«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

ПИСАЛ ЛИ КРЮКОВ «БОЛЬШУЮ ВЕЩЬ?..»

1 февраля 1917 года, в канун Февральской революции, любимый ученик Ф. Д. Крюкова Д. Ветютнев, уроженец станицы Глазуновской и сам начинающий литератор, писал Крюкову: «Помните, Вы говорили, что собираетесь написать большую вещь на тему: казаки и война. Что же — работаете? Но, пожалуй, частые сдвиги с одного места на другое мешают сосредоточиться»¹³⁵.

В июньской книжке журнала «Новая жизнь» за 1915 г. Д. Ветютнев опубликовал под псевдонимом Д. Воротынский свою первую повесть «Суховы», посвященную родной станице Глазуновской. Естественно, он живо интересовался творческими планами своего учителя-земляка, был в курсе этих планов.

Из его письма Крюкову от 1 февраля 1917 года следует, что вплоть до начала 1917 года Крюков даже не начинал писать «большую вещь», посвященную донскому казачеству, что опровергает утверждение Вл. Моложавенко, будто до войны Крюков «начал работу над большим романом из казачьей жизни. Помешала война»¹³⁶. На эти слова журналиста постоянно ссылаются «антишолоховеды». В опровержение их приведем письмо Крюкова Серафимовичу от 14 августа 1913 года, в котором он сообщает: «перестал и голову ломать о том, чтобы написать какую-нибудь крупную (по размерам) вещь»¹³⁷ — в полном соответствии с тем, что он писал Короленко 9 ноября 1898 года, после публикации очерков «На тихом Дону»: «...больше о Доне я ничего не сумею написать...».

«Сумел» ли Ф. Д. Крюков написать «большую вещь» о Доне, о чем напоминал ему в письме от 1 февраля 1917 года Д. Ветютнев?

Позже Д. Ветютнев со всей определенностью заявлял: не сумел. В воспоминаниях о Крюкове, которые он писал, уже находясь в эмиграции, и которые мы уже приводили, Д. Ветютневым сказаны на этот счет более чем определенные слова. Сказаны со знанием дела и полной ответственностью, поскольку в последний раз он виделся с Ф. Д. Крюковым незадолго до его смерти — в августе 1919 года, когда тот на короткий срок вернулся из Новочеркасска в Глазуновскую, чтобы тут же уйти в действующую армию:

«— Ну, как дела? — спрашиваю после заметной паузы.

Махнул безнадежно рукой.

— Пропало... все...

Это была моя последняя встреча с певцом Казачества.

На другой день он покинул навсегда свой родимый угол — Глазуновскую.

Через два дня покинул и я Глазуновскую, вспомнив страшные слова Ф. Д.

Пропал... погиб и сам Крюков...»¹³⁸.

Ф. Д. Крюков — автор знаменитого стихотворения в прозе «Край родной», ставшего для белого казачества своего рода молитвой, гимном, — был для казачьей эмиграции культовой фигурой. И если бы были малейшие основания считать его еще и автором великой книги о казачестве — «Тихого Дона», такая возможность, конечно же, не была бы упущена. Но как уже говорилось выше, именно в среде белой русской эмиграции никем и никогда не высказывалось подобное предположение. Напротив. Напомним еще раз, в силу его важности, — высказывание Д. Ветютнева (Воротынского), человека, самого близкого к Крюкову среди белого казачества, который в зарубежье вырос в крупного публициста и историка:

«Во время нашего великого исхода из России на Дону было два крупных казачьих писателя: Ф. Д. Крюков и Р. П. Кумов. Первый умер, отступая с Донской армией на Кубани, второй умер в Новочеркасске. С Ф. Д. Крюковым я был связан многолетней дружбой, я был посвящен в планы его замыслов и если некоторые приписывают ему “потерю” начала “Тихого Дона”, то я достоверно знаю, что такого романа он никогда и не мыслил писать»¹³⁹.

Столь же определенной в отношении этой «мнимой легенды», как ее называл Д. Ветютнев, была, как мы убедились выше, и точка зрения казачьих атаманов П. Краснова и П. Попова, отвергавших самую возможность написания «Тихого Дона» Крюковым: «Язык не тот».

