«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ?

Как известно, каждая найденная страница автографа классика — Пушкина или Лермонтова, Тургенева или Гоголя, Достоевского или Толстого, Чехова или Горького — всегда событие для национальной и мировой культуры. Недаром писательские автографы стоят таких больших денег, а их поиск ведется по всему миру.

Но случай с Шолоховым — особый.

Судьба шолоховского архива опровергает знаменитую формулу: «Рукописи не горят!» Причем опровергает дважды.

Во-первых, тем, как Шолохов относился к своему архиву. Об этом — устами Марии Петровны Шолоховой — рассказывает в своих воспоминаниях об отце сын писателя Михаил Михайлович. Мария Петровна объясняла сыну, почему муж с самого начала их совместной жизни избегал писать письма:

«С той поры он и все-то бумаги свои — чего ж ты не знаешь что ли — как чуть, так — в печь. Или, как в этот дом перешли, — в камин, в камин. В крематорий, как он говорил. Скажешь, бывало: “Ну, зачем ты жгешь? Может, понадобится еще?” Махнет рукой: “А! Не нужно это никому”, — и все тут. Последние годы, когда без чьей-то помощи и передвигаться-то еле мог, и то зайдешь в кабинет, дымом пахнет. Чего-то уже жег. Рукописи, какие еще оставались, и те пожег»².

Такое отношение к письмам и черновикам выработалось у Шолохова в самом начале его творческого пути под влиянием того пресса со стороны властей, который он ощущал, когда начинал работать над «Тихим Доном», и сохранилось на всю жизнь.

Вот почему вряд ли будут найдены черновики его рассказов, за исключением нескольких, переписанных Марией Петровной, — они хранятся, в частности, в Отделе рукописных и книжных фондов ИМЛИ. «Оно и правда, никогда он рукописями не дорожил. Когда-то я начала, было, рассказы собирать. Перепишу ему набело, а черновик приберу. Так он и мне не дал. Брось, — говорит, — на черта они нужны. Ребята узнают, смеяться будут — сам себя в великие готовлю. Вот и возьми его за рупь двадцать. Хотя, помню, я много собрала. И “Тихий Дон” почти весь собрала. Правда, после того, как пошла брехня о плагиате, он и сам старательно так стал все собирать. Страничка к страничке. Я еще, помню, подковыривала его: “Ага! Научила нужда кашу с маслом есть”. Только, как в войну все это пропало, так он и опять...

Короче, не любил он и не хотел, чтобы в бумагах его копались»³.

Но это — причина субъективная, коренившаяся в характере Шолохова, его закрытости, нежелании, чтобы в его бумагах «копались». Есть немало свидетельств — не только родных писателя, но и современников, видевших, особенно в последние годы жизни писателя, как он отправлял в камин рукописи, как бы рассчитываясь с жизнью. И вряд ли случайно, что после смерти Шолохова в доме в станице Вёшенской почти не было найдено его рукописей. Это уже само по себе выражало всю глубину трагедии, которую переживал художник. По всей вероятности, ничто написанное им в конце жизни не удовлетворяло мастера — и он сжег свой архив, чтобы никто не мог прикоснуться к мукам его творчества на исходе его дней.

Но была и вторая причина, объективная, обусловившая драматическую судьбу архива Шолохова — Великая Отечественная война. И хотя фашисты не были в Вёшенской, остановились по ту сторону Дона, дом Шолохова был разбомблен. Его архив и библиотека, находившиеся в доме, погибли.

Судьба шолоховского архива, пожалуй, самый первый рубеж, на который нацелено «антишолоховедение». Пытаясь доказать недоказуемое — отказать Шолохову в авторстве «Тихого Дона», — «антишолоховеды» готовы поставить под сомнение даже сам факт гибели его архива под бомбежкой во время немецкого наступления на Дон.

«То же и с рукописями “Тихого Дона”, — заявляет, к примеру, В. Сердюченко в статье “Зона Ш.”. — Здесь возникает мотив бомбы. Она появляется сжигающей точкой в белесом небе над Вёшенской и, управляемая лукавой волей Шолохова, с математической точностью попадает в его писательский архив. Вопрос об авторстве снят и снят гениально. Никаких черновиков не только к “Тихому Дону”, но и к “Донским рассказам”, и к “Поднятой целине” нет и быть не может»⁴.

С жестоким иезуитством Шолохову бросается обвинение, будто ради прикрытия самого факта отсутствия рукописей «Тихого Дона» он выдумал историю с бомбежкой его дома в Вёшенской.

«Антишолоховеды» на десятках страниц кощунственно смакуют эту тему. Тель-авивская газета «Окна» напечатала очерк «Рукописи не бомбят», где также пытается доказать, будто никакой гибели архива в Вёшенской не было, а что касается переданной в Пушкинский Дом части рукописи четвертой книги «Тихого Дона» — «не проще ли предположить иное: рукописные страницы были помещены в архив позднее и именно с расчетом на то, что, будучи обнаружены, они послужат решающим аргументом в доказательстве всей подлинности рукописи в целом»⁵.

