Осторожно, треножник!

От дурачеств, от ума ли

Жили мы с тобой, смеясь,

И любовью не назвали

Кратковременную связь,

Приписав блаженство это

В трудный год после войны

Морю солнечного света

И влиянию весны.

Что ж! Любовь смутна, как осень,

Высока, как небеса…

Ну а мне б хотелось очень

Жить так просто и писать.

Но не с тем, чтоб сдвинуть горы,

Не вгрызаться глубоко,

А как Пушкин про Ижоры —

Безмятежно и легко.

Но колен моих пред вами

Преклонить я не посмел

И влюбленными мольбами

Вас тревожить не хотел.

Упиваясь неприятно

Хмелем светской суеты,

Позабуду, вероятно,

Ваши милые черты,

Если ж нет… по прежню следу

В ваши мирные края

Через год опять заеду

И влюблюсь до ноября.

(«Подъезжая под Ижоры…»)

Мы с тобою не дружили,

Не встречались по весне,

Но глаза твои большие

Не дают покоя мне.

Думал я, что позабуду,

Обойду их стороной,

Но они везде и всюду

Всё стоят передо мной,

Словно мне без их привета

В жизни горек каждый час,

Словно мне дороги нету

На земле без этих глаз.

Может, ты сама не рада,

Но должна же ты понять:

С этим что-то сделать надо,

Надо что-то предпринять.

…мог бы жизнь просвистать скворцом,

Заесть ореховым пирогом,

Да, видно, нельзя никак..

Всё в этом мире по-прежнему.

Месяц встаёт, как вставал,

Пушкин именье закладывал

Или жену ревновал.

И ничего не исправила,

Не помогла ничему,

Смутная, чудная музыка,

Слышная только ему.

(Георгий Иванов, «Медленно и неуверенно…», 1928)

Ах, обмануть меня не трудно!..

Я сам обманываться рад!