Белая казачья эмиграция не могла всерьез воспринять идею, будто автор «Тихого Дона» — Крюков — еще и потому, что, как уже указывалось, был жив и являлся активным деятелем в среде казачества сын писателя — Петр Федорович Крюков, который лучше, чем кто-нибудь другой, знал литературное наследство отца и неоднократно писал о нем. Петр Крюков — поэт, историк, публицист казачьего зарубежья, никогда не высказывал предположения, будто его отец написал «Тихий Дон».

На что же опираются «антишолоховеды» в своих утверждениях, будто все-таки Крюков писал «Тихий Дон»? На два высказывания: поволжского литературоведа Б. Н. Двинянинова и литератора П. И. Шкуратова — земляка Ф. Д. Крюкова.

В сообщении Б. Н. Двинянинова говорилось: «Все годы Гражданской войны Ф. Крюков провел на Дону. Вначале (1917—1918 гг.) он, по-видимому, не участвовал активно в политической жизни (есть данные, что в это время он жил в станице Глазуновской и работал над романом из жизни донского казачества), но в 1919 году он окончательно переметнулся в белогвардейский стан (был секретарем “донского правительства и редактором его официоза «Донские ведомости»”)»¹⁴⁰.

К сожалению, в сообщении Двинянинова отсутствует ссылка на источники сведений о том, что в 1917—1918 годах Ф. Д. Крюков «работал над романом из жизни донского казачества».

Между тем, такой серьезный знаток биографии и творчества Ф. Д. Крюкова, как В. М. Проскурин, нашел в сообщении Двинянинова ряд «несостоятельных, ничем не подкрепляемых утверждений»¹⁴¹.

Столь же резкий, суровый отзыв В. Проскурина получила и публикация сотрудника ростовской областной газеты «Молот» Вл. Моложавенко «Об одном незаслуженно забытом имени...», на которую как исходную и базовую опираются многие «антишолоховеды» и которую мы выше подробно проанализировали. «...Статьи обоих авторов наполнены ошибками фактического характера, относящимися к разным моментам биографии этого деятеля»¹⁴², — пишет В. Проскурин. Так, Вл. Моложавенко пишет: «Он начал работу над большим романом из казачьей жизни. Помешала война — Крюкова призвали в армию». Но «как учитель и ввиду слабого зрения, — замечает Проскурин, — Крюков в молодости был освобожден от призыва на военную службу, во время же первой мировой войны (когда ему было уже под 50 лет) он бывал на фронте в составе персонала так называемых думских санитарных отрядов и полевых госпиталей, как корреспондент, о чем он и сам говорит в своих статьях с фронта (например, в газете “Русские ведомости”)»¹⁴³.

Столь же недостоверно и утверждение Двинянинова, будто в 1917—1918 годах Крюков «не участвовал активно в политической жизни» Дона, а «работал над романом из жизни донского казачества». Здесь Двинянинов вступает в противоречие еще с одним глубоким и серьезным исследователем жизни и творчества Ф. Д. Крюкова — М. Астапенко, написавшим книгу «Его называли автором “Тихого Дона”» (Ростов-на-Дону, 1991). Сам М. Астапенко, так же, как и В. Проскурин, автором «Тихого Дона» Крюкова не считал. Любопытная закономерность: все исследователи жизни и творчества Ф. Д. Крюкова, так же, как и видные представители белоэмигрантского казачества, лично его знавшие, не считали, будто он написал «Тихий Дон».

М. Астапенко установил, что оказавшись на Дону, сразу после Февральской революции 1917 года, Крюков самым активным образом включился в политическую борьбу. Еще находясь в Петрограде, в марте 1917 года, Крюков принял участие в организации съезда казаков, на котором был создан Союз казачьих войск, вошел в этот Союз и стал автором его программы¹⁴⁴.

«...Снова, как в далеком 1906 году, Крюков окунается в водоворот политических событий. Перебравшись из Петербурга на Дон, он совершает поездки по станицам и хуторам, выступая с яркими речами на казачьих кругах и съездах, одновременно не оставляя публицистической деятельности»¹⁴⁵. Его статьи публикуются на страницах «Русского богатства» и «Русских ведомостей».

С весны 1917 года возрождается деятельность Войскового Казачьего круга, и Крюков избирается депутатом от родной станицы Глазуновская. «Он активно включается в деятельность круга, популярность его растет, его имя стоит рядом с именами Каледина и Богаевского в списке казачьих кандидатов в депутаты Учредительного собрания»¹⁴⁶.

