Осторожно, треножник!

Кстати, оборот мы с таким-то , удачно выисканный Чеховым, – идиоматическая особенность русского языка. Поэтому, например, английский перевод бессилен передать лексически полное исчезновение индивидуального я в составе дорогого Душечке двуединого мы (по-английски можно сказать только «Ванечка/Васечка и я» [147] ) и четкость словесного контраста между двумя мы – включающим и исключающим героиню.

При всей изощренности чеховской игры с мы , она является лишь одной из многих деталей рассказа, не становясь его главным повествовательным приемом. [148] Заслуга такого новаторского шага принадлежит Горькому, в том же 1899 году [149] опубликовавшему рассказ «Двадцать шесть и одна. Поэма », целиком выдержанный в 1-м л. мн. ч. Повествование ведется от имени 26 работников пекарни, влюбленных в юную Таню, которую они обожают коллективно и безнадежно, без каких-либо личных притязаний, [150] а потому на пари подставляют местному донжуану, проиграв же, грубо оскорбляют (в финальной сцене, символически реализующей, наконец, мотив группового изнасилования, подспудно заданный заглавием рассказа). Точка зрения мы сохраняется от начала до конца повествования: