Легко ли стать принцессой

17

Ночь. Стена памяти. Обелиск святых отцов…

Плотная толпа людей, трепыхающийся океан огоньков — по сумрачным лицам бегают бледные отсветы… Люди оставляют живой огонь у стены и тихо уступают место другим…

Необозримая каменная кладка, ветвистые гербы героев старших поколений. Сегодня — сплошное покрывало маленьких фотографий и записок… Смеющиеся, улыбающиеся, серьезные лица… Старики, женщины, дети…

Ночь памяти. Детские ручки отпускают воздушные шарики, с маленькими листочками внутри — в ночном небе растворяется множество слез… По речкам плывут плетенные девушками венки — длинные вереницы подрагивающих огоньков. С крошечными снимками в центре…

Ночь памяти. В разных концах большого мира. Не только для ашеров — для людей…

Множество маленьких фотографий и записок. Начинаются с изображения синеглазой девушки. С дорисованной от руки короной на голове…

Ночь памяти…

Ашеры валили лес. Рыли канал и строили дамбу….

Молча, сосредоточенно. Как будто в целом мире не существовало более важной задачи, требующей такой концентрации и скрупулезного внимания. Направленные взрывы выложили новое устье. Навесные тралы боевых машин утрамбовали дно — плотина подведет речку прямо к лагерю. На глазах росли бревенчатые домики и каркасы размашистых строений. Закладывалась основа для всего, что когда-то планировалось и проектировалось…

Инженеры изобразили схему простейшей гидротурбины — умельцы собрали вручную. В лесу появился свет. Ашеры умели работать. Вот только никто не знал — для чего? Никто не мог ответить на самый простой и невинный вопрос…

Арман гонял людей до изнеможения. Арман был вездесущ.

Вечером закрывался у себя, и до такого же изнеможения заливался алкоголем. Тонной мутного перегона, доводя до помрачения седую голову — чтобы упасть и забыться хриплым тяжелым сном. Он давно забыл про обычный сон. Ночи превратились в бесконечный, выворачивающий душу кошмар…

'Молчишь? — сиплый смех, как перекатывающиеся жернова. Мутный взгляд с ненавистью смотрит на громоздкий телеграфный аппарат в углу — скрытый циничный враг. — Тоже ненавидишь? Сволочь…'

Гоморра не позволяла сложные электронные схемы. Эфирную передачу энергии, или обширный плоскостной контур сети. Работало только простейшее — гидротурбины, мазут, кабельная проводка… Ненадежно и нестойко. Но так было задумано, с самого начала.

Полная невидимость от спутников и любых систем контроля. Невозможность применения сложных форм поиска и нападения с орбиты. Продвинутых технологий и централизованного управления масштабными операциями…

Впрочем, умельцы и здесь нашли выход. Эфирные поля для стабильной передачи невозможны, но кому-то пришла идея использовать сам процесс — слабенький и прерывистый фон. Появился простейший агрегат, переводящий несложный алгоритм коротких прерывистых сигналов в слова. Земная 'азбука Морзе'. И злейший враг старого генерала…

Телеграф молчал. Большой лагерь рос, превращаясь в настоящую крепость. Но все чаще и чаще срывались люди…

Надрывный визг — лебедка с натугой втягивает многотонный груз. Короткая пауза — огромная глыба раскачивается. Помогают успокоиться шестами. Затем снова летит вниз, с оглушительным грохотом вгоняя сваи все глубже в землю…

'Идиот?!! — старший срывается с места и тащит молодого парня в сторону. — Жить надоело?' 'Там перекосило…' 'Мозги перекосило!! — багровое лицо чуть не лопается от злости. — И вбило в задницу! Не слышал приказ?' Люди вокруг затихают, в глазах только вздох. 'Вот и вбей себе в задницу!' — тоже багровеет в ответ парень. — И все приказы заодно…' 'Молокосос…' — бледнеет старший. 'Тебе показать молокососа?!! — сжимает кулаки соперник и делает шаг. — Прямо сейчас?'

Мертвая тишина. Молчит начальник, молчит вокруг народ… 'Сын!! — сквозь толпу протискивается пожилой: — Сдурел? — да что с тобой такое…' 'Со мной?!! — не верит своим ушам парень, швыряет палку в сторону и оборачивается к людям. — Что с вами такое? — он кивает в сторону свай. — Мельница?!! Серьезно?!! — голос срывается в крик, его несет: — какая к черту мельница?!! Кому это надо?!! Вам?!! Зачем?!!' Народ молчит. Парень ждет ответа, тяжело дыша. Потом в сердцах разворачивается к выходу…

'Стоять…' — тихий спокойный приказ в спину. Резко вздрагивает и замирает толпа. Этот голос знают все. Не только в лагере — во всем Дорме. И далеко за пределами… Народ виновато опускает головы. Генерал медленно подходит, не спуская ледяных глаз — парень с вызовом поднимает лицо. Губы дрожат, он снова готов сорваться… 'Ко мне в кабинет, — холодно цедят зубы старого воина. — Живо'. Парень некоторое время смотрит — потом не выдерживает, опускает голову и медленно бредет к выходу…

Арман опускается на косогоре, устремляя вдаль мрачный взор — Гоморра… Дикая зыбь, скрытая пеленой дыма. Гоморра. Смертельный ненавистный враг…

Забравшая все без остатка. Счастье, семью и дом. И будущее…

Люди на пределе. Никто не знает твердый ответ — когда все сорвется. И полетит к чертям. Потому что пустая молчаливая боль — каждый день и час рвет внутренности каждого…

Аппарат в углу оживает, и строчит слова… Ночь памяти. Прокатывается по всем столицам большого Архуна, не только в районах ашеров. Целые толпы приносят огни к обелискам героев…

Районы ашеров молчат. И никто не знает — что в этом скрывается больше. Повального молчаливого сочувствия. Или тяжелого немого укора…

Элита Энтийская. Надежда на возрождение. Наследная принцесса великого прошлого. И пятнадцать тысяч самых близких на свете людей…

Люди еще работают. Доводят себя до изнеможения, до предельной черты. Потому что иначе ночью не забыться тяжелым сном…

Арман отводит сумеречный взор, поднимается и медленно бредет к себе…

Невозможно пережить. Невозможно переболеть. Невозможно забыть… Разорванное на клочки сердце не собрать вновь.

В комнате с дивана поднимается парень. Открытый взгляд, смелое лицо. Дрожащие губы… 'Как тебя звать?' Губы дрогнули: 'Ирван…' Генерал некоторое время смотрит ему в глаза, потом резким движением: 'Иди сюда, сынок, — прижимает парня к себе: — Я знаю, как тебе больно…' Молодой не выдерживает, из глаз рвутся слезы — плечи трясутся в безудержных спазмах рыданья. В старых глазах больше нет холода — только безраздельная тоска: 'Поплачь, сынок… Это не стыдно. Если бы боги знали…'

Ашеры были воинами. Каждый держал свою ношу внутри. Но разорванное сердце больше не может копить боль — самая бездонная чаша давно переполнена…

Никто не знал, когда грянет кризис. Пока — только твердость наследной кости, и еще железная воля Армана держала народ на ногах. Но сердце — больше не в силах сдерживать боль…

Кому это было теперь надо? Поселок, дамба, дорога, дома? Без женских улыбок, без смеха веселой детворы, без самых дорогих и близких… Душа замерзла. Ушла, растворилась. В песках. В глубокой зыби ненавистных песков…

Здесь не будет жизни. Не будет новых людей, не будет строиться город… Мир не примет изгоев. Телеграфный аппарат в углу молчит. Молчит 'Архелай', молчат все поселки ашеров…

'Здравствуй, мама…'