Эта бурная общественно-политическая деятельность Крюкова находится в явном противоречии с утверждением не только Б. Н. Двинянинова, но и П. И. Шкуратова, земляка Крюкова, который, как пишет Р. Медведев, «в своих воспоминаниях... приводит слова Марии (сестры Ф. Д. Крюкова. — Ф. К.): “Федя все пишет и пишет и даже боится выходить в сад. Письма идут, но он их все мне отдает, не читая, говорит: “Ответь, Маша, если нужно, а лучше всего сожги! Я пишу и не хочу ничего знать: пока мне хватит и этого”». Шкуратов вспоминает, продолжает далее Р. Медведев, что и его Крюков принимал тогда очень неохотно. «Все шумишь, — говорил он. — Шуми, а я пока подожду, да и хочется писать и хорошо пишется». В письме к московскому литератору А. В. Храбровицкому (от 2 марта 1970 года) Шкуратов сообщал: «Хорошо помню номер Усть-Медведицкой газеты “Сполох”, в котором было написано интервью Крюкова корреспондентам, где Крюков подробно говорил о своем новом романе “Тихий Дон”, первую книгу которого он закончил. В этой же газете были напечатаны и 7 писем Короленко Крюкову. Почти дословно, — свидетельствует Шкуратов, — помню один абзац письма Короленко Крюкову, где Владимир Галактионович пишет: “Вы напрасно сетуете на бестемье. Ваша область — это ОБЛАСТЬ ВОЙСКА ДОНСКОГО и ее, область, Вы пишете, и этого от Вас мы и ждем”.

Свидетельство П. Шкуратова, — замечает Р. Медведев, — подтверждает мою гипотезу о том, что лучший во всех отношениях первый том “Тихого Дона” был создан еще до 1920 года и почти в завершенном виде попал молодому Шолохову. Иным является мое мнение относительно второго тома...»¹⁴⁷.

Свидетельство Шкуратова — единственное документальное свидетельство, которое предлагает «антишолоховедение» в доказательство того, что именно Крюков писал «Тихий Дон». Однако, и его документальность крайне сомнительна. «Воспоминания» Шкуратова, на которые опирается, как обычно, без всякой ссылки, Р. Медведев, нами не обнаружены. Его письмо Храбровицкому найти также не удалось. Газеты «Сполох», издававшейся в 1918 году в станице Усть-Медведицкой, в Москве нет. Сам Р. Медведев этой газеты также не видел. «Г. Ермолаеву, конечно, легче, чем мне, проверить достоверность этого свидетельства»¹⁴⁸, — писал Медведев в своем «Ответе профессору Герману Ермолаеву» («Вопросы литературы». 1989. № 8). Профессор Г. Ермолаев так оценил степень достоверности свидетельства П. Шкуратова:

«Воспоминания Прохора Шкуратова (выделено мной. — Ф. К.), на которые опирается Медведев, слишком расплывчаты. Не ясно, над каким произведением и когда работал Крюков, ведя затворнический образ жизни. <...>

Не подкреплено хотя бы приблизительной датой и свидетельство Шкуратова о том, что в газете “Сполох” он читал интервью Крюкова, в котором тот говорил о завершении первой книги своего романа “Тихий Дон”. В той же газете Шкуратов якобы видел семь писем Короленко к Крюкову. В одном из них Короленко советовал Крюкову не жаловаться на “бестемье”, а писать об Области Войска Донского. Действительно, близкие к этим слова находятся в письме Короленко, напечатанном в ростовском еженедельнике “Донская волна” от 18 ноября 1918 года. Однако это письмо датировано 11 ноября 1898 года и не имеет никакого отношения к “Тихому Дону”. Девять больших страниц упомянутого номера “Донской волны” посвящены Крюкову в связи с 25-летием его литературной деятельности. В этом же номере говорится, что в юбилейном сборнике “Край родной”, изданном интеллигенцией Усть-Медведицкой станицы, помещено несколько писем Короленко Крюкову. Возможно, что Шкуратов видел этот сборник, но весьма сомнительно, чтобы в нем находились слова Крюкова о завершении первой книги “Тихого Дона”. Р. Медведев знаком с “Краем родным” и, по всей вероятности, не обнаружил в нем подобного заявления. Показательно, что ни статьи о Крюкове в “Донской волне” от 18 ноября, ни отчет о праздновании его юбилея в Усть-Медведицкой, напечатанный в том же журнале 9 декабря, не содержат и намека на его работу над большим романом. Трудно себе представить, чтобы “Донская волна” обошла молчанием столь важное событие в жизни юбиляра.

