«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ МИШИ ШОЛОХОВА

Документально доказанным фактом можно считать, что кадровый состав руководителей 1-й конной дивизии, возглавляемой в романе Григорием Мелеховым, идентичен кадровому составу руководства 1-й конной дивизии Харлампия Ермакова.

Как уже говорилось, Харлампий Ермаков в своих показаниях назвал в качестве своих ближайших помощников по командованию «отрядом» подъесаула Копылова Михаила Григорьевича (он же — начальник штаба), Рябчикова, адъютантов Федора Бондаренко и Тимофея Бокова. Павел Кудинов называет тех же руководящих лиц в дивизии Ермакова.

Но и в «Тихом Доне» действуют те же люди, которые в реальной жизни сопровождали Харлампия Ермакова: правая рука Григория Мелехова, начальник штаба Копылов, помощник командира дивизии Григория Мелехова Рябчиков, вахмистр Прохор Зыков. Принципиально важное значение имеют показания Харлампия Ермакова о том, что «заместителем» у него как командарма повстанческой дивизии был «Копылов Михаил Григорьевич станицы Каргиновской», и что он «был прислан начальником штаба» чуть позже после начала боевых действий.

И действительно, начальник штаба 1-й повстанческой дивизии Михаил Копылов возникает в романе лишь на втором месяце восстания. Мы узнаем, что Копылов «когда-то учительствовал в церковно-приходской школе», что «больше походил он на разжиревшего обывателя, переодетого офицером, нежели на подлинного офицера, но несмотря на это казаки относились к нему с уважением, к его слову прислушивались на штабных совещаниях, и повстанческий комсостав глубоко оценил его за трезвый ум, покладистый характер и непоказную, неоднократно проявляемую в боях храбрость» (5, 83—84).

Его убеждения были близки отношению к жизни Харлампия Ермакова и Григория Мелехова. «Все, кто с нами, — это люди, отстаивающие силой свои старые привилегии, усмиряющие взбунтовавшийся народ. В числе этих усмирителей и мы с тобой» (5, 90), — говорит в романе сотник Михаил Копылов комдиву — Григорию Мелехову.

«Дело» Харлампия Ермакова дает основания с уверенностью утверждать: прототипом сотника Копылова, служившего начальником штаба в 1-й конной повстанческой дивизии, был наставник Шолохова — преподаватель Каргинского приходского училища Михаил Григорьевич Копылов, учивший Мишу Шолохова русскому языку.

Краевед Сивоволов, посвятивший Михаилу Копылову главу в своей книге «“Тихий Дон”: рассказы о прототипах», испытывал в этом сомнение. Рассказав о семье Копылова, об отце, Григории Никоновиче Копылове, хуторском лекаре и двух его сыновьях — Иване и Михаиле, учителях Каргинской церковно-приходской школы, установив, что Михаил Копылов «был первым учителем Миши Шолохова в приходском училище» и «учил его русскому языку», Сивоволов, тем не менее, заключает: «Утверждать, что сотник Михаил Копылов был начальником штаба 1-й повстанческой дивизии литературного героя Григория Мелехова достаточных оснований нет»⁸³.

Почему? Скорее всего, потому, что Павел Кудинов в своем историческом очерке «Восстание верхнедонцов в 1919 году», упомянув Михаила Копылова в качестве начальника штаба 1-й повстанческой дивизии, местом его рождения назвал не станицу Каргинскую, а станицу Вёшенскую. Но Кудинов, как свидетельствуют показания Харлампия Ермакова, ошибся: заместителем Ермакова и начальником штаба 1-й повстанческой дивизии был «Копылов Михаил Григорьевич станицы Каргиновской», что и нашло свое отражение в романе «Тихий Дон»: Михаил Копылов в романе и Михаил Григорьевич Копылов в жизни — одно и то же лицо, — начальник штаба повстанческой дивизии № 1, в прошлом — учитель Каргинской церковно-приходской школы, преподававший русский язык автору романа «Тихий Дон», погибший в 1919 году.

«Тихий Дон» — и в самом деле книга, написанная кровью, пропущенная через душу, личность и биографию М. А. Шолохова.

Факты свидетельствуют, что основные боевые эпизоды, изображенные в романе, в которых в ходе Вёшенского восстания принял участие Григорий Мелехов, даются со слов Харлампия Ермакова.

Первый крупный боевой эпизод в шестой части (третья книга) «Тихого Дона» в самом начале Вёшенского восстания связан, как известно, с пленением комиссара Лихачева и его гибелью.

Шолохов воспроизводит конкретные обстоятельства пленения Лихачева прежде всего благодаря тому, что Харлампий Ермаков сам принимал в этом участие: о пленении под хутором Токин комиссара и двух красноармейцев кратко говорится в следственном «Деле» — как в ходе допросов самого Харлампия Ермакова, так и допроса свидетелей, показания которых мы приводили выше.

Материалы его «Дела» вкупе со свидетельствами Павла Кудинова убеждают в том, что источником информации, касающейся этого крайне важного боевого эпизода в «Тихом Доне», был сам Харлампий Ермаков, лично пленивший комиссара Лихачева.

