Глава 48 Маленькая война с применением боевых фамильяров

Обе, сидящие напротив, волшебницы, несомненно, внушали. Понятно, что возраст накладывает свой отпечаток, не только опыт, но и количество магической силы тоже играет немаловажную роль. И даже не столько в мощности заклинаний или в искусстве тонкого плетения чар, сколько во влиянии и значимости личности в магическом обществе.

Нашу МакГонагалл я изучил не сказать, чтобы хорошо, так как она до сих пор иногда подкидывала неожиданные сюрпризы в своих поступках и демонстрировала нешаблонное поведение. Но наша декан была наиболее понятна и привычна, ведь мы все видели её очень часто, и не только на уроках. Могло, конечно, показаться, что МакГонагалл забила болт на ситуацию внутри факультета, но это только казалось. Как я понял, это у неё такой стиль воспитания, вроде как кинуть в воду — и выплывайте как хотите. Поэтому самая её раздражающая черта, на мой взгляд — это отсутствие нашего декана тогда, когда она нужна и появление в те моменты, когда она нахрен не упёрлась. Просто дико бесила такая её абилка!

Про Спраут я вообще практически ничего сказать не мог. Занятия на её уроках, которые велись три раза в неделю, всегда проходили наиболее спокойно, даже если были совмещены со слизеринцами. Спраут везде создавала атмосферу покоя и доброжелательности, если даже обычно робкий на всех других уроках Лонгботтом у неё блистал. Однако с недавних пор она и мне подкидывала поводов к размышлению, особенно после того случая в купе, где я подшутил над Гермионой с «ритуалом» причёсывания. Ощущалась тогда декан барсуков… странно и тревожно. Нет, ничего такого — опасности я не чуял, но вот насторожиться меня профессор Спраут заставила. Очень непростая тётенька, хоть и выглядящая до невозможности мирно и неопасно.

После того, как два декана разогнали молчаливую и настороженную толпу учеников, нас с Гермионой привели в школьное жилище МакГонагалл, которое находилось недалеко от её же кабинета на нашем факультетском этаже и занимало отдельную навесную башенку–бартизан. Осторожный допрос, замаскированный под непринуждённую беседу, они подвели под предоставление неопровержимых доказательств в том, что, гражданин–подозреваемый Поттер, не занимался противоправными действиями, будь то — запрещённая магия крови или тёмная ритуалистика с жертвоприношениями. Я в это время вяло отбрыкивался от любых обвинений и настаивал на презумпции невиновности. Совсем не хотелось демонстрировать свои знания, но и так я уже ими тут засветился так, что никакого двойного толкования и не придумаешь. Так хоть немного поиметь выгоды с этой ситуации и ещё раз подсмотреть неизвестные мне чары в исполнении декана Спраут.

— Вы можете сами посмотреть, профессор Спраут, как тогда, летом, в купе, — продолжал отбрехиваться я.

— Хорошо, — нахмурились она. — Мисс Грейнджер, положите своего… питомца на стол.

Сложный жест палочкой, и… даже не луч, а бледно–зелёная волна, конусом сорвавшаяся с кончика концентратора — и это всё, блин, без словесной компоненты! Моя давешняя печать, вокруг сидящего на столе и недовольно зыркающего Живоглота, вспыхнула как свежесотворённая. В это время я, подключив всю свою чувствительность, анализировал заклинание. Разобрался только в том, что это было очень похоже на сильно переработанный «Приори Инкантатем», только кастуемый не на палочку, а на объект приложения чар. Чертовски полезное заклинание и очень годное в артефакторике, но отчего–то мне неизвестное. Похоже, конечно, на диагност, но совсем не оно, и функции выполняет другие, как я и предполагал, скорее криминалистические, чем диагностические.

— Помона? — вопросительно вздёрнув бровь, спросила МакГонагалл.

— Интересные у тебя ученики, Минерва, — задумчиво сказала она и продолжила:

— Печать друидов для манипуляций с животными–питомцами. Форма свидетельствует о том, что была создана для существа Хаоса. Работа хоть и грубоватая, но качественная, наполнение мне неизвестно, валлийский знаю плохо. Цвета в сегментах говорят, что к животному были применены негативные воздействия. Семь сглазов, ничего примечательного — зависть и ревность. Два проклятия, одно из них простое и легко удаляемое «turpitudinem»*, колдовал кто–то неопытный, но вложил непомерно много сил. Второе — что–то очень серьёзное и мне неизвестное, но вне всяких сомнений работал опытный маг или, скорее всего, ведьма. По самому объекту — создание Хаоса, ранг по классификации Филиппса третий, класс опасности три плюс, «полный» фамильяр со стихийной привязкой к мисс Грейнджер… крайне опасное, старое и опытное существо. Дальнейшие чары отрицания и очищения сначала купировали, а затем и убрали проклятия и сглазы. Тут понятно, что на ауре «такого» питомца они закрепиться не могут, непонятно, зачем вообще на него такие вещи колдовали.

Все посмотрели на Живоглота, который сидел на столе и умывался лапой с супернаивным и кавайным видом. Конечно–конечно! Так все и поверили, особенно после того, что озвучила Спраут. МакГонагалл и Гермиона слушали декана Хаффлпаффа с ошарашенным выражением лица, а я с недовольным, но тут уж ничего не скажешь, она верно поведала, но не всё. И это подтвердилось тут же вопросом:

— Вам есть что добавить, мистер Поттер?

— Есть, — через силу и буквально выдавливая из себя признание, сказал я, протяжно выдохнул и подхватив тон Спраут продолжил её монолог в похожем ключе:

— Проклятия на фамильяра не накладывали, их наколдовали на мисс Грейнджер, а он лишь перетянул их на себя. Его основная функция — защита хозяйки. Второе проклятие называется «Печальным Солнцем» и это не одно воздействие, а целый комплекс. Пресечение деторождения, угнетение чувствительности и удаление эмоций — чисто женское проклятие, южноамериканской школы малефицизма. Напряжённость потока по шкале Мунго–Гика семьдесят три единицы, что свидетельствует о тёмном ритуале и жертвоприношении как минимум животного при наложении проклятия.

— Ого! Вы полны сюрпризов, да ещё и в колдомедицине проклятий разбираетесь, мистер Поттер! — даже как–то с уважением воскликнула Спраут.

— В нашей школе в чем только разбираться не начнёшь, мэм, — выделив «нашей», с неприкрытым сарказмом ответил я. — Когда тебя каждый год пытаются убить — это очень мотивирует, знаете ли.

— Мистер Поттер! — напряжённо и немного виновато воскликнула МакГонагалл. — Мы разберёмся во всех этих происшествиях. А вот вам, мисс Грейнджер, — она повернулась к Гермионе, которая уже подхватила кота на руки, — придётся удалить из школы вашего питомца, он слишком опасен!

— Он не опасен! — расстроенно воскликнула Гермиона, гладя и почёсывая за ушами млеющего Живоглота.

— Мрррурруум, — мурлыкал здоровенный рыжий кот и в восторге тёрся о руки своей хозяйки.

В его мурчании мне отчётливо слышалось: «Конечно, я не опасен, Хозяйка, а трупы спрячу так, что никто не найдёт.»

— При всём моём уважении, профессор МакГонагалл, мэм, но почему к моей подруге применяются такие двойные стандарты? — закипая, спросил я.

— Поясните вашу мысль, мистер Поттер. — нахмурившись произнесла Спраут.

— Существу четвёртого класса опасности разрешено находиться в школе и даже преподавать! А у Гермионы всего лишь фамильяр, который совершенно легален и не противоречит уставу Хогвартса ни одной буквой. Можно даже мантикору себе завести как питомца, и это будет законно! — возмутился я.

МакГонагалл и Спраут синхронно переглянулись, нечитаемо обменялись взглядами и напряглись.

— Мантикора — боевая химера, а не питомец! — пояснила Спраут.

— Значит, виверну или дракона, — парировал я.

— А вы амбициозны, мистер Поттер, такое только Мерлин смог провернуть, — усмехнулась глава барсуков.

— Нужно же к чему–то стремиться и расти над собой, мэм, — нагло заявил я.

— В пригласительном письме Хогвартса написано, что можно иметь в качестве фамильяра, — продолжила апеллировать к законности, Спраут.

— Можно, но не надлежит! Прямого запрета нет, мэм! — упорствовал я.

— Так, хватит! Мне нужно всё обдумать, — рассерженно потирая виски, воскликнула МакГонагалл. — Мистер Поттер, мисс Грейнджер, можете идти, но проследите за своим… котом.

Уже на выходе в дверях, я услышал задумчивый голос Спраут:

— У тебя очень интересные ученики, Минерва… — и затем, — Может, всё же заварим чай, как и собирались?

* * *

Ловко они разговор перевели, чтобы не затрагивать скользкую тему с оборотнем–преподавателем. А всё же, кто такая Спраут? Не очень похожа она на герболога. Вон как лихо дала полный расклад по ситуации и раскрыла суть происшествия. Ведь со стороны я выглядел очень даже подозрительно посреди того зрелища, что увидели преподаватели в коридоре. Непонятная она. То ли следователь напополам с криминалистом, то ли ещё кто. Не удивлюсь, если она была ликвидатором. Внешность вполне подходящая — мирная и неопасная до той поры, пока ты, проходя мимо, не почувствуешь в своей печени ржавую заточку. Это я к тому, что веет от неё чем–то этаким… неопределённым.

— Ну что ты на него смотришь? Дырку сейчас на своём Живоглоте проглядишь, — буркнул я.

Гермиона вертела покорно висящего кота на вытянутых руках и рассматривала его со всех сторон. Чего она там искала у него? Рога с копытами? Хвост вон, в наличии, а большего ему не положено. Она приблизила его морду к своему лицу и стала пристально вглядываться в глаза, а Живоглот, воспользовавшись случаем, смачно лизнул её в нос.

— А это всё правда, что говорила, профессор Спраут? — спросила она после того, как забавно сморщилась и вернула кота на руки.

— Гермиона, — вздохнул я. — Говорил же уже, и рассказывал, кто такой этот твой питомец. С чего ты вообще взяла, что я шутил? Но он действительно для тебя очень полезен, особенно сейчас, как выяснилось.

Я почесал за ухом кота сидящего на руках у Гермионы. Ну хоть теперь шипеть и с подозрением зыркать на меня перестал. Ничуть не сомневаюсь, что он устроит «весёлую» жизнь обидчикам своей хозяйки. За сглазы, скорее всего, гадости будет делать… постоянно, а за проклятия — даже не могу предположить, но то, что попытается радикально решить вопрос, в этом я уверен. Жутко мстительная тварюшка.

— Ты уж береги её, хвостатый, — сказал я и напоследок был одарен презрительным взглядом жёлтых глаз.

То, что мои прогнозы станут сбываться уже на следующее утро, я не предполагал. Думал, зверюге Гермионы пауза понадобится — на подумать или там на составление злодейских планов. Нифига подобного! Действовать, судя по всему, он начал уже ночью, пока все спали. Первой пострадавшей стала Джинни Уизли, и не знаю, как так это было проделано, но когда рыжая навернулась с верхней ступеньки лестницы прохода на женскую половину и чуть не свернула себе шею, Живоглот сидел рядом с Гермионой и с интересом наблюдал за поднявшейся суетой. Итог — сломанные пальцы, синяки, ушибы, сотрясение невеликих мозгов и больничное крыло. Вторая — и не сказать, чтобы сильно пострадала. За завтраком от второкурсницы Ромильды Вейн внезапно стало натурально смердеть дикой смесью из мочи, тухлой рыбы и блевотины. Итог — испорченный аппетит, проблевавшиеся младшекурсники, имеющие несчастье сидеть рядом с Вейн и подозрения на очередную шутку близнецов Уизли.

О двоих этих «братах–акробатах» я не забывал и, так сказать, «держал руку на пульсе». Близнецы Уизли продолжали усиленно и добросовестно следить… только за Персивалем Уизли, отчего тот неимоверно психовал и не понимал, какого хрена вообще они стали так делать, а на все его вопросы с загадочным видом молчали. Легиллименция, дружок, и не такое может!

Несчастья просыпались не только на представителей нашего факультета. Ещё три слизеринки и одна представительница Рейвенкло познакомились с неизвестным шутником, провернувшим не то чтобы розыгрыши, а натуральные подлые гадости. Что там у них случилось, доподлинно мне неизвестно, но как мне доложили в разведотделе за утренним брифингом, доклад будет предоставлен к обеду. То есть наши болтушки, Браун и Патил, тараторили о том, что нужно спросить какую–то Свенсон, чтобы уточнить у Булстроуд и затем передать Пенни о том, что на Рейвенкло… и так далее и тому подобное. Короче, крайне запутанная схема у них по получению оперативной информации. И я решил сделать небольшой «вброс», так сказать, подкинуть дурно пахнущей субстанции на вентилятор, а наши нестойкие на язык девчонки разнесут подобное по всем факультетам, по пути приукрасив и ещё больше переврав противоречивыми фактами.

— А я, между прочим, предупреждал, — сказал я мрачно и с серьёзным выражением лица. — Попомните мои слова — это только начало.

* * *

Тихая война одного демона с несколькими противниками продолжилась и на следующий день, и на следующий. То у Вейн конспекты и эссе в труху перемолоты, то у Хиггс мантия на ленточки распорота, то у затесавшейся в эти тесные ряды слизеринки–шестикурсницы Одри ВанРутт волосы внезапно выпали. У кошака оказалась неиссякаемая фантазия. Всех семерых, кто наложил сглаз, вычислить удалось достаточно легко по таким вот мелким неприятностям. С проклятиями вышло сложнее. Первой подозреваемой была Уизли, и она не вылезала из больничного крыла, так как, только вылечив ушибы, её еле откачали после того, как вместо «Костероста» ей была подсунута какая–то убойная гадость, но в фирменной бутылке и с оригинальной этикеткой лекарства. В то, что она знала и смогла проклясть Печальным Солнцем, я ни на миг не верил. Слишком там всё сложно и нужно обладать определёнными навыками, которых у туповатенькой рыжей не может быть, а вот второе проклятие она могла запросто наслать.

Обстановка взорвалась на третий день. И тут имеется ввиду не какой–то метафорический взрыв, а самый натуральный. Минг с теми самыми своими, до сих пор мне неизвестным подругами, чуть не отправились к праотцам при взрыве котла, в котором мутили зелье для выпускных тестов в школе. Мне стало понятно, что Живоглот рано или поздно добьёт всех причастных к проклятиям и про сглазы забывать не станет. Когда подтвердились последние мои подозрения, уже хотел реально пойти и отчекрыжить кое–кому шаловливые ручонки заодно с головой, как и обещал. Такие вещи не прощают, и тут для них пахнет не только Азкабаном. Например, Гермиона имеет полное право на месть и она будет оправдана в своих претензиях любым магическим судом. Однако был остановлен представительным комитетом из трёх деканов: МакГонагалл, Спраут и Флитвик заявились ко мне с Гермионой после уроков в библиотеку и выдвинули коллегиальное требование — прекратить террор. Почему–то претензии выдвигали мне, хотя я был причастен ко всему этому лишь очень косвенно. Нервничающий больше всех Флитвик, косясь на Живоглота, спящего на коленях у Гермионы, обратился к ней с просьбой повлиять на своего фамильяра и дальше не усугублять противостояние.

— Но как же мне это сделать, — спросила расстроенная девушка, на что получила логичный ответ, который я специально не хотел говорить Гермионе:

— Просто приказать, — пожала плечами Спраут.

— Профессор Флитвик, сэр, вы наверняка знаете, почему пострадали ваши студентки, — обратился я к полугоблину. — У меня нет доказательств, но то, что в стенах школы можно творить тёмный ритуал с жертвоприношением, мне кажется, должно вас насторожить как минимум. И то, что к этому приложили руку старшекурсницы вашего факультета, тем более. Извините за мою наглость, сэр, но мне не хотелось бы, чтобы подобное повторилось с моей подругой, и я буду вынужден дать этому делу официальный ход, через ДМП, либо решить вопрос радикально, раз и навсегда.

МакГонагалл после моего спича смотрела на меня непонимающе, Спраут задумчиво, а Флитвик мрачно. Наша декан ещё не верила, что прошлогодний затюканный мальчик Гарри сейчас уже совсем не тот, а вот остальные очень даже прониклись.

— Гарри, позволь я поговорю с ними. Я смогу повлиять на этих… волшебниц и гарантирую, что подобного с их стороны не повторится, — удручённо сказал Флитвик.

Что–то слабо верится, они же ведьмы, ну, по крайней мере, одна из них точно! Очень мстительные, как и Живоглот. Флитвик, кстати, был одним из немногих, кто называл меня по имени в неформальной обстановке, то есть вне уроков, и с которым у меня были действительно хорошие отношения. Не хотелось бы их портить, но тут уже решать не мне, а Гермионе, что незамедлительно и произошло после того, как я донёс до него эту мысль:

— Конечно, профессор Флитвик, я немедленно…

Наблюдать, как она чихвостит кота, сидящего на стуле, и в хвост и в гриву, было даже весело. Если бы Живоглот был человеком, то имел бы сейчас вид согласно уставу, то есть лихой и придурковатый, дабы не смущать своими познаниями начальство… и дальше по тексту. Выражение его морды сменилось, когда в обвинительной речи Гермионы промелькнуло:

— …и я тебе приказываю…

Сначала он неверяще вылупился на Гермиону, а потом отвернул морду, и с немым вопросом и тоской в глазах посмотрел на меня:

«Она что, серьёзно?»

На такой выразительный взгляд я неопределённо дёрнул плечом и как мог, так же, взглядом, ответил:

«Я‑то тут при чём? Сам себе такую хозяйку выбрал.»

* * *

— Так ты хотел, чтобы они умерли? Гарри, это неправильно! — возмущалась Гермиона.

— Да, Гермиона, и желательно, чтобы подыхали мучительно и долго! Они из тебя хотели сделать ничтожество тем проклятием, живую безэмоциональную и безынициативную куклу. Практически живой труп, никому не нужный и живущий только по инерции. То проклятие, оно не снимается, а если это и возможно, то я точно не знаю, как. Если бы не твой Живоглот, то это могло кончиться очень плохо. И я, blayd', тут устрою море крови, k khuyam raspizdoshu тут всё, если подобное повторится. Zhertvoprinoshenie ustroili zdes', a vsem do pizdy'!!! — совсем сорвался я и перешёл на дикую смесь английского и русского матерного.

Меня, тяжело дышащего и переполненного гневом и яростью, обняли тонкими руками и прижались ко мне интересными частями тела, отчего моё нервное напряжение стало спадать, а напряжение другого рода стремительно нарастать. Чёртовы гормоны!

— Гарри, успокойся, пожалуйста. А что ты последнее сказал? Я не поняла. Это на русском, да? Вот как начну изучать русский, и буду знать все те слова, что ты используешь! — с хитринкой смотря на меня снизу вверх, сказала красавица в моих руках.

— Не надо! — не на шутку испугался я.

— Да ладно, я знаю, что ты ругаешься, но только не знаю этих слов, — усмехнулась она.

— Вот и дальше не знай, — проворчал я.

Мы гуляли после разговора с деканами по галерее седьмого этажа, смотрели на тоскливый вид в свинцовых тонах из окон замка и спорили на счёт последних событий. Мне вся эта бодяга жутко надоела и хотелось абсолютно всё решить незамысловатым, пусть и скрытным способом. Но ведь уже всем известно, что cui prodest** никто не отменял. И первым под подозрение попаду я. Да даже если у меня алиби будет, разные уроды докопаются и нервы вымотают только потому, что тут в школе Гарри Поттер в каждой бочке — затычка, мля! Гермиона ещё… доброта и всепрощение, блин, парой слов нейтрализовала такой хороший инструмент, как Живоглот. Правда, если несчастный случай со смертельным исходом произойдет, то в школе кипиш в любом случае поднимется. И расследование будет серьёзное, ЧП как–никак, тем более если таких случаев несколько штук подряд. А мне в Азкабане совсем не хочется париться. Ну ничего, у меня есть способы и без членовредительства отплатить, так сказать, алаверды устроить по полной программе. Не только эти суки могут проклятиями швыряться, я тоже кое–что умею. Не прокатит это, при наличии у них защиты, так другое что–нибудь придумаю, вроде тотальной легиллименции. Уж в этом–то я достаточно силён и подкован, теперь сквозь мои щиты и Дамблдору не пробиться, как в прошлый раз. Нужно только Гермиону по–максимуму усилить и защитить.

— О чём думаешь? — как раз спросила она, продолжая меня обнимать.

— О тебе, конечно, — улыбнулся я этому чуду и легонько подул в её лицо.

— Да? И что же надумал? — недовольно морща носик и сверкая глазами спросила Гермиона.

— Тебе нужно стать сильнее, — прошептал я и поцеловал такие близкие и сладкие губы.

*turpitudinem — уродство (лат.)

**cui prodest — кому выгодно (лат.)

Загрузка...