Долгое время никто не мог предположить, что один из героев «Тихого Дона», командующий Вёшенским восстанием Павел Кудинов был жив вплоть до конца 60-х годов. Его судьба никому не была известна.
Не только «антишолоховеды», но и шолоховеды первоначально не считали этот персонаж в «Тихом Доне» реальным лицом и рассматривали его как «художественный образ», являвшийся целиком и полностью результатом авторской фантазии. Так, в одном из фундаментальных трудов шолоховедения — монографии Л. Якименко «Творчество М. А. Шолохова» (М., 1970) — тема Вёшенского восстания — одна из главных в романе — рассмотрена чисто формально, а Павел Кудинов и Харлампий Ермаков — только как литературные герои.
И даже такой внимательный к фактологической основе романа «Тихий Дон» исследователь, как К. Прийма, поначалу считал, что Павел Кудинов — «художественный вымысел». Вряд ли, казалось мне, — писал он, — что Михаил Шолохов в «Тихом Доне» «поставил имена и фамилии настоящих участников событий»1.
Похоже, что так считали поначалу многие, если не все шолоховеды в довоенные и послевоенные годы. В этом убеждают труды не только Л. Якименко, но и И. Лежнева, Ю. Лукина, А. Бритикова. Такая точка зрения имела свои основания. Критики и литературоведы с опаской подходили к теме Вёшенского восстания: пугал сам жизненный материал, избранный Шолоховым для повествования. «Художник изображал жизнь Дона, реакционного края, одного из оплотов контрреволюции в гражданской войне»2, — полагал, к примеру, Л. Якименко. Так неужели Шолохов рискнет выводить этих самых контрреволюционеров под их собственными именами? — предполагали они.
Не занимала конкретика в отношении имен участников Вёшенского восстания и И. Н. Медведеву-Томашевскую, для которой также характерен чисто литературный, а не конкретно-исторический подход к Вёшенскому восстанию. Ее знания о реальной творческой истории «Тихого Дона» были крайне ограничены, хотя первые сведения об истинном положении дел к этому времени уже стали проникать в печать. После смерти Сталина о прошлом можно было говорить более свободно.
Лишь в 1955 году, приехав в первый раз после войны в Вёшенскую, К. Прийма узнал от самого Шолохова, что «персонаж романа Павел Кудинов — это историческое лицо, казак-вёшенец». В том же 1955 году во время второго приезда к писателю Прийма вновь услышал о Павле Кудинове, — на этот раз — от шофера попутной машины, на которой добирался до Вёшенской.
Шофер попутки, которого звали Петр Плешаков, поразил Прийму не только хорошим знанием «Тихого Дона», но и словами о том, что в статьях об этом романе не пишут правды о Павле Кудинове. «Все контрой и контрой его изображают... А Кудинов-то палачом и не был».
Шофер из Вёшек рассказал, что Павел Кудинов жив, находится «далече, в Сибири... замаливает свои грехи», и даже показал его письмо, адресованное его родичу. Как оказалось, это было уже второе письмо в Вёшенскую от Павла Кудинова. Первое, в отличие от второго, пришло с нарочным, — им и был как раз родич шофера-попутчика, который после Вёшенского восстания ушел в эмиграцию, а в 1922 году вернулся домой и «принес он тогда из эмиграции от Павла Кудинова его родным — отцу и матери — в Вёшки письмо-раскаяние... Письмо Павла Кудинова тогда же, в двадцатых годах, было напечатано в Вёшках... Батя мой долго хранил эту газетку с письмом Кудинова.
— А как называлась газета?
— Не помню, — ответил шофер»3.
Этот разговор чрезвычайно заинтересовал Прийму, и после долгих поисков он нашел-таки эту газету. Нашел он ее случайно в станице Боковской, в доме, в котором жил подъесаул Сенин, тот самый действующий в отрывке «Тихого Дона» 1925 года Сенин, который принимал участие в казни Подтелкова и стал прототипом Половцева в «Поднятой целине».
