Осторожно, треножник!

Логика – типа: «Во-первых, я его не брала, во-вторых, давно вернула целым, а в-третьих, он и был разбитый». Во-первых, никаких таких методов не бывает, во-вторых, этот метод открыт не вами, а в-третьих, вы по бездарности не умеете им пользоваться, а другие его давно успешно применяют.

Этот удручающий уровень аргументации взывает не столько к опровержению, сколько к анализу этиологии. Откуда такая ненависть к научным работникам? Откуда непонимание, что все-таки (чему бы ни учили в Литинституте в конце 40-х годов) не Ломоносов, а Лавуазье является основателем современной химии, и что счастливые прозрения вроде катаевского никак не заменяют систематической разработки соответствующего исследовательского аппарата? Почему поборник литературоведческого руссоизма не видит, что сам пользуется научными конструктами (такими, как «цезура на второй стопе» и «ритмико-синтаксические фигуры», собственно, и позволяющими соотнести тексты Пастернака и Полонского), – просто не новыми, а вошедшими в литературоведческий обиход несколько раньше и тоже вопреки протестам обскурантов? Почему, интуитивно не одобрив ту или иную конкретную находку интертекстуалистов, он отказывает им в осмысленности и самих поисков, – ведь кто-кто, а интуитивист должен понимать, что об интуитивных впечатлениях не спорят? Или он действительно убежден, что они с Катаевым о-го-го, а все остальные э-хе-хе?!