Крестраж # 1

Глава 47 Новые враги

— Гарри, что у тебя с лицом? — обеспокоенно воскликнула Гермиона и начала суетиться вокруг моей ухмыляющейся тушки.

— А что у меня с лицом, Гермиона? — включил я дурака.

С утра у меня хоть вид был и несколько помятый, но довольный. Вчерашнее столкновение с псевдонеизвестными позволило отлично выпустить пар и поэтому даже не знаю, хоть клуб открывай. Тот, в котором первое правило о том, что никто не должен знать об этом клубе.

— Ну вот же! — она ткнула пальчиком в мою бровь, — шрам, а тут, похоже, у тебя синяк.

— Так это я порезался… когда брился, не обращай внима…

— Гарри Джеймс Поттер!!!

Да бли–и–ин!!!

Мой метаморфизм позволил заново отрастить вырванные волосы, но вот залечивать травмы я пока не научился. «Эпискей», хоть и убрал рассечение и подлечил опухший бланш, но колер «подсветки» у меня изменить получилось не очень удачно, и теперь он выделялся на моей морде чужеродным пятном. Помимо косметических манипуляций с лицом я уже мог виртуозно менять цвет и длину волос, и даже укладывать их в причёску. Также получалось менять расцветку радужки глаз и немного длину и форму ногтей и зубов. На этом мои достижения кончались, но даже так это было огромным прогрессом на фоне того, что я начал заниматься этим направлением только чуть более двух месяцев назад.

Во вчерашнем столкновении от нападавших я не чувствовал жажды убийства, и если бы не это, то я бы использовал не такие «смешные» заклинания и бил на поражение чем–нибудь более серьёзным. А так — ничего убойного: пара отталкивающих, хоть и охрененно мощных «Депульсо», «Экспеллиармус», одно связывающее и три вида защитных чар. Будь тогда настоящий бой, то я сразу бы начал с летальных заклинаний и не позволил бы никому уйти, но они всего лишь хотели начистить мне мой «фасад». То, что по пути и, так сказать, в процессе, они прихватили мои волосы, наверняка, было чьей–то спонтанной инициативой, не чуял, что они целенаправленно за этим шли. Да и раздобыть подобный материал не особо и трудно, если задаться целью, а мне и вообще за такими вещами следить не нужно. Волосы, ногти — плевать, мне только за своей кровью необходимо присматривать очень пристально. К тому же даже минимальное количество крови для любого ритуала незаметно не взять, около унции нужно нацедить для самого простого воздействия, а там, где сложное что–то, так и больше крови нужно. Это только для подтверждения личности или доступа к чему–нибудь одной капли достаточно. А теперь эти придурки с моим «материалом» достанут где–нибудь основу оборотного и потравятся, идиоты, а вот на возможное наложение на меня какой–нибудь пакости им можно не расчитывать. Правда, я ещё не проверял, возможно ли с помощью волос метаморфа сделать магический поисковик — при помощи ритуала или артефакт какой сварганить. Зла я на них совершенно не держал, но нужно было выяснить их мотивы для предотвращения подобных инцидентов в будущем, хотя мне и жутко хотелось продолжить чесать кулаки об таких замечательных спарринг–партнёров.

— Лаванда, ты не в курсе? Вчера никто к Помфри не обращался? — спросил я нашего неформального начальника разведуправления факультета Гриффиндор.

Завтрак подходил к концу и Браун с Патил, сидящие напротив, уже лакомились пирожными с чаем, что позволяло соблюсти все приличия застольного общения. Немного подумав, блондинка неуверенно начала выдавать информацию:

— Вейн говорила, что слышала о том, как Спиннет жаловалась Джонсон на Виккерса, который подрался со слизеринцем Пьюси и сломал тому руку, но и сам по голове получил и теперь они оба в больничном крыле, — закончила она.

О как! Про себя я протянул всю эту цепочку фамилий и обдумал полученный в финале конечный результат. Значит, осталось установить ещё одну личность. А ведь состав напавших на меня засранцев, можно сказать, интернационален. Всё факультеты отметились. Диггори от барсуков, Алан Виккерс от нас, Пьюси представляет змей и наконец, Долтон выступил от воронов. Какого хрена эта пёстрая компашка на меня накинулась? А ведь они представляют слаженную и сыгранную группу! Помимо того, что все они шестикурсники, так и снаряжение у них было единообразное. Эти их маски дебильные, об которые все костяшки на кулаках ободрал!