Там, в Боковской, на чердаке дома этого бывшего подъесаула (в 1927—1930 годах он учительствовал в местной средней школе) среди книжного хлама Прийма обнаружил несколько старых номеров газеты «Известия Верхне-Донского окрисполкома и окружкома РКП(б)» за 1922 год. В номере от 2 августа 1922 года и было напечатано письмо Павла Кудинова:
«...Русский народ, — писал он, — изголодавшись, исхолодавшись, без обуви и одежды, наверное, частенько подумывает: “Кабы был Врангель, так был бы и хлеб, и обувь, и одежда”. По-моему, это просто ваша отчаянная галлюцинация. Вспомните времена Врангеля!
Что он дал вам полезного в экономической жизни? Ровно — нуль... Я откровенно говорю не только вам, но каждому русскому труженику: пусть выбросит грязные мысли из головы о том, что здесь, где-то на полях чужбины, Врангель для вас готовит баржи с хлебом и жирами. Нет! Кроме намыленных веревок, огня, меча, суда, смерти и потоков крови — ничего! И вы, русский народ, напрягите все силы там, в стране, для возрождения. Может, многим еще хочется блеснуть погонами и плюнуть кому-то в лицо, но это не служит доказательством несостоятельности Советской власти... Наши казаки, за исключением немногих, покинули лагери и вышли на беженское положение...
Ваш сын и брат
П. Кудинов»4.
Павел Назарович Кудинов (1891—1967), командующий армией повстанцев Верхнего Дона, реальное историческое лицо, действующее в романе «Тихий Дон». Фото 1930-х гг.
Сама по себе история обнаружения этого письма Кудинова — убедительное свидетельство полезности фактографических разысканий в изучении подлинной истории «Тихого Дона». Не разыщи Прийма это замечательное по своей выразительности письмо — наши представления о подлинной истории «Тихого Дона» были бы в значительной степени обедненными. Это письмо было опубликовано в вёшенских «Известиях», и Шолохов наверняка его знал. Это, на наш взгляд, и объясняет отношение писателя к Павлу Кудинову.
В статье «Встречи в Вёшенской» Прийма приводит следующий диалог Шолохова с профессором Г. Хьетсо:
«— За рубежом некоторые критики говорят, будто “Тихий Дон” написан вами для белых эмигрантов?
— Смотря, для каких белых, — живо отозвался Шолохов.
— Для контрреволюционеров, — уточнил Хетсо.
— Нет, — решительно ответил Шолохов. — Роман написан для народа. Нашего! И для вас, для вашего народа! — подчеркнул Шолохов. — И для таких белых, как Кудинов... Кстати, он-то смотрел на “Тихий Дон” по-иному...»5.
После разговора с Шолоховым и шофером-попутчиком Прийма пытался разыскать Кудинова, но безуспешно: следы его затерялись.
Как и почему тридцать пять лет спустя после Вёшенского восстания его руководитель оказался в Сибири, никто не знал.
И лишь в начале шестидесятых годов, встретив в Вёшенской казака-вёшенца Никиту Васильевича Лапченкова, вернувшегося из эмиграции, Прийма узнал, что Кудинов находится не в Сибири, а в Болгарии.
Лапченков дал Прийме адрес Кудинова, и Прийма связался с ним, сначала — письменно, а потом — по телефону. «Долго телефонистки настраивали нам линию, усиливали звук, и вот, словно из-за моря, донеслись дыхание, кашель и русский голос:
— Россия! Москва! У телефона вёшенский казак Павел Назарович Кудинов.
— С вами говорит Ростов-Дон, — сказал я в ответ и назвал себя. — Привет вам с берегов тихого Дона <...> Как ваше здоровье?
— Тружусь с мотыгой, — голос Кудинова посуровел. — Топчу землю. Тружусь в стопанстве — колхозе. Скажу правду: горек хлеб на чужбине. Но вот потянуло меня сюда, к семье. И тоскую я тут по Тихому Дону, ругаю себя, что не остался в Вёшках.
— Скажите, пожалуйста, Павел Назарович, как вы попали в командующие восстанием?
— Я и сам не знаю, — ответил Кудинов. — Тогда, в 1919 году, в Вёшках, на военном совете от восставших частей были выдвинуты две фигуры: сотник Илья Сафонов, не знавший фронта, и ордена Станислава с мечами, георгиевский кавалер четырех степеней, фронтовик-вёшенец, ваш покорный слуга хорунжий Кудинов. В полках открытым голосованием по большинству и избрали меня в командующие.
— Насколько текст “Тихого Дона” близок к действительным событиям?
