— И что же мне со всеми вами делать? — спросил я с равнодушным и безэмоциональным выражением лица, варварски и напоказ выламывая отросшие зубы у «красавчика» Роджерса.
Кровь, летевшая во все стороны, забрызгивала не только меня, но и лежащих на полу Пьюси и Долтона. Они смотрели на эту сцену с ужасом и совершенно беспомощно, скованные таким же «Петрификусом», которым неосмотрительно, меня пытались проклясть в самом начале. Роджерс, каждый раз, когда я выдирал с мясом похожие на тонкие желтоватые прутики зубы, только мычал и обливался слезами, неподвижно вздрагивая в луже собственной мочи, крови и экскрементов.
Семикурснику сейчас, и в долгосрочной перспективе, совсем не позавидуешь. Всё дело в том, что ему теперь ни за что не быть хоть как–то привлекательным на свою до этого смазливую рожу. Раны, оставленные волшебным существом, если и лечатся, то с огромными затратами и трудом. А я постарался так, чтобы раны эти были нанесены именно волшебным существом. То есть маг — сам по себе является этим самым существом и если он, допустим, отгрызёт себе палец, то это уже навсегда. Так, вроде, Петтигрю сделал, откусив себе палец, чтобы алиби обеспечить.
Перепаханная и изрезанная отросшими собственными зубами рожа похотливого семикурсника выглядела действительно очень омерзительно и отталкивающе. Как он только от болевого шока ещё не вырубился?
— А ведь неплохой реагент, — задумчиво сказал я, рассматривая кривой и заляпанный кровью костяной прутик изменённого зуба в пару футов длиной. — А если вас всех на ингредиенты пустить? Яйца вам всем тут отрезать и вырезать печень, и потом всё это продать. Тут ведь озолотиться можно! Так ведь, Пьюси? — я равнодушно пнул неподвижное тело слизеринца, представителя рода химерологов, по пути наступив на его шлангообразную руку.
Мне совсем не нравилось нынешнее моё состояние, но я ничего не мог с собой поделать. Сработали какие–то внутренние механизмы подсознания, и теперь, чтобы просто не сорваться в кровавый угар и не переработать лежащие передо мной куски мяса в окончательные трупы, мой разум вымел абсолютно все чувства, оставив только рационализм. Нет, я ни на секунду не думал как–то их выгораживать или искать оправдания, не было и жалости с состраданием или глупого милосердия. Просто сейчас я был совсем не я, повседневный, а был прямо–таки какой–то бездушной и рациональной машиной.
Наверное, только сейчас понял и осознал, что же на самом деле значит мёртвое спокойствие. Все мои практики в окклюменции, методы химерологии, колдомедицины и трансфигурации, где требовалась выдержка, как основной элемент творения чар, даже близко не стояли с настроем настоящего некроманта. И это действительно меня пугало. Ничего наносного и лишнего, только циничный анализ.
Всё столкновение не заняло и минуты, а до отбоя осталось минут пятьдесят. Необходимо вернуться в гостиную факультета вовремя. По информации от Джонсон меня уже ловят с моими постоянными ночными блужданиями, и лишний раз давать повод для разбирательства не нужно. Три объекта на этот промежуток времени, полностью в моём распоряжении. Легиллименция? Невозможно. Столько времени в наличии нет и закладки не поставить. Обливейт? Приемлемо. Трансфигурация в компактные предметы с последующей обработкой в свободное время? Рискованно. Хватятся и будут искать, тем более есть свидетели конфликта. Превратить в трупы? Неприемлемо. Дополнительные проблемы будут обеспечены. Выводы. Вариант первый — склонить к Непреложному Обету, предварительно запугав как следует. Вариант второй — стереть обливейтом воспоминания о боестолкновении, подправив улики. Вариант третий — комбинированный. Работаем. Я поменял свою палочку на клык василиска.