Но это было только началом боевых действий против его отряда, удерживавшего Каргинскую.

В романе повествуется, что уже не «тридцать два человека татарцев», а «десять сотен казаков повел Григорий на Каргинскую. Предписывал ему штаб во что бы то ни стало разгромить отряд Лихачева и выгнать его из пределов округа, с тем чтобы поднять все чирские хутора Каргинской и Боковской станиц.

Рисунок С. Королькова

И Григорий 7 марта повел казаков» (4, 224). Описание боя завершается итогом: «В сумерках налетом забрали Каргинскую. Часть лихачевского отряда с остальными тремя орудиями и девятью пулеметами была взята в плен <...> Из Каргинской Григорий повел на Боковскую уже три с половиной тысячи сабель» (4, 225—226).

Об этом было также рассказано Кудиновым:

«Отряд хорунжего Ермакова перешел в наступление, выбил красных из занимаемых ими хуторов Токина и Чукарина, до утра преследовал отступавшего противника в направлении ст[аницы] Каргинской»⁸⁴.

В своих показаниях от 2 февраля 1927 г. Харлампий Ермаков рассказывает об этом бое так:

«Я участвовал со своей сотней в бою под станицей Каргинской, где было взято пехоты 150 человек, 6—7 орудий и пулеметов. Некоторые из красноармейцев были приговорены местной властью к расстрелу, как напр[имер] Климов Ив. Кириллович и Сырников, первый в х[уторе] Базки, а второй в х[уторе] Лученский, которых должны были по пути расстрелять, но я создал такую обстановку, что они остались живы»⁸⁵.

Приведенные примеры документально подтверждают глубинную связь текста «Тихого Дона» с тем, что рассказывал следователю Харлампий Ермаков.

С особой явственностью это ощущается в эпизоде, когда в бою под Климовкой Харлампий Ермаков (и Григорий Мелехов) зверски рубил матросов, а потом бился в истерике.

Эпизод с этими убитыми матросами неоднократно возникает в «Деле» Харлампия Ермакова как одно из главных обвинений. Как уже говорилось выше, в краткой справке для высшего руководства ОГПУ, на основании которой он был приговорен к расстрелу, сказано: Харлампий Ермаков «отличался особой жестокостью ко всем сочувствующим Советской власти, по показаниям свидетелей — лично зарубил 18 пленных матросов»⁸⁶. Хотя свидетели в том же «Деле» показывали, что матросы были зарублены им в бою.

Достоверность этого эпизода в «служивской» биографии Харлампия Ермакова подтверждена неоднократно, в частности, и свидетельством Павла Кудинова о том, что «возле хутора Климовка порубил Харлампий Ермаков матросов в бою, а потом бился у меня головой об стенку»⁸⁷, и свидетельством самого Шолохова.

Объясняя, почему он написал Харлампию Ермакову письмо с просьбой о встрече 6 апреля 1926 года, писатель говорил Прийме, что это — «творческая необходимость... Надо было поскорее кое-что “застолбить” в сюжете, набросать важные сцены, написать в третью книгу романа целые главы, определяющие генеральный план “Тихого Дона” в целом... Помню, однажды Ермаков, рассказывая, вспомнил страшный бой с матросами возле хутора Климовка. Казалось бы, что это — лишь частный случай из множества других боевых столкновений. А я эту кровавую сечу воспринял, как бы это этичнее сказать, как неоценимую находку — поворот в развитии образа Григория в его трагическом поиске правды...»⁸⁸.

И, действительно, «кровавая сеча» под Климовкой — поворот в развитии действия в романе и в развитии характера Григория Мелехова.

Сцена эта написана в романе с невероятной художественной силой.

По показаниям свидетеля, пронизанным ненавистью к Харлампию Ермакову, последний в бою под Климовкой убил восемнадцать матросов, что было явным преувеличением. Но цифра 18, как мы помним, вошла и в официальную справку, хранящуюся в «Деле». В романе Григорий Мелехов зарубил в бою под Климовкой четырех. Но экспрессия, которая звучит в этой сцене, определяется не количеством убитых, а мощью художественного таланта автора.

«...Это художественный вымысел»⁸⁹, — говорил Шолохов о своем герое. Но, конечно же, Шолохову помогало то обстоятельство, что, судя по всему, Ермаков был отличным собеседником. Константин Прийма приводит слова писателя, подтвердившего ему, что «в давние годы писал Ермакову. Работая над романом “Тихий Дон”, встречался с ним много раз, потому что Ермаков очень многое знал, был необычайно памятлив и умел эмоционально рассказать о пережитом...»⁹⁰.

В работе над третьей книгой романа писателю помогло также и то, что он сам в течение всего восстания находился на территории повстанцев, и, как установил краевед Сивоволов, был невольным очевидцем многих событий — обстрела красными Вёшенской, конвоирования казаками пленных красноармейцев, прилета аэропланов из Новочеркасска, бомбометания на позиции красных, боев на подступах к Вёшенской, приезда генерала Секретева и т. д.

