В ходе работы над рукописями писателя текстологам придется столкнуться со многими неожиданностями.
Вот первая: еще одно начало «Тихого Дона». После двенадцати страниц текста вдруг открывается новый титул (перечеркнутый красным и синим карандашом), помеченный другим, более ранним числом: «Вёшенская. 6-го ноября 1926». И далее посередине страницы крупно:
«ТИХИЙ ДОН
Роман
Часть первая
1».
«1» (переправленное на 3) — это значит первая глава первой части романа «Тихий Дон».
Судя по всему, этот титул, помеченный 6-м ноября 1926 года, и эта первая глава, помеченная 8 ноября 1926 года, и были действительным началом работы Шолохова над своим романом осенью 1926 года. Подтверждение тому — не только титул, но и нумерация страниц. Начальная страница от 8 ноября пронумерована цифрой 1, а уже потом она обозначена как 13-я и 9-я. Судя по всему, перед началом работы Шолохов сразу пронумеровал целую стопку листов бумаги — 50 страниц. И это очень поможет текстологам, потому что в итоге, в процессе работы над романом и перестановок отдельных глав, разделов и кусков текста на полях рукописи образовались три нумерации страниц. На многих из них нумерация тройная, на иных — двойная, а на некоторых — одинарная.
Обратимся к странице 13/9, которая первоначально была обозначена как стр. 1. На ее левой стороне написан черными чернилами и позже перечеркнут синим карандашом текст:
«Вёшенская
6-го ноября 1926»
И далее, по середине страницы крупно:
«ТИХИЙ ДОН
Роман
Часть первая
1».
Работая над первой частью романа, Шолохов обязательно ставил число, когда начинал писать очередной фрагмент текста. Итак — не 15-е, как было отмечено ранее, а 6-е ноября — такова, оказывается, первоначальная дата начала работы над романом. Но 6-го ноября 1926 года, кроме заглавия романа, Шолохов не написал ни строчки. В простое оказался и день 7 ноября — праздник Октябрьской революции.
В следующей записи — новая дата: «8.XI». И текст главы первой, как раз и являющийся началом романа. Не скажу — началом того «Тихого Дона», каким мы знаем его сегодня, но началом работы над романом осенью 1926 года. Рукопись выявляет настойчивые авторские поиски «запева» «Тихого Дона».
Приведем этот текст по рукописи романа, помечая вычеркнутые автором квадратными скобками и выделяя вновь написанные слова. Прикоснемся к «мукам слова» Шолохова, тем более, что в данном случае (это относится далеко не ко всей рукописи) мы имеем три редакции рукописного текста, не считая окончательного, печатного. Пойдем фраза за фразой, сопоставляя черновой и беловой варианты текста этой первой главы «Тихого Дона», которая в печатном варианте оказалась третьей:
Черновой текст
«Григорий пришел с игрищ [в полночь] после первых петухов. [Из сенцев пахнуло] Тихонько отворил дверь в сенцы. Пахнуло запахом перекисших хмелин и острым мертвячим душком вянущего чеборца. Чуть слышно поскрипывая сапогами, закусив губ[ы]у, и [ступая] на носках прошел в горницу. [Из кухни] разделся [быстро], бережно вывернул на изнанку [суконные] праздничные синие шаровары с лампасами, повесил их на спинку кровати, перекрестился и лег. На полу желтый квадрат лунного света, в [окно видно] углу под расшитыми полотенцами тусклый глянец посеребреных икон, над кроватью на подвеске глухой мушиный стон. Задремал было, но в кухне заплакал ребенок. Певуче заскрипела люлька. Сон²ны[й]м [сердитый] голосом Дар¹ь[и]я — [жены] братнин[ой]а жен[ы]а бормотнула
— Цыц! Нет на тебя угомону, все будет ворочаться, да реветь... Спи!»
Беловой текст
«Григорий пришел с игрищ после первых кочетов. Из сенцев пахнуло на него запахом хмелин и сушеной богородицыной травки.
На носках прошел в горницу, разделся, бережно повесил праздничные с лампасами шаровары, перекрестился и лег.
На полу, перерезанная оконным переплетом, золотая дрема лунного света. В углу под расшитыми полотенцами тусклый глянец посеребренных икон, над кроватью на подвеске тяжкий гуд потревоженных мух.