— У вас всех есть только один вариант, а ты мне его сейчас подскажешь, Пьюси. Иначе живыми вас больше никто не увидит, — спокойно сказал я слизеринцу, отменяя при помощи «Фините» парализующие чары.
— Круцио! — с кончика клыка сорвался ярко красный луч и упёрся в грудь слизеринца.
Уже на подходе к нашей гостиной обдумывал, не совершил ли я где ошибок и не оставил каких–либо следов и улик. Тут ведь у нас есть такая прошаренная личность среди преподавателей, как мадам Спраут, и она вполне может докопаться до истины.
Со стороны, когда обнаружат все три бессознательных тела и применят «Приори Инкантатем» на их палочки, то обнаружат все те заклинания, что отразились в повреждениях. У Роджерса там — «Глациус», у Пьюси — «Дантисимус», а у Долтона — помимо «Круцио» ещё и «Брахиам Эмендо». Все мои заклинания, которые использовал в бою, кроме Круциатуса, и сразу будет вид, что придурки схлестнулись друг с другом, а к Долтону ещё и вопросы возникнут. Зачем он пытал Пьюси пыточным проклятием? Отчего, почему они это сделали, объяснить не смогут, уж я постарался. Но до всего этого было:
— Обещаете ли вы, Эдриан Скотт Пьюси, Леон Арно Долтон и Джереми Густав Роджерс, ни словом, ни делом, ни прямо, ни косвенно…
Непреложный Обет стребовать с них получилось, не особенно и напрягаясь. Все трое смотрели на меня с натуральным ужасом, как кролики на удава. Впрочем, моё забрызганное кровью лицо не шло ни в какое сравнение с развороченной харей Роджерса, но тем не менее пугало их намного больше своей бесстрастностью и полнейшей отмороженностью. Достаточно было почувствовать это своей эмпатией. Клятву молчать о произошедшем и не вредить Гермионе Джин Грейнджер и Гарри Джеймсу Поттеру они подтверждали, как почти канонные три мушкетёра, сложив стопкой ладони оставшихся невредимыми конечностей. Мне осталось только её закрепить и подтвердить, что я и сделал.
Потом, после тройного Обливейта и Конфундуса, пришлось ещё двадцать минут затирать свои следы при помощи «Тергео» и «Эванеско» и очищать себя хоть по минимуму. И вот теперь я пробирался в гостиную факультета и почти опаздывал. Ещё нужно будет до «Логова» добраться, там сейчас наверняка Гермиона с ума сходит, а Бэрри её ни за что не отпустит. У него непосредственный приказ — ждать меня три часа, а после, уже по усмотрению, как он её называет — молодой госпожи Гермионы.
Имелись и сомнительные места во всей этой ситуации. Диггори и Виккерс ушли, но они видели начало конфликта и сделают выводы безо всякого двойного толкования, когда узнают, что их кореша загремели в коматозники. И я ещё не знаю, видели ли они всё то, что я проделал с их остальной компанией. Хотел уже было выловить и поспрошать, но почему–то был уверен, что они будут молчать, как рыба на допросе. Это всё не в их интересах. Виккерс присутствовал не только при атаке на меня в прошлом нападении и отделался лишь сотрясением после моего «Экспеллиармуса», но и видел весь бой с Вудом и близнецами Уизли. Он знает, на что я способен, и обострять наверняка поостережётся. Про педиковатого Диггори я вообще сказать ничего не могу, но он совсем меня не впечатлил как более или менее вменяемый боец. И я также уверен, что он тоже будет скрывать свою причастность ко всей этой истории. Барсуки, что с них взять? Осторожность — это их природная черта. Хотя, нужно и подстраховаться.
— Ты вообще обурел, что ли, Уизли? — держа за шкварник нашего старосту, шипел Виккерс. — А ну–ка открывай проход!
