тяжёлым взглядом. Постепенно галдёж за их столом стал стихать, когда соседи Колина почувствовали, что что–то не так и замолкли, а наконец обернувшийся вредитель попытался моментально вскочить и навострить лыжи, но был пойман за шиворот школьной мантии.
— А пойдем–ка поговорим, друг мой, Колин! — вкрадчиво и совсем не дружелюбно предложил я и отволок его за шкирку в один из углов центрального коридора.
— Но, Гарри! Я ещё не все деньги собрал, и… — начал лепетать мелкий.
Вот сейчас совсем не понял, о чём он.
— У тебя какое ухо лишнее? Ты скажи, а я его тебе сейчас ампутирую, — с фальшивым сочувствием предложил я и, не сдержавшись, рявкнул:
— Давай сюда эту мордредову колдографию!!!
Никогда не знал, что страдаю нарциссизмом, но парень на движущемся изображении даже мне нравился. Пятнадцатисекундный ролик о буднях молодого волшебника и его утренних занятиях. С точки зрения обычного мира — ничего особенного, но… Подтягивания, за время которых любой желающий может убедиться, как завораживающе и красиво перекатываются мышцы на руках и блестящей от пота спине и, так сказать, оценить экстерьер целиком. И, скорее всего, добивание возможного наблюдателя происходит в финале, когда юный маг спрыгивает с турника и, оборачиваясь, хищно улыбается. Во всяком случае, моё тогдашнее шипение «Кри–и–иви» можно принять и за улыбку при обычном фотографировании с эталонным «Сиськи». Весь ролик не является чем–то особым, но вот… Гибкость, грациозность, звериная пластика и общий эмоциональный посыл присутствуют сверх меры. От колдографии очень сильно разит брутальностью и энергией молодого самца. Не удивительно, что девчонки, увидев подобное, перевозбудились.
Я немного не понимаю, почему в волшебном мире царят столь пуританские взгляды, ведь почти вся нынешняя европейская магическая цивилизация — прямая наследница Магической Римской Империи, а там с «обнажёнкой» всё было в порядке и не требовалось вырабатывать такие суровые нормы морали. Да и для возникновения подобного нужны масштабные эпидемии с антисанитарией и заразными венерическими заболеваниями, что для волшебников нонсенс.
Я про себя изощрённо матерился на нескольких известных мне языках, сплетая сложносоставные лингвистические конструкции из английского, русского и даже японского:
«Мелкий охуевший pizduk! Кусотарэ кусаме!* Да чтоб тебя uebalo, гандона такого!»
Колдография, мать её! Девять на двенадцать, чтоб их всех! Так–то колдография — это да, даже можно смело назвать её профессиональной и очень талантливой, без всяких скидок на возраст второкурсника–колдожурналиста. Когда я предполагал, что братья Криви в Хогвартсе волшебной порнухой приторговывают, то даже не думал, что сам могу стать жертвой этой самой торговли. Ещё немного и очень внимательно поразглядывав своё движущееся изображение, я не нашёл ничего предосудительного. Причиндалы из вырвиглазной расцветки бо́ксеров нигде не вываливались, и даже мои труселя не оттопыривал утренний стояк. Где же я тут голый? Это ж не порнография какая, даже лёгкой эротикой такое, только при большой фантазии назвать можно.
… — сто двадцать четыре галеона, по два за штуку. Ты не думай, Гарри, я твою долю верну, только за реактивы возьму часть, — продолжал тарахтеть папарацци–диверсант.
— Криви! Ты охренел?! Шестьдесят штук! Ты что, снабдил «этим» почти половину всех студенток Хогвартса? — уже еле сдерживаясь орал я.
— Ну Гарри, ты же сам разрешил себя фотографировать! — возмущённо воскликнул Колин.
— Фотографировать, балбес! А не распространять!
— А как же быть? У меня ещё заказ на двадцать копий. И не половину, а треть, некоторые по две штуки брали, да и не только девчонки, — расстроенно поделился он со мной своими бизнес–планами.
— Я вот щас не понял… Кому ещё такое нужно? — я даже немного растерялся.
— Э–э–э… Коммерческая тайна! Вот! — решительно заявил он.
— Колин, ты даже не представляешь, как меня подставил, и не только меня, — вздохнул я. — Ладно я, отобьюсь как–нибудь, но ты подверг нешуточной опасности мою девушку. Ей ведь очень многие гадости начнут делать. И всё из–за этой вот карточки.