«Антишолоховеды» не желают считаться даже со свидетельствами очевидцев, на глазах которых в грозные летние месяцы 1942 года немецкая авиация разбомбила дом Шолохова.

«8 и 9 июня фашистские самолеты бомбили Вёшенскую, — вспоминает Петр Луговой, бывший первый секретарь Вёшенского райкома партии. — <...> Не успел Шолохов указать рукой на самолеты, как посыпались бомбы. В это время и погибла его мать. Мы все залегли, где кто мог, а она шла в сарай по своим хозяйственным делам, и вражеский осколок сразил ее. <...> В дом Шолохова попала большая бомба и взорвалась под полом, в зале, были повреждены столбы, на которых крепился мезонин. Несколько позже все надворные постройки во дворе Шолохова <...> сгорели дотла»⁶.

В пламени этого пожара погибла та часть архива, которая хранилась в доме. Другая, самая важная его часть, содержавшая рукописи «Тихого Дона» и «Поднятой целины», была помещена в деревянный ящик, обитый железом, и сдана, для более верной сохранности, в Вёшенский райотдел НКВД. Однако в неразберихе тех лет пропало все — библиотека в доме — ее разметало во время бомбежки по всей улице, и деревянный ящик с шолоховским архивом, хранившийся в райотделе НКВД.

В исследовании В. Н. Запевалова «Рукописи “Тихого Дона” в Пушкинском Доме» подробно, на документальном материале, рассказано о гибели шолоховского архива в годы войны, о том, как благодаря заботе одного из советских офицеров удалось спасти хотя бы часть рукописей «Тихого Дона»⁷.

Сохранилась лишь мизерная часть архива — страницы третьей и четвертой книг «Тихого Дона», которые подобрали с земли красноармейцы. «...В ноябре 1945 года, — писал А. Софронов в очерке “Над бесценными рукописями «Тихого Дона»”, — Михаила Шолохова разыскал командир одной из танковых бригад, который на улице станицы летом 1942 года подобрал валявшиеся рукописи. Всю войну он бережно хранил их в своем танке. Этот командир бригады и вернул Михаилу Александровичу поздней осенью 1945 года его рукописи»⁸.

Чудом сохранилось 137 рукописных листов черновой рукописи третьей и четвертой книг «Тихого Дона». Шолохов сложил их в папку и в верхнем углу на ее обложке написал: «Черновики “Тихого Дона”. 137 листов». В 1975 году эта папка по воле писателя была передана в Пушкинский Дом.

Самой тяжелой утратой для Шолохова была потеря черновиков первой и второй книг «Тихого Дона». Представленные в 1929 году в писательскую комиссию, как мы помним, именно они помогли в свое время отстоять его доброе имя, приостановили те черные сплетни, которые распространялись в окололитературных кругах, — будто бы «роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи». Эти слова из «Письма в редакцию», подписанного А. Серафимовичем, Л. Авербахом, В. Киршоном, А. Фадеевым и В. Ставским, к которому мы еще вернемся.

Клевета эта имела политическую подоплеку. Целью ее была компрометация молодого талантливого писателя. Однако не было найдено и приведено ни одного факта или документального свидетельства, которые подтверждали бы этот клеветнический слух, пущенный кем-то после выхода первой и второй книг романа. И когда на другую чашу весов легли «черновики его рукописей» — как было сказано в письме писателей — клевета прекратила свое существование. Но, оказалось, только на время: версия о некоем «белом офицере», будто бы в пылу сражений Гражданской войны написавшем (и потерявшем) «Тихий Дон», была вновь гальванизирована после присуждения М. А. Шолохову Нобелевской премии. Но теперь уже появились не слухи (как это было в 20-е годы), а статьи и книги, отказывавшие Шолохову в праве быть автором «Тихого Дона». И одним из самых главных аргументов в этой прежде всего политической борьбе стало как раз отсутствие рукописей романа.

Поиск следов шолоховского архива, и в первую очередь — рукописей «Тихого Дона» давно стал одной из главных задач отечественного литературоведения. Ученые Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН и Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН вели этот поиск по всем возможным направлениям. Прежде всего надеялись найти следы того ящика, который в начале войны Шолохов передал в Вёшенский отдел НКВД. Однако все запросы о судьбе ящика с шолоховским архивом в МВД — в Москву и в Ростов, в КГБ, в ИМЭЛ, в ЦК КПСС не дали результатов.

Одновременно с обращениями в официальные органы велись поиски следов архива Шолохова в кругу его близких друзей, в первую очередь, московских.

Вместе с учеными ИМЛИ архивным поиском, — по поручению наследников Шолохова — занялась внучка Е. Г. Левицкой Евгения Игоревна Левицкая, которой помогал уроженец станицы Вёшенской Н. В. Ушаков. Она вела подробную «Хронологию поиска рукописей», которая хранится в Отделе рукописных и книжных фондов в ИМЛИ.

Василий Кудашев и Михаил Шолохов. 1920-е гг.

После бесед со своими родственниками — тетей М. К. Левицкой, ее дочерью и зятем, Евгения Игоревна пришла к неутешительному выводу: рукописей Шолохова у наследников Е. Г. Левицкой нет.