Маленький листок смазался и расплылся — Ирван поморгал глазами, прогоняя непрошенные слезы. '…Почему я тебя не вижу во снах?' Ручка зависла в воздухе, горький прищуренный взгляд улетел за горизонт…

Гоморра. Страшная, смертельная, ненавистная… Дымит густыми всполохами пыли. Завывает надсадным беспокойным ветром. Гоняет в глубине призрачные тени…

Сюда многие приходили по вечерам. Садились к соснам и устремляли избитый загнанный взгляд. Тихо молчали и тихо вспоминали… Давно забытый счастливый мир. Добрые улыбки матерей и жен. Хохот и вопли неугомонных детей. Радость и смех… Жизнь. Улетевшая как сон, как опавшие листья, как первые снежинки — растаявшие на теплой ладони. И оставившие лишь горькие капельки слез…

Писали письма или маленькие записки. И оставляли на мертвом сером песке. Они увидят. Они прочитают. Они поймут… Может даже придут и посидят рядом. Или скажут несколько ласковых слов — чуть различимых в шепоте ветра. Вытрут горькие слезы или тихо поплачут рядом…

'Почему я тебя не вижу, мама? Так хочется увидеть — в последний раз… — Ирван вздохнул и вновь поморгал глазами. — Вчера приходил Жука… Совсем как живой. Улыбался, и успокаивал… Говорил, что все хорошо… — он стиснул зубы, ручка дрожала в нетвердой руке. — Почему не приходишь ты? Люка? Рада? Отец молчит. С утра до вечера. Убивает себя работой до полной потери… — он сделал маленькую паузу, завершая последний стон уставшего сердца. — Позвольте увидеть вас всех… Пожалуйста — в последний раз… Мне ведь надо совсем немножко…'

Жизнь и смерть. Разве это не одно и тоже? Наверное — не одно. Ибо жизнь может наполнится более изощренной пыткой, чем смерть…

Ветер уносит белые листочки. Как ворох опавших листьев, исчезающий в смраде сумеречного дыма, и завывании неведомых призраков тьмы…

Негромкий протяжный звон.

Вечер. Группы охотников возвращаются с рейда, доверху груженные добычей. Необъятный лес полон зверей и птиц. Вспыхивают костры поваров…

Протяжный, как стон одинокого горна.

Замолкает стук топоров и визг плазменных резаков. Останавливаются машины, замедляются раскрутившиеся роторы… Группы охраны разбредаются по сторонам — для проверки отдаленных датчиков контроля периметра…

Жалобный, как вой раненной птицы.

Большой лагерь наполняется людьми — хлопают двери домиков и длинных бараков…

Белый листок подхватывается ветерком и несется по песку. Все дальше и дальше — как маленький белый мотылек… Парень молча смотрел вслед, пока невесомое пятнышко не растворилось вдали. Пусть земля защитит, накроет теплым покрывалом, и споет погребальную песню — всем, кто нам дорог…

Вздохнул и медленно побрел в лагерь. Наверху косогора в последний раз оглянулся…

Сквозь вечерние всполохи дыма пробивались еле различимые огни…

Мираж. Видение. Или шутки неведомой земли… Ирван остановился. Огни потихоньку становились заметнее — распадаясь на россыпи маленьких созвездий, и вытягиваясь в глубину…

— Эй! — крикнул часовому на вышке. — Посмотри сюда… Что это?

Солдат вздрогнул от неожиданности и обернулся. Потом округлил глаза и схватил бинокль — дрожащая рука вовсю закрутила колесико инфра-настройки…

— Это… — он наконец опустил бинокль и уставился на Ирвана. — Это люди…

— Не хочешь? Как хочешь…

Допотопный аппарат укоризненно блестит ровными рядами клавиш и букв. Старая рука доверху наливает стакан и осторожно ставит запотевшую бутылку на стол. Неторопливо поднимает и чокает о матовую поверхность извечного матерого оппонента:

— Твое здоровье. Живи дольше меня…

С улицы начал нарастать непонятный шум. Донеслись дикие выкрики, и множественный топот ног… Седой генерал выругался, поставил стакан на стол и выглянули из домика:

— Что за чушь?