— Мне нужно тут поймать кое–кого. Ты не думай, Алан, — лепетал рыжий долговязый пацан. — Только сменил пароль и…
— Кого ты собрался ловить, придурок? Уж не Поттера ли часом? — тряся одной рукой нашего тщедушного старосту, спросил он. — Ты, Уизли, совсем больной! Открывай этот Мордредов проход! — нервно и панически оглядываясь, орал Виккерс.
— «Фортуна Драконис», — заверещал Уизли.
Вот же сука! Значит, прошлый пароль «Фортуна Майор» не работает? А староста умеет и имеет право менять его по–собственному желанию? Так, значит? Решил протянуть меня по официальным каналам с моими постоянными отлучками, значит? Поговорю я ещё с этой рыжей крысой!
Дыша в затылок и, буквально, наступая на пятки, я, скрытый своей мантией–невидимкой, проскочил в открытый проход вслед за шестикурсником. Судя по его нервному поведению и времени, когда Виккерс появился на входе, одновременно со мной, он видел весь милый междусобойчик с остальными уродами, а это не есть хорошо и теперь мне нужно кое о чём с ним поговорить. Когда гриффиндорец уже поспешно подымался по лестнице на этаж с нашими спальнями, я аккуратно подбил его под колени и он от неожиданности упал на карачки.
— Добрый вечер, Алан, — всё также равнодушно поприветствовал я его, когда он заполошенно обернулся.
— Нет! Поттер, я ничего не видел! Я ничего никому не скажу!
— Конечно, не скажешь, — ровно и спокойно сказал я, направляя на него клык василиска.
— Обливейт!
— Бэрри! — позвал я, когда вошёл в свой кабинет через исчезательный шкаф.
С хлопком появился мой домовик и даже бровью не повёл, когда увидел хозяина, забрызганного кровью с ног до головы. Необычайно серьёзно и преданно вылупившись на меня, он ждал дальнейших указаний.
— Одежду почистить и привести в порядок, — приказал я, одновременно стягивая с себя мантию и школьный джемпер с галстуком. — Я умываться.
— Бэрри всё сделает, хозяин сэр Гарри, — кивнул он лопоухой головой.
— Как наша гостья? — расстегивая рубашку спросил я.
— Молодая госпожа Гермиона, в гостиной… Расстроена, — лаконично доложил Бэрри, попутно убирая щелчком пальцев ворох моей замызганной одежды.
— Успокой её, Бэрри. Скажи, что я спущусь через пятнадцать минут.
Пока я плескался под душем, то обдумывал, что я что–то упустил, какую–то деталь, и не учёл всего. На самом деле поспешная разборка и последующее топорное затирание следов может всё равно привести ко мне. Пусть я и постарался сделать всё аккуратно, но алиби у меня так и нет. Все будут молчать и даже не помнить о том, что произошло, так что в плане претензий или выдвижения обвинений я со всех сторон защищён. Попробуют повторить нападение — так Непреложный Обет быстро вправит им мозги, вплоть до летального исхода. Я, в принципе, потому им память и потёр, что на это расчёт. Где же я ошибся? Колдовал только клыком и на моей палочке нет ничего «убойного». Клык не найдут, когда он у меня в кобуре — чары незаметности и отвлечения внимания. Следов заклинаний я не… Вот оно! Диагностика у Помфри покажет всё дерьмо! И обливейты с конфундусами, и наложенный обет у всех троих! Тут, правда, авторства не доказать, но сам факт будет уже явным, что тут всё не так, как кажется на первый взгляд. Да и ладно. Все улики против меня косвенные. Свидетелей, кроме Гермионы, теперь нет, и даже Виккерс, как я выяснил, подглядывал в одиночку и теперь ничего никому не скажет, за отсутствием нужных воспоминаний, а Диггори ушёл к себе ещё в самом начале конфликта.