Задремал было, но в кухне заплакал братнин ребенок. Немазанной арбой заскрипела люлька, Дарья сонным голосом бормотнула:
— Цыц, ты, поганое дите! Ни сну тебе, ни покою...».
Очевидна та серьезная правка текста, когда Шолохов писал новый — второй «беловой» вариант — дополнительно к той правке, которая вносилась им в «черновик». Снята фраза «тихонько отворил дверь в сенцы», взамен «пахнуло запахом перекисших хмелин и острым мертвячим душком вянущего чеборца» Шолохов пишет: «Из сенцев пахнуло на него запахом хмелин и сушеной богородицыной травки».
Вместо «чуть слышно поскрипывая сапогами, закусив губу, на носках прошел в горницу» — кратко: «на носках прошел в горницу», взамен «бережно вывернул на изнанку праздничные синие шаровары с лампасами» — просто: «бережно повесил праздничные с лампасами шаровары», вместо «На полу желтый квадрат лунного света» — «На полу, перерезанная оконным переплетом, золотая дрема лунного света», вместо «над кроватью на подвеске глухой мушиный стон» — «над кроватью на подвеске тяжкий гуд потревоженных мух». И, наконец,
- 59 -
вместо «Певуче заскрипела люлька. Сонным голосом Дарья — братнина жена бормотнула
— Цыц! Нет на тебя угомону, все будет ворочаться, да реветь... Спи!» — «Немазанной арбой заскрипела люлька, Дарья сонным голосом бормотнула:
— Цыц, ты, поганое дите! Ни сну тебе, ни покою...».
Сравнение двух вариантов текста свидетельствует о том, что каждое изменение его взвешено и художественно мотивировано, оно либо сокращает и упрощает текст, сообщая ему большую лаконичность и упругость, либо усиливает его изобразительное начало.
Одна из поправок важна для нас еще и потому, что подтверждает: именно этими страницами начинал Шолохов 8 ноября 1926 года «Тихий Дон». Поскольку это было начало романа, Шолохов, вводя в действие Дарью, делает важное пояснение: «Дарья — братнина жена». Во втором беловом варианте это пояснение убирается, потому что после переработки первой части романа, когда было написано новое начало и первая глава стала третьей, Дарья уже была представлена читателю: «... Дуняшка — отцова слабость — длиннорукий, большеглазый подросток, да Петрова жена Дарья с малым дитем — вот и вся мелеховская семья» (2, 13).
Продолжение сцены, которой первоначально начинался роман, — на обороте листа (стр. 2/14/10). Продемонстрируем черновой и беловой варианты этого текста:
Черновой текст
«По Дону наискось [изломанная волнистая лунная стежка] волнистый, никем неезженный лунный шлях. Над Доном туман, а вверху [рассыпанныо золотое] про2со звез1дное.
Григорий ведет коня по проулку, лицо щекочет налетевшая паутина. Сон пропал. Конь идет [осторожно] сторожко переставляя ноги, к воде спуск крутой.
На той стороне крякают дикие утки, возле берега в тине взвертывает [хвостом] омахом охотящийся на мелочь сом.
Возвращаясь домой Григорий смотрит [через проулок] на вос[ток]ход. [За станицей] хутором, за увалом бугр[и]астой хребтиной обдонских меловых гор чуть приметно сизеет небо, меркнут дотлевают под пепельным пологом рассвета звезды и тянет легонький предрассветный ветерок]. Скоро свет».
Беловой текст
По Дону наискось волнистый, никем не наезженный лунный шлях. Над Доном туман, а вверху звездное просо.
Григорий повел коня по проулку, щекотнула лицо налетевшая паутина и неожиданно пропал сон. Конь сзади сторожко переставлял ноги, к воде спуск [крутой] дурной.
На той стороне утиный кряк, возле берега в тине взвернул и бухнул по воде омахом охотившийся на мелочь сом.
[Возвращая] Григорий долго стоял у воды. Прелью сырой и пресной дышал берег, с конских губ ронялась дробная капель.
[Возвращаясь поглядел на восход]. На сердце у Григория легкая [и] сладостная пустота. Хорошо и бездумно. Возвращаясь глянул на восход. — [скоро день]. Там уже рассосалась синяя полутьма. На пепельном пологе сизеющего неба доклевывал краснохвостый рассвет остатки звездного проса».
Взамен развернутого образа «обдонских меловых гор», за «увалом» которых «под пепельным пологом рассвета» «дотлевают <...> звезды», Шолохов записывает на полях другой, не менее красивый, поначалу полюбившийся ему образ: «на пепельном пологе сизеющего неба доклевывал краснохвостый [рассвет] день остатки звездного проса».
И опять — во многом переписанный, «ужатый» текст, вместе с тем — новые образы, видоизмененные, уточненные тропы, в значительной степени — новые языковые формы.
Интересно соотнести этот предварительный беловой текст с окончательным рукописным и с печатным, как он был опубликован вначале в журнале «Октябрь», а потом в книге.
Их сравнение показывает, что они совпадают в главном — при продолжающихся авторских уточнениях, шлифовке текста: скажем, «пахнуло запахом» не просто «сушеной богородичной травки», но — «пряной сухменью богородичной травки»; Григорий «прошел в горницу» не «на носках», но «на ципочках» (именно так, через «и»); вместо «на полу, перерезанная оконным переплетом, золотая дрема лунного света» — «перерезанная крестом оконного переплета...», вместо «[тяжкий] гуд потревоженных мух» — «тяжелый гуд потревоженных мух...».
Во втором абзаце окончательного «белового» текста мы видим ту же продолжительную кропотливую работу Шолохова над словом: фразу «щекотнула лицо налетевшая паутина» он переносит в начало абзаца и расширяет ее: «Разбитый сном добрался Григорий до конюшни и вывел коня на проулок. Щекотнула лицо налетевшая паутина и неожиданно пропал сон»; вместо «на пепельном пологе сизеющего неба» в столь дорогой ему фразе о «краснохвостом рассветном дне», который «доклевывал остатки звездного проса» — более емкие и точные слова: «На сизом пологе неба доклевывал краснохвостый рассвет звездное просо».
Соотнесем этот текст из начала «Тихого Дона», каким оно виделось Шолохову 8—13 ноября 1926 года, с журнальным и книжным текстом, где эта глава значится под номером III. Текст остался в основе без изменений. Только «на цыпочках» пишется уже через «ы», да взамен «посеребренных» стоит «серебрённых икон». Есть и одна принципиальная утрата: полюбившуюся ему вначале, навеянную изысками орнаментальной прозы фразу о «краснохвостом рассветном дне», которую Шолохов старательно перебеливал и уточнял от варианта к варианту, писатель в итоге выбросил из окончательного текста романа — она не выдержала конечной проверки строгим вкусом автора.
8 ноября 1926 г., когда Шолохов начал работу над «Тихим Доном», он успел написать всего страницу первой главы.
9 ноября писатель продолжил работу над этой главой романа.
На следующий день, 10 ноября, им была написана страница, переходная к следующей главе, — начало ее обведено синим карандашом и отмечено записью на полях: «Перенести этот отрывок к гл. 6/10». Отрывок начинается словами: «За два дня до Троицы станичные растрясали луг». В книге этот отрывок открывает VIII главу: «За два дня до Троицы хуторские делили луг...» (2, 47).
11/XI — было написано 4 страницы текста с незначительными помарками, посвященных хорошо знакомому Шолохову занятию — рыбалке.
12/XI — еще одна страница, завершающая главу о рыбалке. В рукописи она значилась вначале под номером 3, потом — 5, в книге — под номером IV. Ее начало: «[На другой день] К вечеру собралась гроза...».
Работа продолжалась 13 и 14 ноября, когда Шолохов пишет главу о конном состязании молодых казаков Григория Мелехова и Митьки Коршунова с хорунжим Мануйловым (в окончательном тексте романа — Листницким).
Исследование рукописи свидетельствует: начальные страницы романа, помеченные ноябрем 1926 года, и первые главы все больше не устраивали автора. Написав четыре главы первой части и завершив пятую, посвященную скачкам (Шолохов писал ее с 13 по 14 ноября), автор вдруг ставит на полях решительную «резолюцию»: «Похерить сию главу: никчемушная». Но в конечном счете он не выполняет собственное указание: после переработки первой части романа сцена скачек все-таки оказалась в VIII главе.
Раздраженная «резолюция» от 14 ноября 1926 г. симптоматична. За ней — видимая неудовлетворенность начальным ходом работы над романом: написанные за неделю почти пять глав романа рассыпа́лись, не составляли чего-то общего и единого, уводили в частности.