Мысленно примерив нынешнюю ситуацию на себя, внезапно понял, почему стал материться с японским подтекстом. Я же сейчас, блять, почти натуральный ОЯШ, как в каком–то третьесортном дерьмовом аниме с гаремными мотивами! И даже закончиться всё может как в таких же мультиках, с расчленёнкой, морем крови и горами трупов. Толпа тян в нашей школе теперь мне проходу не дадут, а мне их всех нахрен и не нужно. У меня уже своя есть.
— А давай я тебе колдографию Грейнджер сделаю, — внезапно предложил Колин, смотря куда–то мне за спину.
От такого предложения я даже поперхнулся. И, набрав воздуха в грудь, начал на него орать:
— Криви!!! Ты, blyad', что, бессмертный?!!! Если только узнаю, что ты провернул что–то подобное с Гермионой, — я помахал карточкой перед его носом, — то я Мерлином клянусь! Засуну твою колдокамеру тебе же в задницу!!!
— Да я обычную… — пролепетал он, отступая к стене и опять опасливо смотря мне за спину.
«Да что он там такое увидел?» — повернулся я и встретился взглядом с Гермионой.
— Про какую «твою девушку» ты говорил, Гарри? — с очень странными эмоциями и напряжённым выражением личика спросила она.
— Про тебя… говорил, — запнувшись, сказал я. — Прости, если ты против, то я, конечно, не буду претендовать… чтобы ты… а я тогда не буду… никогда… — совсем запутавшись, начал бубнить я.
Настроение упало совсем уж ниже самого низкого плинтуса. Ненавижу такие разговоры и ситуации. Знать бы, за что она на меня обижена, но для этого отдельный и мифический ретранслятор–переводчик с женского на нормальный нужно иметь. Легилименция тут слабо поможет, мысли–то прочитать можно, но они всё равно не отразят всей сути, а женские эмоции я откровенно плохо понимаю, только самые чистые и яркие в плане однородности, без всяких там искажающих примесей, и то примерно и если сосредоточиться.
А я уже подумал, что у нас… То есть не у нас… Нет пока никаких «нас»… и не известно, будет ли вообще. Лопух! Вон как она на меня смотрит! Странно.
Она подошла вплотную ко мне, посмотрела снизу вверх и как–то беспомощно сказала:
— Гарри, сегодня они все наговорили мне каких–то гадостей. Джинни сказала, что это она твоя девушка, Ли Джордан говорил, что теперь ты можешь выбрать себе любую, Рон накричал и обвинил, что мой Живоглот съел его Коросту, Лаванда меня жалела, отчего становилось лишь хуже, Парвати…
Я обнял её и стал успокаивающе поглаживать по спине, а она упёрлась лбом мне в грудь и продолжила тихо изливать свою обиду и горечь. Пока она говорила, я, переступая через себя, загонял себя в состояние бездушного механизма. От прошлого упаднического настроя не осталось и следа, его моментально выдуло яростью и холодным чувством гнева. Мой контроль трещал по швам.
— Всё будет хорошо, kotenok, — продолжая сжимать её в объятиях и успокаивая, говорил я. — Они все ещё пожалеют о своих словах, Гермиона. Это я тебе обещаю.
— Фшшххс! Шёлк! — раздался уже ненавистный для меня звук.
— Я только для вас двоих карточки сделаю, честно!
Под моим равнодушным и холодным взглядом Криви весь съёжился, а от его обычного нагловатого оптимизма ничего не осталось. Он молча развернулся и, опустив плечи, медленно пошаркал по коридору, как маленький старик.
На истории магии большинство учеников не изображали из себя традиционное сонное царство, а с различным интересом пялились на меня и Гермиону. Причем на неё смотрели в основном только с двумя эмоциями — либо с завистью, либо с ненавистью, за редким исключением, где я наблюдал непонимание. Я же собрал на себе более неоднородную коллекцию взглядов. Внутренне морщась под облизывающими взглядами большинства девчонок со всех факультетов нашего курса и ощущая на себе колючие взгляды некоторых парней, наполненные враждебностью, вспомнил, что вся эта ситуация совсем для меня не нова. Каждый год в Хогвартсе для меня изобилует ситуациями, когда наша школьная общественность массово меня обсуждает и осуждает. Правда, если раньше это касалось, скорее, моего абстрактного образа, то теперь ситуация напрямую затрагивала мою личность. Конечно, подумаешь, совершил там Гарри Поттер какой–то подвиг или влез в опасную авантюру! Пообсуждали с недельку и забыли. Другое дело, если моя собственная подружка или возлюбленная смотрит на этого Гарри Поттера так, как никогда на меня не смотрела!
— По–оттер, — протянул в своей всегдашней манере Малфой. — Классные труселя. У тебя совсем нет денег на одежду? Как же измельчали маги некогда знаменитых фамилий, — с высокомерным апломбом и сочувствующими нотками вещал он.
Ох–хо–хо. Мне его сейчас даже немного жалко стало, сам себя своим же языком подставил.
— Малфой, Малфой! — укоризненно покачал головой я. — Тебе так понравились мои трусы? Так уж и быть, я тебе их на Рождество подарю. Я, конечно, понимаю, на что только не пойдёшь, чтобы заполучить такую вещь! Но мог бы и просто попросить, — смотря на него с жалостью, как на нищего, закончил я.
— Э–э–э, — вытянулось в офигении его лицо.
— Лучше мне подари! — глупо хлопая глазами и изображая эталонную дурочку, с придыханием сказала Паркинсон.
Стерва! По ней… даже не знаю, но любой и невооружённым взглядом мог понять, что сейчас она просто притворяется восторженной идиоткой. Эти все её сжатые в ожидании у груди кулачки, взгляд подстреленного Бэмби, брови домиком и общее выражение мордашки… Но обстановку она резко разрядила. Сначала одна несмело захихикала, потом другая засмеялась, а потом и почти все окружающие девчонки начали натурально ржать. Покрасневший Малфой лишь молчаливо продемонстрировал всем коронный прием Снейпа с развевающейся мантией, развернулся и стремительно убежал.
Эта «встреча на высшем уровне» проходила сразу после лекции Биннса, а пикировка с Малфоем могла окончится и каким–нибудь побоищем. Обстановка вокруг меня резко стала раскалённой, слишком опасной, и это только начало, что подтвердили дальнейшие события.
— Эй, Поттер! — лениво окликнули меня очень сексуальным женским голосом.
Обладательница этого голоса весьма и весьма ему соответствовала. Невысокая, изящная, соблазнительных форм брюнетка с ярко выраженной восточной внешностью и характерным разрезом глаз. Таких в Хогвартсе всего две и обе учатся на Рейвенкло. Чжоу Чанг я знаю ещё по квиддичу, а с этой семикурсницей даже не знаком. Сейчас она стояла в компании, видимо, двух своих подруг и этак с королевской грацией манила меня пальчиком. На такой её жест я лишь пожал плечами и пошел дальше, по пути вполголоса объясняя Гермионе тонкости медитации для её занятий в окклюменции, но был прерван, когда меня развернули за плечо.
— А ты ничего такой, — с лёгким интересом и покровительственной интонацией произнесла азиатка. — Я, вообще–то, тебя позвала.
От этой её фразы я сначала немного прифигел. Я ей что, собачка, по первому движению пальчика подбегать, виляя хвостом?
— А ты чёта не очень, — грубо ответил я, скинув её руку со своего плеча.
И тут я даже не соврал. Несмотря на отпадные внешние данные и тонкий аромат дорогих и приятных духов, смешанных с запахом молодого женского тела, в ментале от неё смердело, как от гнилой бочки с тухлой сивухой. Ведьма! Причем основательно так поюзанная, и даже сейчас, на седьмом курсе, она умудрилась стать всего лишь чуть сильнее, чем Грейнджер… Хотя и опасней в разы.
Прищурившись, усилив немного транс, взглянул в её глаза и прочёл поверхностные мысли. Хммм… Китайский я плоховато знаю, но…
(…красивый кобелёк, колдография не врала… заберу себе… зубастенький… только лохматую проклясть чем–нибудь… мешает….)
Бдамссс… Это где–то там, далеко внизу, на самом дне разума упала моя планка со здравым смыслом. Позже мне рассказывали, что со стороны я выглядел как парень, заботливо поправляющий галстук знакомой девушке, которой потом внезапно стало плохо. На самом деле галстук я поправлял так, что ведьма уже начала багроветь симпатичным личиком, при этом негромко, равнодушно и даже как–то доверительно говорил ей в глаза:
— Послушай, próblyad', если ты не только сделаешь что–нибудь по отношению к ней, а хотя бы даже посмотришь в её сторону, я отрежу тебе твою глупую голову… Веришь?
Свой диалог я подкреплял легиллименцией, не особо соображая, что делаю. Краем чувств только немного ощущал небольшое противодействие, и крушил ее разум с наслаждением асфальтового катка, проезжающего по хрустящему ящику стеклотары. Я просто упивался её ужасом и своей властью, пока… со спины, прохладные ладошки не закрыли мне глаза. Только немного успокоившись, мотнул головой и, сбросив ладони Гермионы со своего лица, я посмотрел на еле стоящую на ногах китаянку, которая хрипло втягивала в себя воздух.
— Надеюсь, ты поняла меня, вуп'хо**, — буквально выплюнул я.
Две её подружки синхронно шагнули вперёд и встали по бокам, схватившись за палочки, а та, что справа, даже начала зло говорить:
— Поттер, ты ещё…
Мерлин! Как же мне хотелось кого–нибудь убить или просто выплеснуть в поединке накопленное бешенство!
— Прежде чем что–то говорить, сначала нужно немного подумать, — процедил я и начал ещё больше давить легиллименцией на незнакомую рэйвенкловку. — Поэтому подумайте, нужен ли вам такой враг, как я, неизвестная и невежливая мисс.
Хоть и я сам невежливо её перебил, но ведь они втроём даже не представились! Натужно дыша сквозь зубы, я уже был готов сорваться, но тут меня в сторону потянула испуганная Гермиона.
— Пойдём, Гарри, пожалуйста!
Мерлин и Бог–Император! Дай мне сил!
— Депульсо! — прокричал я с восторгом и кровожадностью.
Суммарный ступенчатый «Протего» атакующей тройки выдержал, но отбросил их на исходные позиции.
— Протего триа! Blizhe, banderlogi!!! O da!!! — я дико захохотал, когда их суммарный «Ступефай» не смог пробить мой щит.
Эта пятёрка придурков в красных масках и мантиях с надвинутыми капюшонами попыталась меня перехватить, когда я возвращался с отработки, залепленной мне Снейпом за якобы «невежливое обращение к преподавателю». В состоянии, близком к пошедшему в разнос реактору, я, возвращаясь в гостиную, был внезапно атакован, и лишь реакция и заранее предупредившая меня эмпатия помогла не прозевать нападение. Удалось нырнуть в пустой и заброшенный класс, где я смог организовать оборону и последующее контрнаступление. Удачное.
Двоих я даже узнал по характерным жестам и особенностям походки. Позёр Диггори, который, выпендриваясь, обязательно перед заклинанием вертит палочку вокруг указательного пальца, сейчас, дико извиваясь, пытался освободиться от моего «Брахиобиндо». Удачи, идиот! Нужно знать контрзаклятие, а не «Фините» орать.
Второй со своей косолапостью не мог быть никем иным, кроме как Леоном Долтоном, шестикурсником с Рейвенкло. Сейчас этот амбал активно наседал на меня в атаке. Остальные трое были мне неизвестны, но один из них сейчас молча отдыхал у стеночки в отключке после моего «Экспеллиармуса».
Какого, собственно, хрена они на меня ополчились, для меня было совершенно безразлично. Я просто упивался боем и выплёскивал напряжение.
— Чё тормозите, суки? — с сумасшедшим оскалом спросил я, когда в столкновении организовалось шаткое равновесие.
— Вместе! Рут!!! — непонятно скомандовал Долтон хриплым и искаженным маской голосом.
Они одновременно разошлись, синхронно наколдовали «Протего», и… кинулись в рукопашную! Пидарасы! Тут–то и начался настоящий замес. Кажется, Долтону я сломал рёбра, ещё одному неизвестному — левую руку, но отхватил весомую плюху в глаз, отчего немного поплыл.
— Уходим! — услышал я и одновременно чуть не заорал, когда мне с треском отодрали клок волос чуть ли не со скальпом.
Кряхтя, я поднялся и оглядел полностью разгромленный класс. Из–за захлопнувшейся двери послышалось: «Коллопортус», произнесённое на три разных голоса. Это, типа, чтобы я в погоню не кинулся? Уважают, ублюдки!
— Славно погулял, Гарри Джеймс Поттер! — утирая кровь из рассечённой брови, сказал я сам себе донельзя довольным голосом.
— Да что с этим миром не так? — расстроенно смотря на свой разворошенный шкаф для одежды, спросил я непонятно кого. — Похоже, Малфой остался без подарка на Рождество…
*— грязные японские ругательства.
**巫婆 Wūpó — ведьма (кит.) В традиционной китайской культуре имеет очень негативное значение.