— В романе много святой правды, — говорит Кудинов. — Верно указаны причины восстания, его размах и то, что мы гражданскую власть оставили в лице окружного исполкома Совета, а не атамана, и что вместо слов “господа” и “ваше благородие” мы оставили слово “товарищ”... Почти в каждой главе “Тихого Дона” повествуется о событиях и фактах, которые были в жизни. Вот, скажем, урядник Фомин действительно был избран командиром Вёшенского полка, открыл фронт красным. На телеграфный приказ генерала Краснова “образумиться” Фомин из Вёшек послал генерала в тартарары матерной бранью по телеграфу. Точно описаны перегибы комиссара Малкина, мятеж в Сердобском полку, который привел к нам и поставил на колени монархист командир Врановский. В романе есть кое-что, с чем я и не согласен, чего со мною или вокруг меня не было. Скажем, у меня при штабе не было монархиста Георгидзе. Но Шолохов, как писатель, видимо, имеет право на свой художественный домысел...
— Что вы скажете о главном герое “Тихого Дона” Мелехове?»6.
Ответ Павла Кудинова на этот исключительно важный вопрос мы уже привели в предыдущей главе, — Кудинов сообщил, что хотя Мелехов — вымышленное лицо, первую, т. е. мелеховскую дивизию возглавлял Харлампий Ермаков, чья биография во многом совпадает с биографией Григория Мелехова. Таково еще одно документальное подтверждение того, что именно Харлампий Ермаков — прототип Григория Мелехова, что «многие его приметы, поступки и выходки Шолохов передал Григорию Мелехову».
Однако и это свидетельство проигнорировано «антишолоховедами». Впечатление такое, будто для них Павел Кудинов и Харлампий Ермаков — некие «виртуальные», чуть ли не выдуманные фигуры.
Судьба еще одного героя «Тихого Дона» — командующего армией верхнедонцов Павла Кудинова — реальность, и реальность трагическая. Как справедливо заметил Шолохов, жизнь Кудинова — «это еще более грустная песнь, чем у Григория Мелехова...»7.
Руководитель восстания верхнедонцов Павел Назарович Кудинов был арестован в Болгарии в ноябре 1944 года органами «СМЕРШ». Современному молодому читателю вряд ли знакомо это слово. Во время Великой Отечественной войны оно означало «Смерть шпионам» — так называлась военная контрразведка советской армии, которая входила в состав органов государственной безопасности.
В «Обвинительном заключении», утвержденном самим начальником Главного управления контрразведки «СМЕРШ» генерал-полковником Абакумовым, его же резолюция: «Внести в особое совещание. Меру наказания Кудинову определить 10 лет ИТЛ»8, что значит — «исправительно-трудовых лагерей». Росчерком пера одного человека — руководящего чиновника контрразведки «СМЕРШ» — Кудинов без суда получил 10 лет. За что? За то, прежде всего, что, как сказано в «Обвинительном заключении», «проживая после ранения в боях с Красной армией в станице Вёшенской на Дону, при восстановлении там Советской власти возглавил восстание среди казачества и создал 5 дивизий из числа повстанцев, в течение трех месяцев руководил вооруженной борьбой против Красной Армии», а также за то, что «находясь уже в Болгарии, в 1935 году по личной инициативе создал в г. Софии антисоветскую националистическую организацию»9.
Более четверти века прошло со времени Верхнедонского восстания, а власти не могли ни забыть, ни простить казакам Вёшенский мятеж. Не успели наши части пересечь границу Болгарии, как органы военной контрразведки («Смерть шпионам») арестовывают не какого-нибудь «шпиона», а донского казака за его старые грехи.
В приговоре Особого совещания при НКВД и в «Обвинительном заключении» изначально содержится неправда. Там сказано, будто «Дело» на П. Н. Кудинова открыто 31 мая 1945 года и что арестован он 30 мая 1945 года. В «Деле» хранится ордер № 260 от 1 мая 1945 года «На производство обыска и ареста Кудинова Павла Назаровича»10. В действительности Кудинов уже давно сидел в КПЗ «СМЕРШа» Третьего Украинского фронта, поскольку, как явствует из документов, был арестован оперуполномоченным Управления контрразведки «СМЕРШа» капитаном Бородиным еще 4 ноября 1944 года, о чем говорят «Анкета арестованного», заполненная 4 ноября 1944 года11, «Протокол личного обыска» от 8 ноября 1944 года12, «Протокол задержания» от 8 ноября 1944 года и Протокол первого допроса от 9 ноября 1944 года.
