«неполноценного образа моей страны, ее интеллектуальной, художественной и литературной истории, ее языка и способов ее идентификации. И результирующим эффектом этого греха является то, что со мной говорят, как с этнографическим объектом, как с индейцем из резервации».
Обида знакомая (хотя индейцам у нас в Америке вообще, а если забредут, то и в славистике в частности, – везде дорога и почет). Помню, как лет тридцать назад я почувствовал себя объектом этнографического описания – увы, адекватного, – прочитав книгу Хедрика Смита «Русские». Но почему обиду эту надо срывать на непонятным образом сформированной абстракции под названием «славистика» – то ли вообще западная, то ли американская (европейцам от А. И. выходит послабление), то ли и российская тоже, то ли не обязательно славистика, а и семиотика, и занятия античностью и прусским языком, то ли вообще «вся эта группа, которую я условно называю группой НЛО»?
Многие из составляющих этого странного конгломерата подходят под категорию «родителей». А. И. прямо формулирует это в конце: