Крестраж # 1

Глава 5 Начало нового пути

— М–м–м-м… — я с трудом перевернулся на спину и бездумно уставился в небо.

" — Какая же ты всё таки сволочь, Ханешь! А ведь ты предупреждал! Дважды предупреждал! Говорил же: — Подумай! И не мог же не подрасчитать, что я обязательно постараюсь сунуться в этот проклятый дневник. Знаю я тебя, и даже очень хорошо знаю. Говорил же, что это опасно, и даже предлагал его выкинуть. Неужели я был таким кретином? Да чего уж там говорить! Был, да ещё и каким! Ну и кто сам себе злобная деревянная марионетка?»

Когда я прикоснулся ладонью к обложке, " — Будет как со снитчем, — Ага! Как же!», то сначала и не понял что происходит. Это не было похоже на те воспоминания, в которых я уже побывал. Там было присутствие, как бы со стороны, как в тех, что показывал Том, так и в тех, что транслировал Ханешь. Здесь всё было по–другому. Я осознал себя в теле пятилетнего карапуза. Я смотрел его глазами, чувствовал всё, что чувствовал он, слышал все его немудрёные мысли, если честно, то тогда не сильно и отличающиеся от моих собственных. Вот только тело, тело мне не повиновалось. Свою истерику и панику я даже вспоминать не хочу. Пришлось полтора года учить другой язык, чтобы хотя бы понимать, о чем говорят окружающие. Мне пришлось многое понять и привыкать к другим обычаям, поведению, культуре и даже к еде. Мне пришлось стать незримым и молчаливым, старшим сиамским братом этого малыша. Мы росли вместе, мы учились вместе, мы вместе взрослели. Много, много всего было. Школьные годы, друзья и лоботрясничество. Воспаление лёгких, больница и «оказывается, читать — это круто». Как я понимаю Гермиону. Книги! Приключения и фантастика, Скотт, Сабатини, Хаггард, Лем, Ефремов и Стругацкие, Белов и Пол Андерсен. Отличников бьют не только в Англии, получается, и здесь есть свои Дадли. Разбитое лицо и укоризненный взгляд отца, «Ты должен уметь постоять за себя», спорт, бег и бокс (отличное сочетание), книги, фильмы, музеи и даже театры.

Четырнадцать лет, первая любовь, драки за школьным двором и подростковый бунт. Выпускной, первый неловкий секс, первая выпивка, первая сигарета и пьяная «в сопли» тушка, пропахшая перегаром и чужими духами. Институт, поступление, сессии и экзамены, подработки, вечеринки и дискотеки, ночные клубы и вереница «подружек». Военная кафедра, университетская секция бокса, соревнования и поездки по другим городам. Защита, диплом инженера и подписанный военный контракт. Армия! Смешная для меня боязнь высоты и разведрота инженерного батальона. Два года службы, армейский рукопашный бой, «ты не офицер, лейтенант, ты сраный пиджак» и сломанная челюсть пьяного майора. Война! Горы, усталость и напряжение, бесконечные дороги и рыжий «говнолин», налипающий на берцы неподъемными кусками. Тяжесть бронежилета и оттягивающий руки миноискатель, пропахший потом камуфляж, короткие перестрелки и пышущий жаром «Калаш» в трясущихся руках. Взрыв, контузия, осколок в правом бедре, госпиталь, медаль и увольнение. Работа, другая работа, ещё и ещё одна, Любовь, счастливая свадьба, работа, компьютер, игры и ещё больше книг, теперь не бумажных, еще более счастливый развод. Отпуска, море, поездки по миру, череда романов, рыбалка и охота. Мелкая стервозина–племяшка, фанатеющая от книг и фильмов о Мальчике–Который–Выжил, написанных безумной домохозяйкой и моё негодование, осознание, возмущение и… понимание.

Я прожил целую жизнь, чужую жизнь, так и не ставшую моей. Я приобрёл способ мышления, привычки, опыт и навыки, свойственные тому человеку, в котором я оказался. Некоторые его поступки вызывали негодование и возмущение, другими я мог по настоящему гордиться вместе с ним. Были ошибки, поражения и победы, достижение теперь понятных мне целей и феерические провалы. Много, много всего было. Но самое неприятное и страшное, что я так и не узнал, как его звали по–настоящему, как звали окружавших меня людей и родственников. Ни написанные, ни произнесённые вслух имена не воспринимались сознанием. Может, поэтому я ни на секунду и не забывал, кто я есть и получилось, что я впитал в себя другую личность, а не растворился в ней.

Только несколько лет спустя после прикосновения к дневнику, я узнал в молодом отражении зеркала того странного человека с моей платформы, тогда постаревшего, седого и немного пугающего, испещренного движущимися золотыми надписями и рисунками. И потом мучительно долго вспоминал недолгое наше знакомство и по крупицам собирал в памяти всё то, что он тогда мне наговорил.

" — Прав ты, Ханешь. Собой я быть не перестал, но собой прежним я не остался. И это очень неприятное чувство. Чувство, что ты вернулся в своё детство, где ты не можешь всё решать за себя и тобой будут вертеть, как хвостом шелудивой дворняги. Ведь я знаю, что мне предстоит. Мы думали над этим по–разному и вместе, читая те книги. И я даже понял, о какой опасности ты говорил. Я почти забыл, как я жил раньше, как я учился в Хогвартсе. Это было слишком давно. Ведь здесь прошел всего лишь час, а там, целая жизнь, длинною в тридцать восемь лет. Но всё равно, я остался тем кто я есть.»

Я, Гарри Джеймс Поттер, — двенадцатилетний сирота с идиотским прозвищем, студент второго курса факультета Гриффиндор школы чародейства и волшебства Хогвартс. Проживающий по адресу: Литтл–Уингинг, Тисовая улица дом4, графство Суррей, Великобритания. Не привлекался, не состоял, не участвовал. В связях, порочащих его, замечен не был. Характер распиздяистый, устойчивый. Беспощаден к врагам, мать его, Дамблдора.

С трудом поднявшись я осмотрелся. Всё та же платформа 9 и 3/4, выстроенная в классическом и традиционном викторианском стиле и от этого, несколько дико смотрящаяся посреди тайги. Зацепившись взглядом за горы на горизонте, передёрнулся. Ненавижу горы, но и не могу не согласиться с их красотой. Прямо под ногами дотлевал серым пеплом долбанный дневник. Справа, на скамейках, неровными стопками громоздились похожие тетрадки и их было много.

Подойдя к ближайшей лавке, начал, не прикасаясь руками, рассматривать вытисненые над отпечатками ладони названия. «Артефакторика. Расширенный полный курс» — номер тридцать семь, дальше справа «Шаманизм и неклассические ритуалы. Начальный курс.» — номер семьдесят один, и рядом «Некромантия. Расширенный полный курс.» — номер восемьдесят девять. Я смотрел и читал названия, чего тут только не было. Колдомедицина и проклятия, магия крови и дуэлинг, чары строительства и зельеварение, демонология и ритуалистика и даже «Юриспруденция магического мира до 1979 года», почему–то под номером четыре. На крайней слева, самой первой тетради лежал желтоватый лист пергамента с таким же как и везде отпечатком ладони и большой надписью «ИНСТРУКЦИЯ». Я долго не решался взять его в руки.

Кубическая комната без намёков на какие–либо проёмы, серые стены и пол, и льющийся с потолка ровный неяркий свет. Напротив меня стоял призрак моего прошлого, всё такой же высокий и широкоплечий, со слишком знакомой физиономией, смотря сквозь меня, вещал усталым голосом:

«Здравствуй, Гарри. Если ты меня сейчас видишь и слушаешь, то это значит, что ты всё же не удержался и посмотрел мой дневник. Конечно, была вероятность, что ты не такой балбес, как я себе пред…»

— Иди на хрен! — бурчу я.

«…ставляю и ты додумаешься не совать свой нос куда не следует. В таком случае не появилось бы этого послания. Повторяю еще раз. Библиотека в полном твоём распоряжении. Механизм получения знаний не такой, как в первом дневнике, можешь не волноваться. Эти знания скомпонованы на другом принципе и что немаловажно, их невозможно будет забыть или разучиться. Очень похоже на базы знаний, как я себе их представляю, если ты пони…»

— Да ну нафиг! — неверяще прошептал я.

«…маешь о чем я. Есть только проблема времени. Я не представляю, сколько понадобится тебе для усвоения всех массивов и сколько продержится эта библиотека. Так что лучше поторопиться и не отлынивать. Лучше всего изучать всё постепенно, во время сна. Никакой опасности или негативных последствий, быть не должно. За…»

— Не должно, значит? Зная тебя, это настораживает. — протянул я, скептически рассматривая своего безответного собеседника.

…щита на твоём разуме продержится около месяца и потому тебе необходимо в ближайшее время изучить окклюменцию. Тетрадь номер семь. Но не меняй порядок чтения, это важно. Как выбраться с платформы я тебе рассказал, но все равно напомню…»

Он говорил и говорил, объяснял, давал важные, на его взгляд, инструкции своим безэмоциональным голосом ещё минут двадцать. И на этот раз я слушал и запоминал очень внимательно. От этого очень много зависело.

«… и ещё, я говорил, что оставил тебе только ЧАСТЬ своей памяти. Возможно, там в недостающем и нашлось бы что–то для тебя полезное, но ты наверное знаешь, что я не сторонник готовых и очевидных решений, которые зачастую оказываются неверными, как раз из–за своей прозрачности. Как выкручиваться, ты должен продумать и придумать сам. У тебя для этого всё есть: магический потенциал, знания, удача и, очень на это надеюсь — мозги.»

— Очень смешно! — в очередной раз пробурчал я.

«На этом прощаюсь. Давай, парень, покажи им там всем! И удачи тебе, Гарри Джеймс Поттер!»

Комната стала истаивать и сквозь неё стали проступать контуры уже знакомого перрона.

— К чёрту, Ханешь! И прощай! — прошептал я в никуда.

Ну что ж. Как он там говорил? Пройти сквозь колонну и пройти до стоянки, ни с кем не говорить и не отвлекаться.

Знакомый потолок. Я лежал на мягкой кровати, укрытый до подбородка простынёй, голова ощущала приятное тепло подушки и на глаза, сквозь стрельчатые окна, падал яркий утренний свет. Сознание тут же затопили уже давно позабытые запахи зелий и ощущение дикой слабости. Но всё равно это было невообразимо приятно, осознавать, что ты хозяин своего тела, пусть сейчас и такого, разбитого и немощного. Болело всё и, казалось, зудели и ныли даже волосы, но так, не раздражающе. Это было скорее похоже на облегчение от давно пережитой сильной боли. Очень хотелось есть и ещё больше пить. В царившей тишине слух привлёк какой–то шелестящий звук.

Я повернул голову и рассмотрел сидящую на стуле рядом с моей кроватью девчонку, читающую небольшой потрепанный томик. «Терапия и лечение ран, нанесённых волшебными существами, темными проклятиями и духовными сущностями» выхватил я название и даже автора. Некоего Диониса Казантасиса. Именно звук перелистнутой страницы и привлёк моё внимание.

Сначала я её даже не узнал. Миниатюрная и хрупкая, с густой и поэтому растрёпанной шапкой блестящих каштановых волнистых волос, подсвеченных падающим из окна светом, от чего вся причёска сверкала золотистыми искрами. Она читала и сосредоточенно хмурила брови, иногда слегка смешно морщилась и неприязненно смотрела на только ей видимый текст. Очень эмоциональная и очень симпатичная. Почему–то тогда я даже ни разу и не думал о ней, как о девочке, а воспринимал её как излишне раздражающий фактор. И ведь даже уже сейчас видно, что в будущем вот эта вот, ещё не девушка, но уже и не ребёнок, вырастет в ослепительную красавицу. И сейчас это чудо сидит рядом со мной, читает, я подозреваю, слишком сложный для неё справочник по колдомедицине и ждёт непонятно чего. Зачем ей это нужно, я не понимаю. Там, в тех книгах, она описывалась как мой друг и преданная соратница, но такая, себе на уме, и как к ней относиться, и какие, и стоит–ли вообще, строить отношения — нужно будет ещё обдумывать.

Видимо, почувствовав, что на неё смотрят, она подняла на меня свой взгляд. И ведь глаза у неё очень даже. Правда, сейчас они выражали испуг и какое–то недоверчивое ожидание, будто она ожидала что я на неё накинусь.

— Пхривет, Кхермиона, — я еле протолкнул слова сквозь пересохшее горло и улыбнулся растрескавшимися губами, отчего они моментально стали саднить.

— Гарри? — из её глаз стал уходить испуг и появилось, какое–то мечущееся выражение. — А Мадам Помфри сейчас нет, она сейчас у профессора Снейпа, пошла за зельями для тебя. А я вот. Сижу тут смотрю, когда ты очнёшься. Ты даже не предс…

— Гхермиона, — перебил я её. — Мхожно мне кхводы?

— А? Ой! Конечно! Я сейчас!

Она вскочила со стула, уронила книгу, подняла книгу, потом завертела её в руках, не зная куда пристроить, в конце концов положила на стул, так как прикроватная тумбочка была вся заставлена. Схватила графин и заметалась в поисках стакана. Остановилась, ненадолго задумалась, выхватила палочку, посмотрела на полный графин в одной руке, потом на палочку в другой, закусила губу. Я смотрел на суетящуюся девчонку и улыбался, настолько она сейчас была забавная. Наконец она определилась с дальнейшими действиями. Окинув взглядом тумбочку и найдя на ней пустую склянку, поставила её на стул поверх книги. Встала в напряжённую и торжественную позу, взмахнула палочкой и, направив на бутылочку, четко произнесла формулу трансфигурации.

Ну хоть так. Получился не стакан, а большой бокал, как для мартини. Такой низкий конус на тонкой ножке. Гермиона скептически посмотрела на своё творение, поймала такой же неуверенный взгляд от меня.

— Пойдётх, — махнул я рукой.

Она очень аккуратно налила воды и пытаясь не расплескать, протянула мне эту рюмку–переросток, которую я, в свою очередь, принял дрожащей рукой. И даже отсалютовал, почему–то мигом покрасневшей, Гермионе.

— Уф–ф–ф. Спасибо. Ты меня спасла. — я протянул ей обратно эту… емкость.

— Гарри, скажи, — Гермиона присела на краешек стула, выжидательно и с волнением глядя на меня. — Что последнее ты помнишь, перед тем как очнулся здесь?

А и действительно. Что я помню? Последнее, что Ханешь мне показывал, как он в моём теле приволок Джинни Уизли в Больничное крыло и потом как суетилась вокруг меня наш школьный колдомедик.

— Ну, как меня укладывает на кровать мадам Помфри и как до этого я принес сюда Джинни, я нашёл её… на первом этаже, без сознания. Как она, кстати? — я уже понял, зачем о некоторых вещах стоит молчать. Об этом меня особо предупредили в последнем послании.

— Не знаю, к ней никого не пускают, — она опять как–то с подозрением на меня посмотрела, — А откуда у тебя появилась эта рана? — ткнула она пальчиком в мою забинтованную руку.

— Там рядом с Джинни была змея, здоровая такая, футов десять, наверное. Я её Инсендио прогнал, но перед этим она меня, вот — цапнула, — вдохновенно и на голубом глазу выдал я, потрясая в доказательство рукой.

— Десять футов, говоришь? Мы с тобой об этом ещё поговорим, Гарри. — прищурившись, прошипела, Гермиона. — Ты даже не представляешь, что ты тут натворил и что потом было. После того, как ты…

Хлопнула дверь Больничного крыла и в палату стремительной походкой вошла мадам Помфри. Моментально вычислив нашу мирно болтающую парочку, она схватилась за маленькое зеркальце на цепочке, болтающееся на шее. Провела по ободу пальцем и произнесла в него:

— Альбус! Гарри очнулся!