Ещё меня беспокоило нынешнее моё состояние. Ну как беспокоило? Я просто понимал, что такое «мёртвое» состояние — это ненормально, и за отсутствием эмоций этот момент мной только что и учитывался, как факт. Никак не мог вернуться в человеческий вид. Не было ни тревоги, ни какого–то другого чувства, что я останусь таким навсегда. Тут–то и произошёл мой «запуск» или «включение», не знаю, как правильно назвать. И всему причиной стала моя эмпатия.
Волна беспокойства, а затем любопытства с последующим смущением, разбавилась возбуждением и все это, приправленное очень знакомым эмпатическим отпечатком, буквально включило мой внутренний рубильник с собственными чувствами. Резко обернувшись к двери, увидел лишь, как она поспешно захлопнулась, а от удивления, которое захлестнуло меня с головой, я поскользнулся на скользкой поверхности и брякнулся на дно ванной, гремя костями и попутно матерясь, как сапожник.
Уже переодетый, чистый и причёсанный, я спускался в гостиную своего дома. Гермиона сидела в кресле и с головой закрылась раскрытой книгой, делая вид, что с интересом читает. Как–то слабо похоже на правду. Название–то перевёрнуто, мне и отсюда видно. Или она так осваивает способ чтения с различных ракурсов?
— Гермиона, — обратился я к ней, одновременно вынимая книгу из её рук и старательно давя наползающую на морду улыбку. — Нам срочно нужно обратно, в замок. Потом дочитаешь, что ты там читаешь. Быстрее.
Она лишь молча встала и обняла меня, прижавшись и дрожа всем телом, тихонько всхлипывая. Ну вот, началась сырость! Правда, я совсем не понял, что у неё сейчас внутри, в чувствах происходит. Чего там больше — испуга от пережитого, страха за себя и меня, или беспокойства, что такая ситуация повторится прямо сейчас. Кроме всего, у неё дикий коктейль эмоций присутствовал. Начиная от шока и кончая… желанием… сексуальным.
— Не бойся, kotenok, они тебя уже никогда не обидят, — сказал я, поглаживая девушку по растрёпанной голове.
— Ты… Ты их убил, Гарри? — вздрагивая и всхлипывая, спросила она, но, впрочем, не отстраняясь и даже ещё крепче прижимаясь ко мне.
— Нет, что ты! Просто слегка наказал, но они даже побоятся в твою сторону глядеть, не беспокойся. Говорю же, всё будет хорошо, — продолжал я успокаивать свою девушку.
— Мне страшно, Гарри, но с тобой почему–то спокойно. Хорошо, что ты не стал… Мне будет сложно принять тебя таким, но иногда я тебя понимаю, когда ты говоришь, что нет человека — нет проблемы, — всхлипывала она, утирая слёзы рукавом мантии.
— Соберись, Гермиона, нам нужно ещё показаться в гостиной и отвести от себя подозрения, — как можно более спокойным тоном попросил я, выуживая из кармана свежий носовой платок.
В гостиной факультета было не очень много народа. Рон Уизли играл в волшебные шахматы с Дином Томасом за столиком посреди помещения. Три наших охотницы: Джонсон, Спиннет и Белл ругались с Вудом около стенда с объявлениями перед входом на факультет. Алан Виккерс сидел в кресле перед камином, потерянно морщась и потирая виски, смотрел на огонь. И маленькая компания из четырёх первокурсников резалась в плюй–камни около лестницы на девчоночью половину. Мы незаметно для всех пробрались в гостиную под мантией–невидимкой и расположились в тени за столиком у окна, где разложились пергаментами и сделали вид, что вымучиваем эссе с домашним заданием. Вообще создали вид рабочей атмосферы и сосредоточенной занятости.
В периодически открываемый проход заглядывал наш староста, сурово нахмурившись, оглядывал орлиным взором пространство гостиной и заново исчезая. Наконец, видимо, углядев наш дуэт, он аж в лице переменился.
— Поттер, Грейнджер, вы где были? — агрессивно спросил наш префект, подойдя к столику.