Весь лагерь в движении — всюду бегут люди…

— Господин генерал! — рядом вырос старший офицер, с трудом справляясь с дыханием. — Из Гоморры выходят люди…

Стальные глаза молча смотрят ему в лицо…

Плотная толпа на берегу растет и ширится с каждой секундой. Седой генерал расталкивает народ, останавливается и всматривается в вечерний сумрак. Длинная вытянутая россыпь огней теряется концом в мутном дыму… С громким шипением вспороли небо десятки осветительных ракет — над полем повисли полыхающие солнца, осветив пустыню ярче яркого дня… Черная необозримая колонна, в россыпи мерцающих огоньков…

— Что это? — почти стон со всех сторон.

— Ну?!! — генерал оборачивается к часовому на вышке…

Тот отнимает бинокль от глаз:

— Это… — его голос хрипит. — Это женщины и дети…

Мертвая тишина. У всего народа одновременно бледнеют лица. Сердце делает первый стук, второй…

Дорога императоров.

Остались позади, растворились в дыму изваяния старых богов, но сама дорога не прервалась. Ноги чувствовали древние плиты, припорошенные вездесущей пылью и песком… Дыма и смога стало значительно меньше…

Сергей не хотел останавливаться. Пока под ногами твердый камень — нет энтропии и зыбучих песков. Народ запалил факелы — против деверей и гиен. Они будут идти — столько, сколько нужно. Только бы…

Небо неожиданно вспороли яркие вспышки — он споткнулся и чуть не упал. С тонким воем повисли над головами яркие солнца — высветив все поле до мельчайшей дюны… Колонна резко остановилась.

Видение. После Архелая — все видение…

Мираж…

Широкая, во весь видимый горизонт — линия холмов впереди… Буйная растительность и лес… Длинная полоса людей наверху, и множество черных точек ниже…

Все замерли. Остановилось сердце, замерла душа. Замерла пустыня. Замерли горы, пески, медузы…

Не может быть. Просто — не может быть… Это еще не конец…

Горе не заканчивается так быстро и просто…

Анна оторвалась от ракет и холмов и обернулась к Сергею:

— Или что-то с глазами, — она сама не верит своим словам. — Или на холмах — наши…

Длинная пауза.

— Что? — глупо спросил Сергей…

Два мира сорвалось с места. Два полных, гигантских мира — всеобъемлющих в своей широте и глобальности…

Два мира сорвалось с места и рванули навстречу друг-другу — боясь поверить, боясь произнести слово… Боясь пустить в сердце надежду, боясь краха разочарования, страха потерять остатки сил и разума…

Никого не пугал песок под ногами и дым в стороне. Никого не пугала пустыня и все ужасы самого ада… Пугала только надежда — взорвавшаяся, сметающая все на своем пути надежда — поглотившая целиком, без остатка, без маленькой крупиночки твердой мысли…

Бурей ворвалась и разметала — с дикой скоростью гоня навстречу два полных глобальных мира… Никто не слышал скрипа песка, не чувствовал лета ног — только буйный ветер в ушах, — и страшная, сотрясающая до основания, — надежда…

Два мира столкнулись на середине. И взорвались — пошатнув основание неба, и самого мирозданья…

Седой генерал медленно шел, не веря своим глазам…

Вокруг дрожал, ревел, и грохотал сам воздух… Полная неразбериха, фонтаны пыли, крики и слезы… Люди находили друг друга, со слезами бросались на шею и падали прямо в песок — поднимая все новые и новые фонтаны… Кричали дети, ревели матери и жены, плакали мужчины…

— Где?!! — он остановил одну из женщин, всматриваясь ей в глаза…

Глубокие, полные чувств глаза поняли сразу:

— Здесь… С нами…

Седой воин шел дальше, вглядываясь в мутные стены пыли, и мелькающие вокруг лица…

— Отто!!! — приглушенный зов за спиной.