Титул следственного дела П. Н. Кудинова, открытого СМЕРШ’ем в 1945 г
Лист из следственного дела: постановление о приеме дела к производству
Чрезвычайно выразителен «Протокол задержания», выявляющий мотивы ареста Кудинова: «... подозревается в совершении преступных действий»13. Это — все. И, как итог — «постановляющий» пункт: «Задержать Кудинова Павла Назаровича в порядке ст. 100 УПК РСФСР для выяснения его преступной деятельности»14.
Уже первые, поставленные следствием Кудинову 9 ноября 1944 года вопросы говорят о том, что «СМЕРШ» прекрасно знал, кто такой Кудинов и чем он занимался в 1919 году. В перечне вопросов был следующий «наводящий» пункт: «Служба в белых и др[угих] к.-р.[контрреволюционных] армиях, участие в бандах и восстаниях против Сов[етской] власти и в качестве кого». И тут же записан ответ: «Служил в белой армии в 1918 году, участвовал в боях против Красной Армии, участвовал в восстании верхнедонцов с 29 февраля по 15 мая 1919 года, командующим восставших казаков»15.
«СМЕРШ» продержал командующего восставшими в 1919 году вехнедонскими казаками в заключении, не давая делу официального хода, с ноября 1944 по май 1945 г., то есть до конца войны, перевозя его с собой по Европе. «После десятидневного следствия я был отправлен в пределы Австрии и пробывши там шесть месяцев, был отправлен в Москву»16. Лишь после окончания войны делу Павла Кудинова был дан официальный ход, после чего в июне 1945 года он и оказался в Москве.
Показательно, что основные многостраничные допросы Кудинова были проведены органами «СМЕРШ» в ноябре 1944 и в апреле 1945 года, то есть до открытия его «Дела». И лишь два кратких, во многом формальных допроса были проведены в Москве 13 и 14 июня 1945 г., причем допрос проводили по-прежнему сотрудники «СМЕРШ». Материал допросов дает документальное представление о биографии П. Н. Кудинова, его деятельности в качестве командующего армией повстанцев и о ходе самого восстания; о движении казаков-националистов в эмиграции, которое он одно время возглавлял.
Из допросов и показаний арестованного следует, что родился Павел Назарович Кудинов 1 января 1891 года в хуторе Средне-Дударевском Вёшенской станицы «в простой казачьей семье», где кроме него было еще четыре брата и сестра, а также «две лошади, одна корова и одна пара быков»17. Несмотря на то, что в семье было шесть мужчин — отец и пятеро сыновей и семья имела шесть земельных паев, что составляло 27 десятин земли, жили они бедно. Трогателен рассказ Павла Кудинова в «Просьбе о помиловании» о том, как «в десятилетнем возрасте окончив три отделения первоначальной церковно-приходской школы», он «за неимением материальных средств у родителей продолжать учиться дальше», «пошел по миру, затрачивая детский труд за скромную плату»18.
Так раскрывается формула «родился в семье казака-середняка», которую употребляют применительно к Павлу Кудинову и К. Прийма19, и В. Васильев20.
Материалами «Дела» не подтверждается утверждение В. Васильева, будто Кудинов «не помышляя о военной карьере, окончил до первой мировой войны Персиановское сельскохозяйственное училище, на германский фронт пошел добровольцем...»21. В действительности, — как следует из материалов «Дела», — Кудинову в юности удалось поступить «в жандармское училище, в котором он пробыл одиннадцать месяцев», но «после экзамена на совершеннолетнюю строевую жандармскую службу принят не был, а зачислен в канцелярию участка писарем у делопроизводителя. Пробывши в участке, кажется 4—5 месяцев, я был призван для отбытия действительной службы»22, — показывает Кудинов.