О ненадежности Шкуратова как свидетеля мне писал 21 марта 1983 года В. Проскурин, который имел возможность установить недостоверность его утверждений относительно Крюкова. Кстати, Проскурин, большой знаток Крюкова, был уверен, что “Тихий Дон” написан Шолоховым»¹⁴⁹.

Проскурин хорошо знал П. И. Шкуратова, так как оба они были земляками Крюкова: Проскурин — сыном глазуновского атамана, а Шкуратов — сыном глазуновского священника. О Шкуратове идет речь и в «Приложении» к «Стремени “Тихого Дона”», где сказано, будто Шкуратов был в числе «провожавших Крюкова» в отступление: «Священник Шкуратов и его сын. Ш. ведь как-то приобрел архив в этом гнезде (сундучок и проч.). Молодой Шкуратов (П. И.) — писатель, долгий житель ГУЛага, а не мог ли кое-что и сам записать? Ведь и ему тогда (в 1920-м) могло быть около 20 лет. О П. И. Шкуратове, авторе “Павла Курбатова”»¹⁵⁰.

Шкуратова хорошо знал краснодарский писатель Георгий Георгиевич Степанов, который читал рукопись романа П. И. Шкуратова «Павел Курганов» (а не «Курбатов», как сказано в «Стремени “Тихого Дона”»). В своем письме в ЦК КПСС с целью опровержения «клеветнических слухов о Шолохове» Степанов предложил опубликовать автобиографическое повествование П. И. Шкуратова «Павел Курганов», в котором подробно изложен творческий путь Крюкова. «П. И. Шкуратов являлся близким другом Крюкова, — сообщал Г. Г. Степанов. — Он сохранил весь литературный архив писателя после его смерти в 1920 году... П. И. Шкуратов умер в 1973 в доме престарелых инвалидов (поселок Большаново, Калининградской области)»¹⁵¹.

Г. Г. Степанов неточен в одном: П. И. Шкуратов хранил не весь архив Ф. Д. Крюкова, а только часть его, переданную ему в начале 60-х годов Асеевой. Впоследствии по ее же просьбе он сдал этот архив в Государственную библиотеку им. В. И. Ленина¹⁵².

Из письма Г. Г. Степанова следует, что автобиографический роман П. И. Шкуратова «Павел Курганов», в котором рассказано о творческом пути Крюкова, не только не подтверждал версию об авторстве Крюкова, но опровергал ее. По этой причине Степанов и предлагал опубликовать этот, к сожалению, утраченный ныне роман.

Имеются еще два дополнительных свидетельства о том, будто Крюков в конце своей жизни пытался работать над «большой вещью» — оба они обнаружены Ермолаевым и приведены в его статье «О книге Р. Медведева “Кто написал “Тихий Дон”?». Так, эмигрант «П. Маргушин, работавший с Крюковым в газете “Донские ведомости” в 1919 году, вспоминает, что Крюков рассказывал ему о своих планах написать роман о вторжении большевиков и послал его в поездку для сбора материалов об этом. Земляк Крюкова, писатель Сергей Серапин (Пинус), заверяет нас, что Крюков унес с собой в могилу “Войну и мир” своего времени, которую он задумывал написать»¹⁵³. Оба эти свидетельства касаются замыслов писателя на будущее, после 1919 года, которые он при жизни никак не мог реализовать.

Таким образом, «антишолоховедение» не обладает ни одним хоть сколько-нибудь надежным свидетельством, что Крюков вообще писал какую-то «большую вещь» о Доне.

Впрочем, по большому счету, для решения проблемы авторства «Тихого Дона» не имеет значения, писал ли Крюков или не писал «роман из жизни донского казачества» в 1917—1920-х годах. Значение имеет одно: что это был бы за роман? Являлся ли бы он и в самом деле тем «Тихим Доном», который вошел в историю литературы как самая великая книга русской литературы XX века, или это была бы совершенно другая книга? И ответ тут может быть только один — к «Тихому Дону», который мы все знаем, Ф. Д. Крюков не имел никакого отношения.