— А что может связывать Долтона, Диггори, Виккерса и Пьюси? Ну, кроме того, что все они парни и шестикурсники? — задумчиво спросил я Браун, но ответила мне Парвати:

— Падма говорит, что всех их профессор Флитвик на дополнительных занятиях в своём кружке тренирует.

— Не только… — уйдя в себя и странно и отрешённо смотря на меня, пробормотала Лаванда. — Они все за Минг ухаживают.

— Минг? Это ещё кто? — нахмурившись спросил я.

— Минг Ши Лан. Вы вчера вдвоем с ней разговаривали, — она кивком указала на Гермиону сидящую рядом. — Мы видели, правда, издалека. Поттер! Мы, конечно, понимаем, что ты теперь вместе с Грейнджер, но не знать таких вещей! Минг самая популярная девушка в школе среди старшекурсниц. Приехала в Англию и перевелась в Хогвартс за год до нас. Говорят, что она очень сильная волшебница, а ещё, что она анимаг и умеет оборачиваться в лису. Её не очень жалуют Спраут и наша МакГи, но в почёте у…

Краем уха продолжая слушать аналитическую справку от Браун, я размышлял об очень интересных фактах об этой Минг. Приставка «Ши» к имени означала, что эта марамойка принадлежит к китайской магической знати, но вот то, что она анимаг, да ещё и лисица, объясняло, что она забыла у нас на острове. Стоит это более предметно обдумать и, если сведения об анимагической форме подтвердятся, то мне будет чем прижать ведьму, если та пойдёт на обострение.

Скорее всего, она тут прячется, так как у нас на островах нет ни одного анклава «Хули–цзин», то есть кицуне, они же кумихо, они же лисы–оборотни. Если они только узнают о том, что «вупхо» использует их образ, приедут, найдут, и с живой шкурку спустят себе на варежки. О–о–оче-е-ень интересные вещи узнаёшь так, мимоходом. Она вообще думала, прежде чем себе анимаформу развивать, тем более такую и у себя в Китае? Кроме того, после всего этого становиться ведьмой. Это как показательный и оскорбительный плевок на всех кицуне, которые могут жить всего с девятью партнёрами, хороня их по очереди и искренне любя каждого из них всю их жизнь, а после девятого умирая. Эти несколько скудные и отрывочные сведения из магозоологии, что мне известны об этой загадочной и скрытной магической расе. Спутников жизни, они, кстати, выбирают только из обычных людей, что связано с какими–то их сложностями в размножении и обычных волшебников крайне недолюбливают, но иногда сотрудничают.

… — кстати, Поттер, а почему Долтон так на нас смотрит? — задумчиво спросила Патил.

— Что? — вынырнул я из своих мыслей. — Долтон? Да вроде нормально смотрит, — нахмурился я и машинально потёр свежий шрам на брови.

Гермиона, за всё время разговора не проронившая ни слова, лишь грустно вздыхала, с укором смотря на меня. Обо всём она догадалась, ещё когда я задал вопрос Лаванде об общем признаке четвёрки шестикурсников и моментально соотнесла его с моим покоцанным видом. А вот взлетевшие только сейчас на лоб брови Браун, свидетельствовали о её озарении.

Видимо, соотнесла в уме мои вопросы, подбитый глаз, старшеклассников и Минг. Ещё немного напряжённо подумав, она задумчиво так выдала:

— Да–а–а… Удружил тебе Криви.

— Хорошо хоть ты это понимаешь, Браун, — тяжело вздохнул я и, немного помявшись попросил:

— Лаванда, Парвати, пожалуйста, присмотри́те за Гермионой, кроме вас мне и попросить некого. Ведь вон, смотрят на неё все, как…

— Гарри, я сама могу о себе позаботиться! — возмущённо и эмоционально перебила она.

Браун и Патил переглянулись и синхронно грустно вздохнули. Внезапно, Лаванда заговорила очень серьёзно, без всегдашних своих легкомысленных интонаций и смотря прямо в глаза сидящей рядом Гермионе:

— Знаешь, Грейнджер, я тебе очень сильно завидую и Парвати тоже, и ещё почти все девчонки в Хогвартсе, но мы хотя бы видим и знаем, что твой Поттер это не наш… уровень. Он ни разу за два прошлых года никого не просил, а сейчас просит, за тебя, между прочим, и уже второй раз. Цени, Грейнджер! Эх, я бы на твоём месте! — начала было Лаванда мечтательным голосом, но потом наткнулась взглядом на мою суперлюбопытную мордочку и смутившись, сказала уже мне:

— Ладно, Поттер, но мне хотелось бы получить за это услугу.

— Какого рода услугу, Браун? — напряжённо спросил я.

— Мне будет нужна консультация по артефакту работы Поттеров.

Ходить по школе незаметно стало невозможно, почти как на первом курсе, когда толпы незнакомых детей подходили и задавали глупые вопросы или тупо пялились. Правда, сейчас гендерный состав разительно отличался и меня сплошь окружали девчонки, от чего я неимоверно бесился, скрипел зубами и полыхал аурой убийцы. Не удавалось даже незаметно накинуть на себя мантию–невидимку, так как постоянно находился на виду. Приходилось прятаться в туалете и потом, изображая из себя непонятно кого, тихонько под невидимостью выбираться в коридоры замка.

Началось! Подходя к библиотеке, где после занятий мы с Гермионой договорились встретиться и сделать заданные учителями эссе, услышал уже окончание разговора:

… — тебе, Грейнджер, придётся отойти в сторону и не вмешиваться. Поттер аристократ, хоть и полукровка, и не какой–то грязнокровке претендовать на него. Так что отвали от него, иначе…

… — я сломаю вам ноги, — закончил бешеным шипением я, сняв мантию–невидимку за спинами двух рослых девиц. Судя по расцветке мантий, с Рейвенкло и Слизерина.

На этот раз это были пятикурсницы, которые прессовали Гермиону, испуганно жмущуюся к стене в обнимку с толстенной книгой. И этих двоих я хотя бы знал по фамилии и, переворошив память со сведениями из дневника по магическим родам, продолжил тихим голосом давить, мысленно сжимая в кулаке их шеи:

— Вы, две тупые курицы, что–то много о себе возомнили, и мне придётся вас проучить.

— Мой отец… — пискнула Нэнси Хиггс, младшая сестра слизеринца Теренса Хиггса.

— Что мне твой отец, Хиггс? Мне на Волдеморта плевать, а не только на твоего отца! Я навещу твой дом в Сассексе и Олдридж–Холл в Беркшире. Слышите меня, мисс Олдридж? — я перевёл взгляд на резко побледневшую рейвенкловку. — И спалю их оба к Моргане Адским Пламенем со всеми, кто там есть. Вы две дали мне прекрасный повод, угрожая моей девушке, и если с Гермионой что–то случится, то я знаю, с кого за это спросить!

— Мы пошутили, — пятясь, затравленно шептала Олдридж.

— А вот я совсем не шутил! — практически прорычал я.

Мля! Как же хорошо было после того ритуала Ханеша! Все не только меня избегали, но и буквально шарахались, как от чумного. Пока Дамблдор отсутствует в школе и опять улаживает какие–то свои дела по поводу скандала с Блэком, возможно, у меня получится продемонстрировать что–нибудь масштабное, угрожающее и свидетельствующее о моей несомненной тёмности и кровожадности. Лишь бы отстали.

Шмыгающую носом Гермиону вместо наших занятий пришлось, под наколдованными чарами тишины, утешать и успокаивать. Заклинания отвлечения внимания и «Квиетуса» вокруг нашего столика в библиотеке оказалось достаточно для спокойного написания эссе, но вот потом она совсем расклеилась и стала уничижительно и самокритично о себе рассуждать.

— Ты ведь действительно аристократ, Гарри! А кто я? Простая магглорождённая и все…

— Аристократ? — перебил я её сердито. — Гермиона, зачем ты только эту ху… хре… фиг… чушь за кем–то повторяешь? Единственный настоящий аристократ в Хогвартсе только один, и это Джастин Финч–Флетчли с Хаффлпаффа — отпрыск младшей ветви герцогов Флетчли. У магов нет аристократии в традиционном понимании и с точки зрения неволшебников. Для появления такой социальной прослойки нужна знать, которая правит плебсом. Волшебники никогда не правили ни до Статута, ни после. Да даже Мерлин на короля работал, а не наоборот. В магическом мире никогда не было монархии, хоть и назывались древние магические государства империями, королевствами и султанатами, но они так назывались только территориально. Все, кто пытался создать подобный строй, заканчивали плохо. Все эти Короли–чернокнижники, Тёмные Лорды и прочие придурки уничтожались очень быстро и качественно. Невозможно создать подобное у волшебников, потому как они индивидуалисты до мозга костей все поголовно и объединить их по какому–либо признаку и идеям нереально или по крайней мере очень сложно. Да что говорить, если даже внешняя и смертельно–опасная агрессия не способна сплотить в единый монолит такое аморфное общество! Что многократно подтверждалось гоблинскими восстаниями. Всегда Авроратом и отрядами мракоборцев обходились, ведь даже, blin, армии нет никакой и которую за всю историю магии никто не собирал. Нет такой потребности, не воевали волшебники государство на государство, только в составе людских армий и только добровольно. Есть род, семья, если хочешь, большая и влиятельная, или наоборот, и это единственное устойчивое по структуре общественное образование в мире магии. Всякие министерства, гильдии, ковены — это лишь непомерно раздутые кружки́ по интересам, отвечающие за видимость законов, традиций и, по сути, являющиеся «руками» небольшой кучки сильных волшебников, потому как за всем в одиночку не уследить. Да и то, что творится внутри таких организаций, единством даже с натяжкой назвать нельзя. Дикое переплетение интересов тех самых родов. Высшая форма власти, когда проявляется воля волшебников, — это Большой Круг Магов, и никак иначе. Там каждый волшебник равен, несмотря на магическую мощь и происхождение. Я простой пацан, выросший в маггловской семье в Суррее, а не сноб какой из Лондонского Сити! А ты говоришь — аристократ! — закончил я свою сумбурную речь.

— Почему тогда все так говорят? — с огромным интересом спросила она.

Все обиды и переживания, как я посмотрю, уже позабыты. Наверное, не обязательно Гермиону обнимать, а для её спокойствия и обретения душевного равновесия достаточно лекцию какую–нибудь задвинуть с обширными объяснениями.

— Не уверен, конечно, но скорее всего, волшебники переняли это всё от магглов. Как же? Аристократия! Исключительность и превосходство. Как будто и без этого не понятно, что маг и так сильнее и опаснее обычного человека. Тут свою роль очень сильно Статут Секретности сыграл. Если раньше все магов знали, уважали или боялись только потому, что они маги, то после для всех магглов они стали ничем, сказкой и мифом. Так что смотря на того же Малфоя, который считает себя аристократом, можно даже близорукому определить поведение какого–нибудь нувориша. Сравни, как ведут себя среди своих факультетов Джастин и Малфой, да даже Гринграсс — королева недоделанная. Флетчли как аристократ есть, а они ими кажутся. Флетчли — исключительность, но с доброжелательностью, превосходство, но без высокомерия, а ведь он такой же, как и ты, магглорождённый. Так что забудь все эти бредни! Ты и так мне нравишься и самая лучшая, а эти все их Священные Двадцать Восемь и прочая мура только лет девяносто назад появились и концепция чистоты крови, до тех пор непопулярная, стала главенствующей и только у нас в стране. Правда, потом она перекочевала на материк в Германию, и это, между прочим, закончилось всё Гриндевальдом и Второй Мировой Войной. И у нас, только войной гражданской и с Волан–де–Мортом. Нацизм и все такое.

— Но почему тогда все вокруг так думают? — засмущавшаяся от моего комплимента, но по–прежнему внимательно слушающая спросила Гермиона. — Разве всё это не очевидно?

— Мир не совершенен, kotenok, — криво улыбнулся я.

— Ик! — Гермиона трясущейся рукой направляла на меня свою палочку и смотрела круглыми испуганными глазами.

— Правда, круто? — довольно спросил я.

— Гарри, это правда ты? — недоверчиво спросила она.

Мы вдвоём сидели в моём сундуке–лаборатории, в который тайком пробрались под мантией–невидимкой, и сейчас я демонстрировал своей девушке возможности своего метаморфизма. А всего–то усилием воли поменял цвет волос на платиновый, сделал их прилизанными и зачёсанными назад, а свои зелёные глаза поменял на серые. Почти Малфой получился. Почти, потому как он сроду не был таким высоким и широкоплечим, как я сейчас, но вот наши фамильные черты Блэков, которых у нас обоих в крови хватало с избытком, придавали мне сейчас невероятное сходство со слизеринцем.

— Ну как, внушает? — на её глазах возвращая себе прежний облик, спросил я. — Гермиона, ну–ка, глава сорок седьмая нашего учебника по защите от темных искусств.

Она немного успокоилась и, чуть уйдя в себя и прикрыв глаза, по памяти начала цитировать название главы:

— Страница двести девяносто девять. Глава сорок семь. Анимагия, метаморфизм и отличия их от классического оборотничества… Так ты! ТЫ!!! Но как такое возможно? Это как у той, с Хаффлпаффа… Тонкс? Научишь?

Мне всё время, что её знаю, было приятно наблюдать за эмоциями Гермионы, когда она думает и когда её посещают догадки и откровения, лицо прямо одухотворённей становится, потом моментально сменяется выражением глубокой задумчивости и в финале появляется мордашка маньяка–исследователя.

— Я, собственно, поэтому тебе всё это сейчас показываю. Ты ведь тоже потенциальный метаморф, но только пока об этом не догадываешься. Помнишь, когда мы с твоими родителями в прошлый раз встречались и я тебя диагностировал? Тогда я не всё рассказал. После того, как ты варила оборотное зелье на втором курсе и неудачно его применила, мадам Помфри убрала последствия, но сам этот инцидент очень сильно подтолкнул твои природные способности, до того спящие и не развитые…

— Ну, я знаю, — смущённо сказала она. — Мадам Помфри мне объяснила и предупредила, что если я хочу их развивать, то для этого понадобится очень много времени и дорогих зелий.

— Да уж… — вздохнул я. — Это очень сложно, но дело в том, что есть у метаморфизма как много плюсов, так и минусов хватает с избытком.

Я рассказал ей всё. И свои опыты, и механизм прокачки. Предупредил о проблемах с нестабильностью и вытекающих из этого трудностей с некоторыми видами магии. Сказал о необходимости медитаций и занятиях окклюменцией, но она всё равно смотрела и слушала с восторгом.

— Я тебе так завидую, Гарри! — вздохнула она и обиженно продолжила: — Мог и не скрывать от меня такое, я ведь всё равно бы тебе помогла. Это же целая научная работа!

— А я тебе сейчас говорю и предлагаю вместе заниматься. Тебе теперь анимагом всяко не стать, ты уже метаморф… ну, почти. Только ты подумай, ведь обратного пути не бу…

— Я согласна! Когда начнём?!

Что мне делать со своим шкафом, который подвергся варварскому шмону и циничной краже особо ценного, можно уже даже сказать, что культового предмета моего гардероба, я не представлял. Стандартный шкаф для одежды каждого студента вообще не был чем–то выдающимся и не обладал какими–либо волшебными свойствами и функциями. Единственное его предназначение — это хранение повседневной одежды. Домовики, пока все студенты на занятиях, забирали грязное бельё из общей корзины в душевой и возвращали согласно нашитым биркам каждому ученику в этот самый шкаф, после чего можно было забрать из него всё свежее и выглаженное. Такой вот круговорот текстиля в Хогвартсе. Если начать его запирать, то это вызовет когнитивный диссонанс у трудолюбивых малышей и только создаст лишние трудности ученику. В шкафу сроду ничего ценного не хранилось, не сейф, поди, с королевскими регалиями, и не Форт Нокс. Пара смен белья, повседневная одежда согласно сезону и школьная форма, остальное — либо в моей сумке, либо дома, куда можно пройти с помощью исчезательного коллеги моего платяного вместилища. Мда…

Мои кровожадные размышления о медвежьих капканах, отравленных встроенных иглах и минировании направленным самопальным фугасом были прерваны запыхавшимся от бега Лонгботтомом.

— Там… Гермиона… Кот… В коридоре… Там… — между вздохами непонятно тараторил Невилл, указывая на выход из спальни.

«Да что же за день сегодня такой?» — думал я, несясь прыжками уже по лестнице вниз в гостиную и не дослушав объяснения Лонгботтома.

В гостиной было абсолютно безлюдно и я выбежал дальше в коридор замка через портрет «Полной Дамы» и тут же упёрся в плотную и разношёрстную толпу студентов, в которой присутствовали не только гриффиндорцы.

Грубо растолкав окружающих, я пробился к центру столпотворения и увидел лежащий на плитах пола кусок рыжего меха, в котором с трудом узнал Живоглота — фамильяра Гермионы. Кот лежал неподвижно, вытянув свои кривые лапы и тяжело, с надрывом, дышал. Отчётливо складывалось ощущение, что животина при смерти. Оглянувшись, увидел, что заплаканную Гермиону крепко держит за плечи Анджелина Джонсон и почему–то не позволяет подойти к своему фамильяру.

— Энж, что происходит? — спросил я Джонсон, так как Грейнджер сейчас спрашивать бессмысленно, настолько она выглядит неадекватно.

— С ним что–то странное. Я его нашла в коридоре, но он в руки не давался, а потом вот так, упал и не двигается. Похоже на отравление или ещё какую гадость. Лучше не трогать, — невозмутимо заявила она, продолжая удерживать вырывающуюся Гермиону.

Правильно думаешь, Энж. Это чертовски на проклятие похоже. Чёрт, чёрт! Что же делать? Сейчас, как же там?

— Диффиндо! — я порезал большой палец левой руки заклинанием, обмакнул кончик палочки в выступившую кровь и начал рисовать засветившимся концентратором на полу вокруг этого «не совсем кота» малую диагностическую печать фамильяра.

Может, кто и не догадается по форме печати о хаотической сути Живоглота. Для них печать треугольная, для огненных фамильяров, например, пятилучевая звезда или для воздушных — это квадрат. Я такую для Хедвиг рисовал. Получилось два треугольника, вложенных один в другой, Быстро дополнив по углам тремя рунами бардов из валлийского рунического письма, вернее было называть их рунами друидов, хотя где огама и где руны, но тут уж исторически как–то вывернуто, не суть, я произнёс формулу.

— Ничего себе! — воскликнула какая–то девушка за спиной. — Откуда на нём столько всего?

— Семь сглазов, два проклятия, одно из них очень нехорошее — «Проклятие Печального Солнца», и сейчас я сделаю так, что тот, кто его наслал, пожалеет очень сильно, — комментировал я свои действия.

Всё же зря я беспокоился о том, что Живоглот может навредить Гермионе. Демон, наоборот, перехватил из её ауры по связи «хозяин–фамильяр» очень много гадости, для которой вообще не предназначен, и сейчас вон, отважно помереть пытается во славу госпожи. Так, дальше, заклинание отрицания, затем очищения, и сейчас:

— Эго империум! — я взмахнул концентратором перед лицом и, завершив жест, указал на кота.

Кошак вскочил, бешено захрипел и его начало рвать на гранит чёрной кровью. Только после того, как его основательно прополоскало, я очистил этот комок меха при помощи «Тергео» и «Эванеско» и передал на руки хозяйке.

— Что здесь происходит? Пропустите, — раздался голос нашего декана, а затем, растолкав учеников, появилась и сама профессор МакГонагалл, почему–то в компании с Помоной Спраут.

Картинка перед её глазами, конечно, открылась достаточно занимательная. Мерцающая треугольная магическая печать на полу коридора с брызгами крови, а некто Поттер посреди этого с палочкой в руках и в окружении молчаливой, плотной толпы студентов различных факультетов.

— Мистер Поттер, объяснитесь! — строго произнесла МакГонагалл.

— Минуту, профессор, мэм.

Я обернулся и, выставив палочку перед собой, начал говорить, медленно обводя концентратором всех окружающих, как под прицелом:

— Тот, кто это сделал, может уже прямо сейчас собственноручно удавиться. И я никому не угрожаю, даже пальцем никого не трону, но потом не говорите, что не предупреждал.

Живоглот, сжимаемый в объятьях хозяйки, уже совсем оклемался и теперь, пока я говорил, начал тихонько так, почти на уровне инфразвука, угрожающе… даже не знаю, выть, что ли, или тонко рычать на одной бесконечно долгой ноте, а его глаза наливались багрово тусклым огнём, который начал постепенно заполнять всю радужку, как тогда, летом, в магазине, где мы его приобрели.

— Очень похоже на правду, — напряжённо сказала Спраут в наступившей тишине, при этом смотря на кота в руках Гермионы.