— Не понял сути вопроса, Уизли. Здесь мы были и вот уже час, как делаем домашнее задание, — не отвлекаясь, продолжая переписывать параграф из учебника по гербологии в эссе своей новой ручкой, ответил я.
— Я вас не видел! — взвизгнул он.
— И что? — я наконец отвлёкся и презрительно на него посмотрел. — Это магия, Уизли! Существуют такие заклинания, как чары отвлечения внимания и отвода глаз, чтоб придурки, подобные тебе, не мешали занятым волшебникам.
— Да я!.. Вы немедленно!.. — воскликнул он от переизбытка чувств, не зная, что сказать.
— Пошёл, вон! — вставая и надвигаясь на него, прошипел я. — Или тебе напомнить наш прошлый разговор? Так это запросто, Уизли!
— Я… Мне…
С ненавистью смотря на меня, он пытался что–то мне сказать, но так и не решился. Было ещё что–то, которое, судя по его настрою, он хотел высказать и обвинить именно меня. К чему бы это?
— Ты нам мешаешь делать уроки, староста! — процедил я.
Следующее утро началось с грандиозного шухера, о котором все узнали за завтраком. Новость, что несколько старшекурсников после магической дуэли загремели в Больничное крыло, обсуждалась повсеместно, так как ночью в замок были вызваны родственники всех пострадавших, а уже сейчас прибыла целая дюжина авроров в компании двух невыразимцев. Вот ведь! Подкинул я забот бедной мадам Помфри. Ко всему прочему, сегодня в замке объявился Дамблдор в компании близнецов Уизли и теперь он хмуро сидел на своёй золотой тронообразной табуретке и задумчиво обозревал Большой зал с завтракающими студентами. Братья Уизли сидели за столом Гриффиндора необычайно тихо и пришибленно, вяло и неохотно отвечая на шквал вопросов от Ли Джордана. Браун и Патил просто разрывались и не знали, к какой новости приложить свои таланты сплетниц–разведчиц, отчего практически не завтракали, а вертелись на месте и усиленно крутили ушами, как локаторами РЛС ПВО при приближении вражеских ракет.
Я ловил на себе только несколько взглядов, от которых мне было тревожно и которые пытался невозмутимо игнорировать. Самым настораживающим было внимание от Спраут, когда она с небольшим таким интересом на меня поглядывала. Вторым был панический и виноватый взгляд Диггори, как будто высматривающий на моём лице признаки негативного к нему отношения. Не то, что бы это меня нервировало, но напрячься заставило. И самое плохое — это было поведение Гермионы. Она очень сильно нервничала, съёжилась и казалось, что пытается стать ещё меньше и незаметнее. Сейчас она неосознанно выдаёт себя таким настроем, причастностью к последним событиям. И если у кого–то за неё зацепится взгляд, то могут возникнуть вопросы, просто так, проверить на всякий случай, а она не сможет отбрехаться. По ней сразу видно, что она врёт, когда заведомо говорит неправду. Совершенно не умеет лгать. Скрывать и недоговаривать умеет, но если её станет опрашивать кто–то из взрослых, то может и выдать себя именно такой своей чертой. Вспомнив, как она на первом курсе выгораживала нас с Роном в туалете, возле туши тролля перед МакГонагалл и Снейпом, тут любой взрослый понял бы, что она грубо «грузит баки» и «вешает лапшу». Она и сейчас такая, совсем не изменилась.
— Успокойся, Гермиона, — зашептал я ей на ушко. — Вспомни, что я тебе рассказывал про окклюменцию и постарайся контролировать себя. Сейчас даже самый лучший момент для тренировки. Представь у себя в голове свою библиотеку и самое безопасное и уютное там место…
Я тихо говорил ей на ухо, ровным и убаюкивающим тоном, и это стало приносить свои плоды. Она, наконец, расслабилась, робко улыбнулась и даже стала завтракать, правда, немного механически и неестественно. Всё же хорошая у неё выдержка и даже после вчерашнего стресса она не истерила… почти.
Занятия и лекции тянулись как бесконечная резина. Я всё время ожидал, что какая–нибудь сволочь сболтнёт там, шепнёт тут и ко мне появятся вопросы. Я‑то отмажусь и отболтаюсь, но всё равно не хочется привлекать к себе лишнее внимание лишним скандалом. Иначе тут мне придётся строить из себя всего–такого Тёмного Лорда и помножить на ноль кучу народа. У меня нервы не стальные, а терпение не бесконечное. Слишком много в Хогвартсе моральных уродов и откровенных подонков, на мой взгляд. Детишки, либо почувствовавшие свою силу, либо с пелёнок знавшие о том, что волшебникам изначально положено больше, чем обычным людям. Про тезис о том, что большая сила подразумевает такую же ответственность они все слыхом не слыхивали, а учителя, который бы именно научил правильно пользоваться своими силами, в Хогвартсе нет, и предмета такого нет. Даже, казалось бы, маггловедение учит совсем не тому, что нужно, а взращивает эталонных магглоненавистников и нацистов. Не учит перенимать что–то хорошее и полезное, а учит только ненавидеть. Вообще нет учителей в Хогвартсе — только преподаватели. На это почётное звание претендует только наш добрый директор, культивируя вместо здоровой конкуренции между факультетами такую же здоровую ненависть и пропагандируя среди боевого факультета Гриффиндора беззубую силу любви и всепрощения. Так что учителей или воспитателей в своей вотчине старый козёл не потерпит.
— Есть какие–нибудь новости, Браун, — спросил я блондинку, сидящую напротив.
Мы сидели за обедом в обычном своём составе. Я, Гермиона, Невилл и Лаванда с Парвати. Я намазывал джемом кусочек тоста и, как бы между прочим, решил выяснить последние слухи. Браун странно на меня посмотрела и начала вещать в таком тоне, что я оторопел.
— Вечером, перед отбоем произошло столкновение шестикурсников со Слизерина и Рейвенкло. Пострадало три человека, двое из них доставлены в Мунго. По добытым данным было установлено, что применялись чары из раздела «непростительных». Расследование ведёт Аврорат при поддержке Отдела Тайн. Начальник группы мастер Руфин. Доклад окончен! Докладывала э–э–э… капрал Браун! — фиглярски отдала она мне честь двумя пальчиками.
— Вольно, капрал! — серьёзно и пафосно сказал я. — За проявленную сноровку и инициативу при получении ценной информации ваше звание повышается до уорент–офицера второго класса! Поздравляю.
— Мммм… Спасибо, конечно, — улыбнулась она уже всегдашней своей беззаботной улыбкой. — А это много? Ну, вот это… второго класса?
— Очень! Почти как генерал, — покивал я с важным видом. — Что нибудь ещё слышно?
— Я не знаю, но Клируотер, которая помогает мадам Помфри, подслушала, что с братьями Уизли что–то не так, потому они и в Мунго были. А ты не знаешь, что такое парафилия?* Она ещё про какую–то девиацию и пере… прев… перверсию** говорила, но я не запомнила.
— Кха… Кхыхк… Пара… что? — закашлялся я, подавившись тостом.
— Парафилия… вроде так, — неуверенно сказала Лаванда.
Нет, что это такое, я знал прекрасно. Колдомедицина лечит не только физические травмы, но и очень частые отклонения в мозгах у психически нестойких магов. Тем более я непосредственно спровоцировал такое заболевание у Уизли. Пусть благодарят, что я что–то позаковыристей не придумал. А так — нежная и чувственная страсть к садовым вредителям. Интересно, что они там учудили во время каникул?
В это время к столу подошёл Перси Уизли и злорадно сообщил:
— Поттер, тебя вызывает директор Дамблдор.
*парафилия — то же, что и сексуальная девиация, то есть половое отклонение.
**перверсия — извращение.