На допросе 9 ноября 1944 года Кудинов рассказал: «В 1912 году был призван на действительную военную службу в 12 Донской казачий полк, который находился в м[естечке] Радзивиллово Волынской области. В 1913 году окончил учебную команду при этом полку и получил звание старшего урядника, т. е. старшего унтер-офицера. 18 августа 1914 года 12-й казачий полк в составе 11 кавалерийской дивизии выступил на австро-венгерский фронт. В составе этого полка на австро-венгерском фронте я пробыл до 6 января 1918 года. В связи с революцией казачьи части были деморализованы и разошлись по домам. В январе я пришел также домой»23.
Как видим, Павел Кудинов и Харлампий Ермаков — одногодки и земляки: оба родились в 1891 году (один — в январе, а другой — в феврале) в соседних хуторах Вёшенской станицы; оба были призваны на действительную службу — Кудинов в 1912, Ермаков в 1913 году, оба оказались в одном и том же 12-м Донском казачьем полку в селении Радзивиллово, оба окончили учебную команду при полку и произведены в старшие урядники, оба в составе своего полка 18 августа 1914 года выступили на австро-венгерский фронт. И, наконец, оба, возможно, — единственные в Вёшенском округе — окончили германскую войну Георгиевскими кавалерами всех четырех степеней, то есть, как говорил Кудинов, «с полным бантом». Единственное «служивское» отличие между ними — в том, что Павел Кудинов к концу германской войны сумел закончить пехотное военное училище в Иркутске и получить офицерский чин.
История с Иркутским военным училищем началась с эпизода, который нашел отражение в «Тихом Доне».
На полях X главы третьей части рукописи «Тихого Дона», как мы помним, встречается фраза: «Арестовывают борщ»24. Это — «наметка» Шолохова, касающаяся уже следующей, четвертой части «Тихого Дона», где в главе IV казакам дали щи с протухшим мясом. «Зараз арестуем эти щи — и к сотенному» — решают казаки, не желая есть щи с червями. В своем «Прошении о помиловании» в 1954 году Кудинов коснулся этой истории, случившейся в 12-м Донском казачьем полку. «В мае 1915 года за смелый протест перед офицером полка, который способствовал в расхищении положенного бойцам порциона мяса, я был предан военно-полевому суду штаба корпуса, но был оправдан»25.
В романе не говорится, применили ли власти какие-то меры воздействия по отношению к «взбунтовавшимся казакам». Но «Дело» Павла Кудинова подтверждает, что подобный случай имел место в 12-м Донском полку, как и другие реальные события в Радзивиллове, описанные в «Тихом Доне».
Для Павла Кудинова этот протест против «расхищения положенного бойцам мяса» имел неожиданные последствия. Хотя он и был оправдан судом, после этого случая он почувствовал «враждебное отношение к себе и решил, — по его словам, — “ускользнуть”» из полка и, как Георгиевский кавалер всех 4-х степеней, поступить в военное училище. Что ему в конечном счете и удалось, — только поступил он не в Новочеркасское военное училище, куда поначалу сдавал экзамен, а в пехотное училище в Иркутске, которое закончил в 1916 году, став хорунжим. Это, как объяснял Кудинов следствию, и стало причиной его избрания командующим объединенными силами повстанцев: «Из боевых офицеров, окончивших военное училище, в то время был только я»26.
Как и Харлампий Ермаков, Павел Кудинов в ходе следствия вел свою «защитительную» линию, говоря далеко не всю правду о тех далеких трагических годах, и это, естественно, следует учитывать. Но есть и различия в их поведении в ходе следствия. Если Харлампий Ермаков во время как первого, так и второго арестов настойчиво доказывал, что он, несмотря на свое участие в восстании, — не враг советской власти, то Павел Кудинов не скрывал от следствия, что был убежденным ее противником.
Возможно, одно из объяснений столь твердой и последовательной его позиции — в судьбе его братьев. Как явствует из материалов «Дела», его старший брат Федор, подхорунжий, «учился в 1917 году в Царскосельской школе прапорщиков, а через год был расстрелян большевиками как белый офицер»27. Остальные три брата также участвовали в империалистической войне, а потом служили у белых: Алексей был урядником в Донской армии, Ванифор — подхорунжим, а Евгений, который ушел в эмиграцию вместе с Павлом, — старшим урядником28.
Показания Кудинова в ходе следствия — исключительно важный источник информации по истории Вёшенского восстания, дополняющий его очерк «Восстание верхнедонцов в 1919 году» и подтверждающий, насколько точно воссоздал картину восстания на Верхнем Дону Шолохов.