Виски заломило — он развернулся и подхватил на руки жену, — весь мир остановился на миг…

— Как?!! — никак не мог поверить упертый разум. Хоть и держал в объятиях то, что доказывало несостоятельность любого разума…

— Принцесса провела… — наконец оторвалась хрупкая женщина. — Провела и спасла… всех…

Он молчал, разглядывая это знакомое до самых мелких морщинок лицо… Знакомые до самой глубины глаза… И все еще не мог поверить…

— Иди, — подтолкнула его та, кто знала и понимала лучше всех. — Иди и найди ее. Не беспокойся за меня…

Седой воин отпустил и поцеловал жену. Еще раз прижал. И быстро зашагал дальше, всматриваясь в кипящий от криков воздух, взрывающийся маревом, и какофонией мечущихся теней…

Сергей тоже медленно шел. Среди падающих в песок людей, влетающей пыли, вопящих детей и матерей… Плачущих мужей и ревущих в полный голос жен… Летающих парней и девчонок… Растерянно оглядываясь по сторонам, и глотая соленые слезы. Его разум тоже не мог поверить…

Неужели все? Конец? Сладкое, недоступное даже в мечтах слово 'конец'… Конец длинного изматывающего пути… Дикой усталости и смерти… Помрачающего голода и жажды… Остающимся за спиной холмикам могил…

Конец?!! Боже…

Он опустился на песок, продолжая оглядываться вокруг. И глотая счастливые соленые слезы… Сегодня можно плакать. Все мужчины вокруг в слезах…

Конец?!! Это не сон?!! Не игры голодного разума?!!

Сквозь стены визга, дыма и беснующихся теней шел крепкий седой воин, шаря внимательными глазами по сторонам. Увидел Сергея и остановился…

Генерал Арман. Сергей узнал сразу. Память услужливо напомнила забытые картинки: 'Я что просил? — ЭТО?…Ты бы и бабу сюда притащил?' Он напрягся. Незаметно смахнул слезы и медленно встал. Если бы остался парнем — с вызовом поднял бы лицо…

Арман — слишком большая личность.

Он старался из всех сил. Делал что мог. Но все равно — раньше был парнем. А теперь — девчонка…

Старый генерал подошел. Поднял нетвердой рукой подбородок, чтобы увидеть глаза… Сергей держался изо всех сил. И вдруг — седой воин обнял так, что хрустнули кости: 'Бог мой, девочка… Я просто не знаю, что сказать…'

Сергей потерялся окончательно.

И закрыл глаза. Чтобы не видеть совсем несопостовимое. Генерал Арман — оказывается тоже может плакать…

Глубокая ночь.

Райпер пискнул и выдал на экране группу знаков. Ожил встроенный шифровальщик — пополз тонкий листок текста…

Дежурный открыл глаза, и потянулся прямо в кресле. Зевнул, и вытянул листок. Прочитал, побледнел и вскочил с кресла. Еще раз перечитал, потом еще…

Нагнулся к райперу и забарабанил по клавиатуре пальцами: 'Это шутка? Прошу подтверждения предыдущему сообщению…'

Ответ не заставил долго ждать: 'Вы что, все сговорились? Всем сразу — подтверждаю'.

Дежурный сломя голову вылетел из комнаты — жалобно скрипнула распахнутая настежь дверь…

На столе остался белый листок бумаги, всего лишь с парой строк: '…числа….времени принцесса Элита Энтийская вывела людей из зоны энтропии. 15 тысяч человек, почти в полном составе…"

Можно было не добавлять, что за спиной люди оставили более 700 миль зыбучих песков.

И еще… Раз и навсегда была доказана потомственность Аралорда. Самым циничным скептикам…