В эти дни Михаил Шолохов мог видеть командующего повстанческими силами есаула Кудинова, командиров повстанческих полков и дивизий. «...Природная цепкая шолоховская память вобрала в себя события и людей до мельчайших подробностей»⁹¹, — заключил краевед.

Рассказы Харлампия Ермакова дополнялись и личными впечатлениями будущего писателя, который, по свидетельству его двоюродного брата Николая Шолохова, находился в эти дни в Вёшенской и своими глазами видел многое из того, что потом было описано в «Тихом Доне». Причем сделано это с поражающей точностью, невозможной, если бы автор «Тихого Дона» не располагал столь надежным источником информации о восстании, как комдив—1 Харлампий Ермаков, и не видел многого собственными глазами.

Обратимся хотя бы к эпизоду в романе, описывающему прилет аэроплана к повстанцам, в Вёшенскую:

«Над хутором Сингиным Вёшенской станицы в апрельский полдень появился аэроплан. Привлеченные глухим рокотом мотора, детишки, бабы и старики выбежали из куреней: задрав головы, приложив к глазам щитки ладоней, долго глядели, как аэроплан в заволоченном пасмурью поднебесье, кренясь, описывает коршунячьи круги» (4, 346—347). Аэроплан в романе сел на выгоне за хутором Сингиным и прилетел на нем к повстанцам офицер Петр Богатырев, доводившийся, как сказано в романе, двоюродным братом Григорию Богатыреву, командиру 6-й повстанческой отдельной бригады. И это полностью соответствует фактам реальной действительности.

Кстати, необходимо разобраться в разночтениях между очерком Павла Кудинова и «Тихим Доном» в отношении фигуры Григория Богатырева, активно действующего в качестве командира 6-й повстанческой отдельной бригады. В очерке П. Кудинова, где в конце приводится командный состав армии восставших по таблице, составленной 20 марта 1919 года, указана не шестая, а первая конная бригада; подхорунжий Богатырев здесь числится командиром 1-го конного полка⁹².

Так было на 20 марта 1919 года. Однако, позже, как сообщает Кудинов, вместо бригады возникла «6-я дивизия <...> под командой сотника Богатырева (назначенного мною начальником дивизии)»⁹³.

Вот почему Богатырев в романе «Тихий Дон» называется командиром 6-й повстанческой бригады. Бригады, приравненной к дивизии. Как видим, автор «Тихого Дона» улавливает даже такие тончайшие нюансы и подробности жизни армии повстанцев.

Петр Богатырев и его спутник привезли повстанцам первые известия о внешнем мире, о планах Донской армии соединиться с армией повстанцев, передали командующему повстанческим войском Кудинову и начштаба Илье Сафонову пакет с важными документами. В ответ командованием повстанцев было написано письмо с изъявлением раскаяния и сожаления о том, что в конце 1918 года верхнедонцы бросили фронт, с обещаниями «в дальнейшем стойко до победного конца сражаться с большевиками...» (4, 357).

Рассказ о прилете аэроплана в «Тихом Доне» практически полностью совпадает с тем, как рассказывает об этом событии Павел Кудинов, — разница только в дате. В романе аэроплан прилетает 20 апреля (3 мая), а в очерке Кудинова — 15 (28) апреля. Как справедливо замечает Ермолаев, верной является дата 26 апреля (9 мая), как было указано в рапорте генерала Иванова, направлявшего двух офицеров Донской армии к повстанцам. Ошибка произошла оттого, что Кудинов, видимо, полагался на память, а Шолохов — на воспоминания очевидцев.

В том, и в другом случае аэроплан прилетает в полдень.

«15 апреля, около 12 часов дня, — пишет П. Кудинов, — казаки первой дивизии, будучи в резерве на отдыхе, вдруг услышали глухой шум пропеллера и несколько голосов крикнули: “Глядите, братцы, где-то аэроплан трещит!..” Аэроплан постепенно спускался, держась направления в степь между хуторами Сингин и Кривской... Прилетели сотник П. Богатырев и хорунжий Тарарин...»⁹⁴.

Сотник П. Богатырев и в жизни был двоюродным братом подхорунжего Богатырева.

Совпадают даже детали: у Кудинова — «к неожиданной радости, один казак издали узнал своего ближайшего станичника — сотника Богатырева», после чего «с помощью казаков самолет дотащили в хутор Сингин, к отцу Богатырева»⁹⁵. В романе — схоронившийся в леваде, испуганный старый казак «узнал в одном из подходивших к его двору людей — офицера Богатырева Петра, сына своего полчанина. <...>

...Вскоре в курень к отцу Богатырева пришли старики» (4, 347, 349).

Последующее развитие событий с аэропланом, как оно происходило в романе, также полностью совпадает с рассказом Кудинова: встреча с сотником Богатыревым для обмена «взаимными сведениями», подготовленное в Новочеркасск письмо «о количестве армии, о материальных и технических нуждах», которое взялся доставить в штаб Донской армии хорунжий Тарарин, поскольку сотник Богатырев остался в Вёшенской.